Терновый венец

      Быть монстрами слишком просто. Давай попробуем быть людьми.

      Эна       Когда жаркий, объятый огнем лес остается позади, напряженные мышцы расслабляются, и боль, которую я не замечала, пронзает пострадавшую ногу так сильно, что я спотыкаюсь, лечу на землю и скатываюсь по склону, сдирая ладони об острые камни. Тонкое молодое дерево грубо тормозит меня, и я шиплю от боли в ушибленном боку. Медленно выдыхаю, восстанавливая дыхание. Лежу, уткнувшись носом в землю до тех пор, пока легкие не перестают гореть. Силы на исходе, тело тяжелое и неподвижное. Я чувствую себя так, будто в меня вонзили миллионы раскаленных игл. Из груди вырывается сухой кашель, нос покалывает от запаха гари, впитавшегося в волосы, кожу и одежду. Я осторожно сажусь, снимаю ботинок и задираю штанину. Стопа немного распухла. Я закусываю губу. Как не вовремя! До Рога рукой подать, до других трибутов тоже. Если не смогу нормально передвигаться, то можно сразу лечь обратно и скрестить руки на груди. Я осторожно ощупываю ногу и морщусь. Надеюсь, это просто ушиб. Тогда все не так страшно. Порывшись в рюкзаке, вытаскиваю бинты и крепко перевязываю ногу. Хорошо бы приложить лед, но такого в моем арсенале не имеется. Снова обуваюсь, стараясь не кривиться от неприятных ощущений, пью воду мелкими глотками и поднимаюсь. Нет времени сидеть. Со скоростью подбитой черепахи ползу в сторону деревьев и с неимоверным трудом из-за боли в ободранных ладонях и ноге забираюсь на ветку. Дышу при этом так тяжело, будто бежала за поездом из Дистрикта 12 до Капитолия. И чувствую себя так же. Легкие и горло снова разрываются от кашля. Черный едкий дым словно въелся в грудную клетку, отравляя изнутри. Отсюда видно верх Рога, солнце ослепительно танцует на его конце. Такая близость с ним меня несколько нервирует. Привязавшись к дереву, наношу на ладони мазь, которой осталось не так-то уж и много, и заматываю их бинтами. Потом достаю одну из оставшихся галет и медленно жую, прижавшись спиной к стволу. Мокрый от пота комбинезон противно липнет к телу, и я мечтательно думаю о гладкой поверхности озера. Ничего не хочу сильнее, чем наконец вымыться.       По-хорошему хотя бы один день стоит провести без движения, чтобы дать ноге восстановиться, однако я вовсе не уверена, что мне это удастся. Нас осталось всего шесть. Атрош, Райот, Бист, Фаер, Рэм, Катрин. Кто из них погиб несколько часов назад? Могу лишь предположить, что это Катрин. У профи больше шансов. Но если это и правда она, значит, я осталась в клетке с пятью тиграми-убийцами. Пальцы касаются маминого кольца, и я закрываю глаза. Как там моя семья? И как семья Шона? Получили ли его родители гроб с телом? Опустили ли его в землю? Мне стоило постараться лучше, чтобы защитить его. Я облажалась. Глаза жжет от подступающих слез, но они не проливаются на щеки. Пальцами провожу по сбитым в колтун грязным волосам, стараясь хоть немного расчесать их, и задумчиво смотрю в сторону Рога. Что делают другие трибуты? Где они вообще? От мысли, что кто-то из них может быть буквально на соседнем дереве, меня бьет током.       И все же усталость берет верх, веки тяжелеют, и я, сжимая в руке нож, проваливаюсь в тревожный сон. Мне ничего не снится. Точнее, сновидения отрывочные, бледные и мутные, в них вплетаются крики птиц, сидящих на соседних деревьях, и шум ветра. И с каждой минутой такого «отдыха» мое тело и сознание становятся все более разбитыми, но вырваться из цепких лап полузабытья я не могу. Пока до слуха не доносится утробный рев. Подскочив, я распахиваю глаза и озираюсь. Уже стемнело, но на западе, в той стороне, где Рог, к небу поднимается дым костра. Рев повторяется, и я замираю в оцепенении. До меня доносятся, или это мне только чудится, крики других трибутов. Я неотрывно смотрю на полоску дыма и не знаю, как поступить. Рядом тревожно вскрикивают птицы и вспархивают с места. Что-то не так. Восточнее раздается гром, небо разрезает белая вспышка молнии. Птицы начинают кричать еще