От грязных рук твоих

У меня в руках огненный меч. Идите прочь! Я случайно могу вас обжечь. Я опасен… <…> У меня в руках знамя. Белое пламя. Костёр! Слава или позор — дело моё. Дайте танк (!). «Курьер»

      На большом корабле в окружении изнеможённых мужиков Дилюку места не было.       Несмотря на то что каждый день усердно работал и исполнял любые поручения, что давали старшие по команде, играм он обязательно находил время. Казалось, всё бы ничего, но двух детей, что делили с ним когда-то каюту, забрала болезнь и предала их тела океану. Рагнвиндру повезло: здоровьем он был крепок. Не каждый мог бы похвастаться такой стойкостью, но мальчик выжил, что не могло не радовать. Маленькая каюта досталась лишь ему одному: отец был влиятельным человеком на корабле. Капитан не мог отказать ему, и казалось, Дилюк обязан быть благодарным судьбе и пиратам. У него было всё для счастья, которое даже и не снилось обычным юнгам его возраста, но тот мечтал о другом — о друге, с которым ему было бы не скучно. И вот однажды появился он.       То был мальчишка в рванной и мешком висящей на нём одежде. Он шёл босиком по палубе вслед за Крепусом и прятал свой испуганный взгляд ясно-голубых глаз, не смея поднять его на незнакомых ему людей. От него смердело и выглядел он скверно, словно драил палубу несколько ночей напролет. Измученный, уставший и слегка пошатывающийся на не держащих тяжёлое тело ногах, он ни говорил ни слова, но Рагнвиндр всё понял: отец привел его не просто так.       Крепус приказал Дилюку помочь новенькому освоиться на корабле и оставил этого ребенка на нём, сказав напоследок, что теперь тот присоединится к их команде и имя ему Кэйа Альберих.       Рагнвиндр был несказанно рад такому подарку судьбы: подумать только, у него теперь будет настоящий друг, который сможет разделить и радость, и печаль, позволит скоротать редкие часы свободного времени за игрой и станет опорой, поддержкой в трудные времена. В первый же день пребывания того на корабле, пока судно стояло на рейде, Дилюк отмыл мальчишку, переодел в свои одежды, а после наконец решил познакомиться. Кэйа был на редкость неразговорчив: еле как держа глаза открытыми, он слушал, но говорил так мало и сухо, что Рагнвиндр и вовсе опечалился.       Хватило Альбериха ненадолго, и он коротко спросил:       — Прости, но я могу поспать?       Рагнвиндр тут же показал ему свободный гамак и помог улечься, чувствуя вину за свою невнимательность. Отдавшись порыву необычайно огромного любопытства и предвкушения, он совершенно позабыл о манерах, заставив помучиться и без того уставшего мальчишку. Кэйа уснул сразу, стоило Дилюку отойти от него: он частенько ворочался и поскуливал так тихо и тонко, что даже становилось больно.       Рагнвиндр лишь мог следить за беспокойным сном своего новоиспечённого друга. И почему он задает столь глупые вопросы? Раз корабль — его новый дом, то не стоило и спрашивать.       Но Дилюк тогда не знал, что же на самом деле дом для Кэйи и почему мальчишка так закрыт.

***

      На корабле жизнь шла своим чередом: океан был спокоен и благосклонен к путникам, денег хватало как и припасов, а торговцы боялись их так сильно, что товары отдавали лишь по первому предупредительному выстрелу. Пиратов не могло не радовать то, как же хорошо всё складывалось в последние месяцы. Настроение команды хорошо сказывалось на Кэйе, который ещё только осваивался на судне: он стал интересоваться жизнью на корабле и даже начал уделять время тренировкам. Дилюк в этом во многом поспособствовал.       Крепус сделал им на первое время деревянные сабли, чтобы те не умудрились друг друга покалечить, но смогли отрабатывать навыки боя. В этот день они решили выбраться на палубу: мальчишки сцепились в шуточной битве прямо у фок-мачты. Корабль скрипел, на палубе — галдёж, но никто не мешал им тренироваться, лишь иногда подначивая и улюлюкая. А они только и слышали своё сердцебиение в ушах да воображаемый звон саблей. Кэйа пожелал быть рыцарем, а Дилюк стал настоящим капитаном.       Они не смели ступить ни шагу назад и сдаться своему противнику. Рагнвиндр был сильнее, но рыцарь Альберих не желал отдавать ему победу: сражался до последнего, не жалея своих сил. Никто из них и не думал, что это лишь тренировка.       Это схватка не на жизнь, а на смерть.       Дилюк был изящен и точен в ударах, когда как Кэйа крайне неуклюж: не успевал следить и иногда пропускал столь быстрые движения чужих рук. Пират наступал — рыцарь мог лишь обороняться. И тут «капитан» раскрыл рот и громко сказал:       — Ну же, продай нам душу.       Мы кровью закрепим дружбу.       Удар саблей — и Кэйа стушевался, заметно вздрогнув от столь громких слов.        — Сожги в прошлое мосты,       Вступай в наши ряды!       Шаг вперед — и Альберих тоже шагнул, но назад. Рыцарь не мог оторвать взгляда от чужих глаз и замер. Переменился в лице, завороженно открыв рот: движения его стали неловкими и непродуманными, чем смог воспользоваться Рагнвиндр.       — Йо-хо, и бутылка рому!       Тебя тянет к дну морскому…       Скачок — и Дилюк оказался за спиной у друга, пока тот хлопал глазами и кое-как держал в ладонях саблю.       — Там, чёрным ключом звеня,       Дейви Джонс ждёт тебя!       Он услышал эту песню на корабле, одним вечером, и этот куплет надолго засел в его памяти. Воодушевляющий и столь звучный, что Дилюк понял — вот он момент, когда нужно вселить уверенности в своего друга.       И вот Дилюк увернулся от удара кулаком и резко присел, сделал подсечку и уронил на спину зазевавшегося Кэйу.       — Что с тобой? — обеспокоенно спросил Рагнвиндр, помогая другу подняться.       — Огонь… — внезапно напуганно проговорил тот. — Почему твоя сабля загорелась? И крылья… Огненные крылья!       Говоря это, Альберих обошёл по кругу Дилюка и осмотрел спину, будто выискивая те самые крылья.       — О чем ты? — Рагнвиндр ни слова не понял из того, что сказал ему друг. «Крылья»? «Меч»? Что за чепуху тот нёс? Неужто головой ударился о палубу? Или ненароком ром с водой перепутал?       — Ох… Эм… Неважно, — отмахнулся тут же Кэйа и поднял свою упавшую саблю. — А отчего ты сказал те слова?       — Ты про песню? — Рагнвиндр-младший улыбнулся. — Вечерами можно услышать, как её поют на палубе. Подумал, что она подходит нашему сражению! Правда же?       Глаза Дилюка загорелись вновь. Кэйа кивнул ему, и тот утащил его к фальшборту, чтобы поглядеть на бескрайний океан и послушать крик чаек над головами.       Рагнвиндр в тот же вечер оглядел себя в зеркале, но так и не нашёл у себя ни крыльев, ни огненного меча.

