Если страшный суд наступит сегодня, готов ли ты?

1991       Большей части следователей уже конкретно надоело возиться в этом крохотном забытом Богом домишке. От запаха плесени, сырости и протухших солений органы скручивались в один тугой узел. «Да он невменяемый», — говорил каждый, кто проводил хоть минут пять вместе с подозреваемым. Многие начинали умывать руки, один только Арсений, убежденный в догадках, продолжал свой допрос.       — Это что за натюрморт? — подобно ребенку, глупо захлопав глазами, Шеминов взглянул на пол, где поверх каких-то черно–белых фотографий расположились его же ножи.       — Результаты предварительной экспертизы, — объяснил Попов. — Лезвие к телам подходят, а ножи твои.       — А что ножи? Обыкновенные, хозяйственные, по ГОСТу.       — Сперва убийца бьёт женщин по голове. Не добивает, чтобы мучилась. Жертва падает на живот, убийца наносит удар в спину. Переворачивает тело — добивает жертву, елозя в ране ножом. Все женщины на этих фотографиях были убиты таким образом. Кроме одной. Одну единственную он расчленил. Нина Грибанова. — перед глазами подозреваемого на долю секунды появилась фотография погибшей. — Она работала вместе с Вами на заводе.       — Не знаю, — по-доброму улыбнулся Станислав Владимирович, — наверное. Не помню.       — По признанию подруги Грибановой, у той был любовник. Я показал ей Вашу фотографию. Она утверждает, что Вы встречались с Ниной. Пару месяцев, летом 81. При обработке пола в её комнате люминолом выявлено характерное для крови свечение. Её убили и расчленили там.       — Это у нас торг такой? А торг вроде выгоду предполагает. — со стороны Шеминов выглядел, конечно, спокойным, но внутри у него бушевал ураган отрицательных чувств. До безумия хотелось подойти и с размаху ударить этого выскочку–следователя. И кого он только из себя возомнил? Но Станислав Владимирович продолжал держать себя в руках, дабы ещё сильнее не ухудшить и так паршивое положение. — Голову Вы мне тут морочите: ножи эти вытащили, любовницу мою бывшую вспомнили. Ну, что у Вас там ещё есть?       — Отпечаток ботинка сорок третьего размера, — хмыкнул Арсений. — С прямым срезом каблука. Мы нашли у Вас такой же.       — Так это, кажись, тоже сорок третий, — Шеминов кивнул на перепачканные в грязи ботинки следователя. — А Нинка была душевной… Мы с ней полюбовно расстались.       — Зачем тогда скрывать связь?       — Тогда незачем, получается, — пожал плечами Стас. — И торговаться тогда тоже незачем.       Даже Арсений на время лишил подозреваемого своего внимания: необходимо было привести нервы в порядок, глубоко выдохнуть и успокоиться. Теперь за Шеминовым приглядывал его коллега, который выглядел гораздо устрашающе: широкие плечи, объем которым придавало пальто, массивные кулаки, выпуклый лоб с чёрными валиками бровей, под которыми прятались глазки-бусинки. Единственное, в чем мужчина уступал Попову, — рост. Арсений был почти самым высоким в отделе (Шастун был выше его на полголовы), благодаря чему его присутствие на различного рода собраниях невозможно было не заметить. Чёрная макушка с проседью так и привлекала к себе внимание.       Шеминов со сцепленными за спиной руками расхаживал по кухне. От одного угла комнаты до другого шесть шагов (мужчина сам высчитал, в то время как следователи возились с какими-то бумагами). Зачем они его здесь держат? Он ведь вправду никого не трогал. Стас всё сильнее сжимал кулаки и периодически тяжело вздыхал.       — Ты что там притих? — на кухню заглянул Арсений.       Вдруг за окном послышался характерный для двигателя звук. Попов украдкой взглянул в окно, и его глаза тут же стали походить на два огромных восклицательных знака. Со всей скоростью на дом неслась машина. Арсений в последний момент успел вытолкнуть из кухни Шеминова, а следом выбежал и сам.       Автомобиль, пробив стену, без приглашения на половину вошёл в дом. Кухонный гарнитур, окно, столовые приборы — всё разлетелось в дребезги, разбилось, изуродовалось, приняло несвойственную форму. Из салона вышла женщина лет пятидесяти, в которой Арсений узнал мать последней жертвы. Конечно, как такую забыть! Именно она начала потасовку во время опознания тела. Видимо, возобновление убийств окончательно вывело беднягу из себя.       — Сука, людоед! — зарычала женщина и выудила из-под пальто ружьё. — Дайте мне его! Отойдите!       — Ребёнка это не вернёт, и легче не станет, — Арсений и остальные следователи заслонили собой подозреваемого. Если тот пострадает от рук свихнувшейся от горя женщины, это будет забавно…       — Смешно тебе да, людоед? — маленькие глазки с отвращением взглянули на мужчину в очках. — Стоит, скалится!       — Моя вина не доказана, — буркнул Шеминов из-за плеча следователя, — я лишь подозреваемый.       — Смотрю на вас, менты… Да чем вы отличаетесь от него? Одно лицо!       Она наставила на группку мужчин ружье, палец неуверенно стал оглаживать курок. Женщина пропускала мимо ушей все реплики Попова и его подопечных. Казалось, она вот-вот выпустит на волю железную птицу. И та покалечит всех на своём пути, а может, и заклюет до смерти.       Ружье всё-таки заревело. Благо подкравшийся мужчина в милицейской фуражке толкнул женщину, пытаясь выбить из её рук оружие. Выстрел вышел неточным. Без пострадавших не обошлось. Парень, которому нельзя было дать больше двадцати трех, взвыл как зверь, и, схватившись за живот, опустился на колени. Скорее всего, тот был лишь стажером. Что же, не везде везёт новичкам. Боль тут же вспыхнула ярким цветком, на миг заслонив собой целый мир, раскрасив его в пламенно-алый оттенок. Парень прижал руку к раненному месту, чувствуя, как капли крови начали течь по ладони. Он задыхался от безысходности, проводил языком по небу пересохшего рта и не мог вымолвить ни слова. Не было сил даже стонать.       Арсений растерянно оглядел рядом стоящих мужчин. Вскоре от дома с пробитой стеной отъехала карета Скорой помощи, в которую санитары погрузили носилки с закрытым белой простыней телом.