Цвет твоих волос

      — Может он высокопоставленное лицо, вот и пришлось перекраситься, — в шуме, создаваемом толпой учеников, что находились в столовой, услышать его слова было затруднительно. Но я всё равно различаю специально выделенное «он».       Решив подождать Лёшу в более просторном месте, проскальзываю сквозь толпу учеников, оказываясь у окон. Здесь пространство уже не было так сильно заполнено снующими туда-сюда младшеклассниками и лениво прохаживающимися подростками.       Осматривая всё помещение, в сотый раз скольжу глазами по выкрашенным в серый стенам, цвет которых не меняли ещё с двухтысячных. На удивление, сегодня все вели себя более-менее спокойно, а желающих побегать между столами со стаканом сока и булкой в руках не было вовсе. За первыми рядами сидели младшие классы, в то время как дальше, ближе к выходу, были расположены старшеклассники со своими покупными порциями. Один чёрт знает, кто додумался совместить большую перемену с обедом у младших. Этому самому чёрту ведь наверняка известно, что без потасовок не обойдётся.       — Держи, — неожиданного оказываясь рядом, Лёша протягивает мне упаковку сока.       — Её опять нет.       — Да брось, наверное дел много, она всё-таки классный руководитель, — знаю, что он может быть прав, но грусть никуда не девается. — Характеристики там составляет, все дела, мы ведь выпускной класс. А может...       — Ага, в сентябре уже характеристики составляет. Не рановато ли? — из-за отсутствия настроение я выдаю лишь саркастичные ответы.       — А может Женёк просто прячется, чтобы скрыть окрашивание, — после этой фразы он трогает мои ярко-синие волосы на затылке, что из-за хвостика были прекрасно видны. — Ты, кстати, ничего не сказала по поводу «него», — улыбка на его лице становится насмешливой.       — А что мне говорить? — направляясь к выходу из столовой и попутно открывая сок, начинаю поток своих возмущений. — Я потратила свои собственные деньги на то, чтобы перекраситься, а утром первого сентября, к своей радости, обнаружила, что волосы приобрели прежний цвет, — отпиваю немного яблочного сока, пока мы уже оказываемся в коридоре, ловко маневрируя между людьми.       — Вполне ожидаемо, что не все захотят ходить с синей головой, — вот уже в тысячный раз я поднимала эту тему, и каждый раз в ответ Лёша говорил именно это. Я понимала, что, в принципе, он был прав, но негодование от неисполненного желания и потраченных денег расстраивало и одновременно злило меня.       — Но она сделала это нарочно! — раздражение начинает вырываться из меня в виде внезапных выкриков. Хорошо, что по мере нашего приближения к кабинету биологии людей становилось всё меньше. — Днём тридцать первого всё было нормально, и вечером, перед сном, я по-прежнему была синей. Это же надо было специально перекраситься ночью, чтобы я не успела ничего сделать.       Не знаю, чем именно было вызвано моё желание прийти на линейку с синими волосами. Это был далеко не первый опыт в нашей школе, когда кто-то красился в яркий цвет, надеясь найти своего соулмейта. И чаще всего на это не обращали особого внимания, ведь так делали абсолютно все.       Так и я, глупо понадеявшись, что это кто-то из моей школы, перекрасилась в яркий цвет, уже предвкушая если не встречу с соулмейтом, то хотя бы внимание со стороны Женька. Ведь на такое она всегда обращала внимание.       Синий я выбрала из-за своих ассоциаций. Вот хоть убей, не скажу почему, но этот цвет у меня всегда был связан с Женьком. Логической цепочки для такой ассоциации я выстроить не смогла – она даже не носила синюю одежду, а её любимый цвет я не знала.       Выше упомянутым Женьком, кстати говоря, была наша классная – Евгения Викторовна. Между собой мы звали её просто Женьком. Классная, в которую меня угораздило влюбиться ещё три года назад. Основной причиной моего внезапного окрашивания была именно она: я наивно надеялась, что мне повезёт, и утром первого сентября Евгения Викторовна также придёт в школу с синей головой.       