***

      Когда Дилюк учился морским узлам, Кэйи ещё на корабле не было. Рагнвиндр, когда тот полноценно стал частью команды, пытался научить его этой не такой уж и сложной науке, но Альберих как назло сбегал: то голова болит, то канониры позвали. Освоиться на корабле тот смог, а вот признать, что дисциплина важна — нет. Дитя свободы, рожденный с порывом северного ветра — таким был Кэйа. Непослушным и взбалмошным, каких свет поискать. Дилюк мог лишь качать головой и пытаться вразумить своего друга, что стал почти что ему братом.       Но однажды Кэйа пришел сам со словами, что выучил, как вязать узлы.       — Неужели? — Дилюк недоверчиво прищурился и глянул на трос в руках у Альбериха.       Они стояли у носа корабля: Рагнвиндра наконец отпустил штурман, обучавший определять стороны света, а вот Кэйа только-только выполз из трюма, запыхавшийся и такой радостный, не пойми от чего. Много работы скопилось в камбузе, где он и помогал: чтобы глаза быстрее привыкали к темноте, ему выдали повязку на глаз, которую он носил не снимая.       — Ага! — тот гордо вскинул подбородок и попытался подмигнуть, но забыл, что теперь один глаз скрыт. Это вышло забавно, что Дилюк не сдержался и прыснул от смеха. — Не смейся! Я тебе покажу, только дай свои руки и закрой глаза.       Рагнвиндр послушался, но, как оказалось, зря: на запястья легла верёвка и тут же сковала их. Открыв глаза, Дилюк оглядел свои руки и ужаснулся.       Кэйа связал их и теперь крепко-накрепко держал его на мушке.       — О… — замялся Рагнвиндр, и, увидев чужой напуганный взгляд, Альберих тут же отпустил концы троса. Попытавшись как-то объясниться, он совсем не ожидал чужого крика. — Отец! Отец!       Вся команда наблюдала забавную картину: Дилюк с завязанными руками бежал по палубе, за ним — Кэйа, старающийся поймать напуганного друга.       — Стой, Люк, подожди! — кричал Альберих, но не успел: Рагнвиндр успел добежал до Крепуса. Пристыженно опустив взгляд, Кэйа не смел подойти ближе и держался в стороне, прислушиваясь к чужому разговору. Ждёт наказание, думал, верно, он.       — Отец, развяжи, прошу! — взмолил Дилюк, показывая тому руки. Тот лишь усмехнулся, что заставило мальчишку непонимающе вскинуть брови. Отчего же отец не желает ему помочь?       — И что же ты кричишь зазря? — спросил тот, указывая на узел, которым были связаны запястья сына. — Ты и сам можешь его развязать. Присмотрись внимательнее…       Дилюк, как и было ему велено, присмотрелся: окинул оценивающим взглядом завязанный трос, подергал за концы веревки, а потом потянул со всей силы руки в разные стороны. На его глазах петли тут же ослабли, как и сам узел, позволяя вызволить свои запястья на свободу. Рагнвиндр потёр их и обиженно уставился на друга.       — Видишь? Сам справился, — похвалил того Крепус и движением руки подозвал Кэйу. — Кто научил такому узлу, малыш?       — Один из канониров, — проговорил Альберих, вычерчивая пальцами ноги кружок на палубе и не смея поднять взгляда. — Простите, я-…       — Научи и Дилюка, — попросил неожиданно Крепус, и Дилюк возмущённо скрестил руки на груди. «И на чьей же стороне отец?» — чертыхнулся в мыслях он. — Когда-нибудь пригодится.       Кэйа удивился не меньше своего друга, но всё же забрал трос, всё ещё не смотря в чужие глаза.       — Смотри, — мягко приказал он и медленно показал, как завязывать тот самый узел.       — Кэйа, ты знаешь, как он зовётся? — спросил Крепус, пока сын повторял только что изученное.       — Его прозвали «кандальным», потому что им можно связывать руки, — тут же ответил Кэйа и тихо хихикнул.       — Верно говоришь, — мужчина встал со своего места и по-отцовски потрепал детей по головам. — Кэйа, сложны ли морские узлы?       — Нет, — задумчиво протянул Альберих, а потом воодушевлённо воскликнул. — Это было весело!       — Хорошо, — кивнул мужчина, обратившись после к сыну. — Дилюк, было ли тебе трудно самому освободиться?       — Нет, отец, — Дилюк помотал головой. — Мне следовало лишь подумать.       — Я рад, что сегодняшний день научил вас чему-то, — Крепус более ничего не сказал и отправился в сторону каюты капитана.       Стоило ему уйти, как Дилюк отвесил несильную оплеуху другу в порыве обиды. Тот лишь виновато улыбнулся, потер ушибленное место и сказал:       — Прости… Зато ты обучился новому узлу! Здорово же?       — А ты сегодня научишься десятку таких же! — Рагнвиндр вскинул подбородок, фыркнул недовольно и схватил Альбериха за руку, утащив того на полуют.       — Океан, дай мне сил… — услышал Дилюк чужой голос за спиной, прежде чем заставил друга до самого вечера учиться вязать другие узлы. Ему, впрочем, это точно пошло на пользу.       Рагнвиндр изредка ловил взгляды кормчего и штурмана, присматривающих за ними, но не придавал им значения. Гораздо интереснее было наблюдать за недовольным смуглым лицом Кэйи, который, кажется, не был рад идее сегодня обучаться чему-то новому.

