Терновый венец

Не желающие зла точно так же причиняют боль, как и желающие.

      Хеймитч       Я отстраненно смотрю на экран, оглушенный ударом пушки. Эффи что-то без конца говорит и жеманно утирает глаза белым платочком, и ее голос действует на нервы сильнее, чем отвратительный звук, издаваемый стеклом, когда по нему проводят гвоздем. Я молча наливаю коньяк в стакан и делаю большой глоток. Я знал, что так будет. Знал с самого начала. Но это не помогает. Девятнадцатый трибут. Я помню их всех. Вижу их лица, когда закрываю глаза. Слышу их голоса. И каждый раз, возвращаясь в Дистрикт, я замечаю в толпе их родителей. Эна целует Шона в лоб и поднимается на ноги. На ее лице потерянное выражение. Я наливаю еще один стакан и залпом осушаю его, пока она подбирает все вещи и уходит прочь, оставляя безжизненные тела за спиной. Из планолета опускаются металлические щупальца и поднимают тело Шона с земли. По крайней мере он вернется домой. Я опрокидываю третий стакан и в ярости швыряю его в стену. — Черт! — мой крик смешивается с грохотом разбиваемого стекла. Эффи взвизгивает и отходит на несколько шагов. Я пинаю стул, и он отлетает к центру комнаты, но ярость и боль продолжают кипеть в крови. Мне хочется разгромить эту комнату, сломать каждую дурацкую статуэтку и разбить долбанный экран. — Хеймитч! — строго окликает меня Эффи. — Ты ведешь себя как дикарь. Возьми себя в руки! Да, ситуация досадная, но это не повод… Она умолкает, столкнувшись с моим ненавидящим взглядом. Я стремительно выхожу из комнаты и, игнорируя лифт, спускаюсь по лестнице. У меня нет цели. Мне просто нужно уйти. Избавиться от чувства глубокого разочарования. От желания разрушать и причинять боль другим, чтобы спастись от собственной. Я знаю отличный способ, он выручал меня десять лет. Но, пока Эна жива, я не могу позволить себе напиться. Не могу позволить сбежать от боли, злости, потери. И мне становится почти жаль, что она все еще дышит, потому что теперь мне придется столкнуться с тем, от чего я всегда бегу, лицом к лицу.       Я петляю по коридорам, то поднимаясь по ступеням, то снова спускаясь. Движение не помогает. Три стакана коньяка оказывают на меня весьма скромный эффект. Внутри все горит от непреодолимого желания выпить еще, но я не могу себе этого позволить. Я останавливаюсь и выдыхаю сквозь стиснутые зубы. Оглядываюсь по сторонам и хмурюсь, вспоминая, что это за место. В коридоре царит полумрак, разбиваемый тусклыми светильниками, окон нет. Вдоль стен стоят диваны, в конце расплывчатым пятном виднеются белые двери. Я был здесь однажды. После тура победителей вместе с парой капитолийских богачей. Поколебавшись, иду к дверям. В памяти всплывает комната, скрытая за ними. Просторная, освещаемая только включенным огромным экраном. Мягкие диваны, барная стойка, тянущаяся вдоль стены. И капитолийцы, пересматривающие Игры. Сейчас здесь должна быть прямая трансляция, как и во всем Панеме. Я не хочу смотреть, но должен убедиться, что с Эной все в порядке.              Двери легко поддаются, открываются без скрипа. Здесь тихо, слышно только шум листьев и трескотню ночных птиц. На Арене уже стемнело. В комнате никого нет, кроме одного человека, развалившегося на диване. Я щурю глаза, пытаясь понять, кого вижу, но в полумраке это сложно. Видимо, только мне. — А, Хеймитч! Неожиданная встреча, — раздается насмешливый голос. Мне хочется сразу уйти, но я подхожу ближе. — Траян, — сухо отвечаю я, опуская приветствия. Глаза постепенно привыкают к полумраку. Капитолиец лежит на диване, вытянув ноги. На нем черные брюки и кислотно-желтый галстук, светящийся в темноте. Никакой рубашки. К груди он одной рукой прижимает бутылку, в другой держит сигару. Я давно его не видел. Обычно Траян делает ставки в самом конце, когда мне уже нечего делать в общем зале. — А ты, кажется, не очень рад меня видеть, — тянет он и прикладывается к горлышку бутылки. — Хочешь выпить? — Нет, — лгу я. — Да ладно, — цокает он. — Ты и трезвость — вещи несовместимые. Удивительно, как ты так хорошо сохранился за десять лет со своей страстью к дешевому пойлу из Дистрикта. А это отличный коньяк, — он снова прикладывается к бутылке. — Какой смысл в трезвости, если твои трибуты мертвы? Не легче утопить досаду? — Мертв только один мой трибут, — возражаю я. Ведь так? — Не обижайся, но это вопрос времени, — Траян садится и кивает на экран. Я оборачиваюсь и вижу Эну. Она лежит на земле, не предпринимая попыток подняться. Спутанные грязные волосы падают ей на лицо, одежда перепачкана в пыли. Она совсем