Красный глиняный горшок

      Жизнь Нориаки Какёина, студента университета искусств, в целом не изменилась с переселением на новую квартиру, хоть он и ожидал совершенного обратного. Новая обитель молодого художника за пару дней его пребывания даже не успела стать обжитой: да, тут и там валялись необходимые для учебы атрибуты, вроде разного рода кистей, тканей для фона на натюрморт, пластиковых фигурок фруктов и многочисленных скетчбуков, но на кухне отчаянно не хватало тарелок и в ванной висело только одно красное полотенце. Однако квартира устраивала Какёина целиком и полностью — одна небольшая спальня, крохотная кухня, которая радовала глаз хорошим ремонтом, раздельные ванная и уборная, довольно-таки просторный открытый балкон — что еще нужно для счастья? С балкона открывался премилый вид на прочие красочные здания города, что располагались ниже уровня улицы, где высился многоквартирный дом Нориаки. Вдобавок солнце восходило как раз со стороны балкона. Все здесь было очень даже ничего.       Кроме пренеприятного соседа сверху. Такого же студента.       Какёин описал бы этого парня как молодого человека, соответствующего всем современным стандартам красоты. Ну, если бы встретил его единожды на улице. Но этот паршивец совсем не казался художнику привлекательным ни в одном из смыслов, и вот почему.       Крайне неразговорчивый черноволосый чудак имел привычку курить на своем балконе, что по несчастливой случайности располагался точно над балконом Какёина. Сосед сверху также не озаботился приобретением пепельницы, соответственно, весь пепел от его вонючих сигарет летел вниз. Прямо на балкон Нориаки. На его горшки с цветами. На голову самого художника. Изначально Какёин, было, подумал, что это просто недоразумение. Может, сосед сверху просто его не заметил? Но ведь они не раз пересекались, когда Нориаки переносил вещи в новую квартиру! Вряд ли этот злостный курильщик не знает о том, что у него появился сосед снизу. Возможно, парень просто не додумался, что именно эта квартира стала жилой? Все-таки Нориаки существует довольно тихо.       Все двухнедельные сомнения и душевные терзания Какёина о том, стоит ли обвинять человека в злом умысле, рассеялись в момент, когда Какёин во время очередного перекура соседа перегнулся через перила балкона и взглянул наверх. Его встретил заинтересованный взгляд лазурно-голубых глаз. Заинтересованный и…насмешливый? «Злоумышленник» этажом выше точно знал, что он делает. На завитый локон Нориаки упала очередная порция хлопьев пепла. Брови художника сошлись на переносице.       — Доброго дня! Нельзя ли чуточку поосторожней? Твой пепел постоянно падает либо мне на голову, либо на мои вещи, либо в горшки с цветами. Меня это напрягает. Не мог бы ты прекратить делать так?       Ответа не последовало. Только какой-то тихий полусмешок на выдохе. Держащая сигарету рука, кстати, выглядевшая точно из учебника по анатомии где-нибудь в разделе «Мышцы: наглядно», слабо тронулась и поднесла ко рту зажатую между пальцев сигарету. Воцарилось молчание, которое через пару мгновений нарушилось лишь шумным выдохом странного парня.       Они сверлили друг друга взглядом еще некоторое время, прежде чем Какёин понял, что это, скорее всего, бесполезно. Его никто даже не пытается слушать.       Так началась их длительная война.       Балкон Какёина Нориаки был самым настоящим ботаническим садом: на перилах взгромоздились пузатые горшки с жасминами и примулами, подпирающие друг друга; между ними восседали небольшие коробочки с прорастающими семенами, которые требовали особенно тщательного ухода и щепетильного отношения. К потолку балкона тоже были подвешены цветочные глиняные колыбели: в них раскачивались нежные розоватые бальзамины. По бокам на полу благоухал мирт.       Нориаки всегда тянулся к природе, даже, можно сказать, тянулся чрезмерно. Эта нужда обострилась с переездом из провинции в достаточно крупный город (хоть назвать это место мегаполисом было сложно), так что Какёин стремился сохранить некие свои друидические задатки путем выращивания комнатных растений. Именно таким образом человек может бороться с урбанизацией своей души из последних сил. Пусть это не лечит тягу к природе так, как это делает, скажем, день в лесу, но, тем не менее, то и дело всколыхивает что-то истинно природное и гармоничное в глубинах нашей сущности.       И вот, этот персональный рай студента-художника стоял на пороге гибели. Цветы подвергались жестокому надругательству путем посыпания пеплом от сигарет соседа сверху. Ну неужели у него совсем нет жалости к этой прекрасной зеленеющей обители? Какёин просто не мог в это поверить. Не мог так же отказать себе в том, чтобы высовываться с балкона и осуждающе смотреть вверх каждый раз, когда их с соседом «перекуры» совпадали по времени. Нориаки сверлил парня минуты три полным отвращения и презрения взглядом своих лиловых глаз, затем громко хмыкал и начинал осторожно выметать мусор из горшков. Время от времени попадались бычки.