Я хочу увидеть свет!

Месяцем ранее.

Канада, провинция Альберт, 10 января 2008 года...

      Трынь-трынь!       Трынь-трынь!       Трынь-трынь!       Было семь часов утра, а будильник надрывался так, словно вообразил себя громадным церковным колоколом. Противная «трещалка» ходила ходуном из-за работы внутренних механизмов, поэтому незаметно «подъехала» к краю тумбочки, неуклюже кувырнулась вниз и только потом соизволила заткнуться.       «Кроватный житель» вздохнул и заворочался. Сон был безнадёжно испорчен не только истошными орами будильника, но также и незаметно подкравшимся понедельником, который оказался ещё и первым учебным днём после долгих рождественских каникул — что может быть хуже?! Куда приятней понежиться, поваляться и побездельничать в тёплой кроватке часов до девяти-десяти, радуясь тому, что весь день целиком предоставлен лишь тебе и никакая школа не способна омрачить это бесконечное счастье...       Но, увы, двухнедельное ничегонеделание закончилось, снова пора на учёбу: совершенно типичные для школьных будней бессонные ночи, скучные уроки, бесконечная зубрёжка, решение конфликтов между вечно ссорящимися одноклассниками и тонны домашки обещали ворваться в его жизнь прямо сегодня, чего он не желал.       Как бы остаться дома? Задача прямо-таки уровня «impossible», учитывая характер его родителей, которые готовы решать проблемы хоть мирового масштаба.       Скажешь, что холодно на улице? Вызовут такси или, что ещё хуже, замотают в тёплую одежду и отправят в школу.       Притворишься больным? Сунут в рот таблетку — даже пикнуть не успеешь! — и отправят в школу.       Устроишь всем бойкот, отказываясь вставать? Чтож, сначала попробует разбудить мама, потом постарается растолкать папа, но, если родители окажутся бессильны, то придёт старший братец — и тогда держись!       Кстати, о братце...       На лестнице (у его семьи был миловидный двухэтажный домик) послышались неторопливые шаги, затем чудовищный грохот: видимо, родственничек сам недавно продрал глаза и поэтому успел растянуться на ступеньках, о чём засвидетельствовал отборный мат. Конечно, не слишком приятно, когда утро начинается с ненормативной лексики, но это позволило узнать, что родители уже уехали на работу или, по крайней мере, не дома — иначе бы «сквернослов» уже бы отхватил пару подзатыльников.        Отпустив пару колких комментариев про «криворуких» строителей, брат всё-таки взобрался на верхний этаж и требовательно постучал в дверь:       — Энгель, приё-ё-ём! Ты там, что, умер?       Услышав своё имя, паренёк лишь сильнее закутался в тёплое одеяло и уткнулся мордочкой в подушку, игнорируя зов из «внешнего мира». Может быть, хотя бы брат сжалится над ним и оставит дома?       Ага, конечно!       — Ну, раз умер, то все панкейки мне достанутся! — с торжеством в голос произнёс старший и начал спускаться вниз.       Энгель встрепенулся. Он спокойно мог перенести недолговременное лишение телевизора, игр на приставке, даже прогулок с друзьями, но лишиться нежнейших маминых панкейков под вкуснейшим кленовым сиропом... этого он никогда бы не простил. Предчувствуя, что его порция в опасности, юноша сонно застонал:       — Мфх... ну ещё пять минуточек...       — Никаких пяти минуточек! Сам же знаешь, кто успел — тот и съел, — раздался голос с кухни на нижнем этаже. — Кстати, панкейки-то охренительно вкусные...       — Ну ещё немножечко...       — Ещё немножечко и не станет твоих панкейков.        — ХВАТИТ! — рявкнул Энгель и вскочил с кровати, но запутался в одеяле и грохнулся на пол. — Ай!... Эльвин, неужели тебе жалко, если брат поспит чуть-чуть подольше?       — Жалко. Безусловно жалко, но будет ещё жáльче, если опоздаешь в первый учебный день, — мудро рассудил брат. — Тебя за это Мисс Грейс по головке не погладит, так что иди умойся и спускайся на кухню.       