Утром перед линейкой, обнаружив себя с природным цветом волос, я была огорчена. Все мои старания были попросту напрасны, и лишь оставшийся синим затылок заставил меня глупо улыбнуться.       Из-за сложившейся ситуации я скорее была попросту обижена, нежели серьёзно злилась. Мой соулмейт, хоть и вернул прежний цвет волос, обесценив все потраченные мною часы в парикмахерской, в какой-то степени был прав. Если он старше меня и работает в каком-то серьёзном месте, появление с таким цветом волос могло служить если не увольнением, то как минимум выговором.       — Предлагаю тебе сделать также: перекраситься ночью, чтобы он не успел ничего сделать, тогда утром...       — Товарищи, рано вы в дела любовные окунаетесь, — от привычно-неожиданного появления Евгении Викторовны я едва не роняю пустую упаковку от сока на пол. — И, Шестакова, я очень надеюсь, что тему ты недоучила не из-за соулмейта, иначе в следующий раз я тебя сама в зелёный перекрашу, — обращаясь уже напрямую ко мне, она по-дружески приобнимает меня за плечи, вспоминая ту самую натянутую тройку по биологии.       Тёплая ладонь на левом плече, её лёгкий смех от своих же собственных слов и так любимые мною шутки посылают по телу волну счастья, что отдаёт покалыванием на кончиках пальцев. На лице непроизвольно расцветает улыбка.       Её взгляд скользит по моим волосам, задерживаясь на тех, что были перекрашены. Точнее на тех, что остались покрашеннымии. Вместе с лёгким покачиванием головой, что было сделано лишь для поддержания образа учителя, на её лице появляется улыбка. На секунду мне кажется, что в её глазах мелькает осознание, смешиваясь с испугом. Однако эти эмоции тут же скрываются за пеленой озорства, так что я не успеваю полностью удостовериться в своих догадках.       — И кстати, Лёш, передай учителю... у вас ведь физика? — получив от нас кивки, она продолжает: — Так вот, передай, что Леру я заберу, — в подтверждение своих слов она легонько хлопает меня по плечу. На лице Лёши появляется довольная ухмылка, что становится лишь ярче, когда он замечает моё состояние. Шок, смешанный со смущением, если быть точнее. — Через неделю уже день учи...       Её обрывает звонок на урок, что в месте где мы стояли был слышен особенно сильно. Лёша, тут же опомнившись, быстро откланялся нам и поспешил на физику. Уже практически скрывшись за углом, он на мгновение затормозил, кивнув в сторону волос Жени и лукаво ухмыляясь, а после продолжил свой путь на третий этаж.       Конец коридора, что и так был не особо многолюдным, сейчас опустел полностью. В звенящей тишине звуки уборщицы, что мыла полы этажом ниже, казались особенно громкими и отдавались эхом от стен, разлетаясь по всей школе. Где-то в столовой была слышна возня первоклашек.       — Может отойдёшь? — погрузившись в свои мысли я совершенно забываю, что она стоит рядом.       Немного отойдя в сторону, она уже не обнимала меня, а просто стояла рядом. Из больших окон за её спиной солнечный свет падал ей на волосы сзади, подсвечивая их золотым. От такой картины я вдруг представила, что было бы, будь она моим соулмейтом. И как прекрасно она бы выглядела с синими волосами. Да вообще, с любым другим цветом волос. Ей, что была такой добродушной и шустрой в стенах школы, образ бунтующего подростка очень даже подходил и казался гармоничным. А яркий цвет волос смог бы подчеркнуть её болотно-карие глаза.       — Зачем?       — Дверь открою, — звенит связкой ключей в руках, сопровождая это действие лёгкой улыбкой. — Знаешь, а тебе идёт синий, — ни с того ни с сего выдаёт она, оставляя меня в недоумении.       