Зима — это состояние души, но только нестабильное

***

— Вика, я не знаю, что со мной, но тревога всё усиливается и усиливается. Мне как-то страшно смотреть на Гришу, он в последнее время агрессивный. Я переживаю за него, но боюсь спросить: вдруг он на меня сорвётся. Ты не знаешь, что это с ним? — долгое молчание с сигаретами в руках наконец-то рассеивается, как и наш общий табачный дым, идущий с моего подоконника далеко наверх, к тёмному, плотно прикрытому грозовыми облаками небу. Вика глубоко вдыхает и мрачно улыбается, смотря то ли на меня, то ли на вид за мной. Она бросает недокуренную сигарету в открытое окно. — Мы с ним недавно повздорили. Он всё никак не хочет принимать моё мнение насчёт одной вещи. — усмехнулась Вика. — Я говорю ему, что он слишком сильно перебарщивает и гнёт палку под себя так, не давая и сделать лишнего движения, и высказаться по-нормальному. На что получаю максимально злобный ответ, что я ничего не понимаю и вообще пошла нахуй. Как видишь, сегодня меня для него всё ещё не существует. До сих пор. Он в последние дни такой нервный, я не понимаю что с ним. Да и дерганный. Ты не заметил за ним ничего странного? — Я думаю, что он из-за меня злится. Такое чувство, что я делал и делаю что-то не так. — как-то раздосадованно прозвучал мой ответ, отчего я резко преподнёс сигарету в рот и глубоко вдохнул. Вика на мгновение улыбнулась и рукой махнула на себя, выйдя на кухню. — Артём, пойдём выйдем на пару минут. Постоим у подъезда, поболтаем на свежем весеннем воздухе. Пойдём. Он уже спит. — зазывает за собой Вика, мягко улыбаясь. Ты всегда стараешься быть позитивной, но твой взгляд говорит и показывает больше, чем ты представляешь миру. Ты расстроена, опечалена, рассержена, как и я. Ты не просто так решила «прогуляться»: не хочешь обсуждать что-то тяжёлое в стенах моего дома. Я не против, ведь это твоё дело. Гришу оставлять одного совсем не хочется, но Вике нужно выговориться. Мне надо, прости. Тёплый весенний ветер обдувает мои неаккуратные запутавшиеся волосы, нежно с ними играясь и шутливо подталкивая их на глазах. Под ногами чуть сыро, вокруг низких заборов стояли грязные кучи снега. Улица пустовала, только моё с Викой присутствие возобновляло хотя бы какое-то подобие оживлённости. И окна многоэтажных домов, некоторые из которых продолжали светиться. Весна в слабой мере напоминает мне такую же атмосферу зимой: отрешённости, одиночества, умиротворённости и сна. Напоминает также и часто пасмурное небо, которое тёмно-серые, словно металл, тучи любили плотно-плотно закрывать от яркого и тёплого солнца, пытаясь уберечь остатки былой зимы. Вика всё-таки взяла пачку со стола и закурила новую сигарету. — Родители хотят устроить меня к какому-то бренду в другом городе. Вероятнее всего, в столице. Они даже нашли вакансию и думают. Я подслушала разговор, когда недавно к ним приезжала. Я, честно, сильно переживаю. Они не спрашивали моего мнения, моего желания и мыслей! Они опять ставят меня перед фактом, что я должна! Артём, я совершенно не понимаю, что делать. Я знаю, что они хотят только лучшего для меня, но все их действия совершенно не учитывают и не принимают моего активного участия. А если мне это не понравится? Я ведь хочу идти на любимую работу, а не высокооплачиваемую, но ненавидимую. Я всё время вспоминаю тот день, как тогда сильно пыталась их убедить на поступление в архитектурный университет здесь, а не в другом далёком городе. Помню, как чуть ли не в истерике билась и доказывала. И боюсь, что эта ситуация может повториться снова. Они не понимают ничего в дизайне. Засунут меня в какую-нибудь парашу по блату и пошлют на все