Ничто по сравнению с вечностью

      С первого взгляда Майк его даже не узнал. Выглядел Лестер неважно — хотя явно старался это скрыть. Ярко-синий берет с козырьком, позаимствованный, вероятно, у одной из сестер и низко надвинутый на левую часть лица, плохо скрывал сморщенный обожженный лоб и налитый кровью глаз с полопавшимися сосудами, а полоска обнаженной кожи между рукавом пальто и перчаткой показалась Майку угольно-черной и испещренной трещинами.       Лицо Теодора, и без того болезненно-серое, побелело настолько, что приобрело голубоватый оттенок.       — Лестер?.. Что ты здесь делаешь?.. — тихий, испуганный голос вампира дрожал, словно деревянный колокольчик на ветру.       Лестер с видимым трудом отвел взгляд от чего-то, скрытого от Майка фигурой застывшего в растерянности Жнеца, и потрясенно уставился на Теодора.       — Тео… Ты что наделал?..       Медленно, цепляясь за стены и дверной косяк, Лестер поднялся обратно на ноги и нетвердым шагом двинулся вдоль кухни, рассматривая, будто завороженный, лежавшие на полу мертвые тела.       Костлявая рука Смерти вдруг возникла у Майка прямо перед носом. Мальчик испуганно сжался, но Жнец лишь обхватил свою косу за рукоять, выдернул ее из напольной доски и водрузил обратно на плечо.       — Я продолжу, если никто не против? — нерешительно поинтересовался он.       Не дождавшись ответа ни от одного из вампиров, Жнец со вздохом переместился к следующему телу. Теперь, когда его широкий балахон не закрывал Майку обзор, тот понял, на что с таким ужасом уставился Лестер: лежа под столом, Майк не мог видеть маминого лица, но теперь оно предстало перед ним во всей красе. Точнее, то, что от него осталось.       Внутренности вновь скрутились в болезненно пульсирующий узел, а застрявший в горле крик угрожал вот-вот разорвать его изнутри — но с губ Майка не сорвалось ни звука. Рассудок, казалось, медленно его покидал: ужас случившегося то обрушивался на него во всей своей беспощадной, оголенной до самых нервов реальности, то вновь ускользал подобно искомому решению чересчур длинной и запутанной задачи. Казалось, что всю оставшуюся жизнь перед его глазами будут стоять лишь образы его зверски убитых родных — но всего несколько мгновений спустя Майк успел бесстрастно отметить, что из гостиной по-прежнему доносились звуки юмористической телепередачи, один из тетушкиных котов просунул черную мордочку в дверной проем и теперь с любопытством принюхивался, а недавний глубокий порез на щеке Теодора уже бесследно затянулся.       — Не смотри, не надо… — Лестер, неожиданно оказавшийся прямо перед Майком, опустился на корточки и коснулся затянутой в перчатку рукой его подбородка — а затем вновь материализовался в другой части кухни и, сорвав с крючка запачканное полотенце, бережно прикрыл им верхнюю часть маминого тела.       Краем глаза Майк заметил, как Теодор встрепенулся и завертелся, озираясь вокруг, а затем снял с себя перемазанную кровью куртку и набросил ее на то, что осталось от головы отца. Лестер, проследив за его нервными действиями, медленно выпрямился, смерил друга тяжелым взглядом и прошипел с тихой яростью:       — Меня не было меньше суток, Тео — и за это время ты не придумал ничего лучше, чем начать геноцид?!       — Лестер, я… — Теодор, обычно наглый и самоуверенный, выглядел сейчас несчастным забитым подростком, а его голос дрожал так сильно, что казалось, вампир вот-вот разревется. — Я не думал…       — Что я сумею вырваться из летаргического сна раньше завтрашнего рассвета? — закончил за него Лестер, отчетливо лязгнув зубами. — На что ты вообще надеялся? Что сумеешь замести следы, а весь город — включая, видимо, и меня — поверит, что семейство, спокойно жившее здесь пару десятков лет, просто в одночасье сорвалось с места и переехало в полном составе, бросив все нажитое упорным трудом имущество?!       — Из-за этих людей ты едва не погиб! — выкрикнул Теодор, и по его перепачканным щекам покатились слезы. — Что еще я, по-твоему, должен был сделать?!       — Ничего! — так же громко рявкнул на него Лестер. — Ты не должен был делать ничего — как я тебя и просил!       Теодор застыл с приоткрытым ртом и часто заморгал, ошарашенно глядя на друга.       — Просил?..       Лестер угрожающе сощурился.       — Да, Тео, просил. Перед тем, как уехать, я оставил тебе записку — и даже продублировал электронной почтой для пущей уверенности. Ты что, даже прочитать ее не удосужился?..       — Я не заметил… Не видел никакого письма… Я сейчас! — Теодор, чье серое лицо покрылось розоватыми пятнами, метнулся было прочь, но Лестер удержал его, крепко вцепившись в запястье.       — Это больше не имеет значения! Сейчас важно лишь то, что ты только что прикончил шестерых человек — да еще и на глазах у ребенка!       С противоположного конца кухни раздалось предупредительное покашливание.       — Справедливости ради, старушку прибрал я, — вмешался в разговор Жнец, сидевший, болтая ногами, на кухонной тумбе. — Хотя не могу утверждать, что Тео никак не поспособствовал ее внезапной кончине.       Лестер метнул на него раздраженный взгляд.       — Почему ты все еще здесь?       — Не очень-то вежливо, дорогуша, — Жнец обиженно фыркнул. — Особенно для того, кто чудом избежал Смерти всего-то несколько часов назад. Этот еще жив, — добавил он, указав костлявым пальцем на Джека.       Сердце Майка на миг радостно подпрыгнуло — и тут же ухнуло обратно в пятки.       — Ты говорил, что обратишь Джека Петерсона только в том случае, если иначе его будет ждать неминуемая гибель, — тихо пояснил Теодор присевшему рядом с телом брата Лестеру. — Я подумал, что должен оставить парнишке шанс. И раз уж ты здесь, вряд ли он будет против, если ты сам выполнишь свое обещание.       Майк собирался выкрикнуть, что это обман — но Теодор бросил на мальчика такой острый и многозначительный взгляд, что слова тотчас застряли в его горле, а язык будто намертво прилип к нёбу. Теперь он понял, в чем состоял план вампира; понял, почему тот заставил Джека убить маму, а затем просто оставил его лежать без чувств, не доведя начатое до конца: он планировал заставить Джека жить с осознанием того, что тот натворил — или вынудить его добровольно выйти навстречу солнечным лучам и сгореть заживо, как едва не сгорел Лестер. И, как бы Майку ни хотелось, чтобы брат остался в живых, он ни на миг не сомневался, что сам Джек сейчас счел бы возвращение к жизни самым страшным проклятием.       Ни о чем не подозревавший Лестер осторожно отбросил с лица Джека слипшиеся от пота и крови пряди волос и рассеянно потер большим пальцем оставленные клыками Теодора отметины на его шее, будто пытался стереть их с кожи. Майк заметил, что при виде этого ласкового жеста руки второго вампира судорожно сжались в кулаки — но вместо того, чтобы припасть к ране и вдохнуть в брата жизнь, Лестер вдруг потянулся к наброшенной на отца куртке и выхватил из внутреннего кармана огромный, плавно изогнутый нож.       Широкое лезвие коротко блеснуло, поймав отраженный свет висевшей над столом люстры — и с мерзким чавканьем вонзилось Джеку глубоко в шею.       Из груди Майка вырвался лишь сдавленный писк — и почти такой же звук эхом повторил пораженный до глубины души Теодор.       — Теперь мертв? — бесцветно поинтересовался Лестер, подняв взгляд на едва не свалившуюся с края тумбы Смерть.       Жнец с опаской приблизился к вампиру и его жертве, присел рядом и принялся нащупывать пульс на запястье Джека — и с полминуты спустя утвердительно кивнул скрытой глухим капюшоном головой.       Вампир обхватил рукоять обеими руками и с заметным усилием выдернул нож из раны: удар вышел настолько сокрушительным, что лезвие пронзило тело насквозь и воткнулось в твердую древесину. Приподняв чуть дрожащей рукой край скрывавшего мамино лицо полотенца, Лестер тщательно обтер им окровавленное лезвие.       — Так ты… знал?       Теодор смотрел на Лестера, широко распахнув изумленные глаза, а в его с трудом различимом шепоте слышалось едва ли не благоговение. Майк, все еще с трудом переваривавший тот факт, что Лестер, которому брат всегда безоговорочно доверял, только что убил Джека с не меньшей жестокостью, чем это мог бы сделать Теодор, не сразу понял, о чем тот говорит. Лишь несколько мгновений спустя его неожиданно осенило: вампир потянулся за орудием убийства так уверенно, будто прекрасно знал, что во внутреннем кармане куртки его друг всегда носит здоровенный нож.       Лестер медленно развернулся, и его бескровные губы тронула чуть заметная улыбка.       — Конечно, знал, Тео. Я же не слепой.       — Но почему же ты…       — Не сказал?.. — Лестер со вздохом поднялся на ноги и, приблизившись к Теодору, протянул тому его оружие. — До недавнего времени так было проще — прежде всего для тебя самого.       — Проще? — Теодор, с вытянувшимся от возмущения лицом, вышвырнул свой нож в кухонную мойку. — По-твоему, обманывать тебя — или думать, что обманываю — мне было легко?!       — Я не говорю, что было легко, — улыбнулся Лестер, — но обманывать меня у тебя всегда получалось гораздо лучше, чем верить в то, что я останусь на твоей стороне, что бы ни случилось. Хотя, признаюсь, сегодня тебе все же удалось поразить меня до глубины души, — добавил он, окинув взглядом место развернувшейся бойни.       Из горла Теодора вырвался не то нервный смешок, не то полузадушенный всхлип — и вампир вдруг разревелся так громко и самозабвенно, что явственно напомнил Майку малышку Изабель. Вспомнив о сестре, Майк похолодел: до него вдруг дошло, что со второго этажа уже давно не доносилось ни звука, хотя крики родителей наверняка должны были напугать ребенка до полусмерти.       — Тише, Тео, успокойся, — Лестер ласково приобнял захлебывавшегося слезами убийцу за плечи, но на лице его читалось нетерпение, а взгляд лихорадочно блуждал по кухне. — Я тоже виноват: нужно было объяснить ситуацию лично — но я слишком боялся упустить время, а в итоге… Мы все обсудим позже, хорошо? Сейчас нужно взять себя в руки и подумать, что нам делать дальше.       — Да… Да, ты прав, — Теодор отцепился от него и принялся тереть припухшие глаза рукавом. — Не время раскисать. Кто-нибудь мог слышать крики — если придется разбираться еще и с полицией…       — Разберемся, — успокоил его Лестер. — Что ты планировал делать с детьми?       — Я… Я еще не решил, — неохотно признал Теодор. — С девчонкой проблем не возникнет, слишком мала и вряд ли что-то понимает — но вот этот парень… Я надеялся, что у него просто поедет крыша, и можно будет со спокойной совестью оставить обоих дожидаться социальной службы — но, кажется, надежда не оправдалась.       Майк вовсе не был в этом так уж уверен — но прежде, чем идея притвориться сумасшедшим, чтобы вампиры оставили их с Изабель в покое, окончательно оформилась в его голове, Лестер присел перед ним на колено и внимательно заглянул ему в глаза.       — Майк… Ты как, держишься? — негромко спросил он, и если бы несколько минут назад Майк собственными глазами не видел, как Лестер убил его брата, то непременно поверил бы в искреннее сочувствие вампира. — Мне правда жаль, что все обернулось именно так — и что тебе пришлось смотреть на этот кошмар. Обещаю, скоро ты все забудешь, и станет гораздо легче.       — Забудет? — недоуменно переспросил Теодор. — Он ведь еще ребенок — как ты собираешься лишить его воспоминаний?       — Пока никак. Придется ему побыть с нами, пока не станет подростком официально. Всего один день, — чуть заметно улыбнулся Лестер, поймав ошарашенный взгляд друга. — Послезавтра у мальчика день рождения.       Сердце Майка бешено заколотилось: он совершенно забыл о том, что вот-вот достигнет переходного возраста и утратит свою детскую неприкосновенность.       — Правда? — Теодор встрепенулся, а его черные глаза подозрительно заблестели. — Но тогда почему бы нам просто...       — Мы не будем его убивать! — рявкнул Лестер так громко и страшно, что и Теодор, и Майк вздрогнули и невольно сжались. — Лишить памяти будет более, чем достаточно. К тому же, у них осталась родственница в Виллоу Крик — так что разлучать детей и обрекать малышку на паршивое детство в приюте я тоже не собираюсь. Есть возражения?       Возражения у Теодора явно были, но он лишь опустил глаза в пол и покорно кивнул. Майку, ничего не желавшему сильнее, чем забыть весь этот кошмар, идея вампира и вовсе могла бы понравиться, если бы вечность назад, когда его семья была еще жива, Теодор не обмолвился мимоходом, что потеря памяти является лишь побочным эффектом совсем иной процедуры. Лестер собирался не просто избавить Майка от воспоминаний о случившемся: он намеревался забрать его память полностью — вместе с его душой.       — И, раз уж речь зашла о его возрасте… — Лестер поднялся на ноги и бросил на друга блеснувший любопытством взгляд. — Как ты вообще ухитрился загипнотизировать ребенка?       Маска притворного раскаяния, которую Теодор старательно удерживал на лице с самого появления Лестера, тотчас разбилась вдребезги.       — А я его и не гипнотизировал, — самодовольно усмехнулся вампир, глядя Майку прямо в глаза. — По крайней мере, в привычном понимании — однако не стоит недооценивать силу самовнушения.       Майку вдруг показалось, что он сидит не на твердом полу на знакомой с младенчества кухне, а болтается на старом перетертом канате на головокружительной высоте — и чем дольше он пытался осмыслить сказанное, тем быстрее истончались и лопались нити, удерживающие его сознание над пропастью. Что-то внутри отчаянно желало, чтобы слова вампира оказались обыкновенной ложью, но, попытавшись поднести к лицу ладонь, чтобы в этом удостовериться, мальчик с ужасом обнаружил, что его тело больше не сковывает чужая воля — и, быть может, не сковывала изначально.       Если Теодор говорил правду, Майк сам убедил себя в том, что не может ослушаться его приказов — и просто смотрел, как тот убивает его близких одного за другим, даже не пытаясь хоть как-то ему помешать.       — Вот как, — тихо вздохнул Лестер. — Тогда, наверное, не стоило говорить об этом сейчас.       — Пожалуй, не стоило, — задумчиво согласился Теодор.       В следующий миг он поспешно растаял в темной дымке: Майк с воем кинулся на него, сжимая в руке острый, перепачканный в крови отца обломок соковыжималки.       Сейчас ему было наплевать на то, что у него нет ни малейшего шанса нанести взрослому вампиру хоть какой-то урон; на то, что после случившегося Теодор ни за что не позволит ему сбежать; на то, что вампир может не стерпеть подобной наглости и просто прикончит его, едва представится возможность; на то, что все самое страшное уже произошло, и этого не изменить, даже если он изрежет убийцу родителей на мелкие кусочки. Сейчас это не имело никакого значения: Майк даже не отдавал себе отчета в том, что делает, просто хотел заставить вампира почувствовать хотя бы малую часть того страха и той боли, что испытывал сам по его вине. А затем бежать, бежать как можно дальше отсюда, пока окончательно не рухнет без сил — и совершенно не важно, что случится с ним после.       На деле он не успел даже выскочить в коридор: Лестер, неожиданно преградивший ему путь, выставил перед собой затянутую в перчатку ладонь — и мир перед глазами Майка вдруг перевернулся с ног на голову и тотчас погрузился во тьму и безмолвие.                     