беззащитна и бесконечно слаба. Легкая добыча на ночной Арене. Ее вид обжигает меня. — Вставай! — мысленно приказываю я. — Ты должна постараться выжить, золотце. Кадр сменяется на Бист и Райота, я снова перевожу взгляд на Траяна. — Она все еще жива, — сухо говорю я. Он раздражает меня. Богатый капитолийский идиот, топящий свои нелепые проблемы в алкоголе. Траян чувствует мою неприязнь, его губы расползаются в ухмылке. — Ты что, обижаешься, что я не спонсировал твоих ребят? — спрашивает он. — Обычно я делаю ставки, когда остается пятерка трибутов, ты же знаешь. Но! — бодро продолжает Траян. — Если твоя девчонка доживет до утра, я поставлю на нее. Дам в два раза больше, чем ты уже собрал для нее. Я едва сдерживаю злость, глядя в самодовольное лицо. Он бы не предложил, если бы не был уверен, что она умрет. — Это очень щедро. В этом году профи хороши. Кто-то скажет, что это пустая трата денег, и лучше поставить на, к примеру, парня из Первого, но есть что-то волнительное в том, чтобы ставить на собаку, которая заведомо проиграет. Смотреть в ее глаза, когда она умирает, быть на ее стороне и проигрывать вместе с ней. Чувствуется некое единение с Дистриктами в такие моменты, можешь представить себе? — хмыкает он. — У тебя нет ничего общего с людьми из Дистриктов или с трибутами. И она вполне обойдется без твоих подачек, — отрезаю я. Уж лучше пусть она лишится потенциального спонсора, чем это будет спонсировать ее. Траян хмурится и внимательно смотрит на меня. Его ухмылка тает на губах, и он качает головой. — Будь осторожнее со словами, Хеймитч, — отвечает Траян. — Ты казался мне более рациональным и разумным. — Ты нихрена не знаешь, не делай вид, что это не так, — зло бросаю я, намеренно пренебрегая его предупреждением. Мне все равно некого терять. Кроме одного человека. Я снова смотрю на экран, оценивая ситуацию. Альянс профи распался. Только Бист и Райот решили сохранить союз, остальные теперь сами по себе. Семь трибутов. Игры близятся к завершению. Я медленно делаю вдох. Шон продержался достаточно долго. Дольше, чем многие предполагали. Я отстраняюсь от мыслей о нем, выстраиваю стену. Не время для этого. Ничего интересного не происходит. Трибуты разбросаны по Арене, сидят, затаившись. Вряд ли многие сейчас смотрят Игры. Я вижу, как Эна забирается на ветку дерева и цепляется за ствол, чтобы не упасть. Мои губы невольно растягиваются в улыбке. Что бы с ней ни было, она снова готова сражаться. — Ты доживешь до утра, золотце, — неслышно говорю я, расслабляясь. Не прощаясь, я направляюсь к выходу. Я не помню, как попал сюда, а значит, мне предстоит изрядно поплутать, прежде чем я вернусь в апартаменты. Когда моя рука ложится на ручку двери, Траян снова подает голос: — Будет очень жаль, если она не вернется с Арены. Капитолий любит красивые игрушки. Я явственно до жути представляю, как сворачиваю его шею. Приходится прикусить щеку изнутри до крови, чтобы отбросить чудную фантазию. Дверь за мной с грохотом открывается.       Ночь я провожу в полудреме в гостиной перед экраном. Мышцы задеревенели из-за неудобного положения, в душе гадкое чувство из-за смутных ночных кошмаров — еще одного подарка трезвости. До моего слуха доносятся крики, и я открываю глаза. Арена пылает. Горящие деревья трещат, медленно умирая, ненасытный огонь движется вперед, захватывая все большую территорию. Бист вскрикивает, когда прямо перед ней падает объятое пламенем дерево. Райот хватает ее за руку и тянет за собой. — К Рогу, — кричит он ей, и Бист следует за ним. Они перепрыгивают через корни, торчащие из-под земли, уклоняются от горящих веток, падающих с деревьев, и несутся со всех ног, задыхаясь от жара и дыма.       Я поднимаюсь на ноги и стремительно иду по коридору. Стучу в дверь Эффи. — Нужно спуститься в зал. Распорядители устроили пожар на Арене, — говорю я и разворачиваюсь, не дожидаясь ответа. Но уже через мгновение Эффи выходит в коридор и догоняет меня. — Ах, опять этот дешевый ход! — восклицает она, цокая каблуками. — Лукер Сникс разочаровывает. Неужели нельзя придумать что-то новое? Какая безвкусица! На ней розовый парик и золотисто-зеленое платье с корсетом. Я едва прохожу по ней насмешливым взглядом и толкаю дверь. Кто бы еще рассуждал о безвкусице. Через несколько минут, которые благодаря болтовне Эффи тянутся вечность, мы входим в зал, где уже собираются люди. Я киваю другим менторам и отхожу подальше от Эффи, даже не дослушав. Ее это не задевает: она сразу находит новые уши. Прежде чем подойти к капитолийцам, я бросаю взгляд на экран. Фаер