magic island

Её волосы горят неоновым огнём под осенним солнцем. Ярко, до рези и мерцающих точек. Незнакомое лицо в толпе сплошь знакомых — как с другой планеты, как светлое пятно в темноте. Невозможно игнорировать, невозможно не смотреть. Но из всей жужжащей, многоликой толпы смотрит одна Юхён. А она стоит, далёкая и сама по себе, скучающе глядит в телефон, ветер треплет её волосы, а она поправляет их свободной рукой, хоть от этого и никакого толку. Юхён наблюдает. Так, словно она — какое-то видение. Разглядывает, привлечённая то ли фиолетовыми волосами, то ли просто — фактом, что эту красивую девушку она никогда не видела и не слышала даже, чтобы кто-то приезжал в их городок. А такие новости разлетаются мгновенно. Откуда она взялась? Может, ей правда — чудится? Девушка вдруг смотрит — точно на Юхён. Словно знает, что из всей толпы вокруг именно Юхён сверлит её взглядом и никто другой. И ей, когда их взгляды пересекаются, почему-то очень хочется улыбнуться и даже помахать рукой, как будто они знакомы всю жизнь, потому что живут здесь, в крошечном городке, где все друг друга знают. Или потому, что ей невесть почему кажется, что девушке бы это понравилось. Юхён не знает. А девушка отводит взгляд, продолжает стоять на одном с Юхён школьном дворе и в окружении тех, кого Юхён знает всю жизнь — и находится при этом в каком-то другом измерении. Юхён самой кажется, что, пока она смотрит на неё, она перестаёт существовать здесь. Перестаёт быть частью маленькой кучки её друзей, с которыми они вшестером как обычно вместе. Она оказывается где-то ещё. И там ничего нет. Пустота. Юхён отводит взгляд, и это ощущение пропадает. Она пихает Гахён в плечо. Та неохотно отрывается от перепалки между Борой и Хандон — спорят о кошках, — упирается в Юхён недовольным взглядом и орёт, перекрикивая всю сотню школьников: — Чё? Юхён машет рукой в сторону. — Это кто? Взгляд Гахён перекидывается на незнакомку, сканирует. Она оценивающе кивает. — Волосы зачётные. Да и вообще… — Что вообще? У Гахён сужаются глаза, она как-то странно выпячивает губы, глубоко над чем-то раздумывает, а потом вдруг бросает: — Ничего. Иди и познакомься, чё пристала. И отворачивается, не дав Юхён выдавить изумлённое: «Ты не знаешь?» Гахён же всех знает. Абсолютно. Как зовут, кому кем приходятся, где работают, где живут, сколько домашних животных, есть ли машина и в каком поколении их семья в этом городе. Она как-то выдала краткую биографию новенького в их классе — мрачного, молчаливого паренька, чьё имя Юхён так и не запомнила — за месяц до того, как тот вообще заявился на пороге школы. И она, Ли есть-до-всего-дело Гахён, не знает даже имени этой девушки? Жизнь удивительная штука, думает Юхён. И снова поворачивается туда, где была незнакомка, чтобы в самом деле подойти и познакомиться. Она, что бы ни говорила Шиён, не из стеснительных. Может и сама завести разговор — что ей, сложно? Поворачивается. И не видит нигде ни единого отблеска неона. Словно и не было его — никогда. А было только наваждение.

