Красный глиняный горшок

      Джотаро Куджо было абсолютно все равно на то, как там чувствует себя этот странный юноша в квартире этажом ниже. Во-первых, Джотаро живет тут значительно дольше, во-вторых, никто не смеет указывать ему, каким образом ему надлежит курить. Да и просто указывать никто не в праве. По любому поводу. И просить тоже не надо.       Нет, Джотаро, начинающий морской биолог, не был каким-то гнусным социопатом и совсем не желал всем и каждому побольше ужасов и мучений. Просто он ставил свой комфорт превыше всего. Он не будет ждать, зайдя в лифт, если вдруг с другого конца подъезда к лифту ломанется только что зашедшая девушка с кучей сумок. Во-первых, она займет много места в маленьком лифте, во-вторых, Куджо не собирается тратить на незнакомку драгоценные секунды своей жизни.       Так что, когда красноволосый незнакомец с балкона ниже попросил его перестать скидывать бычки и пепел вниз, Джотаро даже не попытался принять это к сведению. Ему было все равно. Это не его проблемы, что кто-то снизу разводит безвкусный садок. Да и вообще, беспокоить человека на перекуре крайне неприлично.       Однако новый сосед вызывал какой-никакой интерес. Он был смешным. Неловкий, старающийся не доставить лишних проблем и всем угодить (первые пару дней после своего переезда парень даже придерживал двери подъезда для Куджо дольше, чем следовало бы), но, видимо, достаточно смелый. По крайней мере, чтобы позволять себе осуждающие взгляды в сторону Джотаро.       Этот чудак, судя по внешнему виду, должен был быть популярен у девушек — хоть и не так, как Джотаро, конечно же, — достаточно высокий рост, относительно симпатичная прическа с одним-единственным забавно вьющимся длинным локоном и хорошее телосложение. Только вот Куджо еще ни разу не видел незнакомца с девушкой. Да и с друзьями он, если судить по тишине в его квартире, никогда не собирался. Максимум, что Джотаро доводилось слышать из-под пола — странная музыка восьмидесятых и, временами, сдержанный мат. Кажется, парень был художником. Он вроде как вносил при заселении какие-то холсты и мольберты, или что там у них, художников.       Начавшаяся месяц назад «войнушка» между ними даже слегка повеселила Джотаро. Чаще всего никто себе не позволял никаких выпадов в сторону морского биолога (ну, если говорить об одногруппниках или компаниях местных отморозков на улицах), но во взгляде этого парня сквозила решительность и, неизменно, осуждение. Такой набор подогревал азарт Куджо.       Первая, со времен затянувшегося «балконного поединка», их встреча состоялась даже не слишком скоро: в какой-то из вторников, возвращаясь, по-видимому, с учебы, они вынужденно угодили в один лифт. Куджо Джотаро с забитой доверху проблемами головой и Какёин Нориаки с новеньким горшком с очередным растением в руках. Художник в который раз не смог просто пройти мимо цветочного магазина. Полностью осознав присутствие друг друга в момент, когда двери лифта за ними закрылись и лифт пополз на десятый этаж Нориаки, они немного напряглись. Ну, по правде сказать, напрягся только Какёин. Для биолога же сосед, кажется, сливался с окружающими четырьмя стенами. Куджо устало всматривался в серые двери перед собой. Когда они проезжали четвертый этаж, юноша пониже ростом не выдержал:       — Знаешь, твои сигареты отвратительно пахнут, — его голос чуточку дрогнул. Студент также немного съежился.       Джотаро молчал.       Они проезжали шестой этаж.       Морской биолог достал толстую белую сигарету и закурил.       — Знаешь, мне все равно, — наконец медленно произнес он глубоким низким голосом.       Нориаки вздрогнул, но приосанился и краем глаза взглянул на спутника.       Восьмой этаж.       Девятый.       — Что ж, тогда мне тоже, — двери лифта открылись, и Какёин, будто бы не нарочно, выпустил из рук горшок. Тот осыпал землей белые штаны грубого парня и упал ему в ноги, разлетевшись на несколько крупных кусков. Двери за спиной художника закрылись.       Джотаро Куджо крепко выругался.       Весь вечер Джотаро был занят приведением своих костюмных штанов в порядок. Сегодня музыка снизу звучала чуть громче и была чуть энергичней чем обычно, вроде бы.       Позже они стали пересекаться чаще: видимо, график учебы стал совпадать. Однако теперь, после разговора в лифте — если это вообще можно было назвать нормальным разговором в понимании приличного человека — средством их общения стали саркастические ухмылки и осуждающе-насмешливые взгляды. Не более. Шли дни, проносились недели, утекали месяцы. За это время они успели лишь узнать имена друг друга. Какёин Нориаки — эту подпись вычитал Джотаро на одном из холстов, что художник нес домой. Конечно, затем Куджо «неаккуратным» движением руки с портфелем задел тонкую ткань картины, от чего на ней остался небольшой разрыв, а Какёин пугающе зашипел. Куджо Джотаро — так было написано на одной из тетрадей, что выпала у обладателя в подъезде. Нориаки не преминул наступить на нее грязным ботинком, вызвав у морского биолога озлобленный вздох.       Со временем Какёин попривык к тому, что каждый раз, когда он собирается полить свои цветы, прежде ему необходимо выгрести из их горшков мусор. Это не то, с чем он мог смириться, но немного привыкнуть — да. Уборка стала неотъемлемой частью ритуала полива, и это впервые, когда кто-то из посторонних смог оказать какое-то влияние на «сад» Нориаки. Проживая дома, Какёин никогда не пускал домашних в свои «цветочные дела», а они, в общем-то, и не очень хотели в них вникать. С друзьями у него была сложная ситуация. Спутника жизни у него пока еще тоже не имелось.