Терновый венец

Клинку плевать, что ты хотел. Он просто режет.

      Хеймитч       Прошло десять лет с тех пор, как бодрый голос Клавдия Темплсмита объявил меня победителем. Но редкий день обходится без воспоминаний о последних минутах на Арене, кислотой въевшихся в мозг. Я переживаю этот момент в кошмарах и даже когда просто закрываю глаза на минуту. Он воскресает в памяти во время Жатвы и тогда, когда я вижу смерть очередного трибута. Холодный взгляд и победная улыбка девчонки, находившейся в шаге от победы. Блеск топора, летящего в мою сторону. Время, замедлившееся до бесконечности. Чувство тока и покалывания под кожей от страха перед падением и возможной смертью. Ощущение того, как руки беспомощно хватают воздух и сердце замирает, пока тело стремительно летит с края Арены. И каждый раз я будто снова возвращаюсь в тот день. Снова чувствую ватный, оглушающий ужас, которому нельзя противостоять. Прямо как сейчас. — Ну привет, золотая девочка. Насмешливые слова отдаются во всем теле. Мой взгляд прикован к острию меча, прижатого к шее Эны. За ее спиной нет пропасти. Ей некуда бежать. Ее губы плотно сжаты, глаза смотрят прямо и с вызовом. С яростью. У нее нет шансов, но она все еще борется. И пусть в этом нет моей заслуги, в глубине души я чувствую гордость. И отчаяние от собственного бессилия. Мои пальцы сжимают спинку стула так сильно, что кажется, будто дерево сейчас сломается в моих руках. Эффи прижимает ладони ко рту, покачивая головой. Я не понимаю, почему девчонка из Седьмого тянет. Но Катрин словно раздумывает над чем-то: ее брови хмурятся, губы беззвучно шевелятся. Достаточно слегка нажать на рукоять, и клинок пробьет горло Эны насквозь. Я сверлю экран взглядом, будто одной только силой мысли могу остановить все, расплавить меч в руке Катрин. Все тело застывает в ожидании хлопка пушки. Я ничего не могу сделать. Ничего. По эту сторону экрана я абсолютно беспомощен. — Не может так закончиться… — шепчет Эффи, всхлипывая и промакивая глаза фиолетовым платочком. — Бедный уголечек… Я знаю, что она забудет об Эне через минуту после хлопка пушки, и сжимаю зубы. Безмозглая капитолийка. Уголечек… Губы подрагивают от отвращения и бессильной ненависти. Небо должно рухнуть только от того, насколько сильные чувства я испытываю, но оно равнодушно остается на месте, безмятежно наблюдая за бойней на капитолийской Арене.       Катрин слегка наклоняется и, схватив Эну за грязную ткань комбинезона, рывком поднимает на ноги. Эна отступает и едва не валится обратно, но девчонка из Седьмого не позволяет ей, с ухмылкой удерживая в вертикальном положении. — Что, ноги не держат? — смеется она и разжимает пальцы, убедившись, что Эна твердо стоит на земле. Катрин переводит взгляд на Райота и небрежно пинает его в бок, переворачивая на спину. Камера моментально выхватывает мертвое лицо с перекошенным окровавленным ртом и выпученными глазами. Морщась от боли, Эна достает нож и сжимает губы, вторая рука безвольно висит вдоль тела. Благодаря искусственной подсветке на экране я могу рассмотреть ее лицо, грязное и бледное, и опухшие, лихорадочно блестящие глаза. От ее измученного вида мои брови хмурятся, а голова невольно дергается. Теперь она не такая сияющая и прекрасная, как на интервью. Измазанная в крови и грязи, со сбившимися в колтун и слипшимися волосами, обветренными губами и сухой белой кожей, Эна едва ли сейчас может привлечь капитолийцев. Утратив свой лоск, она, вероятно, потеряла в их глазах и какую-либо ценность, стала пустой инвестицией. — Серьезно? — Катрин усмехается и, повернувшись, снова тычет концом меча ей в грудь, заставляя неловко отступить. — Ты даже шага ко мне сделать не успеешь. Смирись, в этой битве ты заведомо проиграла. — И что? Убьешь меня? Не понимаю, почему ты тянешь. Руки дрожат? — саркастично спрашивает Эна, сверля ее злым взглядом, но голос ее тихий и надтреснутый. Катрин весело фыркает в ответ на жалкий выпад и склоняет голову набок: — У меня? Нет. Но если бы я хотела убить тебя, то сделала бы это тогда, когда ты валялась на земле и у тебя не было ножа в руке. — И почему ты не сделала этого? Я бы тоже очень хотел узнать ответ на этот вопрос. Катрин дергает головой, будто подыскивает слова. — Я весьма непоследовательна, — усмехается она, опуская меч. — Хватит, — раздраженно шипит Эна. — Думаешь, это весело? Чего тебе надо? Ее губы, до этого сжатые в тонкую линию, расслабляются, уголки