///

Юхён уверена, что родилась в нужное время в лучшем месте для жизни. Уверена, что живёт прекрасно, а если можно лучше — то славно, конечно, но зачем? Об этом она думает утрами по дороге в школу. При этом обязательно делая огромный крюк, потому что от дома до школы всего минуты три ходьбы, а под музыку и того быстрее. Ей же непременно нужно не меньше пятнадцати, чтобы начать функционировать и прокрутить в голове все эти мысли о собственном счастье. Иногда она думает, что мысли эти ей нужны только назло Боре и ей подобным. Ходит Юхён всегда по-разному, потому что в разных местах — разные звуки. Вдоль главных улиц редкий автомобильный шум; в парке — птичье пиликанье и шелест листвы; на набережной — шипение и шелест волн; а во дворах — только шарканье её кроссовок да иногда голоса тётушек. Одна из них, завидев Юхён, всегда отсыпает ей горсть леденцов, которые потом нагло сгрызает Гахён. Одним словом, по утрам Юхён меньше всего понимает Бору и остальных. В школе они с Гахён на истории играют в морской бой, потому что очередь писать конспекты выпала Юбин. — Напишешь за меня сочинение по «Гамлету», — шепчет Гахён, когда добивает последний корабль Юхён. — Я не читала. — Ты даже букварь не читала, — ворчит Юхён, но соглашается. В обеденный перерыв вшестером они берут еды в столовой и выходят во двор. Бора прикрикивает на младшеньких, сгоняя с одной из скамеек, и они обедают там, каждая пытаясь спасти свою еду от Гахён. Когда заканчивают, Шиён с Гахён отправляются в одно местечко за школой покурить. Там все курят, все об этом знают, и никто ничего с этим не делает. Поэтому Юхён без опаски ходит с ними, хоть и не курит сама. Ей просто нравится наблюдать за тем, как растворяются в воздухе сизые клубы дыма, и слушать истории Шиён. На том месте Юхён в глаза вновь бросается неон. Она стоит, привалившись к забору, сутуля плечи и отбивая носком ботинка дробь по асфальту. На ней нет пиджака, и фиолетовые пряди кричаще яркие на фоне белой рубашки. Она вся нечёткая и расплывчатая, словно видение, из-за дымки, в которой стоит. Стоит одна и курит так торопливо, будто после ринется бежать. Снова в своём измерении. И Юхён снова в него засасывает, пока она смотрит. — Эй, а вы как, поладили? — интересуется Юхён, обращаясь к Шиён. Та вопросительно приподнимает бровь, Юхён кивает на девушку. — Не знаю, — вдруг смеётся Шиён, поднося к губам сигарету. — Минджи милашка, но-о… Она проигнорировала мои комплименты. — Правильно сделала. Хватит ко всем липнуть, — бурчит Гахён. — А что такое, Хёни? Завидуешь? Или ревнуешь? — Негодую! — вопит Гахён. — Ты монополизировала подкаты! Шиён давится дымом и хрипло хохочет сквозь кашель. Голос Гахён продолжает резать уши, и Юхён отворачивается. Порой проще сделать вид, что они не знакомы. Когда раздаётся особенно оглушительный возглас, Юхён видит, как Минджи — вот как её зовут — отрывает взгляд от телефона и бросает в их сторону. Вот он — момент. Она приглаживает волосы, оправляет юбку и рубашку, выпрямляется и уже делает первый шаг, выбирая слова, с которых заведёт разговор. А потом Минджи заводит несколько прядок за ухо, и Юхён замечает торчащий из её уха наушник. Глупо застывает на месте, разочарованно поджимая губы. Она бы никогда не посмела оторвать кого-то от музыки своими глупыми разговорами — всё-таки она девушка с принципами. Минджи докуривает и испаряется в одно мгновение. Юхён обидно, что снова не сложилось. И почему-то не за себя. Обидно за Минджи.

