Красный глиняный горшок

      Какёин взглянул в сторону своего импровизированного сада. И увидел, что там горят жасмины на перилах в горшке. Он опешил. А затем его накрыла дикая, стремительно возрастающая в своих размерах ярость.       «Ублюдок», — взрывающаяся и мерцающая всеми цветами известных и неизвестных палитр мысль в голове парня перекрыла все остальные, и он стрелой метнулся на балкон, попутно хватая стоящую у входа пластиковую лейку. Жасмины уж точно было не спасти. «Я убью его. Повешу. И запихну ему в задницу его чертовы сигареты», — содержимое лейки стремительно перетекало в горшок пострадавшего растения, превращая алеющие листья и цветы в безжизненно-черные, рассыпающиеся в прах под тяжестью капель живительной влаги. Руки садовода тряслись, и вода то и дело проливалась мимо перил — и даже ноги. Тканевые тапочки быстро намокли и сделались холодными.       «С меня хватит». Когда балкон был спасен от разрастающегося пожара, жасмины окончательно превратились в жалкую горстку пепла, а вода в двухлитровой лейке кончилась, Какёин подхватил горшочек одной рукой и, прижав к себе это доказательство вины соседа сверху, направился к выходу из квартиры.       Маслянистый шар внутри, что хранил в себе негативные эмоции человека долгое время, взорвался, и содержимое заняло все пустующие полости этого тела.       Шаркающие шаги эхом разносились по близлежащим этажам мирно дремлющего подъезда.       Какёин медленно поднимался по ступенькам, которые теперь, почему-то, казались слишком маленькими и незначительными. С трудом удавалось не запнуться о них. Что-то внутри Нориаки щелкнуло и замкнуло, в мышцах шеи вдруг появилось напряжение и руки стали необыкновенно тяжелыми — такого парень не испытывал очень давно. Весь мир будто бы сконцентрировался в этом бедном, жалком и уже нежилом горшочке, что он нес в руках. Художник был ответственен за то, что живой объект искусства, умело созданный природой, так быстро прекратил свое существование в глиняной обители. Ну, конечно, Какёин был только ответственен. А виноват — мудак сверху.       Лестница.       Пролет.       Лестница.       Парень стоит напротив двери, за которой, наверняка, уже беспечно спит тот, кто довел его едва ли не до нервного истощения одной злосчастной выходкой.       Нориаки, было, занес руку, чтобы постучать, но тут же одумался. Тряхнул головой. И что есть сил заколотил ногой в дверь, стараясь удержать равновесие.       — Эй, ублюдок! Просыпайся! — слишком громкий голос звучал чуть ли не театрально на пустой площадке, отражаясь от стен и ударяя волной по привыкшему за ночь к тишине слуху обладателя. Нориаки поморщился, но не прекратил.       — Слышишь меня, урод?! Выходи, я надеру тебе задницу! Прямо сейчас! — Какёин начал терять равновесие, поэтому покрывать ударами обивку двери теперь приходилось свободной рукой. Рука постепенно начинала уставать.       Кажется, соседние квартиры оживились.       За заветной дверью послышались шаги.       Рука Нориаки застыла в сантиметре от двери, прервав очередной запланированный удар. Звук открывающегося замка. Дверь отворилась, и на пороге возникла громадная физиономия.