отбрасывает загоревшийся лук в сторону и бежит дальше. Эна устремляется за двумя оленями, уносящими ноги от огня. Я снова улыбаюсь. Умница. Я чувствую прикосновение к спине и поджимаю губы. — Хеймитч, Хеймитч… Заставляешь женщину томиться в ожидании. Ты первый, за кем я бегаю, — шепчет Мария и проводит языком по моей шее. Конечно, других-то легко заставить. Никаких усилий, только круглая сумма. Отвращение током пробегает по венам, но я только ухмыляюсь. — Все бывает в новинку. Тебе полезно иногда помучиться. На ней снова платье с настолько глубоким декольте, что грудь почти вываливается наружу. Губы, накрашенные яркой помадой, кривятся в улыбке, но я знаю, что ее это бесит. Она покупает тех, кого хочет, но меня Капитолий сам избавил от этой участи еще десять лет назад. И от этой мысли меня накрывает мрачное удовольствие. — Мое предложение все еще в силе. Если, конечно, тебе не плевать на девчонку. Кстати, бедный маленький мальчик, если бы не твои чары, я бы не потратила столько денег. — Считай, что ты потратилась на фантазию, — едко отвечаю я. — Спасибо за предложение. Милая. Она сверкает глазами и уходит, зная, что проиграла. Я не пополню коллекцию ее трофеев и не окажусь в ее постели. Никогда. Раздражение утихает, и я замечаю Траяна. Он развалился в кресле, прикрыв глаза рукой. Наверняка страдает от похмелья. На нем расстегнутая мятая рубашка и белые свободные брюки. Я неторопливо приближаюсь к нему. Вчера я решил, что его деньги не нужны, но сейчас мое решение меняется. Я хочу как можно реже появляться здесь, а его предложение мне в этом поможет. — Надо же, — говорю я вместо приветствия. — А ведь трибутов целых семь. Траян убирает руку от лица и морщится. Его светло-каштановые волосы торчат в разные стороны, губы дергаются. Он хлопает глазами, и дурацкие блестки, усыпающие его веки, переливаются на свету. — Как же здесь шумно. Мне надо выпить. Он неуклюже поднимается и идет к столу. Проводит рукой над бокалами и берет один из центра. — Твоя девочка выжила? — то ли спрашивает, то ли утверждает он. — Точно. Ты должен мне в три раза больше, чем я уже собрал, помнишь? Или то, что ты говоришь под алкоголем, остается в прошлом дне? — В три раза? — ухмыляется Траян. Я хмурюсь и делаю вид, что задумываюсь. — Точно, я ошибся, — досадливо морщусь я. — В четыре. Траян молча смотрит на меня несколько секунд, а потом разражается громким смехом. Некоторые оборачиваются, но быстро теряют к нам интерес. Я вкладываю планшет ему в руки, и он закатывает глаза. — Поразительная наглость, — в очередной раз ухмыляется он. — С тобой интересно иметь дело. Он расписывается и, отсалютовав бокалом, осушает его одним глотком. Я собираюсь уйти, но истошный вопль, донесшийся из динамиков, заставляет остановиться и посмотреть на экран. Фаер обхватывает рукой обожженное предплечье и закусывает губу, подавляя стон. Неловко отступает назад, врезаясь спиной в грудь Рэма. — Наконец-то хоть что-то интересное! — восклицает толстозадая капитолийка в самом отвратительном зелено-розовом платье, какое только можно представить. Кто-то одобрительно кивает. Фаер оборачивается и отшатывается к горящему дереву. Камера выхватывает ее испуганное, бесцветное на фоне ярких, как языки бушующего пламени, волос. Ее взгляд упирается в лезвие меча в руках трибута. Она мотает головой и жалобно выдавливает: — Рэм… Его взгляд жесткий и холодный, ни намека на сострадание. — Это был твой выбор, — отвечает он. В момент, когда Рэм заносит меч и одним резким и быстрым движением сносит Фаер голову с плеч, Траян поворачивается к столу и берет новый бокал из центра, задевая те, что стоят с края. Звон стекла смешивается с грохотом пушки. На экране появляется отсеченная голова Фаер, а потом пламя охватывает ее, и кадр сменяется. Похоже, ее родители получат только прах. — Быть не может! Я ставил на нее! Вот урод! — восклицает капитолиец с синими волосами и тонкими, как у таракана, зелеными усами, и в приступе ярости бьет кулаком в стену. — Какая досада! — смеется девушка в фиолетовом костюме, и еще несколько человек подхватывают ее смех. — Я знал, что она не победит. Ты видел, как она стреляет? Как ты мог поставить на нее, Олдос? Ее менторы молча смотрят на экран, не реагируя на болтовню капитолийцев. Я поджимаю губы. По крайней мере теперь на одного профи меньше. — Действительно, какая досада! — бурчит Траян, осушая очередной бокал. — Я все пропустил. Я обхожу его и покидаю зал, оставляя Эффи одну. Сегодня я уже заключил самый выгодный договор из всех возможных, больше делать здесь нечего.