***

      Старпом, человек в возрасте, тучного телосложения и придерживающийся совершенно ленивого образа жизни, никогда не вызывал у Дилюка даже каплю уважения. С появлением Кэйи на корабле тот и вовсе стал угрюмым: постоянно ругал их и не давал шалить в свободное от работы на корабле время. Рагнвиндр хоть и был ребёнком послушным, но однажды старпом сумел-таки вывести его из себя: отругал за какую-то мелочь, а потом ещё и обозвал «каракатицей». Мальчишка за двенадцать лет своей жизни ни разу не слышал столь скверных слов в свой адрес, отчего был обижен до глубины души, ведь это не он наступил бедной кошке на хвост, а кто-то из команды. Старший же помощник повесил всю вину на подвернувшегося волей случая Дилюка.       — Какой же он надоедливый, не находишь? — закатил глаза Кэйа, когда они с Рагнвиндром болтали в своей каюте. Никого нового к ним так и не поселили: Крепус распорядился оставить эту комнатушку только им.       — О ком ты? — обиженно шмыгнул носом Дилюк, всё ещё расстроенный сегодняшним происшествием. Всегда был прилежным, а теперь всё коту под хвост! Его прилюдно опозорили!       — О нашем лысом старпоме, конечно же! — воскликнул Альберих и, соскочив с гамака, подошёл к другу. Положив руку ему на плечо, он со всей нежностью погладил его, успокаивая бедного товарища. — Знаешь, мне он тоже совсем не нравится. Когда ты станешь капитаном, ты должен выкинуть за борт этот трухлявый пень.       Мальчишка улыбнулся и посмотрел в чужие глаза, что тут же загорелись былым пламенем. Дилюк рассмеялся, звонко и громко, лишь слегка прикрывая рот рукой. Взгляд Кэйи вмиг потеплел, и он не удержался от ответного смешка.       — Обязательно, — заверил его Рагнвиндр и тоже улыбнулся. — Но я пока ещё не капитан, так что, верно, долго придётся его терпеть.       — Брось. Ты капитан, — Альберих протянул руки к чужим волосам и задрал вверх две непослушные прядки над ушами, что постоянно торчали в разные стороны. — Капитан Совушка!       — «Совушка»? Ты хочешь сказать «сова»?       — Ага, именно она! Я в книге прочитал. Птицы такие есть. Они чем-то на тебя похожи, — на этих словах Кэйа широко улыбнулся и опустил руки.       Многие пираты на корабле читать не умели вовсе, а писать — тем более. Кэйе повезло: у него был Дилюк, который умел, и Крепус, который с суши захватил с собой в плаванье парочку книг, в которых были разные рассказы о рыцарях и статьи о животных.       Рагнвиндр прыснул от смеха, забавляясь сравнению себя с птицей.       — Стало быть, буду мудрым и справедливым, — ответил он, а потом глянул на друга, прикидывая, на кого же тот похож. — А ты будешь изящным Павлином.       — Павлином?! — Кэйа тут же захлопал в ладоши. — Да, буду Павлином! И мы будем самой грозной командой пиратов!       Дилюк задумался с мгновение.       — А ты будешь моим старпомом, — мечтательно вздохнул он наконец, и Альберих быстро-быстро закивал.       — Я буду гораздо лучше нашего старика, — после этих слов Кэйа хитро ухмыльнулся. — Но для начала… Может, отомстим за твою поруганную честь?       Дилюк на свою голову согласился. И следующим утром они встали пораньше, засели в засаду на полуюте, а после вылили целое ведро морской воды прямо на голову старпому, когда тот выходил из каюты капитана.       Они были свято уверены в правильности своего поступка: отстоять честь — это они смогут. Никто не посмеет более обижать будущего капитана! Где это видано, чтобы какие-то старики «каракатицами» звали своих командиров, даже если они ещё таковыми не стали!       И месть казалась им сладкой ровно до того, как старпом, опасный в гневе, смолк и тяжело вздохнул. И в стоящей на палубе тишине этот звук был такой отчетливый и страшный, что мальчишки тут же задрожали, словно их бил озноб в болезни. Уверенность покинула бунтующие сердца.       — Ах вы неслухи! — взревел рассерженный пират, и таким громким был его голос, что даже заставил подскочить на месте маленьких проказников.       Бóльшая часть команды спала в трюме, потому что совсем недавно они пришвартовались к одному порту и многие просто-напросто отсыпались от изнурительной работы.       Своим криком старпом, казалось, перебудил всю команду.       Нашли их прячущихся за перилами на полуюте. Кэйу — с пустым ведром и широкой неловкой улыбкой, Дилюка — с испуганными глазами. Они даже позабыли сбежать, отчего и поплатились.       Старпом был безжалостен: несмотря на то что Альберих взял на себя большую часть работы, списав на то, что выливал именно он и идею предложил тоже он, Дилюку тоже предстояло выполнять задания целую неделю.       Но довольное лицо Кэйи и его широкая улыбка придавали Рагнвиндру сил.       — Зато отомстили и повеселились. Не вешай нос, капитан Совушка! — а от этих слов Дилюку становилось теплее на душе. Ему ещё никогда не было так весело быть непослушным.

