Терновый венец

      Если тебя сбили с ног, ты должен встать снова.

      Эна       Я быстрым движением застегиваю комбинезон, подхватываю вещи и почти бесшумно бегу туда, откуда, как мне кажется, донесся крик. Но довольно скоро я замедляюсь и перехожу на крадущийся шаг. С чего я вообще решила, что это Шон? Это мог быть кто угодно, глупо будет вылететь туда и составить компанию несчастному трибуту. Даже если это все-таки Шон. Деревья служат хорошей защитой от чужих взглядов, но если кто-то внимательный присмотрится, то увидит меня. Я нахожусь на возвышенности, это можно назвать хорошей позицией, вот только профи, которые, вероятно, слишком близко к склону холма, скрыты от меня так же, как и я от них. Зато погибший трибут как на ладони. Он лежит, прислоненный или скорее прибитый к дереву, а из его груди торчит копье. Я узнаю его. Это Трик из Девятого Дистрикта. Все, что я помню о нем, так это его отстраненный взгляд и странная улыбка. Профи веселятся, подсчитывая, сколько еще осталось. А осталось не так уж много. Но достаточно, чтобы сохранить альянс. Я вижу Райота, идущего к убитому, чтобы забрать копье. В моей ладони появляется нож, и я кручу его в пальцах. Я попаду отсюда, однако это бессмысленно. Я с некоторым сожалением убираю нож, хотя знаю, что это правильно. Нет, я определенно точно не хочу стать сегодня оленем, загоняемым стаей волчиц. У меня иная тактика. Я должна продержаться как можно дольше, пока остальные не перебьют друг друга. И сейчас у меня две задачи: найти Шона и воду. Поразмыслив, я решаю, что второе сделать проще, и исчезаю среди деревьев.       С каждым шагом я все дальше удаляюсь от силков, новых не ставлю, ведь это все равно, что разжечь костер и повесить яркий плакат «Я здесь! Убейте меня!» Я снова ковыряю луб и начинаю жевать его. Этого мало, чтобы в полной мере утолить голод. Продолжаю путь, осторожно переступая через корни и камни. Земля здесь мягкая, на ней остаются следы, по которым меня легко выследить, уповать лишь на то, что трибуты найдут дела поинтереснее, чем выслеживать меня, — глупо. Сделав еще несколько шагов, я останавливаюсь и смотрю на примятую траву. Осторожно раздвигаю ее и вижу смазанный след лапы. Удача и проблема в одно и то же время. Мысль рождается в моем сознании, и я останавливаюсь. Вращаю в пальцах нож. Есть одно правило, которое охотник должен усвоить, если не хочет превратиться в добычу. В лесу, даже созданном распорядителями, все мы гости. И пока мы охотимся друг на друга, кто-то охотится на нас. Кто-то с совершенными инстинктами и острыми клыками. Я прислушиваюсь, но кроме щебетания птиц и шелеста листьев ничего не слышу. Стоит решить рискнуть или нет. Никого не удивишь охотой на зайцев, так что это едва ли привлечет многих, а вот… Я облизываю губы и быстро преодолеваю еще несколько метров, теперь уже выслеживая лесного хищника. Расставляю силки и взбираюсь на дерево. Теперь я могу лишь ждать. Моя поза не очень-то удобна, но стоит быть на готове, чтобы вовремя спрыгнуть на землю.       Пересмешницы насвистывают мелодию, подслушанную где-то. Я думаю о Шоне. Надеюсь, он достаточно умен, чтобы искать воду. Чтобы идти тихо и осторожно, не привлекая внимания трибутов и диких зверей. Прошло уже полтора дня, при такой температуре воздуха и необходимости быстрого перемещения обезвоживание быстро даст о себе знать. Ноги затекли, и я меняю положение, чтобы восстановить кровообращение. Время идет, и я уже начинаю жалеть, что задумала все это. Может, стоило продолжить путь и найти водоем, а не выжидать на дереве. Но я остаюсь на месте и вскоре довольно улыбаюсь. Кролик запутался в силках, которые я разместила так, чтобы он прожил достаточно, чтобы стать приманкой. Его отчаянный писк — сигнал. Я скорее ощущаю ее появление, чем вижу или слышу. Крадущаяся кошка. Она плавно переставляет лапы, пригибаясь к земле, готовая к прыжку. Черная шерсть пантеры блестит на солнце, желтые глаза щурятся. Я спрыгиваю с ветки и падаю на нее, выставляя нож. Она с яростным рычанием выворачивается, и острые клыки раздирают кожу на моей руке. Я вскрикиваю и бью ножом ее в шею. Но этого мало. Она ревет и вырывается, ее когти разрывают ткань и мое бедро. Я с воплем ударяю ее в шею повторно, и густая кровь льется на меня из раны. Через минуту я освобождаюсь из-под веса мертвого животного и добиваю кролика. Нога горит огнем, но я заставляю себя улыбнуться и не показывать, что мне больно, иначе это не будет иметь смысла. Пострадавшая рука онемела, я осторожно шевелю пальцами и опускаюсь на землю. Достаю из рюкзака жгуты и затягиваю их, останавливаю кровь. Я смотрю на мертвую пантеру. С Лукасом мы редко охотились даже на оленей: слишком тяжелые. Белку или зайца легче унести и продать. До этого мы только раз убили волка, потому что он напал, но теперь на моем счету еще и пантера. Лукас может гордиться своей ученицей.       