четыре стороны, ведь теперь «ты полностью состоятельна»! Как же меня всё это бесит… — словно отчаявшись, звучит Вика, глядя на меня, как на некого спасителя. Будто цепляется глазами за меня, что я её единственный выход. Будто я найду ей решение проблем. Мне тяжело признавать, что бесполезен. И мне нечего сказать ей положительного и обнадёживающего, так как она сама понимает, в каком же дерьме находится. Столько надежд было сказано, столько веры было вложено — всё насмарку. Мы пытались переубедить её родителей. Я пытался лично, как её новый и доверенный друг, который сам зарабатывает и может помочь, обсудить с ними их неправильное отношение. Я знаю, что в какие-то моменты они действительно послушали меня, но это только капли в океане. Она нервно затягивается. Стоя передо мной, Вика глядит то на сырой асфальт, то на тёмное небо, то на меня. Порой кидает взор то на подъездную дверь, то на детскую площадку, будто застывшую во времени. Я кладу ей на правое плечо руку и пытаюсь улыбнуться после тяжёлых слов. Она напряжена: как-то скованно, сжато стоит; плечи то ли от холода, то ли злости чуть дрожат. Полушёпотом говорю ей, что не брошу и помогу, где бы мы не были. Усмехнувшись, она сделала ещё одну тягу, а после пошла к мусорке. — Вот честно, Артём, мне рядом с тобой даже сигареты не нужны, чтобы успокоиться. Ты как ходячий успокоитель, хах. — по-доброму усмехается со спины Тембра, бросая потухшую сигарету в старую облезлую зелёную урну. — Может, тогда выкинешь пачку? — с сарказмом спрашиваю я, наблюдая за приближением Вики. Вернувшись на прежнее место близко ко мне, она задумалась, подставив правую руку к подбородку. Проходит секунды три, и Тембра резко откидывает бордовую прядь волос в мою сторону и вальяжно идёт вперед. — Не дождешься. Пойдём в КБ, пока он не закрылся. У нас примерно тридцать минут. Подбегаю к ней, заодно положив руку в карман, чтобы найти телефон. Двадцать три минуты остаётся до закрытия, но, думаю, сказать ей точное время не будет иметь большого значения. Опять тоже самое пиво. Надеюсь, она не начнёт истерику по пьяни в квартире. Я себе ничего брать не стал, так как мне нужно один заказ этим выходным доделать. А ещё какое-то недельное задание к следующей пятнице начать… Нет времени бухлу. А Вика всю ночь будет испивать купленные бутылки. Да ведь ещё и две пачки чипсов купила. Почему я узнаю о её планах только тогда, когда мы покупаем какие-то закуски? — Хватит хмуриться. Думаешь, я не чувствую о чём ты сейчас думаешь? «Опять Вика идет бухать и спать ко мне. Бе-бе-бе» — я угадала? — пытается скопировать мой голос, что получается крайне нелепо: приглушенный, но бойкий старческий совершенно отличается от моего, а мысли угадала. Ухмыльнувшись, я чуть толкаю её в бок. Вика скользит в левую сторону, махает свободной рукой и пытается удержать равновесие, пока пластмассовый пакет с бутылками пива шуршит. Как же хорошо, что Вика редко смотрит под ноги: она бы точно не увидела под собой лёд, на котором я её, собственно, толкнул. Пока я иду дальше по снегу, посмеиваясь, Тембра медленно, шаг за шагом, переходит небольшую замёрзшую лужу, почти что поймавшую и запечатлевшую падающую Вику. Слышу активное шуршание пакета — бегу со всех ног к подъезду. Вика вдогонку что-то кричит, а я резко у самой двери вспоминаю о Грише. — Ты что так резко остановился? Что-то забыл?! — ударяет в плечо Вика, приблизившись. Не хочется портить её хороший настрой, но я должен узнать о чём они ругались. Гриша просто так грубо «нахуй» не пошлет, только по шутке. Что-то не так. — Подожди. Давай чуть постоим. И вообще-то это больно! — поворачиваюсь к Тембра лицом, наигранно