***

      Всё шло своим чередом: они росли вместе и даже не заметили, как Рагнвиндру — что был старше Альбериха на чуть больше полугода — совсем скоро уже должно стукнуть семнадцать. У Кэйи в ухе теперь красовалась тяжёлая серьга с дорогим камнем голубого цвета внутри золотой оправы, которую он украл с одного торгового корабля. Дилюку же Крепус помимо огромного меча подарил маленький острый кинжал с выгравированной на нем надписью «Клинок, освещающий тьму».       Они возмужали, выросли и окрепли. Лишь Кэйа так и остался взбалмошным: то по тросовой лестнице ползает, то своей саблей махает зазря, показывая всё изящество и грациозность своих движений. Он приноровился за столько-то лет, и ничуть не уступал своему товарищу в навыках боя, хоть и предпочитал заместо огромного тяжелого меча абордажную саблю с красивым украшением на рукоятке. Еще откуда-то появилась у него привычка подбрасывать монету в воздух, ловко её ловя на лету и смотря так, что у Дилюка каждый раз сердце заходилось в бешеном ритме. «Несносен, как и в детстве», — причитал в мыслях всё же Рагнвиндр, отгоняя наваждение.       Всеми любимые, они очаровывали дам в тавернах. Умные не по годам, они приносили пользу пиратам своими свежими идеями и планами, быстротой своей реакции и умениями, слаженностью своей работы. Что уж скрывать: редко когда встретишь столь сильных духом юнцов, так что восхищением их стали одаривать ещё с отрочества. Даже доверие умудрились завоевать: их воспитывал Крепус, а его уважал сам капитан. Мальчишки ни разу не предали, не сбежали, жили на корабле с самого детства — многих это заставило им поверить. Чем они однажды и воспользовались.       Капитан в последнее время совсем плох стал: пираты стали шептаться о том, отчего же их командир не желает нападать на торговые судна, отсиживается в своей каюте и отдаёт так мало приказов? Даже к себе не подпускает, приглашая к себе в каюту лишь парочку людей, среди которых не было старших помощников.       Им нужны были деньги и новый капитан — на том и решили.       Кэйа, конечно, сразу же предложил на роль нового капитана своего названного брата.       — Господа! Не кажется ли вам, что наш Дилюк — отличная кандидатура? Право, только гляньте, сколько он трудился все эти годы и каковы его знания! Не побоюсь сказать, что, быть может, он знает даже больше, чем некоторые пираты на нашем прекрасном корабле. Молодой, соглашусь, но с опытом, и это ли не чудесно? Покажите мне человека, которого вы можете противопоставить Дилюку, и я найду преимущество молодого Рагнвиндра пред вашим человеком! — Альберих огляделся, но никто из людей не сказал ни слова. — Видите? Стало быть, Дилюк — новая надежда этого судна. Если уж устраивать бунт, то стоит спланировать всё заранее, верно? Что же… Вижу, что вы согласны со мной. Оттого смею предложить наш план, а вы решите, что делать. Впрочем, право, если Дилюк не оправдает ваши ожидания, то разрешаю выбросить меня за борт или вовсе на рее повесить!       Столь громкое заявление не могло остаться незамеченным. На самом деле, за все годы, что юноши жили на корабле, команда задумалась насчет Дилюка: он и вправду был молод, но к своим юным годам уже стал квартирмейстером. Знал каждую тонкость в такелаже, постановке парусов, управлении команды и пушках, орудиях и ядрах. Он владел лидерскими качествами, присущими капитану, и в сердце пылало настоящее пламя, которое могло бы сжечь целый корабль. Не каждый мог бы похвастаться такой же силой духа и стремлению к чему бы то ни было. Всю жизнь он будто готовился стать капитаном. И мало кто усомнился в правильности своего выбора. Даже тот самый старый старпом уступил очередь молодому Рагнвиндру, не желая занимать предназначенное тому место.       И стоило взойти солнцу, команда взбунтовалась. Пираты, ведомые Дилюком и Кэйей, выломали дверь в капитанскую каюту, связали старого капитана и заперли в трюме. Тот, как оказалось, серьёзно заболел, но сдаваться не желал даже в пьяном бреду: плохое состояние не помешало ему напиться. Верно, чувствовал кончину, раз пожелал насладиться жизнью напоследок. Последний сделав вздох к вечеру, он умер на глазах у врача и старпома.       А после этого пираты провозгласили Рагнвиндра новым капитаном.       — Стало быть… Теперь эта команда твоя, — по прошествии сказал Кэйа, когда всё улеглось.       — Стало быть так, — ответил ему Дилюк и улыбнулся. — Столь неожиданно. Не думал, что всё произойдет так быстро. Мне же скоро только семнадцать будет…       — Ты достоин этого места, — Альберих прикусил нижнюю губу и хмыкнул, потягивая ром прямо из горла. — Тобой гордится отец. Вся команда готова пойти за тобой. Забудь свои мрачные мысли и выпей же со мной!       — Ты же знаешь, что капитану не положено пить, — нахмурился Дилюк, но Кэйа всё же всучил ему кружку.       — Не нуди… — проворчал беззлобно Альберих и прикрыл глаза. — Сегодня можно, капитан Совушка!       Кэйа, казалось, дразнил его, называя кличкой из детства, но Дилюк поддался.       — Хорошо, старпом Общипанный-павлиний-хвост, — Рагнвиндр смочил горло напитком, и Альберих победно улыбнулся.       — Как грубо, — совсем не расстроенно.       Новоиспеченные капитан и старпом сумели с достоинством отметить то, к чему стремились столько лет, подначивая команду выбрать именно их.

