волейбольное лето

Лето только-только делает свои первые шаги по земле. Голубой небосвод сияет металлическим светом. Яркая желтовая звезда, как желток, растекается мощными лучами по склону небес. Июнь начался пару дней назад, но жара в Токио уже давно страшная. В особенности, для школьников. Первый месяц заповедного сезона в Некоме начинается не с долгих прогулок и цветочных закатов, а с горячих мокрых униформ и многочисленных соленых капель на лицах. В классах ученики плавятся под свинцовым зноем, влажным раскаленным ветром проскальзывающим через распахнутые окна. На переменах все ищут укромные уголки, пытаются найти хотя бы крошечный участок тени. Но она не спасает. Влажная жара пышным ковром стелется вдоль Токио, опаляя всю округу, даже тени. Ближе к полудню у школьников обеденный перерыв. Ученики сидят в кабинетах, прикладывая холодные бутылки с напитками из автоматов ко лбу. Зной обдает огненным дыханием ветви деревьев. И только Куроо и Кенма сидят на лавочке, укрываясь в слабой тени синеватых автоматов во дворе школы, будто совсем не боятся тяжелой туши лета. Жаркое солнце касается взъерошенных волос Куроо, пот редкими капельками стекает по его лицу. Белая, влажная в некоторых местах, рубашка расстегнута на добрые три пуговицы. Красный галстук в тонкую белую полоску ослаблен и лениво висит. Грудь Тетсуро тяжело вздымается и также тяжело опускается. С каждым выдохом Куроо, кажется, выпускает изо рта раскаленные клубы невидимого дыма. Горячий воздух обволакивает все тело и снаружи, и изнутри. Тетсуро медленно прикрывает глаза, длинные густые ресницы слегка поддрагивают. Кенма же сидит, съежившись в комок, спрятав лицо в игровой приставке. Светлые крашеные пряди лезут в глаза, в такую жару особенно мешают. Рукава его помятой в некоторых местах рубашки закатаны до локтей, но такое изощрение ничуть не спасает. Козуме чувствует, как по его ленивым венам текут жидкие солнечные лучи, расплавляя внутренности. Он кривится, слегка поднимая голову к небу: — Ну кто придумал жару... достало... — бурчит себе под нос, снова утыкаясь в приставку, словно в надежде найти в ней холод. Куроо слышит и лишь усмехается, кивая. — Обещают, что июнь и июль будут очень жаркими, — немного помолчав произносит он. — Лето только началось, а мне хочется, чтоб оно уже закончилось, — тихо проговаривает Кенма. Куроо молча открывает глаза, сильно щурясь от невообразимо яркого дневного света: — К концу июля будешь говорить наоборот... — начинает Тетсуро, — сейчас у тебя слишком пессимистичный настрой. Кенма фыркает, глядя на блестящий автомат с напитками. В глазах рябит, тысячи зеленых-розовых-оранжевых точек пляшут перед ним. — Сейчас я просто хочу, чтобы это закончилось, — неопределенно произносит он, выдержав длительную паузу. Цикады начинают свою песнь. Вместе с Куроо и Кенмой они единственные живые существа, находящиеся на улице в этот час, в этот миг. Куроо вздыхает и не без усилий встает с лавочки, подходя к автомату. В руки падают сразу две прохладные банки лаймовой газировки. Он прикладывает одну ко лбу и облегченно выдыхает. На секунду становится холодно, легкий озноб прошибает тело, доводя до небольшой дрожи. Тетсуро молча протягивает вторую банку Кенме, слегка касаясь ею его руки. Козуме кивает в ответ, откладывает приставку, слегка улыбаясь: — Спасибо... — Не благодари, — усмехается Куроо, при этом довольно улыбаясь. Холодная газировка медленно и ощутимо течет в желудок. Легкая приятная прохлада дарит ощущение комфорта. Такой холодок навевает воспоминания о свежих апрельских днях, о цветении сакуры, о ветрах, гуляющих вдоль могучих высоток Токио. Мимолетное ощущение. Мимолетное, и потому очень ценное. Тетсуро прикрывает глаза еще раз, но уже без особой ненависти к жаре. Осознание важности подобных моментов приходит вместе с первым за день слабым порывом кипящего ветра. Звонок на урок прерывает хрупкую идиллию. Кенма вздрагивает и поднимается, глядя на застывшего, как каменное изваяние, Куроо. Тетсуро медленно открывает глаза — в янтарных кристаллах отражается само лето. Пышные облака, отпалированное синее небо, изумруды зелени и хрусталь водоемов. Многочисленные пинты мороженого и стаканчики коктейлей со льдом. Зрачки Козуме слегка расширяются, он кивает головой с полуулыбкой на лице и плетется прочь. После того, как Кенма скрывается из виду, Куроо со вздохом отпивает еще немного лаймовой газировки. К концу учебного дня светило немного ослабляет поводья, заставляя скакунов, именуемых Зной, Духота и Влажность умерить свою