Делать нечего. Нехотя освободившись из мягких объятий одеяла, парень застелил постель, умылся, переоделся в свой фирменный комбинезон с белой рубашкой и полосатыми гетрами, после чего спустился на нижний этаж. За большим деревянным столом сидел, деловито положив ногу на ногу, его старший брат, читая вчерашнюю газету и неторопливо потягивая горячее латте из кружки.       Эльвин был старше Энгеля на целых пять лет, но чрезвычайно напоминал его — то же самое худое телосложение, те же самые чуть раскосые глаза, тот же самый голубоватый румянец на щеках, те же самые растрёпанные белые волосы, которые нельзя уложить ни одной расчёской в мире. Впрочем, идеальными копиями они не являлись, так что запутаться, кто есть кто, мог только слепой: Эльвин был выше (189 см против 167 см), немного плечистее, одевался только в облюбованные джинсы и клетчатую красно-чёрную рубашку, никогда не завязывал волосы в хвост, позволяя им полную свободу. Перьев на голове он был лишён, нося вместо них заткнутый за ухо карандаш.       Энгель сел за стол и принялся немедленно поглощать панкейки. Вкус оказался просто восхитительным — воздушные, мягкие, тёплые, сладкие, они так и таяли во рту! — однако всё гастрономическое наслаждением сошло на «нет», пока он наблюдал за братом.       Эльвин выглядел обеспокоенным. Было видно, как он раздражённо сминает уголки газеты, как его подрагивающий зрачок раз за разом возвращается к одной и той же строчке. Было очевидно, что вчерашняя газета посвящена совершенно нерадостным вещам, а он целеноправленно их утаивает — он часто отказывался посвящать младшего в неприятные новости и жуткие тайны, говоря, что он «ещё маленький» и «пусть наслаждается беззаботным детством, пока можно». Энгеля такое отношение бесило, ибо как можно быть «ещё маленьким» для таких вещей в пятнадцать лет?!       Учитывая, что «это» наверняка относится к нему... не в первую, но и не в последнюю очередь...       — Ничего не нашли? — застенчиво спросил пёрышко, стараясь убрать неловкую тишину за столом.       — Чт... А? Да, — засуетился старший, не отрываясь от чтения газеты. — В смысле, нет, не нашли.       — Ясно...       Энгель расстроился из-за того, что разговор не завязался, и уже собрался вновь ковырять вилкой оставшиеся панкейки, как вдруг его брат деловито сказал:       — Нет, всё не так просто...       — В каком это смысле? — встрепенулся младший. Кажется, за разговор удалось «зацепиться».       — В том, что ничего непонятно... Да тут вообще какая-то чертовщина! — воскликнул карандашный и сунул газету ему в руки. — На, почитай.       Первым делом Энгеля заинтересовала большая фотография, откуда на него смотрел парень-одногодка совершенно невзрачной внешности — таких в его школе десятки, если не сотни. Проблема лишь в том, что в школе он видел его всего пару раз, а теперь — постоянно под объявлениями «потерялся ребёнок» или «помогите найти»...       Вчитываясь в строки репортажа, пёрышко чувствовал странное чувство дискомфорта, от которого дрожали пальцы. Исчез вечером 25 декабря возле леса, на связь не выходил, свидетелей нет, следов нет, подозреваемых нет — фантастика какая-то! Ну не может человек исчезнуть совершенно бесследно!       Тем более, это уже не первый случай...       — Не может быть, — растерянно пролепетал младший.— То есть, задействована почти вся полиция города и за две недели... не нашли ничего?       — Именно! — подтвердил старший и отпил ещё немного латте.       — «Следователи также упоминают нескольких других учеников-девятикласнников, бесследно пропавших несколько лет назад. Действует ли здесь некая закономерность или это простое совпадение, неизвестно. Есть намерения использовать данный факт в расследовании, поскольку это, вероятно, поможет разгадать мотивы неизвестного убийцы и его особенную избирательность», — процитировал газету Энгель. — Чёрт... это не похоже на несчастный случай.       — Именно!       — То есть, у нас где-то орудует абсолютно неуловимый маньяк, который ничего не оставляет от своих жертв?       — Именно!       — Да достал ты! Ответил бы хоть что-нибудь!       — Ладно, не кипишуй, — успокоил брата Эльсон. — К чему я клоню? Я не собираюсь ничего искать, ничего расследовать, никуда лезть и в особенности не рекомендую тебе этого делать. Просто напомню: полиция бессильна, жители в панике, недоверие друг к другу растёт. Если этот пипец продолжится и дальше, то обязательно прольётся кровь... не от рук убийцы, а от того, что кому-то что-то померещится или сорвёт крышу. Сам понимаешь...       Прежде бодрое лицо брата приняло раздражённый, совсем страдальческий вид — было ясно, что ему тяжело поднимать такие сложные темы. Энгель напрягся, чувствуя, что сказанное ему очень не понравится...       — Мы много беседовали с родителями, общались, взвешивали все «за» и «против», но пока ничего не решили. Сам я считаю, что нам стоит переехать, — тихо сказал карандашный, стараясь не смотреть брату в глаза. — Ко мне в Оттаву, например. Не хочу, чтобы кто-то из нас пострадал...       По достижению восемнадцати лет Эльвин благополучно свалил из родительского «гнезда», перебравшись в столицу и поступив в Алгонкинский колледж прикладных дисциплин и технологий — достаточно престижный вуз, одно из самых лучших учебных заведений страны. Однако это не мешало парню и его новоиспечённым знакомым творить ерунду, от чего им часто прилетало по шее: в качестве «преступлений» можно было перечислить разведение самодельного костра в туалете, воровство мыла и создание полноценного казино, где набрался уже не один десяток долларов — и это если не говорить про пацанов с параллели, которые умудрились закинуть жука в ланч-бокс декана! Было много историй, много воспоминаний — и весёлых, и грустных, и нравоучительных, — только вот душу Энгеля этим не согреешь, ибо школьник всячески отвергал идею о том, что ему придётся бросить всё нажитое в родном Пэйпер Тауне и отправиться в совершенно чужой, незнакомый город. Эльвин понимал это настолько же хорошо, как никто другой: никому не даётся легко этот тяжёлый период адаптации, когда жизнь разделяется на «до» и «после».       — А я считаю, что нам лучше остаться здесь, — младший скрестил руки на груди.       — Уверен? — спросил старший. Зря он затеял этот разговор, ибо спорить с братцем на столь душещипательные темы лишь себе дороже. — Это лишь ради нашей безопасности.       — Но я не могу всё это оставить! — пёрышко развёл руками, чувствуя, как внутри закипает отчаяние. — И я даже не про дом, не про участок... я нужен друзьям! Без меня они не справятся, сам ведь знаешь...       — Я через тоже самое прошёл, — послышался тяжёлый вздох.       — А если родители не найдут работу, жильё?       — А если найдут? Да и потом, неужели комфорт для тебя важнее безопасности?       — Ох... я не знаю, — ответил Энгель, совершенно расстроившись. — Это будет очень, очень тяжело...       — Не торопи события, брат, — ласково произнёс Эльвин и погладил удивлённо охнувшего Энгеля по голове. — Мы ещё ничего не решили. Время всё рассудит. Кстати, о времени...       Братья перевели взгляд на старинные настенные часы, издававшие ритмичное тикание и показывавшие время «7:42».       Энгель подскочил как ужаленный и стал быстро собираться, не забыв прихватить недоеденный панкейк — минуты через две он стоял в полном обмундировании и был готов вынырнуть из тёплого дома на морозную улицу. Эльвин попрощался с братом:       — Пока, Энгель! — сказал он и счёл нужным добавить. — Ну ты, это... береги себя, понял?       — Холошо. До швидания! — прошушукал младший (мешал удерживаемый в зубах панкейк) и умчался на остановку, где его вскоре подобрал автобус и повёз к школе.       Эльсон вернулся к привычному чтению газеты, попивая остывший латте. Ничего не предвещало беды, кабы не новость, от которой студент чуть не поперхнулся.       На последней странице чрезвычайно сухо сообщалось: «Один из следователей сегодня был найден мёртвым».

***

      В школе...