Очнувшись на кровати в родительской спальне, он не сразу вспомнил, что с ним произошло. В комнате царил полумрак, в ногах вальяжно развалился рыжий кот, а сквозь неплотно прикрытую дверь доносились звуки льющейся воды. На миг ему почудилось, что он просто заболел и увидел в бреду что-то страшное, что тотчас забыл, даже не успев проснуться, а из ванной вот-вот выйдет мама, в банном халате и с накрученным на голову полотенцем, заключит его в теплые успокаивающие объятия, напоит жаропонижающим сиропом и отведет обратно в его комнату — и не уйдет, пока он вновь не забудется крепким сном.       Что-то ледяное и мокрое неожиданно коснулось его лба. Майк испуганно дернулся и зажмурился, зашипев от боли: голова трещала так сильно, словно кто-то недавно использовал ее вместо бейсбольного мяча.       — Извини, — негромко произнес Лестер, положивший ему на лоб смоченное холодной водой полотенце. — Я не хотел, чтобы так вышло.       Постель слегка прогнулась под весом усевшегося на краю вампира, и Майк вновь с трудом приоткрыл слезившиеся глаза. Лестер успел снять свой нелепый головной убор и теперь, уставившись куда-то в сторону немигающим взглядом, более всего походил на подтаявшую под палящим солнцем восковую куклу. Ожоги наверняка причиняли ему сильную боль — но, глядя на это уродливое существо, еще недавно казавшееся ему обаятельным и добродушным юношей, Майк больше не находил в себе ни капли сострадания.       — Давай без глупостей, ладно? — Лестер, должно быть, почувствовал его полный ненависти взгляд и снисходительно усмехнулся. — То, что я не хочу причинять тебе вреда, вовсе не означает, что я этого не сделаю, если потребуется.       Майк и без его указаний чувствовал, что борьба окончена: пульсировавшая во лбу тупая боль усиливалась при каждой попытке пошевелиться, хотя он по-прежнему не понимал, что с ним случилось — ведь Лестер, насколько он помнил, его и пальцем не тронул. Отчаянно хотелось хотя бы плюнуть вампиру в лицо — но прежде, чем он успел приподняться на кровати, шум воды, доносившийся из ванной, смолк, а дверь в спальню распахнулась настежь. Майк невольно отшатнулся.       — Тео, — утомленно выдохнул Лестер, прикрыв лицо рукой. — Ну не при детях же…       Теодор, стоявший на пороге совершенно обнаженным, скользнул по Майку равнодушным взглядом, пожал плечами и без тени смущения продолжил вытирать полотенцем мокрые волосы.       — Я же не знал, что ты уже снял с него дремоту… Кстати, зачем? Отмыть и переодеть можно было и спящим.       — Во-первых, это унизительно, — Лестер поднялся на ноги, выхватил из рук Теодора полотенце и собственноручно обернул вокруг его бедер. — Во-вторых, хотел убедиться, что мальчик в порядке: ронять его головой в пол я все-таки не планировал. Будет брыкаться и тянуть время — усыплю снова, мне не сложно.       Последние слова Лестера были адресованы уже Майку и наверняка должны были прозвучать грозно — но прозвучали скорее как-то обреченно. Теодор с сочувственным вздохом коснулся его плеча.       Сейчас, когда возмутительная нагота Теодора больше не притягивала к себе взгляд, Майк заметил кое-что еще: две свежие отметины от клыков на его серовато-бледном запястье. Он и не подозревал, что вампиры могут пить кровь друг у друга — и внезапно понял, что означали некогда переданные ему братом слова Лестера. «Одному мне его не прокормить» — братья решили, что Лестеру сложновато обеспечивать друга дорогостоящим искусственным питанием, но теперь Майк не сомневался, что тот долгое время кормил привередливого вампира собственной кровью. Сейчас же, когда изувеченный Лестер терял силы быстрее, чем восстанавливал, они неожиданно поменялись ролями.       — Присмотришь за парнишкой? — негромко попросил Теодор. — Я бы пока разобрался внизу…       — Я уже провел ритуал, — Лестер с усталым видом прислонился к комоду и потер воспаленный глаз. — Жнец помог с телами… А я развеял души.       Теодор подскочил, едва не уронив полотенце.       — Это же опасно! А если бы они причинили тебе вред?..       — О, они пытались, — мрачно усмехнулся Лестер. — Но ничего, все в порядке — не так уж я слаб, чтобы не выстоять против бесплотного призрака. Справлюсь и с ребенком — а ты пока собери все необходимое и жди внизу.       