чуть вскрикивая от боли. Вика улыбается и смеётся. Жаль, но придётся прервать миг лёгкой простой радости. — О чём именно ты ругалась с Гришей? — молчание в ответ. Улыбка за мгновение пропала, взгляд насторожился, брови чуть опущены. Секунда. Две. Три. Четыре. Пять. — Артём, это ты должен спросить у него сам. Я не должна об этом говорить. — глубоко выдохнув, признаётся Тембра. Тяжёлая тишина казалась мукой; действительно всё настолько плохо? Они же давно знают друг друга, давно общаются и дружат — тогда почему они вообще так сильно поругались, что он её весь день сегодня и вчера игнорировал? Обычно их ссоры, по словам Вики, забывались либо через час, либо через общий поход за едой в магазин. После разъезда они лишь банили друг друга на час и после же спокойно разговаривали. А здесь уже два дня. Эх, её ответ отчасти был ожидаем. Придётся переступить себя…опять. — Ладно, спрошу как-нибудь. Пойдём, я уже замёрз и хочу чипсы. — вынимаю из кармана ключи. Тяжёлая серая дверь со скрипом открывается, и мы забегаем, несясь к лифту. Почему-то я испытываю какую-то тревогу. Я действительно боюсь спрашивать Гришу завтра, но откладывать тоже нельзя: он уедет через два дня. Надо будет морально подготовиться, выпить чашку ромашкового чая, придумать речь и спросить. Дверцы открываются медленно, и мы протискиваемся через них. Ключом медленно поворачиваю, чтобы не разбудить щелчком замка Нейзи. Дверь поддаётся, я медленно тяну ее на себя, пропуская Вику с пакетами. Захожу и также неторопясь закрываю за собой вход. — Где были? — грубый заспанный голос встречает с прохода. Всё-таки мы разбудили Гришу — теперь он завтра будет ходить хмурым опять. Хотя сейчас страшнее слышать то, как отреагирует Вика. Она зла на него, может высказать в лицо все претензии и начать ссору. Нет, она так не поступит. — Мы ходили в магазин за бухлом. Я остаюсь у Артёма. — холодно бросила Вика, положив пакет рядом с собой. Гриша, включив свет, внимательно смотрит за каждым движением Вики, держа руки сложенными друг на друге и слабо наклонившись влево. Голова приподнята, он смотрит на Вику свысока, надменно и с неким презрением. Складывается ощущение, что он в любой момент может толкнуть Вику или избить: его глаза переполнены злостью. Странный блеск играет на взоре Гриши. Я стою, не двигаюсь, жду ответа. Вика, разувшись, понесла пакет на кухню. Гриша не спускает с неё глаз, всё также надменно смотря и стоя. Наши взгляды соприкоснулись. Он опустил руки и подошёл ближе. В глазах играет тёмный огонь. Положил руку мне на правое плечо и, выдохнув, попросил: — В следующий раз предупреди меня, лады? Холод. Он старался передать свою просьбу более мягко, но в голосе звучала угроза. Слабая, еле заметная, но чёткая. Дрожь. По спине от его вида прошлись мурашки. Как-то холодно стало или мне страшно? — Разувайся. Иначе Вика всё выпьет без тебя. — жёстко отрезал Нейзи и повернулся спиной, шагнув вперёд. Сразу же снимаю обувь и куртку и иду на кухню к Вике, не смотря больше на Гришу. Я…не готов с ним говорить. Я его разозлил. Снова… — Не грусти ты так, Артём. Надо было его предупредить — моя ошибка, извини. Постарайся забыть о нём и расслабиться. — пытается поддержать меня Вика, уже выпив одну бутылку. На душе тяжко. Я не могу перестать волноваться. Он дорог мне, и, кажется, своими неаккуратными действиями я делаю больно. Может, мне стоит пойти и извиниться? — Выпей со мной, не сиди, как бедный родственник. Тоску на меня наводишь только. — бормочет Тембра, бросая взгляд то на меня, то на полупустую бутылку. Я не могу понять, что делал и делаю не так. Что сподвигло Гришу на такое отношение ко мне и Вике?