      Тишина. Всеобъемлющая тишина, которая пробралась во все уголки пустой школы, ещё не успевшей наполниться учениками. Не шумели постоянно открываемые двери и передвигаемые стулья, не щёлкали автоматические ручки и не скрипели карандаши по бумаге — создавалось впечатление, что здание было давным-давно заброшено, если бы не его безупречная чистота: изумительно белые стены, натёртый до блеска кафель, ослепительный свет ламп.       Но нельзя хорошей картинкой исправить репутацию, а шваброй и тряпками никогда не смыть чужой крови. Сколько же школьников смогло дожить до «последнего звонка», а сколько навсегда прекратило своё существование из-за плохо написанной контрольной или невыполненной домашки? Никто не может сказать наверняка. Именно в таких загадках проявлялась истинная сущность Бумажной школы — жестокого места, где каждый день может стать последним. Где твой крик вечно будет метаться в опустевших коридорах. Где тебе никто не поможет, никто не спасёт...       И это пугает.       Особенно тех, кто вынужден вклиниваться в эту неизвестную, полную враждебности среду.       Высокая шестнадцатилетняя девушка неподвижно стояла в безлюдном коридоре. Она была одета в высокие чёрные берцы, тёмные брюки, белую рубашку и немножко потёртый, но достаточно милый полосатый шарфик жёлто-коричневой окраски. длиннющие волосы скатывались по плечам восхитительным шелковистым «водопадом», чёрным как смоль, что явно контрастировало с чрезвычайно бледным цветом кожи — обычно так бледнеют, когда очень боятся. Действительно, её внешний вид выражал некоторое беспокойство: правая рука рефлекторно сжимала лямку школьной сумки, перекинутой через плечо, а взгляд выражал глубокую задумчивость и волнение, с которым она «сверлила» большущую дверь перед собой. На двери разместилась позолоченная табличка с выгравированными на ней непонятными символами и надписью «К. № 666. Кабинет главного руководителя». Под табличкой, едва держась на малярном скотче, висела бумажка «Без стука НЕ ВХОДИТЬ!».       Войти или не войти?       Войти.       Ей нужно образование.       Нужно, чтобы хотя бы ЗДЕСЬ обеспечить себе нормальную жизнь.       С неразберимым клубком чувств на душе, где смешались молчаливые противоречия, благовейный трепет и ненавистное предчувствие чего-то плохого, девушка постучалась. Не дождавшись ответа, она вошла в директорскую.       Зайдя в комнату, она осмотрелась. Взору предстал совершенно обыкновенный кабинет: умиротворяющий голубой цвет стен, набитые книгами стеллажи, большой деревянный стол и высоченные стопки документов, из которых можно хоть Бурдж Халиф строить — ничего здесь не цепляло, не привлекало внимания... кроме большущего портрета в узорчатой рамке, который венчал собой рабочее место.       Неизвестный художник постарался на славу: задействуя лишь кисточки с красками и свою фантазию, он с невероятной реалистичностью смог изобразить некую «Мисс Грейс» — властного вида сорокалетнюю женщину с собранными в хвост белыми волосами. Сломанный рог, монокль на правом глазу, заострённые черты лица и невыносимо тяжёлый взгляд говорили о том, что директриса является человеком пунктуальным, требовательным и совершенно непереносящим любое отставание от графика, любое самовольство и беспорядок. В её руках школа превратилась в идеальный механизм, где все учителя и ученики — лишь бесправные шестерёнки в системе огромного рабочего станка, так что даже представить страшно, что она сотворит с тем, кто осмелится посягать на целостность и работоспособность «машины»!..       — Юная леди, — послышался из-за спины холодный, пронизанный скрытой неприязнью голос. — Полагаю, вас не учили, что первоочерёдно стоит дождаться ответа и входить только после разрешения?       Девушка мгновенно развернулась на сто восемьдесят градусов и чуть не упала от неожиданности. Возвышаясь над ней грозной двухметровой тенью, появившаяся из ниоткуда Мисс Грейс сложила руки на груди и неудовлетворительно смеряла новоприбывшую взглядом. Золотая оправа монокля сверкала в свете лампы, а глаза выражали суровость и твёрдость намерений.       — И-извините...       — Так уж и быть, — директриса испустила тяжкий вздох. Похоже, не только для неё знакомства являются чем-то трудным. — В первый раз можешь рассчитывать на моё снисхождение, но в следующий я могу и передумать. Присаживайся.       Мисс Грейс пододвинула стул для ученицы, а затем села и сама, продолжая «сверлить» девушку суровым взглядом — таким же привередливым, аскетичным, тщательно оценивающим и до невозможности неприветливым, который словно повторял «ты здесь чужая» и заставлял чувствовать себя очень неуютно. Конечно, «чужая» признавала, что в этой неизведанной школе могут найтись и такие личности, на фоне которых Мисс Грейс покажется «божьим одуванчиком», но всё-таки... лучше поскорее выяснить, с кем можно дружить, а кого лучше сторониться.       Как ясно, директиса под описание верного друга не подходит. Наверно.       Никто не знает, сколько ещё они «играли в гляделки», пока рогатая не протянула требовательно руку, попросив отдать соответствующие документы. Когда же необходимые бумажки оказались полностью в её распоряжении, женщина принялась читать. В свидетельстве о рождении было написано:       ФИО: Демидова Айден (?)       Родился(лась): 21/06/1992       Место рождения: город Ноябрьск, Ямало-Ненецкий автономный округ, Россия       Отец: неизвестен       Мать: неизвестна       Национальность: неизвестна       Семейное положение: сирота              На внимательное пролистывание каждого документа, постановление печатей и других нехитрых махинаций вроде просьб заполнить анкету или расписаться ушло несколько минут, после чего надоедливая макулатура была засунута в папку и отложена в сторону. С письменной частью покончено, пора переходить к разговору «по душам».       — Итак, — равнодушно произнесла директриса, и вновь этот прохладный взгляд, где смешались множество вопросов и противоречий, обжог нежную душу девушки. А нежную ли? — Теперь ты официально зачислена в Бумажную школу, так что можешь рассчитывать на небольшую порцию поздравлений...       Совершенно неожиданно она захлопала в ладоши. Монотонно, безрадостно, с постоянной амплитудой в три секунды хлопки разносились по громадному кабинету, отдаваясь эхом. Было совершенно ясно, что новичков тут с цветами и салютами не встречают.       — Теперь ближе к делу. Наша школа, хоть и не находится в большом городе, но превосходит все остальные общеобразовательные школы провинции. Здесь огромная нагрузка. Жёсткие требования. Здесь из учеников, из бесхребетных детей мы создаём настоящих гениев наук и спорта. Здесь мы выбираем лучших из лучших, поэтому окажется прискорбно, если ты не войдёшь в их число. Слабых и неконкурентноспособных здесь очень не любят. Ясно?       Ответом стал кивок. Удовлетворившись и этой незначительной реакцией, Мисс Грейс продолжила.       — Теперь пробежимся по правилам школы, — сказала рогатая. — Во-первых, не спорь с учителями, подчиняйся им во всём. Во-вторых, зарабатывай хорошие оценки, не рассчитывай, что плохую учёбу спустят с рук. В-третьих, не вздумай списывать или прогуливать школу. Здесь за непослушание наказывают очень жёстко. Ну, и в-четвёртых...       Она затаила дыхание.       — Не ходи в местный лес, если не хочешь исчезнуть навсегда, как это уже сделал один из наших учеников... Усекла?       И снова кивок. Только в этот раз директрисе такой ответ показался не слишком содержательным.       — Ты слишком несговорчива сегодня, — пристыдила ученицу беловолосая, ожидающе выгнув бровь. — Я люблю открытость. А, может быть, ты немая? Чтож... в таком случае тебе тут несладко придётся, никто скидок тебе делать не станет...       — П-простите, — застенчиво выдала девушка в шарфе. — У меня прос-сто очень плохой англицкий, да, очень плохой...       — Уже неплохо. Ты насколько хорошо понимаешь меня?       — Понимаю хорошо, говорю — не очень...       — Ладно, — заключила директриса. — У меня мало времени, поэтому всё в школе покажет Мисс Саша. Она ждёт тебя на нижнем этаже в холле, после «экскурсии» — вперёд за учёбу, так что поторопись!       Девушка, словно не веря в новоприобретённую свободу, медленно встала из-за стола и пошла к двери, проронив тихое «до свидания».       — До свидания, — ответила Мисс Грейс и затем едва слышно добавила. — И постарайся не сдохнуть в первый же день...