Теодор, коротко кивнув, открыл дверцу родительского шкафа и принялся осматривать содержимое, а Лестер вновь приблизился к Майку и протянул ему почерневшую, уже не скрытую перчаткой руку.       — Идем. Ты весь в крови — нужно смыть и переодеться, — кивнул вампир на незамеченную им стопку чистой одежды на прикроватной тумбочке.       Майк не шевельнулся. Услышанное лишь усилило слабость и головокружение. Призраки?.. Он не верил в призраков, как раньше не верил в Смерть — но отчего-то чувствовал себя так, словно его семью только что убили во второй раз, а он вновь не смог этому помешать.       — Идем, — повторил Лестер с нажимом.       Майк медленно поднялся с кровати, с трудом сдерживая желание впиться ногтями в обожженную руку вампира и ободрать ее до самых костей — не хотел давать вампирам повод вновь погрузить его в сон и распоряжаться его бесчувственным телом. У выхода из спальни он бросил взгляд через плечо и поспешно отвернулся: вновь обнажившийся Теодор с недовольным видом перебирал вешалки с отцовской одеждой. Мальчик успел заметить, что в зеркальной дверце шкафа не отражалось ничего, кроме пустой комнаты и валявшегося на полу полотенца.       Майк был уверен, что Лестер зайдет ванную вместе с ним, но вампир лишь вручил ему стопку белья и остался за порогом — предварительно осмотрев комнату и убедившись, что в ней нет ни окон, ни других дверей, а вентиляционное отверстие слишком мало, чтобы через него можно было удрать.       — У тебя десять минут. Затем я войду независимо от того, закончил ты или нет — если не хочешь оказаться в неловкой ситуации, постарайся быть чистым и одетым. Можешь запереть дверь, если так спокойнее, — добавил он, заметив, что Майк потянулся было к задвижке, но тут же отдернул руку. — Только не думай, что этот замок станет серьезной преградой для опытного вампира.       И Лестер, мягко улыбнувшись, закрыл дверь перед его носом. Оставшись один, мальчик несколько секунд оторопело смотрел на дверь, но тут же спохватился и поспешно защелкнул задвижку: отсчет его десяти минут уже начался.       Он выкрутил все краны на полную мощность, чтобы Лестер не слышал ничего, кроме шума воды, и со все нарастающей паникой заметался по комнате, позабыв на время о своей скорби, слабости и головной боли. Всего десять минут — а затем вампиры уволокут их с сестренкой в свое логово. Майк не тешил себя надеждой, что ему позволят дождаться дня рождения в сознании: наверняка Лестер вновь погрузит его в сон и разбудит лишь для того, чтобы вынуть из него душу. А затем бросит их с Изабель у бабушкиного порога — а Майк не будет помнить ни бабушку, ни маленькую девочку у себя на руках. Не вспомнит никого из своих родных — и не узнает их убийц, даже если однажды столкнется с ними нос к носу.       В очередной раз развернувшись вокруг своей оси, Майк вдруг застыл: боковое зрение выхватило предмет, который никак не должен был оказаться в ванной комнате. И все-таки он был здесь: жизнерадостно-желтый фотоаппарат Маргарет для моментальной печати изображений лежал на полке с чистыми полотенцами. Двоюродная сестра часто кривлялась с камерой перед зеркалами; должно быть, услышав о гибели одноклассницы, она просто бросила свою игрушку в ванной и больше о ней не вспоминала — и подарила Майку крошечный шанс сохранить воспоминания о случившемся.       Молясь про себя, чтобы кассета не оказалась пуста, Майк схватил фотоаппарат, метнулся к зеркалу и принялся спешно рисовать пальцем на запотевшем от пара стекле.       — Осталось пять минут, — донесся из-за двери голос Лестера.       