///

В дни посвободнее Юхён после школы подрабатывает в крохотной кофейне с тяжёлой чёрной дверью и слегка покосившейся вывеской. Не столько ради денег, сколько ради бесплатного кофе и какой-то выдуманной эстетики. Например, ей нравится узнавать посетителей по тому, как поскрипывает лестница, и хотя бы раз в смену произносить: «Вам как обычно?» Когда до конца смены остаётся меньше часа, Юхён делает себе зелёный чай и переезжает за ближайший к стойке столик. Вытаскивает телефон и включает себе какой-то мукбанг, чтобы отсрочить чувство голода до дома. Лестница вдруг скрипит. Незнакомо так скрипит, слишком суетливо, в спешке. Юхён это сбивает с толку: куда в их-то городке можно спешить, тем более под ночь? В этом месте вообще не существует такого понятия, как «спешить». Юхён подскакивает из-за стола, отправляется обратно за стойку и потом видит — Минджи. Она приносит запах осенней ночи на кожаной куртке и в собранных на затылке волосах. Юхён пялится слишком долго и слишком открыто. И на эту кожаную куртку, и на волосы, на круглые очки и худые руки с красивыми пальцами. Забывает, что они не в толпе на школьном дворе и не за школой, что Юхён наблюдает не издалека — а Минджи стоит прямо перед ней. И смотрит тоже прямо на неё. Юхён прочищает горло и тянет вежливую улыбку. — Привет, — говорит, замолкает и продолжает улыбаться. Взгляд у Минджи нечитаемый, но сознание Юхён вопит — почему-то голосом Боры, — что она полная идиотка. Какое «привет» — она на работе! С другой стороны — почему нет, если они ровесницы?.. — Привет, — негромко хмыкает Минджи. — Латте, пожалуйста. С карамелью. Лицо Юхён перекашивает судорогой ужаса и отвращения. — Только не это, — бормочет она. — Что? — переспрашивает Минджи, отрывая взгляд от выставленных на витрине десертов. Юхён улыбается шире и надеется, что очаровательнее. — Никакого латте с карамелью в мою смену. Удивление мимолётно проскальзывает по лицу Минджи, хотя на нём ничего даже не дрогает. Она не задаёт вопросов, не возмущается, просто пожимает плечами, равнодушно произносит «Ладно» и разворачивается. Бора в голове Юхён снова орёт, что она идиотка. — Минджи! Та удивлённо оборачивается. — Мы знакомы? Юхён теряется на миг. — Учимся вместе. — О… Правда? — Минджи пробегается по ней рассеянным взглядом. — Прости, я ещё не всех одноклассников запомнила. — Я из параллельного. Юхён. — Очень приятно, Юхён. Запомню тебя как человека, который не продал мне карамельный латте. Юхён хихикает, чувствуя, как изнутри поднимается волнительное, лёгкое и приятное чувство. И с ним появляется желание действовать, словно в эту секунду она может больше, чем обычно, и она хватается за это ощущение. Отмахивается в сторону вывешенного меню. — Выбери что-нибудь другое. Бесплатно. — Серьёзно? — Почти, — улыбается Юхён. Минджи вскидывает брови, но подходит обратно к стойке. Заказывает эспрессо, и Юхён довольно делает заказ, мыча себе под нос в такт игравшей песне. Минджи листает что-то в телефоне, бросает быстрые, пустые взгляды по сторонам и находится настолько где угодно, но не здесь, что Юхён неловко её тревожить разговорами. Пускай и хочется задать множество вопросов о том, откуда она, почему она здесь, почему ей нравится эта мерзость — латте с карамелью, и не нужен ли ей личный экскурсовод. А если нужен, не против ли она принять на этот пост Юхён, которая знает каждый угол в этом городе и каждую песчинку на ближайшем пляже. Юхён молча протягивает горячий стакан. Лицо Минджи освещает лёгкая улыбка, и Юхён кажется, будто по её коже пробежался солнечный лучик. — Так что? — Минджи делает глоток и облизывает губы, которые у неё пухлые и алые. — За твой счёт? Юхён вдруг ощутимо колет мыслью: Минджи привлекательная. Очень. Юхён, и так крутящаяся в обществе привлекательных девушек, даже сказала бы, что привлекательная — слишком блеклое и пустое слово. Слишком приземлённое для Минджи. Минджи по-особенному красивая. Юхён даже себе не может это объяснить. Но это так. И это невозможно игнорировать. Юхён и не хочет — игнорировать. Она вытаскивает салфетку, находит под стойкой ручку и кладёт перед Минджи. — Мне оставить тебе автограф? — усмехается та. — Оставь мне свой номер, пожалуйста. В Юхён от собственной фразы перемешивается смущение со страхом. Маленькая Бора, напрочь поселившаяся в её мозгу, уже валяется в припадке от смеха и стыда, а появившаяся за компанию маленькая Шиён показывает большой палец и подмигивает. И у Юхён ощущение, что она совершила: да, слащавую, да, сомнительную (кто вообще просит чей-то номер?), но судьбоносную вещь. А Минджи страдальчески воздевает взгляд к потолку. — Вы издеваетесь? Воображаемая Бора злорадствует, Шиён — оскорбленно хватается за сердце. Юхён неловко улыбается. — Кто — мы? — Да ко мне сегодня подкатывала одна одноклассница, — говорит Минджи. Юхён прыскает. — А, Шиён. Она не подкатывала, не переживай. — А что это тогда было? — Зависимость. — От подкатов? — От флирта. Минджи вдруг — смеётся. Очень коротко, тихо, прикрыв лицо рукой. Юхён замечает, как её глаза сужаются на миг до щёлочек. На один преступно короткий миг — становятся светлыми и лучистыми. И Юхён думает — вот так должно выглядеть её лицо. Это правильно. Неправильно — что улыбается Минджи будто через силу, что улыбается редко и коротко, словно нет сил, словно нельзя или страшно. Это неправильно, что улыбка с лица Минджи стирается бесследно, до последней искорки в глазах. Минджи смотрит на Юхён поверх очков. — А если не оставлю, придётся платить? — Нет, тогда я сделаю тебе латте с солёной карамелью. Из своих слёз. Усмехнувшись Минджи берет ручку в свои длинные, худые пальцы, на которые Юхён тоже безбожно залипает. — Звонить только по деловым вопросам, — говорит Минджи. — Понятно. А свидание достаточно деловой вопрос? У Юхён голова начинает кружиться от волнения. Она вообще не понимает, что творит, но это похоже на те вещи, которые Шиён описывает в жизнерадостной части своих песен. Одна из них ей даже вспоминается, и Юхён прикусывает губу от накатившего смущения. Глаза Минджи становятся насмешливыми. Она ничего не отвечает. Просто разворачивается и идёт на выход. А на салфетке остаются крупно выведенные цифры. — Приятного вечера! — бросает Юхён ей в след. Дожидается, пока дверь за Минджи закроется, отскрипит лестница, — и расплывается в идиотской улыбке.