громче, с шумом хлопая крыльями. От мысли, что придется перемещаться в темноте по самому враждебному месту, где каждый день, если не час, появляются новые препятствия, по спине пробегает холодок. Небо вспыхивает, я вижу белоснежный герб Капитолия и решаю, что это знак свыше. Расшифровывается он просто: мне в любом случае конец, но лучше уж убраться к Рогу, чем вообще ничего не делать. К тому же, пока играет гимн, мне освещен путь. Мне требуется несколько секунд, чтобы собрать рюкзак, и намного больше, чтобы спуститься на землю. Нога все еще болит, хоть и не так сильно, а ладони почти зажили. Я бросаюсь на запад настолько быстро, насколько могу. Может, это и неверное направление, но там есть люди, а распорядители отчаянно пытаются столкнуть нас или убить. Хотя «или» здесь лишнее. Было бы неплохо, если бы Хеймитч прислал еще одну банку с мазью или чем-то еще, что помогло бы с ушибом. Но, кажется, он не самый щедрый ментор. Или я действительно не одна, и он не хочет привлекать ко мне внимание парашютом. И честно, лучше уж пусть дело будет в его безмерной бережливости. До меня снова доносится рев, переходящий в протяжный жалобный визг умирающего животного, а на небе появляется портрет Фаер. Все-таки Катрин жива. Снова становится темно, и я замедляю шаг. Иду бесшумно и осторожно, медленно продвигаясь вперед. Теперь все тихо, только нарастающий гром нарушает наступившее ночное спокойствие. Сквозь заросли я вижу костер, разведенный на идеально круглой поляне, как будто кто-то провел циркулем. Может, так и есть. Теперь я точно рядом с каким-то трибутом. Людей возле костра нет, но на земле лежат звери, похожие на тигров с фиолетовой шерстью и фосфорицирующими полосками. Больше окраски напрягают длинные огромные клыки и мощные когтистые лапы. Переродки. Таких животных нет в природе. Это порождения больной фантазии распорядителей, созданные, чтобы убивать. Я спешно отступаю в темную гущу леса и иду дальше на восток, удаляясь от нервных птиц и насланной распорядителями грозы. Можно только умолять небо, Капитолий и Эффи, чтобы они послали мне немного удачи, а не встречу с мутантами-убийцами. Где-то недалеко глухо ухает сова и шебуршится мышь. Я вздрагиваю от каждого нового звука. Мне мерещится близкое рычание, но тут снова раздается раскат грома, и я немного успокаиваюсь. Пройдя еще немного, слышу хриплое дыхание и замираю, прижавшись к дереву. Вглядываюсь в темноту и стараюсь точнее определить, откуда доносится звук. Делаю еще один шаг и замечаю человека, лежащего на земле в паре метров от меня. Сначала я даже не понимаю, что это человек, больше похоже на бесформенную кучу, сливающуюся с темнотой. Снова слышу хриплое дыхание. Разрываюсь между желанием подойти чуть ближе и сбежать. Оглядываюсь назад и все-таки делаю несколько шагов по направлению к человеку. Трибут поворачивает голову, заставляя меня испуганно застыть, и я узнаю белое лицо, едва-едва освещенное… — Бист? — шепотом спрашиваю я. — Сзади! — хрипло кричит она. Я оборачиваюсь ровно в тот момент, когда переродок с ревом бросается на меня, прижимая к земле. Острые и длинные, как кинжалы, когти вонзаются мне в плечи, раздирая кожу до мяса. С губ срывается крик, я отворачиваю голову и слышу лязг зубов над лицом, носа касается теплое гнилостное дыхание. Я вонзаю нож твари между ребер, игнорируя боль. Переродок рычит и воет, капая слюной мне на лицо, но не падает. Я впиваюсь пальцами ему в морду, стараясь увеличить расстояние между своим горлом и его лязгающими острыми зубами. Ногами бью его в живот, пытаясь скинуть с себя, но добиваюсь только того, что когти сильнее погружаются в мое тело. Руки немеют; продолжая бороться, я тянусь к мешочку с морником в кармане и резким движением сую его в разверзнутую пасть, пропихивая глубоко в глотку и рискуя остаться без руки. Сок раздавленных ягод попадает переродку на язык. Огромное тело содрогается, и он падает на меня, придавливая к земле, как могильная плита. Я выхватываю мокрую от слюны руку из его