Майк подскочил, едва не выронив камеру, и оценивающе взглянул на результат своих трудов. Сквозь примитивный рисунок и стекавшие на него буквы смотрел испуганный, перепачканный кровью мальчик, в котором он с трудом узнавал самого себя. Сейчас идея казалась попросту смехотворной, но выбора не было: направив объектив на собственное отражение, Майк спустил затвор — и спустя несколько секунд, показавшихся ему вечностью, аппарат выплюнул к его ногам темный квадратик плотной фотобумаги.       Когда Лестер вошел в ванную, бесцеремонно просочившись сквозь дверь, зеркало вновь было тщательно протерто полотенцем, камера припрятана в корзине с грязным бельем, а фотография покоилась в заднем кармане брюк, в спешке натянутых Майком прямо на мокрое тело. Терпеливо дождавшись, пока он наденет носки и зашнурует кроссовки, вампир протянул Майку куртку, вывел его в коридор и мягко подтолкнул в сторону лестницы.       — Малышка, должно быть, уже внизу, — заметил он, когда Майк нервно оглянулся на распахнутую настежь дверь детской комнаты и едва не шагнул мимо ступеньки. — Не бойся, все будет в порядке — я умею ухаживать за детьми. У меня ведь двое младших сестер…       Лестер осекся и замер так резко, что Майк на него натолкнулся.       — Тео, ты серьезно? Менее броской одежды в этом доме не нашлось?       Теодор, сидевший на полу у подножия лестницы в кружевной маминой блузке и усыпанной значками и нашивками кожаной куртке Джека, осмотрел свой наряд и ответил другу взглядом, полным искреннего недоумения.       — Не важно, — раздраженно прошипел Лестер. — Ты закончил?       Теодор кивнул, указав на набитую сумку с детскими вещами и переноску, из которой то и дело доносилось возмущенное мяуканье и шипение. Бросив взгляд над его головой, Майк увидел свернувшуюся в кресле Изабель: сестренка дремала, но даже издали бросалось в глаза, что ее раскрасневшееся личико припухло и блестело от недавно пролитых слез.       — Может, оставим одного себе? — с надеждой в голосе спросил Теодор. — Я про кошек, не про детей, — поспешно добавил он, заметив, с каким ошарашенным видом уставился на него Лестер. — Всегда мечтал завести большого черного кота…       Лестер нервно рассмеялся.       — Боюсь, момент не самый подходящий. В ближайшее время нам будет не до заботы о питомцах.       — Пожалуй, ты прав, — кисло пробормотал Теодор. — Мы ведь больше не сможем вернуться домой, не так ли?       — Было бы слишком самонадеянно. Я бы и вовсе предпочел ближайшую сотню лет держаться от Глиммербрука как можно дальше.       Теодор бросил тоскливый взгляд на выходившее в сторону соседнего участка окно гостиной и со вздохом поднялся на ноги.       — Тогда уходим. Бензина я не нашел, зато в том шкафу полно крепкого алкоголя…       — Сойдет, — Лестер подобрал с пола сумку и закинул ее Майку на плечо, а сам подхватил тяжелую переноску. — Только, ради всего святого, осторожнее: Смерть тобой жутко недоволен, так что постарайся сегодня не умирать.       Теодор криво усмехнулся и исчез — а уже мгновение спустя зачем-то поливал ковер и диваны в гостиной дорогим коньяком из отцовских запасов. Лестер тоже растворился в темной дымке, но прежде, чем Майк успел хотя бы подумать о побеге, вампир вернулся со спящей Изабель на руках и подтолкнул его в сторону выхода.       — Без глупостей, — угрожающе повторил он, следуя по пятам, и его пристальный взгляд ощущался почти физически, словно холодное дуло пистолета, приставленное к затылку.       У самого выхода Лестер на секунду остановился, чтобы легким тычком локтя разбить вдребезги пожарную сигнализацию. Лишь в этот момент Майк наконец осознал, что Теодор собирается сжечь родительский дом дотла — но отчего-то эта мысль не вызвала в нем ни гнева, ни ужаса. Пожалуй, единственное, что его тревожило — достаточно ли теплые вещи вампиры собрали для Изабель и не оштрафуют ли пожилую миссис Робертс за стопку приключенческих книг, которые Майк не успел вернуть в школьную библиотеку.       