Я подарю тебе один секрет

— Мне нравятся твои руки, — застенчиво улыбается Тайп, пока Тарн листает его новый скетчбук, с десяток листов которого изрисованы его руками в самых разных положениях.       Делай, что хочешь, малыш. Только вот так мне всегда улыбайся. — На самом деле, в них нет ничего примечательного, — всё же по давней привычке протестует Тарн, переплетая их пальцы, — а ещё иногда я их… ненавижу. — Что ты! Что ты! — мгновенно оживляется Тайп и подносит их сплетённые руки к своим губам, оставляя следы поцелуев на ладони Тарна, вдоль запястья и на каждой костяшке.       От порывов смелой нежности Тайпа у Тарна сносит крышу. — Да. Иногда я ненавижу их, — шепчет он после того, как целует мозоли на пальцах своего малыша, оставленные карандашом в течение нескольких часов. — Но почему, Тарн? — Потому что когда-то они причинили боль тебе.       Тарн намекает на тот случай на пляже, когда он так грубо оттолкнул мальчика за то, что тот просто хотел помирить кончики его шнурков. И Тайп тоже всё понимает. Хватает его за щёки, почти до боли сжимая их ладонями: — Вот это же неправда! Неправда, Тарн! Или, нет, не так… — Тайп краснеет маленькими ушками, кончик подбородка смешно дёргается — явные признаки сильного волнения. — Они же и исцелили, исцелили меня, слышишь? Ты же знаешь это, да? Да, Тарн?       Тарн знает только одно: в то мгновение, когда он впервые увидел его, такого… будто сломанная кукла… в то мгновение все кривые зеркала ложного королевства его мыслей разбились об истинность реальности. Пускай он далеко не сразу признался в этом даже самому себе, но был Тарн до Тайпа. И есть Тарн после. Вернее, Тарн вместе с Тайпом.       А малыш Тайп, видя ступор Тарна, находит, как перевести тему: — А ещё я люблю твои глаза, Тарн, — он проводит большими пальцами по векам Тарна, — мне нравится, как они радуются вместе с тобой, когда я их целую. И я всегда вижу в них столько обещания… что всё-всё будет у нас хорошо.       Тарн усмехается, морщинки кучкуются во внешних уголках его и правда красивых глаз, но Тайп не унимается: — И твои волосы! Мягкие-мягкие, — Тайп взъерошивает их обеими руками, — и твои губы.       Тарн откладывает скетчбук, обнимает Тайпа, тесно притягивая к себе: — Малыш, — он целует своего очаровательного мальчика в кончик носа, — а если я начну перечислять все твои достоинства и делать им комплименты — и неделей не обойдёмся. Ты невероятный, Тайп. Знаешь, — Тарн прижимается лбом к его лбу, — я совсем не религиозен… Но в какой-то момент понял, что встреча с тобой — это как ответ на молитву, если бы я произнёс её вслух и попросил Бога направить меня на путь истины.       Тайп приоткрывает губы, и Тарн целует их. Горячо и искренне. А неугомонный торопыжка Тайп вдруг отстраняется и начинает тараторить: — Забыл тебе рассказать, Тарн! Я сегодня после учебы зашёл в парк и первый раз в жизни видел щенка Сиба Ину! А ещё с утра к нам в квартиру залетела бабочка, и я десять минут пробегал, чтобы выпустить её… пока ты спал! Я хотел тебя разбудить, чтобы ты тоже на нее посмотрел, но не стал. Ты слишком красивый, когда спишь!       Тарн хохочет, крепко обнимая своего, с совершено детский непосредственностью, восхищающегося такими простыми вещами любимого. И беззвучно благодарит кого-то мудрого и далёкого (а может быть, очень близкого) за то, что может каждый день видеть и чувствовать, словно благословение, эту улыбку.