***

— Серьёзно?! Почему ты просто не отказался? Какой нахуй конкурс, если ты выглядишь как зомби? Ладно там мой приезд и я хочу видеться с тобой побольше, но ты как будто мёртвый, Артём! Тебе надо отоспаться день-два, хватит уже делать эту ебанную работу. Отдохни уже! — кричит Гриша над ухом. Я половину слышу, половину нет. Как-то мельком его громкие фразы вбиваются в мозг, но через секунду забываются, будто выватриваются. Он не понимает — я просто не могу отказать… — Я обещал…дай доделать, ещё немного осталось. — отмахиваюсь я, ища упавший карандаш. Гриша стоит рядом и преподносит упавшую канцелярию мне в руку, а после уходит, тяжело выдохнув. Надо сделать ещё кофе. … Я еле-еле передвигаю ногами за Викой и Лерой. Они громко говорят, но даже так их диалог никак не доходит до моих ушей. Их голоса сливаются с толпой, глазами хватаюсь за бордовые и синие пряди, чтобы не потеряться. Вика стоит и ждёт очереди, а Лера пошла прощаться со своими друзьями. Стою рядом с Тембра и шаг за шагом приближаюсь к стойке. Говорю привычным тоном собственное имя и через несколько секунд получаю верхнюю одежду. Прохожу к выходу и у окна вялыми движениями накидываю на себя тёмно-коричневую куртку. Иду сразу на выход, проходя турникет. Солнечный свет до боли бьёт в глаза. Ничего не вижу, слышу только гул пустых разговоров и обыденных прощаний. Глаза чуть отошли от удара, жду Вику, спустившись с парадного входа на брусчатку. Вижу вдалеке знакомую жёлтую куртку и делаю шаг в его сторону, как тут же Вика хватает меня за руку и уносит куда-то вправо, говоря что-то про опоздание и еще один какой-то конкурс, про который забыла упомянуть и нормально напомнить. Гриша остановился и повернулся в обратном направлении. Зачем я вообще согласился пойти с ней? … — Вика, скажи, что мне плохо стало из-за погоды. Мне надо срочно домой. — шёпотом прошу Вику, стоя у неё за спиной. В районе груди что-то болит и мечется. Не знаю как описать, но это подходит под тревогу, чем под болезнь. — Артём, осталось ещё немного. Нам нужно сделать совместную фотографию, что мы участвовали на этом конкурсе. Тебе же хуже будет, если не покажешься и свалишь. — тихо убеждает Вика, вытягивая меня вперёд. Она права, но как же Гриша?

***

— Гриш, ты спишь? — спрашиваю я у входа в зал. На разложенном диване отчетлива видна лежащая фигура под одеялом. Чуть приподнимается покрывало на груди, еле слышится размеренное дыхание через нос. Он заснул… Придётся поговорить с ним утром, а не сейчас. Опять всю ночь мучится от сожаления и понимания, что ошибся. Я ведь действительно поступил ужасно: не предупреждал, постоянно сидел за конспектами и графическим планшетом, чертил и что-то вырисовывал на А3 формате. На разговоры времени не хватало: я приходил домой, ложился рядом с Гришей на диван и засыпал то на плече, то на бёдрах. В моменты, когда я был хоть каплю свободен, он был занят, сидя за ноутбуком и что-то активно написывая. А наши мелкие перепалки…они всегда были завязаны на моем трудоголизме и недосыпе. Да, он кричал, убирал от меня чашки кофе и даже бумагу. — Не стой у двери — стрёмно выглядишь. — неожиданно для меня доносится с дивана. Гриша переворачивается на другой бок, перекинув одеяло поближе к себе. Я сажусь поближе к нему и смотрю в пол. Как-то тяжело начинать разговор… Но я чувствую, что явно чем-то обидел Гришу, а значит должен извиниться. — На этой неделе я вёл себя как дурак. Когда ты говорил про то, что я не умею отказывать, ты был прав с самого начала. И то, что это вредит и убивает во мне силы, это тоже факт. Мне нужно было уделять время не этим лишним вещам, как