За порогом накрапывал холодный мелкий дождик — и нигде в округе Майк не увидел ни единой живой души. Теодор вышел из дома следом за ними, напоследок выплеснув остатки золотой текилы на висевший у двери цветастый гобелен, когда-то привезенный бабушкой из путешествия. За спиной вампира уже плясали языки голубоватого пламени, а в руке поблескивала тяжелая бензиновая зажигалка.       — А говорил, что бросил курить, — чуть слышно пробормотал Лестер себе под нос.       — А я и бросил, — подтвердил Теодор. — Нашел в кабинете папаши. Старый хмырь собрал на меня целое досье… Кстати, вы бы отошли подальше: я только что открыл на кухне газ.       Лестер, чертыхнувшись, хватил Майка за воротник и потащил прочь с такой скоростью, что мальчик пропахал пятками две глубокие борозды в размокшем газоне, а выбитая плечом вампира калитка с жалобным скрипом повисла на одной петле. Проснувшаяся Изабель тотчас захныкала, но Лестер не обратил на нее внимания: взгляд его был прикован к Теодору, все еще остававшемуся в опасной близости от дома. Оглянувшись через плечо, Майк обнаружил, что стоит под сенью уродливого деревца с чуть светящимися в темноте плодами, а рядом возвышается огромный черный цилиндр без единого окна.       Раздался звон стекла, и Теодор бросил в разбитое кухонное окно горящую зажигалку. Майк успел было понадеяться, что того вот-вот сметет и расшвыряет по округе мощным взрывом — но вампир уже стоял рядом с облегченно выдохнувшим Лестером и молча наблюдал за взметнувшимся за окном пламенем.       — Ну, вот и все, — заметил он, когда огонь перекинулся на второй этаж.       Лестер безрадостно хмыкнул и принялся укачивать плачущую Изабель на руках. Теодор вытащил из-под куртки изрядно помятый берет, забытый Лестером в родительской спальне, и нацепил ему на голову, вновь прикрыв козырьком обожженную часть лица.       — Спасибо. Лесли бы убила меня за эту дурацкую шапку.       — Тебе идет, — улыбнулся Теодор, но в следующий миг озабоченно нахмурился. — Надо уходить, пока дом не взлетел на воздух. Усыпишь мальчишку? Я так и не научился…       Майк, все это время бездумно переводивший взгляд с медленно пожираемого пламенем дома, в котором родился и вырос, на мирно беседовавших вампиров и обратно, вздрогнул — но, поймав решительный взгляд Лестера, лишь медленно отвернулся и вновь уставился на огонь. Теперь, когда в лапах вампиров находилась его маленькая сестра, а в его кармане скрывалось последнее свидетельство о случившемся, о побеге он больше не помышлял — и в глубине души по-прежнему хотел, чтобы все поскорее закончилось.       Он вдруг подумал, что очень давно не смотрел на свой дом с такой перспективы — с тех самых пор, как на небольшом пустыре, где они с друзьями часто играли после школы, появились первые ограждения и строительные леса. Майк очень любил это место: устав от беготни с мячом, мальчики усаживались прямо на траву, чтобы отдышаться и поболтать, а мама выносила им из дома поднос с прохладным соком и что-нибудь перекусить — еще до того, как Майк успевал ее об этом попросить. Ему нравилось наблюдать за жизнью своей семьи издалека: смотреть, как бабушка замешивает тесто у распахнутого настежь окна, как мама развешивает во дворе выстиранное белье, папа размахивает газетой над запекающимися на гриле стейками, а Джек, выскользнувший из дома через заднюю дверь, крадется мимо кустов шиповника на свидание с новой подружкой, хотя наверняка не сделал домашнее задание и назавтра получит двойку в дневник и строгий выговор отца. Все это казалось таким обыденным, даже немного скучным — и Майк даже не задумывался о том, как счастлив был в те времена, когда в городе еще не было ни уродливого черного цилиндра, ни его обитателей. Даже не подозревал, что когда-нибудь будет готов отдать все на свете, чтобы услышать мамин голос, зовущий его домой.       Рука Лестера, холодная и потрескавшаяся, словно остывший уголь в камине, осторожно накрыла его лицо — и мир, покачнувшись, плавно растворился во мраке, будто закончившаяся лента на экране темного кинозала.