пасти, жмурясь от омерзения. Меня бьет мелкая дрожь, когда я с трудом выползаю из-под переродка. Плечи горят огнем, кровь течет по рукам, липкая и теплая. Я делаю несколько шагов назад, едва в силах удерживать тело в вертикальном положении. — Ты убила его, — тихо констатирует Бист и хрипло кашляет. — Спасибо, что предупредила, —отвечаю я и замечаю, что она прижимает окровавленную ладонь к животу. Мой взгляд опускается ниже: ее бедро — кровавое месиво. В нос бьет металлический тошнотворный запах. — Не обольщайся. Я бы хотела, чтоб тварь перегрызла тебе глотку, но тогда она бы и меня сожрала, а это… — она вздрагивает, и из ее груди вырывается стон. В желтых хищных глазах блестят слезы. На дрожащих ногах я опускаюсь рядом с ней. Возле нее на земле валяется окровавленный нож. — Твой союзник? — спрашиваю я. — Он не идиот. Нашему союзу пришел конец, когда стало понятно, что я не смогу идти. У меня есть нож, но… Умирать так больно, — сипло говорит Бист. — Слишком больно… — ее голос срывается. — Я не хочу умирать. Я не хочу исчезнуть! Ее желтые глаза смотрят на меня, а губы кривятся в отвращении, тяжелое дыхание прерывается. Я беру ее за запястье и убираю руку, Бист не возражает. И я понимаю, что удача не на ее стороне. Ей не выжить. Поразительно, что она все еще дышит. — Ты такая жалкая, — она кашляет кровью. — И я такая же. Мерзость. Я молчу. В глубине души мне жаль ее, хоть она и сама не лучше переродков. Я знаю, что стоит добить ее или просто оставить в одиночестве, но вместо этого поднимаю голову и произношу одними губами: — Хеймитч… Пальцы Бист скребут землю, чтобы отвлечь мозг от боли. Раздается тихая мелодия, и серебристый парашют путается в ветках куста. Я бреду к нему и несколько секунд беспомощно смотрю, а потом, собравшись с духом, поднимаю руку. Боль пронзает до костей, но я снимаю парашют и открываю подарок спонсоров. Внутри капсула с морфлингом и шприц. Только одна доза. Бист смотрит на меня почти с ненавистью, пока я отламываю крышку капсулы и заправляю шприц. Кожу покалывает от желания ощутить облегчение от лекарства, но я игнорирую его. Беру руку Бист и осторожно ввожу иглу под кожу. Она отворачивается, закусив губу. — Спасибо за твою глупость, — сквозь зубы говорит она, прикрывая глаза. — Твой ментор позаботился о тебе, — отвечаю я, хотя почти уверена, что это от Хеймитча. Бист слабо смеется и снова смотрит на меня. — Мои менторы не настолько глупы, чтобы тратить деньги на обреченных. Через несколько минут обезболивающее действует, и Бист снова повторяет: — Я не хочу исчезнуть. Не хочу умирать, — по ее щеке скатывается слеза. — Шестая. Даже не в пятерке. Мой отец не придет на похороны. Последняя фраза звучит так тихо и неразборчиво, что я готова списать ее слова на предсмертный бред, навеянный морфлингом. — Это не так. Он же твоя семья, — мягко убеждаю я, но это лишь пробуждает в ней ярость. — Ты не знаешь моего отца. Я должна была победить, как мама, но я даже не в пятерке. Я подвела его. Он не придет… Я ненавижу его. — Твоя мама — победительница? — Победила на Арене и умерла, рожая второго ребенка. Жалкая смерть. А он так и не смог попасть на Игры… Ненавижу ее. Его. И тебя… — Бист снова кашляет и закрывает глаза. — Думаешь, твоя семья будет любить тебя, когда ты вернешься? Ты же была такая хорошенькая, а теперь? Видела портрет твоего дружка на небе, ты его убила? — она снова надрывно смеется. — Нет, — резко отвечаю я и собираюсь уйти. Не стоило вообще тратить ни время, ни лекарство. Ее пальцы почти до хруста костей сжимают мою руку, ногти вонзаются в кожу запястья. Она цепляется за меня так отчаянно, будто это поможет ей отсрочить смерть. — Останься. Звучит как приказ, но в ее глазах столько страха, что я сдаюсь и киваю. — Все нормально, все… — я умолкаю и убираю волосы с ее лица, кривясь от боли при каждом движении. Передо мной лежит умирающая пантера с блестящей шерстью и желтыми глазами, которые она не закрывает до самого конца. Через минуту раздается грохот пушки. И хватка Бист слабеет. Это кажется таким оглушительно нереальным… Я жива, а девочка из Второго — нет.       