***

      — Я всё объясню!       Дилюк не желал даже слышать его пустые оправдания: он не простит Кэйе того, как тот прямо при нём пустил слух о настоящем имени капитана Д.       — Напомни-ка, как ты назвал меня? — Рагнвиндр был вне себя от злости.       Кэйа неловко почесал шею и отвёл взгляд в сторону, изредка забавно поглядывая на капитана, будто проверяя, поменялся ли в лице тот.       — Память отшибло напрочь, уж прости… — наигранно опечалился тот, но Дилюк продолжил наступать. Пустые отговорки сейчас совершенно не к месту.       — Кэйа Альберих, Вы имеете желание смеяться над своим же капитаном?       — Что Вы! Бросьте! Я… — Кэйа судорожно пытался придумать очередное оправдание, коих капитан уже был сыт по горло за сегодняшний вечер.       — Ты прозвал меня «Дьяволом»! Пустил скверный слух! — вспылил Рагнвиндр. Альберих широко улыбнулся: он, казалось, не видел в том своей вины. Либо же делал вид.       — Зато теперь каждый будет знать, с кем имеет дело, — парировал старпом. — В нашем случае лучше припугнуть зазнавшихся людишек. Да будет им смерть от Дьявола — капитана Феникса!       Он захохотал и забавно завилял бедрами, пританцовывая на месте, казалось, пытаясь тем самым развеселить Дилюка. На деле того это лишь разозлило до чёртиков.       — Ай-на-на-най! — заголосил Кэйа, взмахивая руками в такт своим изящных движениям. Серьга в ухе блеснула в луче закатного солнца, а в глазах заиграл детский азарт. В какой-то лавочке он прикупил себе искусственное перо павлина и нацепил на узелок, связывающий концы банданы. Сейчас он больше походил на танцора, нежели пирата.       Рагнвиндр тут же отвесил ему пинка под зад, заставив старпома подскочить и потереть ушибленное место.       — Даю тебе пару секунд, чтобы убежать, — у капитана дернулся глаз.       Альберих чуть не поскользнулся на мокром песке, резко разворачиваясь и припуская по берегу от Рагнвиндра.       — Пощади! — прокричал Кэйа, звонко смеясь.       — Нет, павлин ты общипанный! — проклинал его следом несущийся Дилюк, ни на шаг не отставая от старпома. Он ещё поплатится, и уж точно не захочет больше распускать столь гадкие слухи, несмотря на то что где-то внутри Рагнвиндр признавал, что такая расшифровка буквы «Д» звучала, может, даже забавно.       Став капитаном, Рагнвиндр решил, что ему стоит скрывать свое лицо: на любой абордаж он надевал черную накидку с капюшоном, который скрывал его волосы, и маску на пол-лица. Вышитый алой нитью на спине феникс вспыхивал пламенем каждый раз, стоило ему вылезти из пыльного шкафа и стать одним целым со своим хозяином. Огненные крылья на красном, словно горячая кровь, полотне флага дополняли образ капитана пиратского судна.       Ещё до бунта Дилюк решил, как же будет зваться его корабль. Феникс — мистическая птаха, пышущая жарким огнем. Наслушавшись от Кэйи, какой же пожар горит в его груди, он просто не мог оставить мысль о том, что что-нибудь, связанное с пламенем, точно связано и с ним.       И вот теперь загадочный корабль с таким же загадочным капитаном на борту рассекает морские волны, вселяя страх и ужас в сердца торговцев. С недавних пор его стали побаиваться даже люди, приближенные к богатой элите.       Но «Дьявол»? Да его на смех поднимут!       Кэйа убегал стремительно: оставляя следы на песке, он босиком уносился подальше от своего охотника. Дилюк был быстрее: нагнал, обогнал, не желая нападать сзади, и накинулся так внезапно, что повалил того на песок, не оставляя и шанса на очередной побег. Альберих глухо ударился спиной, когда пытался отскочить от капитана, и поднял взгляд на него: Дилюк присел около поверженной жертвы и усмехнулся.       — Твои последние слова? — спросил Рагнвиндр, смотря сверху-вниз. Альберих засмеялся и тихо ответил:       — Как же люблю пламя в твоих глазах…       Схватившись ладонями за плечи Дилюка, Кэйа уронил того на себя и прижал, не желая выпускать из объятий. Рагнвиндру лишь оставалось уложить подбородок на его грудь и удрученно вздохнуть.       — И в кого же ты такой несносный? — больше смирение с судьбой, нежели причитания. Дилюк сам себе не врал: будь Альберих таким же послушным и следующим правилам, им было бы скучно вдвоем.       — Ягодка, ты как всегда, — хмыкнул старпом. — Не шепчи проклятия. Дай насладиться твоим теплом…       — Зовёшь грозного капитана «ягодкой»? Из ума выжил? Не припомнить ли тебе, что ты меня окрестил «Дьяволом»?       — Пусть другие считают тебя бесом иль грозным капитаном. Меня ты не напугаешь, ягодка.       Спорить с этим человеком бессмысленно. Он дразнит, хочет спровоцировать, но Рагнвиндру сейчас слишком хорошо, что вступать с ним в перепалку, даже шуточную.       На самом деле, Кэйа звал его «ягодкой» не так часто, а лишь в моменты непривычной близости и больше, чтобы подразнить, вывести из себя легким и недопустимым флиртом. Рагнвиндр не жаловался: ему даже нравилось, когда товарищ обнимал ближе, деля тепло на двоих. В такие моменты становилось очень легко и тревоги покидали разум капитана. А тревоги, право, копятся быстрее, чем тот успевает избавиться от старых. Несмотря на то что они пираты, они ещё с детства приучились помогать друг другу и поддерживать в нелегкие времена — так было легче им обоим.       — Вставай, — Дилюк все же решил прервать момент слабости, поднимаясь с места и помогая встать товарищу. Тот, весь в песке и с грязной одеждой, выглядел весьма печально, и капитан поспешил ему об этом сообщить. — Выглядишь как мокрый кот.       Кэйа на это лишь посмеялся и сделал попытку отряхнуть штаны, но всё закончилось провалом: теперь только полоскать и мыть.       — Капитан, с Вас новая рубаха! — возмутился Альберих, театрально обиженно скрестив руки на груди и надув губу.       — Разрешаю взять из моего гардероба одну, — Рагнвиндр ухмыльнулся.       — Само великодушие… — наигранно восхитился старпом и вздохнул. — Стало быть, приберу к рукам Ваши вещи…       — Стало быть так.       Кэйа отвесил благодарный поклон, а потом пошагал босыми ногами по песку назад, к кораблю. Феникс и его команда заждались своих капитана и старпома       — О чём ты думаешь? — спросил Дилюк, насторожившись молчанием со стороны Альбериха. Тот редко когда затыкался, и его загадочная улыбка, которой он одарил Рагнвиндра, не сулила ничего доброго. Он хмыкнул и приложил руку к подбородку, в задумчивости прикрыв глаз.       — Как думаешь, мог ли я в прошлой жизни быть рыцарем, а в детстве — мечтать стать пиратом?       «Дурак» — чертыхнулся в мыслях Дилюк, уж решив, что Кэйа взаправду на что-то обиделся. Вслух сказал лишь ворчливое:       — Не неси чепухи…       — Хорошо, капитан! — улыбнулся ему Альберих и тут же звонко расхохотался.