устало опускаются. Эну слегка ведет назад, но она удерживает равновесие, продолжая сжимать нож в пальцах. Ее рука дрожит. Огонек в глазах затухает, уступая место изнеможению. — Заключим союз? — предлагает Катрин, щурясь. Время союзов давно прошло, и Эна это знает, поэтому недоверчиво оглядывает ее. Я не могу представить, что в голове Катрин, какие цели она преследует. Хотя на Арене еще два парня-профи, победа уже виднеется на горизонте, но до нее не дотянуться так просто. — Гнусная дикарка! — выплевывает Эффи в ярости. — Все эти трибуты просто дикие звери! Я бросаю на нее короткий презрительный взгляд, но не комментирую. Не до нее. — Ты чокнутая, — со смешком объявляет Эна, немного расслабляясь. С каждой секундой она становится бледнее и бледнее, и заметно, что стоять ей все труднее. — Может, я просто не люблю добивать тех, кто не может защититься? В отличие от мальчишки из Второго? — кивает Катрин на Райота. — Очень благородно, — остро отвечает Эна, убирая, однако, нож и хмурясь. Хочет она или нет, Катрин навязала ей свою игру. — Все так, — отвечает девчонка из Седьмого и протягивает руку. Эна настороженно смотрит на нее, не торопясь протягивать ладонь в ответ для рукопожатия, у нее все еще есть иллюзия скромного выбора: странный союз или смерть. — Что… — Катрин опускает глаза, кривится и переступает с ноги на ногу, глядя на бесчисленное число жуков, стремительным потоком несущихся по земле, и стряхивая их со своих ботинок. — Что они делают? — Бегут, — отстраненно говорит Эна и оборачивается в сторону леса, вглядываясь в темноту между деревьями. Камера повторяет за ней, будто насмехаясь. Нам, как и трибутам, не видно, что придумали Распорядители. Но, кажется, Лукер Сникс решил вывалить на последние дни Игр все, на что способна его фантазия. — Какая мерзость! — восклицает Эффи при виде жуков. — Насекомые… Ее передергивает от отвращения, и она скрещивает руки на груди. Эна мгновение безучастно смотрит вдаль, словно думая, стоит ли бежать или просто остаться на месте, отдавшись воле судьбы. Огонек в ее глазах затухает, и она медленно моргает. Кажется, что она готова просто лечь на землю, и будь что будет. На короткий миг я с отчаянием решаю, что она сдалась, когда до финиша осталось совсем чуть-чуть, а смерть почему-то отступила, но потом Эна хватает Катрин за руку и, скривившись, делает несколько шагов, слегка прихрамывая. В очередной раз показывая, что нельзя ее недооценивать. — Давай, идем за ними! Они наверняка найдут безопасное место, — говорит она. — Безопасное место от чего? — спрашивает Катрин, послушно срываясь с места. — Не думаю, что хочу узнать, — тихо отвечает Эна, едва не споткнувшись о торчащий из земли корень.       Они исчезают с экрана, и я раздраженно бью кулаком по столу. Посуда недовольно звякает в ответ на мою вопиющую несдержанность. Эффи кривит губы, но тут же забывает о недовольстве и поворачивается ко мне, складывая руки на груди, что для нее нетипично. — Почему она решила заключить союз? — спрашивает она удивительно серьезно, из-за чего я почти готов поверить, что у нее есть крупица мозгов. — Девица из Седьмого. — Не знаю, — честно отвечаю я. — Может, решила, что сможет привлечь больше спонсоров или что Эна поделится с ней чем-нибудь. — Главное, что Эна выжила. Уверена, она покажет этой премерзкой трибутке, что та ошиблась, когда не убила ее, — звонко тараторит Эффи. — Может, она победит, и меня переведут в… хм… во Второй, например? Я отмахиваюсь от нее. Опустившись на стул, наливаю в стакан, к сожалению, всего лишь воду. Единственное, что радует, — смерть Бист и ублюдка из Второго. Дистрикт ублюдков, о котором мечтает Эффи, наконец-то выбыл. При мысли о мальчишке губы невольно дергаются от отвращения. Если бы я мог воскресить его, то сделал бы это только для того, чтобы убить снова. Медленно и жестоко. Кусок дерьма. Руки сами собой сжимаются в кулаки, когда я вспоминаю, как он пинал ее в живот, хватал за горло или резал. Ему было недостаточно просто убить, он хотел насладиться болью своей жертвы сполна. Я заставляю себя сосредоточиться на более важных вещах и просматриваю каталог товаров, которые можно отправить на Арену. Не стоит думать о мертвых, пока есть живые, верно? Цены значительно выросли, к счастью, благодаря Траяну денег достаточно. Мысленно я ругаю себя за то, что отправил Эне морфлинг. Конечно, я знал, что она потратит его на профи, когда