Я отпускаю ее руку и поднимаюсь. Теперь нас пятеро. В голове туман то ли от боли и потери крови, то ли от того, что я снова встретилась лицом к лицу со смертью. Я делаю шаг назад, а потом поворачиваюсь, чтобы унестись прочь, но, вскрикнув от неожиданности, отшатываюсь и, запнувшись, валюсь спиной на землю. Райот ухмыляется, поигрывая коротким мечом. Я не слышала его приближения. Была невнимательна. Задержалась, когда стоило сразу уйти. И цена моей тупости — моя жизнь. — Это была такая душераздирающая сцена, что я не посмел ее нарушить. Слезы градом лились, — протягивает он, опустившись на корточки рядом со мной и уперев кончик меча мне в грудь. — Жаль, что ты в них не захлебнулся, — шиплю я и тянусь к ножу, лежащему на земле. — Забавно, — хмыкает Райот и наступает мне на пальцы. Я вскрикиваю, но выдернуть руку из-под его ноги не могу. Кажется, кости сломаны. Острие меча протыкает ткань комбинезона и мою кожу, губы Райота растягиваются в дикой улыбке, и он направляет меч вниз, оставляя длинный глубокий порез. Я дергаюсь, сжимаю зубы, чтобы не кричать, мышцы напрягаются, но все напрасно. Я не могу скинуть его. Не могу засунуть морник ему в глотку, как сделала несколько минут назад. Столетия назад. Он отводит острие, и я тяжело дышу, чувствуя, как капли крови струятся по коже. — Знаешь, мои дизайнеры и сопровождающий все болтали о тебе после интервью. Говорили о твоей красоте, что капитолийцы хотят тебя, и я все думал: «Что в этой бледной тощей девчонке особенного?» И сейчас ты лежишь в грязи и крови, жалкая. И в тебе ничего такого нет, так что они нашли в тебе, а? — издевательски спрашивает Райот, а я думаю только о том, что не готова к смерти. Слезы обжигающим комом встают в горле. Он убирает ногу с моей руки, я даже не могу пошевелить пальцами. Райот тявкающе смеется, глядя мне в лицо, а потом быстрым движением вгоняет лезвие в мою ладонь, пробивая ее насквозь. Я захлебываюсь криком и дергаюсь всем телом. В глазах темнеет, я прикусываю щеку, надеясь поймать сознание за хвост. Нельзя отключаться. Я должна бороться. Должна. Я не могу умереть. Не могу. Мысли мечутся в голове, но я не могу найти решение. У меня нет выхода. И это моя вина. Паника охватывает меня, мне нужно сражаться! Но я беспомощна, как крыса в клетке, которой ублюдок из Второго отрезает хвост. Райот хватает меня за горло, отрывая от земли, и впивается мне в губы, проталкивая язык мне в рот. Я отчаянно пытаюсь вырваться, сопротивляюсь из последних сил и шарю здоровой рукой по земле. Камень, палка… Что угодно! Пальцы нащупывают что-то маленькое… Шприц! Я втыкаю иглу Райоту в шею, и он отшатывается с воплем, вытаскивая лезвие меча из моей ладони. Боль снова ударяет по нервам, и жажда убить его ослепляет меня. Вцепиться ногтями ему в глаза, сломать кость за костью. Тянусь за ножом на поясе, но Райот со всей силы пинает меня в живот. Я падаю обратно, сворачиваясь, как еж, и закрывая голову. Но он бьет снова. Потом еще и еще. — Сука! — рычит он, прижимая руку к шее и заезжая ботинком мне по ребрам. Легкие будто сжались, из груди вырывается надрывный кашель, и на языке вкус металла. — Твоя смерть будет очень медленной, — обещает он, снова направляя на меня острие. В следующий миг его глаза округляются, а рот широко открывается и беззвучно закрывается. Я смотрю на конец меча, торчащий из его груди, и мир вокруг меня покачивается. Мне кажется, что я сейчас отключусь, настолько все нереально, странно и кроваво. — А вот твоя — быстрой, — звучит голос, но значение фразы до меня не доходит. Меня трясет. Гремит пушка, и Райот падает на землю рядом с Бист. Четверо. Я пытаюсь подняться, но замираю, когда острие меча упирается мне в горло уже в сотый раз. — Ну привет, золотая девочка, — Катрин улыбается уголком губ. Я смотрю в ее насмешливое лицо с яростью и неприязнью. И когда меч начинает сильнее давить на горло, понимаю, что это и есть конец.