Следуя за ней, я захожу в нашу классную комнату, сразу же направляясь к задним партам, по пути снимая рюкзак. Гуашь в шкафчике в конце кабинета хранилась ещё с восьмого класса, и по сей год служила нам верно и доблестно. Помню, как мы с моей – на данный момент бывшей – подругой бегали на рынок, что был неподалёкy, за этими самыми красками. В тот тёплый октябрьский день на мои плечи ещё не свалилась влюблённость, а мои мысли не были забиты вероятностью того, что Евгения Викторовна может оказаться моим соулмейтом. То есть нулевой вероятностью.       Вообще, в наше время тема соулмейтов, или же истинных возлюбленных, завирусилась по интернету довольно сильно. Всё большую популярность набирали приложения для знакомств, в которых люди искали истинных по цвету волос. Каждый месяц то и дело всплывал случай, когда какая-то селебрити, покрасив волосы в кислотно-зелёный счастливым образом обнаруживала, что её соулмейтом был какой-то Вася из Хацапетовки. И сочувствовать в данном случае нужно было отнюдь не селебрити.       В общем, тема не обошла стороной и меня. Но в то время как подавляющее большинство хотело найти свою родственную душу, меня это скорее пугало. Я предпринимала некоторые попытки, например как эта, с синими волосами, но все их можно было пересчитать по пальцам. Мысль о нахождении человека, с которым тебе судьбой предназначено провести всю свою жизнь в любви и здравии заводила меня в тупик. Появлялось чувство, будто все люди были куклами в чьих-то руках.       Конечно, соулмейты могли быть и просто хорошими друзьями, но сейчас я думала об этом в последнюю очередь. Во мне боролись два чувства: желание поскорее узнать, что же это за человек, и страх перед этим же человеком. Сейчас, будучи по уши влюблённой, мысль о том, что это может быть не Женёк, – а оно так и будет – была чертовски болезненной. От переизбытка чувств мне и так порой хотелось лезть на стену, а вкупе с такими переживаниями вообще можно было выть на луну. И в конце концов, процент людей, что находили своих истинных, был меньше сорока. Многие просто влюблялись в кого-то, женились, заводили детей и жили себе преспокойно. Я же понимала, что не смогла бы так, ведь интерес в данной ситуации побеждал: узнать, кто же предназначен тебе самой судьбой хотелось нестерпимо.       — А Яна? — разложив на партах все кисточки, краски, карандаши и прочие принадлежности для рисования, наконец отхожу от эйфории из-за присутствия Евгении Викторовны и вспоминаю своего верного спутника.       — А что Яна? — выудив ватман формата А2 откуда-то из стола, она развернула его на сдвинутых партах, после закрепляя по углам скотчем. — Она отказалась, сказала, что за десять лет учёбы этими плакатами она уже сыта по горло, и в выпускном классе хочет отдохнуть. Не стану же я заставлять, тем более ей надо физику исправлять... — последнюю фразу она производит с некой задумчивостью, впиваясь в меня взглядом. — Не волнуйся, я буду тебе помогать.       На моём лице отразилась грусть, но она была лишь маской. Внутри я была счастлива оттого, что мы будем одни. Тем не менее здравый смысл говорил, что это будет довольно затруднительно, так что радость смешалась с боязнью сделать что-то не так.       — Сейчас принесу воду, — выйдя в коридор, она направилась в учительскую за стаканчиком из-под кофе, чтобы потом набрать в него воды. Непроливайки у нас никогда и не было.       Ещё немного посмотрев на дверь, беру в руки карандаш, намереваясь сделать набросок. Из-за вороха мыслей в голове я не могу ухватиться за какую-нибудь идею. Стараясь сконцетрироваться, я стала перебирать возможные варианты будущего рисунка.       Во все прошлые разы мы рисовали вместе с Яной, – Евгения Викторовна, придя к нам в качестве классной пять лет назад, сразу же завербовала нас двоих в качестве художников, – у которой всегда был мобильный интернет. Тогда не составляло труда найти уже готовый рисунок в интернете и слегка изменить его, выдавая за свой.       