прыть. Солнечный шар катится ближе к горизонту. Измученные ученики не спеша покидают школьную обитель. Горячий вечерний ветер колышет ожившие деревья. Люди шагают по раскаленным тротуарам. В воздухе витает запах лимона и имбиря. Возле ворот школы Кенма стоит, уткнувшись в телефон. Ветер едва касается его волос. Козуме морщится, глядя на время: — Тц, опаздывает... И только он успевает произнести это слово, как Куроо собственной персоной уже приближается к нему: — Заждался? Улыбка во все тридцать два, волосы еще взлохмоченнее, чем днем. Такой Тетсуро раздражает Кенму, но при этом нравится ему безмерно. — Ты опоздал на четыре минуты, — констатирует Козуме. — Ты и сегодня будешь то мороженое? — спрашивает Куроо, всячески игнорируя замечание. — Да... — тихо вздыхают ему в ответ. Улицы города непривычно тихие и пустынные. Лишь изредка изнуренные зноем машины проскакивают вдоль блестящего, местами расплавленного асфальта. Если приглядеться, можно заметить тонкие струи пара, поднимающиеся к небесам с самой земли. Страшная жара начинает постепенно спадать, но воздух по-прежнему насыщен солнечной духотой. На пустые тротуары ложатся малиновые солнечные блики. Из ближайшего кафе пахнет свежими грейпфрутами и апельсинами. На пути домой Куроо и Кенма останавливаются возле небольшого продуктового магазинчика. Сегодня здесь мороженое по акции. Кенма заинтересованно высматривает ванильно-содовый лед, затерявшийся среди сладковатых пломбиров, фруктовых эскимо и шоколадных рожков с ореховой посыпкой. Когда зоркий кошачий глаз находит нужную цель, зрачки Козуме расширяются и он не без удовольствия достает желанную находку. Тем временем Куроо тщательно рассматривает автомат с газировками в металлических банках. Вечерний ветер слегка треплет его волосы, забирается под рубашку, пока глаза Тетсуро теряются среди вишневых, ежевичных и мультиягодных напитков. Наконец, взгляд Куроо опускается на баночку такой привычной клубничной газировки, чей вкус пришел из далекого детства, из самых первых прогулок с Кенмой. Выбор, естественно, падает на нее. Куроо улыбается нахлынувшим воспоминаниям, улыбается розовато-оранжевому закатному небу, улыбается ветру, который совсем немного освежает после жаркого дня. Перед глазами расплывается множество картинок. Вот Кенма сидит, сгорбившись, в комнате Тетсуро и играет в свои любимые игры. Секунда. И вот они вдвоем учатся играть в волейбол. Совсем мелкие, беззаботные, но уже с огромным багажом амбиций, которые через пару лет шумящим потоком вырвутся наружу, дабы мир покорился им. Старый, довольно потертый мяч Mikasa взмывает вверх, заслоняя мутный солнечный диск... — Ты все? — спрашивает Кенма уже со льдом во рту. Куроо незаметно вздрагивает, как бы возвращаясь в реальность, кивает, доставая банку из автомата и молча открывает ее. Клубничный аромат уносится ветром на тысячи километров вдаль. Козуме прикрывает глаза, чтобы обоняние лучше работало, и впитывает в себя этот запах, пропитанный ностальгией. Ведь у каждого из нас есть какой-то вкус и аромат, неразрывно связанный с детством... Солнце медленно тянется к горизонту, пока перьевые облака тонут в глубинах небес. Куроо и Кенма не спеша двигаются домой, каждый погружен в свои мысли. Ненавязчивую тишину внезапно прерывают тихие слова Тетсуро: — Знаешь, а это ведь последнее лето, когда я смогу поиграть в волейбол вместе со всеми вами... Козуме на мгновение поднимает взгляд: — Но это ведь не значит, что ты совсем прекратишь играть в волейбол, — опускает глаза, засматриваясь на палочку от мороженого, — уверен, ты еще и жизнь с ним свяжешь. Слишком сильно любишь его. Куроо поворачивает голову, устремляя на Кенму свои янтарные глаза, полные удивления. — Чего ты так смотришь? — морщится Козуме. — Просто... неожиданно слышать от тебя такое... Кенма лишь пожимает плечами: — Благодаря волейболу мы все стали частью чего-то особенного. И это нечто не закончится в старшей школе. Куроо молчаливо кивает, устремляя свой благодарный взгляд на освещенную июньским солнцем улицу. Малахитовые деревья стряхивают с себя дневную раскаленную пыль. С восточной стороны медленно выплывает свинцовая сине-фиолетовая туча. Наверное, ночью будет дождь. Легкий ветер, пока гуляющий по тротуарам, постепенно усиливается. Лето только-только делает свои первые шаги. А это значит, что у Куроо еще есть время насладиться волейболом с командой старшей Некомы. Это значит, что у Кенмы еще есть возможность отдать свыше сотни пасов другу, который привел его в волейбол. Ведь лето едва началось...