Туган як

      Аккуратно переступая через лужи крови, Данис идет вперед. Оренбург опустошен, взят, растоптан копытами и сапогами. Почему же сам город не вышел на защиту?       — Трус, — усмехается сквозь плотно сжатые губы Уфа, продолжая прогулку.       За углом мелькает край женского платья. Данис приободряется: будет, чем себя занять этим вечером. Девушка не успевает захлопнуть крышку подпола, когда парень моментально за эту деревяшку хватается, держит стальной хваткой.       — Что ты тут делаешь, аҡҡошом? — голос медовый, тянется сладкой патокой, но Ксюша смотрит новому знакомому прямо в глаза. В них лишь холод.       — Отпустите, пожалуйста, — просит девушка.       — Не хочу, — качает головой Данис после секундного размышления.       — Вы пьяный, — шепчет Ксюша, и страх окутывает ее с ног до головы. Она понимает, кто перед ней.       — Я тебя помню, — радуется парень. — Ты ж городишко ваш защищала. Зря защищала, взяли. Хороший город, жаль, что не с нами.       Оренбург резко выскакивает из импровизированного убежища, бежит со всех ног. Данис, правда, останавливает ее почти сразу же, ловя за запястье.       — Куда? — и голос его сразу теряет всю сладость, приобретая нотки властности.       — Мне надо идти, — говорит Ксения, а ноги ватными становятся. Ее начинает бить дрожь.       — Я с девушками ничего против воли не делаю, — говорит Агидель холодно. — Не убегай.       — Зачем я вам?       — А я все парня искал, — хмыкает Данис. — А город-то девка.       Ксюша отчаянно пытается вырваться, но парень не отпускает, хочет еще что-то сказать, но замолкает на полуслове. Девушка не сразу понимает, что теперь свободна.       — Идем, Данис, — к ним подходит кто-то из восставших. — О! Матур. С собой взять хочешь?       У Оренбурга сердце в пятки. Она не оборачивается, так и стоит спиной. Не двигается.       И слышит звук затрещины.       — Я вас чему учил, Салауат, — шипит Уфа, а потом переходит на башкирский.       Ксюша стоит так еще долго, пока не понимает, что повстанцы ушли.       Встречи с Данисом она больше не искала. А как созрела — узнала, что он уже ушел, пошел дальше.       Второй раз они с Уфой встретились уже после подавления восстания. Оренбург, на тот момент уже восстановленный, праздновал что-то, Ксюша уже не помнит, что. Она тогда стояла на краю толпы, когда почувствовала чье-то присутствие сзади.       — Я пришел извиниться, — говорит Данис.       Ксюша молчит, слушает.       — Уфе тоже было плохо. И Емельяна казнили, — парень говорит тихо, почти шепчет, наклоняясь к ушку собеседницы. — Салауата сослали. Ему ноздри выдернули. Мне тоже.       Ксюша ахает, разворачивается, но лицо Даниса в полном порядке, не считая пары ссадин.       — Восстановился уже, — отвечает парень. Ксюша продолжает его разглядывать до тех пор, пока это не кажется ей ужасно бестактным, и тогда она разворачивается обратно, вся красная от смущения. Данису ужасно хочется повернуть ее обратно, но он бездействует.       — Когда народу плохо, плохо мне. Тебе тоже было плохо. Прости, — башкир говорит отрывисто, медленно, подбирая слова.       — Все хорошо, — говорит Ксюша. — Я тоже восстановилась.       Данис отходит, и девушке сразу грустно становится, пока она не понимает, что Уфа предлагает ей пойти с ним.       Вместе с большинством они выходят в центр. Музыканты начинают играть громче, и вся площадь начинает танцевать.       Данис танцует странно, несмело, Ксюша качает головой и ведет его сама, показывая, как правильно.       И тогда Уфа впервые за долгое время смеется искренне, запрокинув голову.       Он смеется громко, как человек, пышущий уверенностью и силой. Оренбург наблюдает за ним с нежностью, замирая внутри.       — Спасибо, матурым, — серьезно говорит ей под конец вечера Агидель. — Мне надо обратно. Утром поеду.       — Домой, — понимает Ксюша. — А что это значит? Ну, «мотур». Твой Салават тоже так говорил.       — Не «мотур», а «матур», — почти ласково поправляет парень. — Красивая.       Щеки Ксюши заливает жгучий румянец, она наклоняется, притворяясь, что край платья поправляет. Данис уходит.       Утром она встает рано, выбегает в поле и собирает ему цветы. Данис, громыхая воротами, выводит коня из города почти сразу же, как она заканчивает.       — Мне не дарили цветов, — задумчиво говорит он, принимая букетик со всей осторожностью, на которую он только способен. — Сәскәләр, — говорит он Ксюше. — Сәскә — один. Сәскәләр — много.       Девушка важно кивает. Это она запомнит навсегда.       Они прощаются. Данис решает уже взобраться на коня, как говорит:       — Ты молодец. Юная такая, а уже столько противостояла.       Ксюша вцепляется в край его одежды, и так не хочет отпускать.       Данис усмехается, гладит напоследок ее по щеке и вскакивает на гнедого.       — Когда я вернусь, я научу тебя нормально танцевать.