***

      Кэйа был красив, молод и беспечен, а ещё жесток и свободолюбив. Подобно северному океану, такому неоткрытому и запретному, опасному, он одним словом мог сломить кого угодно, и лишь к команде Феникса он был благосклонен. В бушующих пенящихся волнах его глаз сверкали яркие звёзды ночного неба, и такой красотой они сияли, что Дилюк поневоле не мог отвести взора от Альбериха, особенно в моменты, когда тот пел.       Став старпомом, тот сделал своей привычкой поднимать настроение у команды. На самом деле, он этим занимался и в детстве, но распространялось это лишь на Рагнвиндра. Теперь же все стало чуть иначе:       — Йо-хо-о-о-о!       Раздался тем ранним утром его знакомый всем клич, когда команда только приступала к своим делам и поднималась ото сна. Кэйа, не теряя ни минуты, забрался по тросовой лестнице на рею, привычно сел на нее и запел:       — I thought I heard the Old Man say…       Его голос, звонкий и ясный, как пение певчей птицы, разнеслось по палубе. Болтая ногами из стороны в сторону, улыбаясь широко и так счастливо, он взмахнул рукой.       — «Leave her, Johnny, leave her», — подхватили тут же пираты, вторя своему старпому.       — Tomorrow you will get your pay, — продолжил Кэйа, стянув с макушки бандану и махнув уже ею.       — And it’s time for us to leave her.       Дилюк благодарно улыбнулся, смотря снизу-вверх на своего старпома. Правильный настрой — половина дела, и Кэйа знал, как нужно его создать.       — Leave her, Johnny, leave her!       Oh, leave her, Johnny, leave her!       For the voyage is long and the winds don’t blow.       And it’s time for us to leave her.       Команда стала работать живее: под песню и жизнь милее казалась. Старпом точно знал, как развеселить пиратов.       Дилюк тихо подпевал шанти вместе с Кэйей, в душе радуясь тому, что не прогадал с другом, старпомом и спутником.

***

      Эта битва должна была закончиться быстрее и не столь кровопролитно. Дилюк желал этого всем своим сердцем, но Судьба решила иначе, и изменить её решения не получилось бы, будь капитан даже трижды верующим в неё.       На них многие нападали: адмиралы, желающие потопить пиратов; торговцы, решившие тягаться с ними; даже однажды другие пираты. Это были какие-то оборванцы, надежда у которых умерла давно, а как говорят, она умирает последней, потому и эти портовые крысы отправились следом. Им не в первой было сталкиваться с трудностями, и поначалу Рагнвиндр боялся лишь огромных потерь в этой битве, которые они могли понести. Команда ослабела за время их долгого плавания, а восстановление могло занять слишком много времени.       В тот день капитан желал отпраздновать своё восемнадцатилетие в компании пиратов, но, верно, не видать ему: началась схватка не на жизнь, а на смерть. Он должен был вести команду, показывать силу и вселять дух предстоящей победы в сердца своих подчиненных. Взмах меча — и красуется в груди лезвие со стекающей по нему кровью. Удар — и падает замертво враг.       Выстрел — и на палубу валится бездыханное тело пирата.       Рагнвиндр только спустя время стал ощущать, что они теряют слишком много в этой бессмысленной битве: они ничего не получат с этих оборванцев, лишь, быть может, одежду, если повезёт, или какие-нибудь полезные вещи с их судна, но не более. Этого мало с такими-то потерями.       Убили двух врагов, а в ответ те забрали жизнь одного из пиратов. И, казалось, этому конца не было.       Дилюк не мог соскользнуть с лезвия сабли, на котором так уверенно балансировал все эти годы. Удар ещё — и новый оборванец умер от его меча. Палуба окрасилась в красный, а развевающийся над парусами флаг с крыльями феникса будто налился кровью.       С каждым мгновением становилось страшнее: на них многие нападали, но эти разбойники обрушились внезапно и желали довести начатое до конца. Казалось, они пришли сюда не за ценностями.       Они пришли по душу команды Феникса, свято решив, что должны погубить её.       Капитан знал: где-то на полуюте Кэйа обстреливал из мушкетона врагов, одного за другим безжалостно убивая. Дилюк не мог подвести его. Не мог подвести отца. Не мог подвести команду.       Не мог подвести, но подвёл. Всех, до единого, без исключение. Даже себя.       Расправляясь с один из врагов, он совсем не заметил, как со спины подскочил другой. Свистнула чужая сабля. Смерть давно жаждала добычу слаще.       Но могила на дне не ждала Дилюка: пал замертво оборванец, а за ним — Крепус, сумев спасти лишь своего сына.       Время остановилось. Сердце ухнуло в пятки. Он не мог прекратить сражение, но руки задрожали так сильно, что меч выпал и звякнул, встретившись с палубой. Не осталось ничего, кроме гула в ушах и крика Кэйи:       — Капитан!       Рагнвиндр не видел, как тот отважно защищал его, в мгновение ослабевшего и такого маленького, беззащитного. Как не подпускал врагов ни на шаг, отчаянно бросаясь на каждого, кто посмел приблизиться к ним. И так безжалостно резала его сабля, что испугались даже пираты Феникса.       Дилюк не заметил, как они победили. Бездыханное тело отца, которое после предали океану, он тоже не видел. Лишь красную кровь на своих белых перчатках он помнил отчетливо. Плохо слышал даже свой истошный дикий крик. Не смог более сдержать своего отчаяния и чуть не упал: ноги не держали, руки не слушались, а глаза не верили увиденному.       Лишь чужое тепло, когда Кэйа, крепко прижимая к себе и пряча от чужих глаз, унес на руках в каюту, он ощутил так ярко, что только и смог уткнуться в его плечо.       Огонь в груди ещё не погас, но, казалось, недолго гореть этому костру.