Я беру столько мяса, сколько могу, остальное приходится оставить. Впрочем, этого больше чем достаточно для того, чтобы не охотиться несколько дней. Главное — суметь сохранить его, но с этим я справлюсь. Обе раны горят и пульсируют, это ужасно. Я делаю глоток воды и думаю, не слишком ли глупо поступила. Стоило ли желание привлечь новых спонсоров того, чтобы рисковать жизнью и получить новые травмы? Я собираюсь и поднимаюсь на ноги. Теперь я стану медленнее, потому что идти не хромая невозможно. До наступления темноты еще пара часов, а воды нет даже близко. Я слышу тихий мелодичный звук и поднимаю голову. Это серебристый парашют. Протянув руку, ловлю его и открываю то, что прислал Хеймитч. Внутри мазь. Значит, это того стоило. — Спасибо, — говорю я и наношу мазь на раны. Остальное убираю в рюкзак и снова отправляюсь в путь.       Я иду вечность. По дороге вырезаю из куска дерева рогатку, но закончить ее нет возможности, ведь для этого нужно время и огонь. Мне кажется, будто мои действия бессмысленны. Я не нашла Шона и никак не приближусь к воде. Я обращаю внимание на растения, но они не становятся ни гуще, ни реже. Все одинаковое. От мысли, что единственный источник воды — озеро, по спине пробегает холодок. Темнеет на Арене очень быстро, перехода между днем и ночью нет. Никаких сумерек. Я взбираюсь на дерево медленнее, чем обычно, достаю еду из рюкзака и запоминаю, что утром необходимо разобраться с мясом, пока оно не пропало. Звучит гимн, и я смотрю на изображение Трика. Снова наношу мазь и привязываюсь к дереву, чтобы немного поспать.       Я просыпаюсь до восхода солнца, чтобы посмотреть, можно ли собрать росу. Я не испытываю сильного разочарования, когда осознаю, что нет. Это невозможно, иначе было бы слишком просто. Первым делом я разбираю мясо. Потом осматриваю раны и обнаруживаю, что мазь из Капитолия значительно улучшила положение. Когда становится достаточно светло, чтобы развести огонь, я собираю сухие ветки для костра, чтобы было как можно меньше дыма, закрепляю над огнем будущую рогатку и готовлю себе завтрак. Соли нет, но есть пресное мясо для меня не в новинку. Через несколько часов я снова отправляюсь в путь.       Я снова бесконечно иду по лесу, держа нож наготове, но, кажется, угрозы нет. Пробираться через чащу становится труднее, ветки царапают лицо и путаются в волосах, но я упрямо двигаюсь вперед, а потом осознаю: деревьев стало больше, трава — гуще. Мой шаг становится быстрее, до слуха доносится бурление реки. Я перехожу на бег и замираю на краю обрыва. Мое сердце болезненно ударяется о ребра. Внизу течет стремительная река, с шипением бьющаяся об острые камни. И мне не добраться до ее вод.       Я иду по самому краю по направлению течения реки. Это бессмысленно. Я понятия не имею, как мне добраться до воды. Допустим, я привяжу край веревки к дереву и постараюсь сделать узел достаточно крепкий, чтобы выдержать мой вес. Допустим, длины веревки хватит. Допустим, я спущусь к воде. Но если я сорвусь… Я даже не успею захлебнуться, меня убьют камни. Снова становится темно, но я продолжаю бесцельно идти, хотя стоило бы забраться на дерево. Все плохо. Третий день подошел к концу, Шону конец, мне тоже, если не спущусь к воде, потому что фляга уже почти пуста. Разве что Хеймитч сжалится и отправит еще один подарок от спонсоров. Треск кустов заставляет меня замереть и поудобнее перехватить нож. Каждая моя мышца напряжена, я делаю осторожный шаг и слышу тихий сип. Медленно переставляю ноги и, раздвинув ветки, направляю нож на человека, лежащего на земле. — Кто ты? — спрашиваю я, готовая бить, если придется. Он не реагирует. Я поддеваю его тело носком ботинка и переворачиваю на спину. И едва не роняю нож, когда слышу слабый хрип. — Шон… Я падаю на колени рядом с ним и, достав фляжку из рюкзака, приподнимаю его голову и прикладываю горлышко к его сухим губам. Я не позволяю ему пить слишком быстро и знаю, что этого недостаточно, чтобы утолить его жажду. Шон едва соображает и не шевелится. Я смотрю на дерево и понимаю, что это безумие. Он не сможет подняться туда. Звучит гимн. Убитых нет. Я достаю спальный мешок и засовываю в него Шона, а потом устраиваюсь рядом. Спать на земле опасно, так что я знаю, что не сомкну сегодня глаз. Достаю из рюкзака кусочек мяса и кладу в рот, затем мажу кроличий жир Шону на губы. Как только рассветет, мне придется рискнуть.       