Сгорай

Тяжело попасть туда, где нет ни капли позитивных эмоций. Антипустота закрыта на семь ключей, никакой лазейки, ни одного изъяна или бреши в защитном контуре. Ни одного забытого и оставленного открытым окна в другую вселенную. Не пробьёшься, не просочишься, не проскользнёшь. Но как же надо! Крылатый вертится вокруг, обнюхивает по контуру практически всё пространство. Он не отступит так просто, не откажется от своей цели, она ему нужна и он добьётся туда, куда намерен попасть, любой ценой. Если не сейчас своими силами, то немного позже с чужой помощью. Но как было бы чудесно шагнуть туда уже сегодня. Ворваться солнечным вихрем, уничтожая всех и всё, что станет у него на пути, ведь только так он может наконец-то присвоить свою Искорку себе целиком и полностью. Ведь именно сюда привели все следы. Именно в эту часть Антипустоты утащили того пленника. О, Дрим не ошибся, Дрим уже почти на память выучил вкус его эмоций, эту смесь упрямости, усталости и смелой злости. Он похож на него. Так похож по вкусу на своего брата, на маленькую милую саламандру, ради которой Дрим и обивает крылья, пытаясь пробиться сквозь нагромождения замков. — Да зачем он вам нужен, этот Сильвер? Он мне нужнее. МНЕ он нужен гораздо больше, чем вам. — поет сладкий тягучий тенор и его владелец делает ещё один круг. Ещё один заход, ещё одну попытку. Всего лишь одну, не больше. Последнюю. Хватит на сегодня бесполезных метаний. Хватит ждать сложа руки. Его маленький Огонёк скучает по своему брату, его маленькому Огоньку больно. А значит, Дрим должен помочь, даже если придётся сделать для этого больно кому-то другому. Другие Дрима не волнуют. Абсолютно, ни капельки. — Ну если тут не ждут меня, тогда я знаю, перед кем откроются эти двери. Ведь какие-то связи между вами есть, раз вы делите одного пленника на двоих. И он порхает в открытый портал, что ведёт в негостеприимную полную негатива Хевентейл. Ох, ему хватит накопленных сил, чтобы продержаться тут несколько дней, Слеш подарил ему много, достаточно для того, что задумал Солнечный. — Найти~, где ты, смоляная казявочка, мне нужно с тобой поговорить, я оч-чень хочу тебя… увидеть. — приторное счастье пропарывает дорожку в пространстве вслед за ногами позитивного, что тихо ступает по каменным плитам замка. — Только вот я попрошу нам не мешать. — в открытую столовую таранят волны солнечной чистой энергии, ориентируясь на грязную злость и волнение, сжигая или попросту калеча тех, кому не посчастливилось быть там. Дрим даже не проверяет, остался ли кто жив, брезгливо воротя нос от густой боли и агонии, что хлынула из небольшого помещения после его атаки. Выживут — их счастье, а нет, так надо лучше выбирать себе компанию и начальство. — Найти, ну где же ты прячешься? — ещё один коридор и ещё один удар, на этот раз цепями, практически наслепо, целя исключительно по эмоциям. В такой сгусток страха и сожаления сложно не попасть. Ударить и оставить скулить, спутанного по рукам и ногам металлическими звеньями. А вот и знакомый шлейф негатива. Слабый, жалкий. Дрим улыбнулся кровожадно: — О, ты ещё ранен, ты ещё не успел покушать, малыш… как жаль, что ты не сможешь сопротивляться в полную силу, но у меня неотложное дело к тебе. Найтмер, прятаться бесполезно, я чую тебя! Дрим вламывается в закрытую комнату, оказавшуюся спальней Кошмара, отбивает слабые атаки, режет тентакли гнутыми ятаганами, скручивает сопротивляющегося скелета и не проронив больше ни слова волочет в подвал. Найтмер сипит, вырываясь, пытается ударить остриём векторов, костью, сырым негативом, но магия вялая, атаки слишком слабы, а реакция оставляет желать лучшего. Не нужно было надеяться на замок, как убежище, разве он не знал, что стены не спрячут раненого зверя от жаждущего крови противника? Особенно, если противник этот безумен и полон сил. Да где он только набрал столько энергии?! Кто или что служит ему источником? У Кошмара ломит виски от боли и позитива, что стекает по тонким длинным пальцам и разъедает его плоть. Чёрные щупальца отшатываются, словно от огня, склизкая плоть падает на пол кусками, смоляными сгустками растаявшей грязи, струящийся свет разъедает её не хуже кислоты и Найтмер кричит. Больно неимоверно, до синих пятен перед глазами, до скрежета зубов, до потери сознания, которое помогают вернуть кажется моментально. Только не нежным похлопыванием по щекам или нюхательной солью, а новой порцией боли и хрустом сломленных костей. Солнечное лезвие проходится по тёмному телу, срезая чёрную слизь, кромсая её мелкими ломтиками, словно на праздничную нарезку и с открытых широко глазниц катятся слёзы. Найтмер не кричит больше, он не может кричать, он задыхается, сипит, сорвав голос окончательно и дышит нервно и часто, судорожно. Дрим роняет на пол второе щупальце, что отделил с умением рыночного торговца-мясника от чёрного стянутого цепью тела и кривится, поджимает губы, словно брезгуя, вытирает испачканные чужой, то ли кровью, то ли магией, пальцы в одежду дрожащего скелета: — А я ещё когда-то хотел тебя. Подумать только… такой слабый. Сломанные кости срастаются, но слишком медленно. Регенерация всегда была слабой