В мыслях то и дело всплывали идеи, связанные с книгами. Бросив взгляд на стеллаж с учебниками по биологии, меня наконец осенило.       Посверлив взглядом одну из книжек за шестой класс, принялась за набросок. В моей голове уже нарисовался план того, что можно было бы сделать. Ватман был большим, поэтому места было предостаточно. Разместив по центру вечный атрибут таких плакатов – глобус, – я приступила к остальным деталям.       Задумка была достаточно простой: посредине листа находился глобус, стоящий на стопке книг. Книг было десять, и каждая из них как бы считалась определённой ступеней в нашей жизни – то есть классом. Десять уровней, а на одиннадцатом глобус – выпускной класс, после которого перед тобой открываются миллионы возможностей, иными словами целый мир.       Меня отвлёк хлопок двери, что резко закрылась из-за создавшегося сквозняка. Поставив стаканчик на парту передо мной, Евгения Викторовна заняла стул, стоящий рядом.       — Прости, я помешала твоему вдохновению? — казалось бы, сейчас она должна выглядеть серьёзной или извиняющейся, но в её голосе всё равно скользило озорство, скрашиваемое толикой интереса. Вот только я не могла понять, чем именно он был вызван.       — Нет, я почти всё, — я кидаю взгляд на ватман, и мне в голову приходит очередная идея: на этот раз я додумалась, чем можно заполнить фон.       Взяв с книжных полок тот самый учебник за шестой класс, я принялась читать оглавления, ища нужный параграф. На фоне послышался шорох, которым обычно сопровождалось движение карандаша по бумаге. Интерес пересилил, и я бросила быстрый взгляд на парты, где лежал плакат.       — Исправлять ту тройку уже поздно, — сделав ещё пару движений карандашом, она отложила его в сторону, ехидно ухмыляясь. На листе появилась пара деталей в виде разбросанных по столу школьных принадлежностей.       Обиженно нахмурившись от очередного упоминания той злополучной оценки, я наконец добралась до нужной темы.       — Папоротникообразные? Думаешь директрису можно впечатлить этим?       — Нашу директрису могут впечатлить только пестики, — сказав это скорее от раздражения, удивляюсь, когда в ответ слышу негромкий смех.       — Тычинки вообще-то, неуч, — на её лице появляется коварная улыбка, такая, что бывает, когда на ум приходит интересная догадка. — Подожди, ты на что-то намекаешь?       — Вовсе нет, — смутившись, опускаю глаза на рисунок, делая занятой вид.       — Не думаю, что он у неё есть. Да и волосы всегда чёрного...       — А у вас есть? — поддавшись внутреннему порыву резко задаю вопрос, который мучает меня второй год. — Соулмейт? — добавляю уже более спокойно, скрывая за этим испуг.       На следующие минуты в кабинете воцаряется молчание, нарушаемое лишь плеском воды в стакане, когда я смываю в нём краску с кисточки. С улицы доносится шелест листьев, которые по школьному двору гоняет ветер.       Евгения Викторовна, задумавшись, изредка бросает на меня заинтересованные взгляды, после снова опускаясь к рукам, следя за движениями кисти. Это всё повторяется с десяток раз, и по итогу я не выдерживаю её внимательного взора.       — Простите, — голос выходит более тихим, чем я сама ожидала. Извинения всегда даются тяжело, особенно если ты просишь прощения когда вроде бы не виноват, но всё равно стыдно. Стыдно от прожигающего взгляда, чьи намерения не удаётся разгадать.       — Есть, — она дарит мне непринуждённую улыбку, заставляющую догадаться, что тишина между нами была создана специально.       От её слов внутри поселяется горечь, смешанная с лёгкой обидой незнамо на что. Она ведь не виновата ни в том, что оказалась не моим соулмейтом, ни в том, что уже нашла своего. Скорее я просто злилась на себя за такую наивность. За то, что смела полагать, что она может оказаться моей родственной душой. А сейчас все мои надежды пресекли одним словом.       — А как вы встретили... его? — поддерживаю разговор только из вежливости.       — Кто сказал, что это он? — в ответ на её слова сердце начинает биться быстрее. — На самом деле я не до конца уверена в том, что это тот самый человек, — в голове скользит догадка, что она специально говорит так, не называя пола.       — Так перекрасьтесь, в синий к примеру, — в подтверждение слегка качаю головой, безмолвно указывая на свои волосы.       — Предлагаешь мне дождаться первого сентября? — перевожу удивлённый взгляд на неё, в то время как она отводит глаза в сторону.       Ничего не ответив на мой немой вопрос, снимает с руки резинку, что прежде служила неким подобием браслета. Зажав её между губ, собирает волосы в хвост, стараясь убрать все непослушные пряди.       Евгения Викторовна вот уже вторую неделю ходила с распущенными волосами, поэтому я, за лето успев позабыть, как она выглядела с хвостом, сейчас могла сполна насладиться этой картиной.       Однако когда глаза зацепились за покрашенные пряди волос, её новый облик перестал волновать меня вовсе. Замерев на месте, я, кажись, забыла как дышать и в упор не замечала, что успела оставить посреди ватмана зелёную кляксу.       Волосы были окрашены в том же самом месте, что и у меня. Стараясь всё упорно отрицать, я не могла подавить в себе слабый огонёк надежды на то, что всё каким-то образом сходится. Она перекрасилась перед первым сентября, ведь была учителем, соответственно прийти в школу с ярким цветом не могла. Она не трогала волосы на затылке, видимо, желая не огорчать меня полностью; хотя попросту могло не хватить краски. Она назвала дату, когда я сама перекрасилась, хотя до этого об этом всём знал лишь Лёша и мои родители.       Сама того не понимая, я открыла рот, намереваясь задать вопрос:       — Вы...       — Ну что ж ты делаешь! — собрав волосы, она наконец заметила недоразумение, причиной которого была я.       Взяв меня за запястье, она вынимает из моей руки кисть, отправляя её в стакан. Осматривая парту в поисках промокашки, тянется к бумажке на другом конце, желая хоть как-то вытереть въевшийся в бумагу зелёный цвет. Я же в это время смотрю на её руку, которой она по-прежнему держала моё запястье. Всё ещё не верю в реальность происходящего.       — Знаешь, в каком шоке я была, когда утром тридцать первого числа проснулась с синей головой? — она кое-как вытирает с ватмана краску, и к ней возвращается былая непринуждённость.       — Знаете, в каком шоке я была, когда утром первого сентября проснулась с обычным цветом волос? — в голосе скользит неприкрытая обида. — Столько времени и денег потратила, и всё напрасно.       — Шестакова, — её спокойный тон удивляет меня, ведь обычно она обращалась по фамилиям либо когда была раздражена, либо когда у неё было настроение поиздеваться над кем-то. — Во-первых, я всё понимаю, но как ты себе это представляешь? Мне следовало прийти на линейку с синими волосами? — она отпускает запястье, беря мои ладони в свои. Этот жест выглядит дружеским, но я не могу перестать видеть в нём скрытый подтекст. Всё-таки она мой... — А во-вторых, я ведь оставила затылок синим?       — У вас просто могла закончиться краска! — моё удивление преобразуется в злость. — И что прикажете делать с этим затылком? Ходить и оттягивать всем девушкам волосы, чтобы посмотреть, нет ли у них скрытого окрашивания?       — Девушкам? — в глазах напротив появляется лукавый огонёк.       Теперь я уже явно ощущаю, как щёки заливаются краской. Невольно взгляд с её глаз соскальзывает на губы.       В комнате вновь воцаряется молчание, но теперь не слышны всплески воды или шелест листьев на улице. Все звуки доносятся до меня как через шум воды, а в голове, кажется, остались только две мысли: я только что совершила каминг-аут и она является моим соулмейтом.       Произнеся эту фразу в голове, я чувствую себя немного увереннее.