***

      — Что ты несёшь?       Дилюк не желал его слушать, но вопрос сам по себе сорвался с уст. Кэйа, казалось, не думал остановиться.       — Они не пираты, Дилюк. Гораздо хуже… Им неведомы ни страх, ни горечь потери. Они безжалостны, бесчестны и жестоки. Они не знают, что такое «пощада»… Тебе известна страна грешников, где, как поговаривают, люди с самого рождения только и желают, что убивать да грабить? Знаешь? На нас напали именно они, потому что они ненавидят нас за то, что мы отбираем их добычу. Безумие, но они так говорят. Хотя им, верно, интереснее убивать, нежели довольствоваться награбленным. И ваша команда подобрала меня… Подобрала там, откуда родом эти люди.       Рагнвиндр не смог и слова из себя выдавить, прикрикнуть, чтобы тот замолчал. Ему было противно это слушать, но он ничего так и не сказал, а Альберих всё продолжал.       — Когда-то давно вы остановились в одном из портов той земли, и Крепус забрал меня к себе на корабль. Он увидел меня, сидящем на пороге одной лавочки. Я не сам туда пришёл. Меня там оставили, сказав, что я их надежда. Верно, они спятили ещё тогда, когда оставили голодного ребёнка умирать. Но меня… Меня всё же нашёл твой отец. А знаешь, почему я там оказался? Меня послали к вам, чтобы помочь, потому что даже в те времена команда этого корабля была могущественна, как никто другой. Они желали, чтобы когда-нибудь… Я перешёл на их сторону. И мне придётся сделать выбор. Когда-нибудь…       Осипшим голосом, спустя пару минут невыносимого молчания, Дилюк всё же спросил:       — Что ты хочешь этим сказать? — он прекрасно знал ответ, но решил уточнить. Он не желал верить своим ушам, но Кэйа сказал это вновь:       — Что я был послан ими к вам.       Кэйа стоял поодаль, окружённый тёплым светом свечей, и Рагнвиндр не мог поверить, что это тот самый верный друг, почти что брат, его опора и поддержка. Всë в мгновение раскололось на кусочки: пред его взором предстал совершенно другой человек. Дилюк не мог смотреть на него: так невыносимо больно и совершенно неприятно видеть эти глаза, которые когда-то казались ему самыми родными на свете. Он устало зажмурился, и с уст сорвалось резкое:       — Так почему бы тебе не катиться к своим собратьям?       Альберих опустил взгляд в пол и сжал руку в кулак.       — Я… — начал было он, но Дилюк не дал ему договорить.       Быстрые шаги, звонкий шлепок, а затем молчание — Рагнвиндр отвесил пощёчину, и на чужой щеке теперь красовался красный след от его ладошки. Альберих не посмел даже взглянуть на него, стойко вынося ещё один удар, который не заставил себя долго ждать.       — Ты… Крысёныш! Ты столько времени молчал, скрывая то, что… И что?! Теперь предашь меня?! Свою команду, которая дала тебе пищу и дом?! Ты подписался под Кодексом! Предатель… — Дилюк громко кричал, совершенно не думая о том, что его могут услышать. А затем достал меч, так красиво блеснувший в свете свечей, и сказал фразу, которую, верно, не желал говорить Кэйе никогда. — Таких людей, как вы, нужно наказывать…       — «Наказывать»? Что ты гово-?..       Дилюк, казалось, не слышал старпома и разъярённо глянул исподлобья на него.       — Сражайся! Давай же! — кричал в исступлении Рагнвиндр, даже не слыша своих слов, которые сами собой срывались с языка.       В любой другой момент Дилюк бы поговорил с ним, выслушал, но сейчас всё сознание, оглушённое болью, кричало лишь: «Убей, убей, убей!»       Безумие: каюта была мала, чтобы хотя бы развернуться, но капитан жаждал крови. Кэйа кое-как успел отскочить от взмаха чужого меча и обнажил свою саблю, тут же берясь за лезвие второй рукой и защищаясь ей: Рагнвиндр не дремал и напал ещё раз. Лезвия сталкивались, звеня, и Дилюк знал: Альбериху не выиграть этот бой, ведь абордажной саблей не фехтуют. Тому оставалось лишь отражать всё новые и новые удары, которые градом сыпались на него.       И когда капитан толкнул Кэйу мечом, когда тот ударился о стену спиной, когда, болезненно зашипев, прикрыл глаза, Дилюк не рассчитал силу. Лезвие соскочило, опасно блеснув в последний раз, и попало в лицо. Ранило кожу века и лица, оставив после себя широкую отметину. Как раз около того самого глаза, который Альберих с детства прикрывал повязкой.       И лишь увидев кровь, стекающую по чужой ладони, которой Кэйа прижал рану, Рагнвиндр будто очнулся. Сделал шаг в сторону старпома, но тот в ответ холодно взглянул на него и скривился, болезненно зажмурившись. Дилюк отступил.       — Не подходи, — прошептал Альберих и выпрямился, прикусив нижнюю губу. Рукав его рубахи окрасился в красный, и только сейчас Дилюк увидел, что это его рубаха. Та самая, которую он когда-то даром ему отдал. — Не стоит трогать предателя и крысу, ведь так? Прошу простить, что побеспокоил Вас, капитан. Я желал сообщить информацию, которая, как мне показалось, была важна, но выбрал не совсем подходящее время. Такого не повторится более. А если захотите убить меня, сделайте это хотя бы красиво. Не хотелось бы погибнуть в каюте…       И после этих слов Альберих покинул каюту, оставляя Дилюка одного, наедине со своими мыслями. Единственное, что смог сделать Рагнвиндр — глотать горькие слёзы, в молчании оплакивая утрату. Разговор с Кэйей отступил на второй план: эту проблему он решит позже. Выбросит он того за борт или нет — решит время.