увидел ее умоляющий взгляд, устремленный в камеру на Арене. Дебильное сострадание к умирающим и жалким! Идиот! Бист-то вряд ли проявила что-то подобное по отношению к другим трибутам. Но теперь уже поздно, и остается только надеяться, что Сноу не увидит в этом жесте ничего опасного и революционного. Достаточно того, что он уничтожил мою семью, о родных Эны я должен позаботиться. Мысленно обещаю себе никогда больше не делать ничего подобного, здесь нет места глупым, непонятным чувствам. Я несу ответственность за жизнь трибутов, а не за их надежды и разочарования. Останавливаюсь на не слишком дорогом, но действенном обезболивающем и очень дорогой мази. Подумав, добавляю иглу с нитью, вряд ли одного лекарства будет достаточно, чтобы помочь пробитой ладони, а бинты у нее есть. Денег уйдет слишком уж много, но если не потрачу сейчас, то до финала Эна не доживет. — Любишь ты влазить во всякое дерьмо, золотце, — цокаю я, откинувшись на спинку стула. Надеюсь, я успею отправить ей это. — Смотри-ка! — восклицает Эффи, указывая на экран. По Арене расползается желтый плотный туман, поглощающий все на своем пути. Животные стремительно уносятся прочь, птицы, хлопая крыльями и пронзительно крича, взлетают с веток.       Атрош появляется в кадре внезапно. Он бежит не оглядываясь, чтобы не споткнуться и не упасть. И все же он недостаточно быстрый, потому что туман стремительно обступает его, и Атрош вскрикивает, когда газ касается его руки. Он сжимает зубы от боли и ускоряется, но зрители могут с ужасом или удовольствием наблюдать за силой тумана: ткань на рукаве опалилась, как от огня, и кожа моментально слезла, будто руку облили кислотой. Я даже не хочу представлять, насколько это больно. Но в глубине души, глядя на упрямое лицо парня из Первого, невольно испытываю что-то вроде уважения к его стойкости. Впрочем, это ничего не значит. Ничего.       Туман ползет вперед, пожирая все живое. Атрош отталкивается от земли и скатывается в подземную пещеру, скользя по острым камням. Он не может закрыть расщелину, через которую спустился, поэтому обреченно смотрит в просвет, однако туман стелется по земле, не заполняя его импровизированное убежище. Атрош выжидает несколько мгновений, потом расслабляется и откидывается на сырую каменную стену, по его лбу струится пот. Кадр сразу сменяется. Кому интересно смотреть на тех, у кого все нормально?       Потом на несколько минут на экране появляются Эна и Катрин. Они, следуя за насекомыми, влетают в Рог Изобилия и бросаются к дальней стене. — Это же ловушка! — кричит Катрин, оглядываясь на вход. — Нам теперь некуда бежать, а туман… Не дослушав, Эна сползает на землю, прижимая пробитую ладонь к груди, и морщится, сильно закусывает губы. — Да и так нам некуда бежать, — отвечает она безразлично. Катрин смотрит на то, как вход заволакивает туман, однако желтые щупальца не заползают внутрь. — Ладно, ты была права… — признает Катрин, успокоившись, но Эна не отвечает: ее глаза закрыты, а рука, которую она несколько мгновений назад прижимала к груди, бессильно лежит на земле.       Изображение вновь меняется. Рэм в том же положении, что и Атрош. Рюкзак цепляется за кусты, ветки деревьев бьют по лицу. Трибут из Четвертого размахивает руками, пытаясь расчистить себе путь, и несется вперед. Желтое щупальце тумана задевает его ногу, и из горла Рэма вырывается крик. Он несколько меняет направление и судорожно оглядывается, не зная, куда деться. Вокруг только деревья, деревья, деревья... Замешкавшись, он снова кричит и срывается с места, прижимая к себе обожженную руку. Рэм явно в панике, чувствует себя зверем, загнанным в клетку, суетится и, не заметив в темноте торчащий из земли корень, спотыкается, летит на землю. Он не успевает подняться — туман накрывает его плотным покрывалом. Его надрывные крики бьют по ушам, все, что мы видим, — корчащийся от боли силуэт. Эффи прижимает пальцы к губам, приобретает зеленоватый оттенок и стоит так, пока через две долгие минуты не гремит пушка. Туман медленно рассеивается. Половина деревьев обуглилась, другие же стоят как ни в чем не бывало. На экране появляется Рэм. То, что от него осталось, — черные останки, даже близко не напоминающие человека.       Никто в здравом уме не восстанет против Капитолия, увидев, каким оружием он располагает. Двадцать три трибута каждый год… Не такая уж высокая цена для Сноу за самые прочные на свете цепи — страх.