Я вылезаю из мешка и достаю веревку. Обматываю ее вокруг дерева и завязываю настолько крепкий узел, насколько возможно. Остается лишь надеяться, что веревки хватит. Как и моих сил, чтобы удержаться и не упасть. Я обвязываю второй конец вокруг талии и толкаю Шона в плечо. Он с трудом разлепляет глаза. — Ты нереальная, — едва слышно говорит он. — Тебя нет. — Я здесь, — возражаю я. — И мне нужно, чтобы ты не спал. Борись, Шон. Он не отвечает, но не закрывает глаз, смотрит в небо. Я оставляю один нож возле него, хотя это не имеет особого смысла. Шон вряд ли сможет защититься.       Я начинаю медленный спуск вниз по склону. Земля осыпается под ногами, и я судорожно цепляюсь за веревку. Шум реки оглушает меня, я ощущаю брызги на коже. Очень медленно разжимаю пальцы и открываю фляжку. Погружаю руку в ледяную воду, чувствую, как сильное течение старается выбить флягу из моих рук. Хоть бы узел выдержал. Быстро закручиваю крышку и начинаю подъем. Когда я снова оказываюсь на берегу, мои ноги дрожат от напряжения. — Вода? — я скорее угадываю, что он сказал, потому что его голос едва ли громче писка комара. — Надо подождать, — отвечаю я и капаю в нее йод. Пока мы ждем, я развожу костер, чтобы досушить рогатку. Ей нужно еще пару часов. Наконец я подношу фляжку к губам Шона и так же, как и вчера, не позволяю ему пить слишком быстро. Потом, собравшись с духом, повторяю свой спуск. Осушив три фляжки, он приходит в себя и садится. Нужно еще немного времени, чтобы восстановить силы, но по крайней мере он жив. Я снова набираю воду, но не отвязываюсь. Пушка еще ни разу не стреляла сегодня. Два дня без убийств — для капитолийцев это скука смертная. — Что с твоей рукой и ногой? — Одна разъяренная женщина постаралась, — в шутку говорю я, но он не улыбается. — Как ты меня нашла? — спрашивает Шон спустя минуту. — Кто кого нашел, — отвечаю я, обматывая жгуты вместо резины вокруг концов рогатки. — Я шел на шум воды… Или полз, если быть точнее, — он кривится. — Зачем ты тратишь на меня время? Я все равно умру. Умер бы вчера, и все бы закончилось. — Что закончилось? — Игры. Для меня они бы закончились. У меня нет шансов, это же только продлевает… Я ничего не умею. Охотиться, драться… Все бессмысленно! Я не умею пользоваться оружием и… — Хватит ныть! — неожиданно резко говорю я. — Не заставляй меня жалеть о том, что я решила взять ответственность за тебя. Шон бледнеет и съеживается, как будто я ударила его своими словами. Наверное, так и есть. — В первый день на Арене я убила трибута. у Рога, — продолжаю я, намеренно не называя Митча «человеком», потому что для меня это слишком. Трибут. Противник. Враг. Но не человек, оказавшийся со мной в одинаковых условиях. — Я бы сказала, что мне жаль, но это не совсем так, потому что я сделала то, что должна была. Позавчера я убила пантеру. Поэтому прекрати жаловаться. Если хочешь изменить что-то, стать сильнее, то действуй. Мы в заднице, если ты не заметил, поэтому включи мозг и подумай, как нам улучшить наше положение. — твердо говорю я, прикрепляя кусочек кожи по середине жгутов. — Вот твое оружие. Два дня прошли без убийств, если, конечно, до темноты мы не услышим пушку. А это значит, что завтра может случится какой-нибудь зрелищный катаклизм, так что сейчас я еще раз спущусь за водой, а утром мы уйдем. Я отдаю ему рогатку и снова ухожу к реке. Когда возвращаюсь, Шон внимательно смотрит на меня. — Зачем мне это? — он вертит рогатку в пальцах. — Это оружие, с которым ты справишься. Белку точно можно подстрелить, а если попадешь в правильное место, то и трибута убить. Шон едва заметно вздрагивает, но покорно кивает. — Я не умею стрелять. — Да, поэтому сейчас я буду тебя этому учить.