***

      Даже те, кому не было дела до этого момента, почувствовали, как же Дилюку было тяжело. С тёмными кругами под глазами, с совершенно уставшим видом, он каждый день старался быть тем самым прославленным капитаном, прозванным в народе Дьяволом, но не смог: невыносимой болью отдавалась в сердце утрата, а должной поддержки он так и не получил. Кэйа попытался единожды с ним заговорить, но Рагнвиндр не подпустил к себе, оттолкнув на этот раз решительно и холодно. Он не желал с ним разговаривать, и особенно глядеть тому в глаз, потому что второй теперь закрывала белая ткань. В первые дни она так ярко окрашивалась кровью, что многие недоумевали: где же их старпом смог так себя покалечить, ведь после сражения его глаз был цел и невредим. И никто не знал, что тот попал под горячую руку Дилюка, что обжёгся о неиссякаемое пламя, которое в ту ночь вспыхнуло сильнее прежнего. Рагнвиндр чувствовал вину за это, но извинения так и не сорвались с его уст.       Альберих, впрочем, больше на рожон не лез, и капитан хотя бы этому был рад. Хоть он и не решил проблему двуличности Кэйи, он решил подольше оставить её на потом. Ему было совсем не до этого, к тому же, как ему казалось, не время для разговора по душам: тяжёлые времена переживала команда Феникса.       Дилюк пытался оставаться сильным в чужих глазах, но так ослаб, что каждый день все только и говорили о паршивом состоянии капитана. По ночам его мучали ужасные кошмары, и он просыпался в холодном поту, не желая засыпать вновь: ему было страшно закрывать глаза. До мурашек страшно видеть образы покойного отца и своих окровавленных перчаток. А как же было тяжко, когда во снах являлся Кэйа…       Но однажды всё обернулось так плохо, что Рагнвиндр понял: этому больше не суждено было продолжаться.       Он не помнил, как упал без сознания на палубу на глазах у старших канониров. Проснулся лишь спустя время, и первое, что он увидел — Кэйа. Тот сидел на одном из стульев, рассматривая карту в своих руках, и смиренно ждал пробуждения Дилюка. И, заслышав чужое пыхтение и попытки того встать, Альберих тут же поднялся с места и мягко толкнул обратно на койку.       — Не смей вставать, — приказал тихо старпом. — Не переживай столь сильно: я сейчас покину твою обитель. Я здесь лишь за тем, чтобы поговорить о твоём состоянии. Оно пугает команду: право, причину твоего отсутствия они поняли без лишних слов, но, как вижу, ты не спал уже пару дней. Ты же понимаешь, что тебе стоит отдохнуть?       — Чушь. Мне не нужен отдых, — попытался огрызнуться капитан, но Кэйа приложил палец к губам и шикнул, призывая к молчанию.       — Нужен, — кивнул Альберих и улыбнулся, но так холодно и бездушно, что Рагнвиндр затих. — Поверь, ещё как нужен. И пока ты будешь отдыхать, командовать, стало быть, буду я.       — И кто же тебе позволит? — вспылил тут же Дилюк, не сдержав своего возмущения, но Альберих взглянул на него и сощурился.       — Хочешь жалко подохнуть? — вопросом на вопросом ответил тот и скривился, отводя взгляд. Глубоко вздохнул, успокаиваясь и вновь надевая маску холодного спокойствия. — Не смею Вам в этом мешать, капитан, но не хотелось бы допустить такого ужасного исхода. Так что как Ваш старпом приказываю отдыхать и набираться сил. В скором времени к Вам постучится бывший старпом. Он желает с Вами обсудить кое-что наедине.       Кэйа и вправду тут же покинул каюту, не желая более тревожить Рагнвиндра. Капитан лишь чуть позже увидел еду на своем столе, принесенную, верно, самим старпомом.       А затем, когда пришёл тот самый старик, которому они когда-то вылили на голову ведро воды, узнал, что Альбериху пришлось нести его на руках в каюту, потому что никто другой не осмелился, а потом взять на себя бремя капитана на время того, пока Дилюк отсыпался. Рагнвиндр лишь тяжко вздохнул: даже здесь Кэйа отличился. Но всё же был в том смысл: не стоило показывать разлада меж ними команде.       Старик, впрочем, пришёл не с пустыми руками: рассказал о том, что в том порту, куда они сейчас направляются, осталась винокурня и таверна — наследство от отца, которое по праву перешло Дилюку. Крепус когда-то их бросил, оставив на верную прислугу, и отправился в плаванье, но теперь, после его смерти, те полностью переходили в его владения.       И Рагнвиндру теперь предстоял выбор: остаться с командой, где всё напоминало о смерти отца и ночного «разговора» с Кэйей, или же оставить всё, начать с нового листа и назвать себя «господином». Дилюк решил свою судьбу, не колеблясь и не сожалея.

***

      — Не хочу показаться невежливым, но могу ли я узнать, как Вас величать теперь?       — Господин Дилюк Рагнвиндр.       Дилюк решил свою судьбу: покинув корабль, он оставил на борту и свою прошлую жизнь. Команда, конечно, была не в восторге от его решения, но негодовать им суждено было недолго: Кэйа прикрикнул и приказал молчать, а после окинул холодным взором пиратов, отчего те притихли, пристыженно опустив глаза. Квартирмейстер тоже выказал недовольство, но лишь из-за поведения пиратов, ведь он распоряжался тем, кого и как наказывать на судне, и, как он сказал, Рагнвиндру не светит висеть на рее.       Капитаном, как и полагалось, стал Кэйа, а что будет дальше — Дилюк не знал, понадеявшись на время: оно точно знает, как расставить всё на свои места.       — Стало быть… Пора прощаться с Вами, господин, — хмыкнул Кэйа и поправил повязку на глазу. Пальцы его слегка дрожали. — Право, не люблю долгие прощания, поэтому пожелаю лишь попутного ветра Вам. Не надеюсь на то, что ещё свидимся, но всё же желаю спросить: могу ли я вновь посетить Вашу таверну, если волею судьбы окажусь тут?       Оставленная на винокурне прислуга заведовала ещё и маленькой таверной, которая, казалось, запустела ещё пару лет назад. Без должного управления тяжело было уследить за огромным особняком и «Долей ангелов», как прозвали ту таверну, поэтому Дилюку лишь оставалось взять всё в свои руки. Альберих не смог отказать себе в том, чтобы заказать там один из напитков, которые когда-то подавались в этом заведении — «Полуденную смерть». Верно, она ему пришлась по вкусу, раз он заказал ещё два бокала и смаковал их долго, не желая никак покидать пыльное помещение.       — Если твою душу не заберёт к себе океан, то, пожалуй, можешь, — сдержанно кивнул Рагнвиндр, и новоиспеченный капитан улыбнулся.       — Благодарю, господин. С ветром принесут Вам вести о Изморози и капитане Кэйе. Стало быть, так Вы и узнаете, потонул я иль ещё жив. И, быть может, не стоит мне этого говорить, но, право, если захотите вновь выслушать меня, только скажите. А теперь…прощайте, господин.       Когда Альберих поклонился на прощание и холодно улыбнулся, Дилюк сказал лишь короткое:       — Прощайте, — и, развернувшись, ушёл, оставив Кэйу одного.       Рагнвиндр точно знал, что позже он найдёт в каюте тот самый плащ с огненным фениксом и маску, которые бывший капитан решил оставить за ненужным. Прислуга сошьёт новое, если будет в том нужда.