стороной Кошмара, негативные чувства не спасают, не воскрешают и не исцеляют ран от пролитой существом с чистым сердцем слезы. Нет, они не такие, они не для того, они созданы, чтобы угнетать, чтобы гнобить и доставлять страдания. Только вот в чём смех, сейчас именно чистая жажда справедливости кромсает и режет его кости, руки, напитанные любовью и страстью бьют кувалдой по клетке рёбер, подцепливают острыми словно когти фалангами тонкую кожицу на гнутых дугах и тянут, снимают лоскутами, длинными полосочками, оголяя пористую, сочащуюся липкой магией кость. Не ненавистью подкреплены эти пытки, а странной безумной любовью, одержимостью, обожанием, от которого сводит челюсти и хочется рвать. И он рвёт. Найт дёргается в агонии, накрытый душащим куполом позитива, не в состоянии освободиться от кандалов, свитых из чистой эйфории. Да, это не та нежная доброта и счастье его братца, эти густые эмоции пугают. Пугают повелителя кошмаров до дрожи в поджилках, к которым, кстати, уже тоже добрались отливающие золотом магии руки. Сквозь пелену прерывающейся лишь на миг коротких обмороков боли, собственная пыточная уже не кажется таким идеальным и умиротворяющим местом. Найт заскулил потерянно, пытаясь понять сколько же отростков всё ещё присутствуют на его спине и чуть не взвыл. В панике оглядел изогнутый кривой дугой крюк в руках у бешеного Солнечного и вздрогнул. Перед внутренним взором мигом пронеслись картины того, как он сам использовал его на пленниках, вспомнились их крики, их стоны, отчаянные просьбы прекратить, но Кошмар никогда не прекращал. Не слушал, не знал ни жалости ни пощады, в итоге всегда добиваясь того, что хотел от них. От кого действий, от кого сознаний, а от кого и смерти. А что крылатому нужно от него самого? Зрачки дрожащей тенью скользнули по гнутой полосе металла в руках альтернативы его брата, в груди Найта ещё оставалась небольшая надежда на то, что этому Дриму не хватит фантазии и обойдётся обычным подвешиванием. Но уже через недолгих десять минут надежда скончалась, стёртая острой белой улыбкой и воем владельца старинного замка, что извивался бьющимся в конвульсиях кракеном, скидывая на пол мелкие кусочки себя же и крошку нашедшихся под слоем чёрной жижи белых костей. Он опять кричит, рвёт связки и теряет слёзы, что горячими струйками стекают по щекам, так как чуть ниже, по гнутому позвоночнику течёт горячая магия со свежих порезов и глубоких прорех в хрящевой ткани. Найт сдаётся, стонет и рычит, не выдерживая насыщенности и остроты болевых ощущений, не в состоянии вдохнуть спокойно, через стиснувшую горло отчаянную жалость. Жалость к себе. — д-Да что ты хочешь от м-меня, крылатый? Чего тебе нужно? — надо просить, умолять, молить о помиловании, но сил стаёт лишь на тихий злой шёпот. — Ох, а я думал, ты уже и не спросишь, но ты меня радуешь, Найти, ты умеешь думать головой. И удивлять тоже. Ты столько боли вытерпел, бедный мальчик… жаль, что всё оказалось напрасно. Ах, тебя некому спасать. — Н-н-г-х… чего т-тебе нужно? Говори! — голос срывается в всхлипы, хрипит и идёт волнами. Ведь быть в роли жертвы Найтмеру ещё не приходилось. Он не умеет просить, но боль ослепляет, убивает гордость. Жажда жить сильнее. — Скажи мне, зачем я тебе. — Правильный вопрос… Ты мне действительно нужен. Но нужен послушный, покладистый. Я думаю, ты понимаешь. Ох… о чём же я? Ах да… Поиграем с тобой в покупца и продавца? Ты продашь мне свою услугу, а я заплачу тебе твоей жизнью. Как думаешь, это выгодная сделка? Этого будет достаточно? Найтмер закивал головой согласно. Да, чёрт подери, да, этого будет более чем достаточно! — Что я должен сделать? Дрим поиграл крюком в воздухе, передёрнул плечами и отбросил его прочь: — Рассказать кое-что, сходить кое-куда и помочь кое-кому. Ох, да, и предать кое-кого. — К-кого? — О, к сожалению, я не знаю как его зовут, но знаешь ты, Найти. Того, к кому ты отправил брата моей милой саламандры. Того, кто дверь в свою часть Антипустоты держит закрытой. Найтмер сглотнул. Он понял, о ком говорит крылатый, и понял, из-за кого он и лежит тут растерзанной тушкой. Чёртов Эррор с его выгодной сделкой. Ох, Найтмер чувствовал, что там не всё так просто, что эта сделка ещё вылезет ему боком. И вот, пожалуйста. Так почему он должен страдать сам? Не-е-ет, он потащит за собой на дно всех участников: — Хорошо. Я сделаю всё, что попросишь. Дрим улыбнулся довольно: — Умничка. Я даже поверю тебе на слово и помогу с лечением, Найти, но учти, наша сегодняшняя встреча покажется тебе детской прогулкой, если ты предашь меня. Я тебя предупреждаю. Я разорву тебя на части, буду сжигать сантиметр за сантиметром, начиная с твоих острых пяток и поднимаясь всё выше и выше, медленно, чтобы ты успел прочувствовать каждое моё действие, каждое касание. Ты это понимаешь? О, Найтмер понимал. Найтмер знал, что таких как этот крылатый не предают. Нет, уж лучше самоубиться, чем снова попасть в эти солнечные руки: — Я понял, крылатый. Я не дурак. Дрим хохотнул: — Ну что же, тогда собирайся, пора бы тебе увидеться со своим братиком. Думаю, ты будешь рад его видеть. О-хох, по глазам вижу, ты просто безу-у-умно счастлив.