какие-то конкурсы и прогулки с Викой по её делам. Прости… — полушёпотом проговорил я, стараясь не двигаться. Боюсь получать ответ, слышать то, как ты злишься или недоволен. Придётся, я знаю, но ты звучишь грозно. Даже слишком. И холодно. Такая интонация делает больнее хуже всех других способов. Сжимаю руки, будто пряча их друг за дружкой. Редко моргаю. Держусь, чтобы не наговорить лишнего и глупого ради объяснения или оправдывания. Молчание. Снова чувствую тот холод. Он не двигается, просто дышит. Медленно, тяжело. Он злится? Напряжён? Я не понимаю! Пожалуйста, не молчи. Заговори со мной. Хоть кричи, обвиняй и ругай, но только не молчи. Слишком тихо…слышу фантомный шум. Он усиливается. В глазах мелькают ещё более темные пятна, чем тьма в комнате. Слышно только, как Вика пьёт и ставит бутылки, шурша чипсами. Это помогает отвлечься. Прислушиваюсь к её шуму. Диван скрипнул. Нейзи передвинулся к стене. Моментально поворачиваюсь в его сторону. Сложив руки на одеяле, Гриша смотрит на меня. Глубоко берёт воздух. Долгий выдох. — Не люблю говорить о своих чувствах, сам знаешь, но это было пиздец как обидно. Я понимаю, что мой приезд не должен мешать твоему «образовательному процессу», и вообще нахуя я приезжаю в рабочее время, но ты просто поражаешь. Ты вообще ебнутый на голову: не спишь нормально, вечно долбишься то в экран монитора, то в телефон, словно без этого подохнешь. Приходишь домой — ни привет, ни пока, просто идёшь ко мне и засыпаешь. Ахуенно! И ведь это всё смешно, если бы не было так грустно. Я даже нормально тебя увидеть не могу. Да я даже не знаю, чем ты вообще всю неделю занимался. Ты со мной нормально заговорил только в четверг, когда додумался отойти и немного отдохнуть. И то на пять-десять минут. Я сижу всю эту блять неделю не то на иголках, не то на ножах, колючих в жопу. Про Вику это отдельный разговор, тоже умудрилась мне на неделе поднасрать. Что с вами двумя? Почему у меня складывается ощущение, что меня для вас двоих не существует? Ладно Вика, но что с тобой-то было? — то громко, то грустно, то жалобно скакал голос Гриши, а сам обладатель голоса махал руками, изображая то ножи, то иглы, то пустоту. Было неприятно слышать такие замечания в свой адрес, но он прав. Полностью. Проблемы со сном и вниманием вернулись. Самочувствие с каждым днем катилось вниз, стремясь пробить дно. Ходил как зомби, еле что отвечал и делал. Гришу постоянно оставлял одного. Всё это так. И от этого хочется сломать себе же шею. От злости к собственному поведению и мышлению. — Я не смог отказать… И я не умею заботиться о себе. Ты прав во всём. Я идиот. — Верно, ты идиот. Но исправимый. Иди сюда, и, пожалуйста, заботься о себе в первую очередь. Ты такими темпами в больницу попадёшь. — раскрывает руки в стороны Гриша, подзывая к примирительным объятиям. Я непонимающе смотрю на него. И как только до моего медлительного мозга доходит, что он раскрыл руки не просто так, я влетаю в его объятия, сильно прижав Гришу к дивану. Тяжесть всё еще таится в душе, но вместо громадного кома она лишь осталась тонкой пеленой, которая некоторое время будет напоминать об ошибках. Ты всё такой же тёплый, понимающий и неторопящий события. Я хочу быть с тобой рядом всегда, но ведь это невозможно, не так ли? — Артём, я не могу быть рядом с тобой всегда, чтобы проконтролировать весь твой распорядок дня. И даже Вику теперь попросить не могу нормально. — твердит мне в плечо Гриша, прижимаясь ко мне. Точно, их ссора! — По какой причине вы с ней поссорились? Что такого она сказала, что ты впервые на неё так сильно разозлился? — Я слишком зациклен на тебе.