Красный глиняный горшок

      Сегодняшний день в университете стал для Какёина персональным адом. Куча взглядов и перешептываний: он и так успел завоевать статус Главного Чудака Университета — и это не было чем-то позитивным — а теперь он еще и ходил…избитым? Какёин Нориаки умеет драться? Он нарвался? Или его уже наконец просто поколотили за то, что он такой странный? Он попал в плохую компанию?       Тупые, раздражающие сплетни следовали по пятам, облепляя весь торс, плечи, заползая на шею и обвивая запястья. Ощущалось ужасно. Но Какёин, кажется, уже привык.       Нориаки никогда не ощущал себя хорошо в садике, школе и университете — это вроде как было какой-то данностью. Постоянно оказывалось, что он недостаточно хорош в социальных взаимодействиях, шутит непонятно и придерживается довольно-таки эксцентричных взглядов (вроде того, что одиночные видеоигры развивают человека лучше, чем общение в компании). Это становилось поводом для шуток и издевательств в детстве, сплетен и осуждения — когда он стал старше. И если изначально это расстраивало художника до глубины души, то со временем он понял — ну, или убедил себя — что он отнюдь не нуждается в друзьях и каких-то отношениях с людьми: у него есть Искусство, Идеи и куча способов приятно провести время в одиночестве. Он больше не чувствовал себя обделенным.       Однако, так или иначе, слушать перешептывания за своей спиной было неприятно всегда. Поэтому Какёин был бесконечно счастлив и отчаянно рад, когда пары в конце концов закончились, и он смог поспешно покинуть стены альма-матер, хоть и не избежав заинтересованных взглядов по пути домой.       Да, его лицо абсолютно точно выглядело ужасно. Нос опух, временами, по какому-то там своему расписанию, из него начинала течь кровь; губы выглядели так, будто Нориаки решил немного привести их в форму ботоксом (вишенкой на торте были многочисленные ссадины и запекшаяся кровь). Вдобавок голова целый день кружилась и неприятно болела, что, несомненно, также было последствием удара. В общем, Какёин чувствовал себя не совсем художественно-привлекательным.       Добраться до дома стало настоящей наградой для Нориаки за все мучения, поэтому, когда он потянул дверь подъезда за ручку, и она поддалась легче обычного, художник уже ни о чем не думал и не переживал. А когда из-за двери показался такой знакомый и ненавистный Джотаро Куджо, Какёин понял: сражаться у него уж точно не было сил.       Морской биолог, шедший весь в своих мыслях, едва не сбил парня с ног. Однако оба после столкновения все-таки смогли удержать равновесие.       Взгляд. Куджо встрепенулся.       «Ну и ну, ужасно выглядит, — молча оценил оторванный от своих раздумий Джотаро, зыркнув на Какёина. — Возможно, я немного перестарался».       Он уставился в пол. Будто бы завис.       — Так и будешь стоять как истукан? — спустя некоторое время негромко произнес художник, вперившись взглядом куда-то в носки своих ботинок. — Я спешу.       — Да, — вдруг как-то топорно и нелогично отозвался Джотаро, проходя вперед и уступая дорогу.       — Спасибо, — еще тише поблагодарил заходящий, проскальзывая мимо Куджо.       «Спасибо?»       Джотаро озадачено посмотрел вслед уходящему Нориаки.       «Что ж».       Итак, сегодня Какёин был невероятно уставшим. Отсутствие здорового сна, ужасный день в университете и венчавшая все эти неприятности встреча с соседом сделали его абсолютно обессиленным и обозленным. Поэтому, пройдя в квартиру, он снял свою дурацкую рубашку и дурацкие штаны, закинул их на дурацкий стул и бросил рядом свою не менее дурацкую сумку. Все это казалось каким-то сном –одним из тех, о которых ты, просыпаясь, думаешь: «Боже, я счастлив, что это не происходит со мной на самом деле». Поэтому Нориаки сдался и выбрал наиболее подходящий вариант сейчас — плашмя упал на кровать и тут же крепко-крепко заснул.       Разбудил его настойчивый звонок в дверь. Затем стук.       Первой мыслью, что породило сонное сознание художника, было что-то вроде: «Черт, я забыл полить свои растения», — однако затем, немного оклемавшись, его заняли более насущные вопросы вроде «который час? Уже так темно!» и «боже, почему кто-то вообще стучится ко мне в такое время». Голова Нориаки Какёина переживала худшие свои времена: боль, являющаяся последствием драки, не отступила, но усугубилась из-за недостаточного количества сна. Который, кстати говоря, был такого себе качества: спать ничком — сомнительное удовольствие, и если отеки от ударов сошли с лица парня, то теперь там красовались красные полосы от помятой наволочки. Растрепанная прическа являла собой первозданный Хаос, упорядочить который, без пары литров косметических средств, не представлялось возможным — так что Какёин даже не пытался. Поспешно натянув валявшуюся рядом на полу майку, художник заторопился — насколько это было возможно в его состоянии — к двери, дабы прекратить зверские звонки и стуки, сотрясающие не только стены его квартиры, но и стенки черепной коробки.       — Э-э-эй, кому там что понадобилось в такое время? — с болью человека, лишившегося счастья, которое он едва обрел, произнес Нориаки, попутно открывая дверь. Дверь покорилась не сразу.