Сгорай

— Смотри, милый, а вот и наша дичь, — проворковал Дрим, не преминая возможности скользнуть рукой по открытой плечевой кости. Слеш вскинул голову. И действительно, за пару метров слева от них стоял сам Найтмер. В отдалении от собственного замка, словно ожидая: — Что ты здесь делаешь? — неприятное, хриплое. Дрим отступил в сторону, сложил крылья, чтобы негативный увидел, что тот на этот раз пришёл к нему не один: — Я? Охочусь на тебя, Найти, разве это не очевидно? — Что? Ты? Охотишься на меня? Что за ерунду ты несёшь? Ты в своем уме? И вообще, что с тобой делает этот мелкий? Дрим ухмыльнулся криво: — Ты о Слеше? Ох, он очень милый, правда? Я решил ему помочь, видишь ли, у малыша пропал брат. Ты случайно не у себя его прячешь? Найтмер напрягся. Неужели копия его брата стал подыгрывать Звёздным? Или он, помогая новенькому, таким необычным образом мстит Кошмару за то, что тот отверг его? В любом случае… Это было очень, очень-очень не хорошо. Он сделал пару шагов назад, осторожно отступая: — Я никого не прячу. Повелитель Кошмаров опасался. Завязывать битву против них двоих было небезопасно. Найтмер трезво оценивал свои силы и шансы на победу. Он допустил ошибку, думал, крылатый вновь преследует его, чтобы поговорить. Даже мысли не допустил, что на этот раз он не один и вообще, что ему есть какое-то дело к тому, кто заточён у него в подвале: — Убирайтесь. Я не звал вас в гости. — Ты такой негостеприимный, просто кошмар! — всплеснул руками Дрим, делая шаг в сторону, оценивая жар, что начал источать собой маленький монстр в оранжевой бандане, что стоял с ним рядом и держал его за руку. О, да, Слеш едва сдерживался, Слеш кипел, горел, со сжатых в кулаки ладоней буквально уже рвалось пламя. Он хотел битвы. А Дрим хотел порадовать своего любимого: — Лучше бы тебе бежать, — обронил тихо он, обращаясь к повелителю кошмаров и улыбнулся. Найтмер проглотил вздох. Он никогда не видел ещё такой улыбки. Сумасшедшей, ненормальной… о, Творцы, да будь он трижды проклят, этот Дрим... это вообще что, это монстр?… это существо, что было соткано из солнечной энергии, существо, что вобрало в себя силу всех позитивных эмоций, оно было настолько пугающим сейчас, что, будь у повелителя кошмаров шерсть, она бы стала дыбом на холке и вообще во всех возможных местах. И что самое интересное… Малыш… тот маленький монстр в оранжевом шарфе, он… поймал эту улыбку и не испугался, не отшатнулся. Нет, куда там, отшатнулся? Он ступил навстречу сумасшедшему, схватил за длинный шарф, тремя оборотами обмотанный вокруг шеи высокого Дрима, притянул и… Найтмер аж закашлялся… поцеловал. Он его поцеловал!!! И это не был лёгкий несчастный чмок в щёку. Это был, чёрт подери, настоящий поцелуй в губы, такой, от которого у крылатого на крыльях маховые перья встали дыбом, такой, от которого Найтмера замутило от приторных эмоций, что хлынули на него бурным потоком. Найтмер сделал шаг назад, ещё один… и принялся бежать. Ничего хорошего от этих двоих ждать не стоило. Над головой затрещал воздух, два дерева спереди вспыхнули спичками от врезавшихся в них фаерболов. Кошмар пошёл зигзагами, уклоняясь от сыплющихся градом атак. Рано или поздно противник выдохнется и настанет его очередь атаковать, но огонь лился непрерывным потоком, шквалом, Найтмер метался, прятался, отскакивал, перекатывался, и не смог заметить ни единой секунды замешательства. Слеш будто бы сошёл с ума, сыпал атаками, словно совсем не имел резерва, будто держал под боком нескончаемый аккумулятор, что подпитывал его магию. Найт матюгнулся. Дрим! Чёртов Дрим был его подпиткой. Они нашли друг друга. Тот, кто выделял позитивные эмоции и тот, кто их пил. Это повелитель кошмаров понял еще с памятной встречи в Дастбелив, когда чуть не поплатился жизнью, своей и почти всей своей команды, за собственную неосмотрительность. — Быть того не может! Создатели меня дери, они нашли друг друга!!! — не было по его мнению двух монстров, подходящих друг другу больше, чем эти двое. Найтмер зашипел дикой кошкой, подключая все возможные резервы. Надо было что-то предпринять, иначе... Негатив заколыхался в воздухе, искажая пространство. Дёргать команду было неприпустимо, они были заняты, да и не явились бы сейчас к нему, Найтмер сам им приказал не сунуть нос не в свои дела и сейчас жутко жалел об этом. Ни одна треклятая договорённость не стояла его жизни! Да чтоб он ещё хоть раз повёлся на "выгодную сделку", что предлагали по телефону. Чтобы ещё раз поверил в безопасность, в гарантии. Какие к чёрту гарантии, когда они имеют дело с такими же непредсказуемыми монстрами, что и они сами, с той лишь разницей, что те считались "хорошими"? Хорошими? Найт хохотнул. "Хорошими... Не смешите меня. У одного только художника кинков и фетишей в извращённой башке насобирается столько, что команду Кошмара по сравнению с ним можно уже завтра без вступных экзаменов принимать в младшую дошкольную группу!" Он поднял руки перед собой, посылая комок негатива в мелкую фигуру в оранжевой бандане. — Чёрт! — Дрим согнулся практически пополам, принимая на себя удар, заслоняя собой Слеша, что поднял как раз в этот момент ладони над головой, собирая энергию в клубящийся сгусток. Он пульсировал, бился, словно живое сердце, будто дышал, то уменьшаясь то увеличиваясь в размерах. Феникс. Он формировал феникса. Дрим сглотнул липкую слюну, облизал пересохшие губы. Его мальчик развлекается, ему нужна энергия, ему нужна сила... Больше силы... и Дрим даст её ему, что бы ему это не стоило, он раскинул крылья в стороны: — Да!!! Бери! Пей меня! — резервы ещё полны почти наполовину, он сможет, ему хватит сил. Наверное. Найтмер перетекает тенью, то укрываясь от атак, то ускользая, появляясь то тут то там, слишком быстрый на своей территории, чтобы успеть задеть, слишком сильный, чтобы маленькая Саламандра смогла одолеть его самостоятельно. Слеш бьёт, раз за разом подбираясь всё ближе и ближе, Дрим порхает ангелом хранителем за тонкими плечами, заслоняя крыльями от острых ударов вездесущих щупалец, обнимает, защищая от костяных снарядов, грудью принимая особо прицельные удары, взлетает, унося от дальной атаки… — Ты мне мешаешь! Ты слишком близко, я боюсь зацепить тебя! — кричит маленький скелет в оранжевой бандане. Дрим ухмыляется пьяно, смотря в горящие пламенем глаза, едва ли соображая, что от него хотят — жажда битвы, боль в изрезанных чужими атаками костях, чувства, что бурлят в его мелкой храброй сильной Искорке лишают возможности мыслить трезво: — Ты уже зацепил меня, Огненный мальчик. Очень сильно зацепил. Слишком сильно! — руки снова ныряют под ткань его одежды, чтобы очередной раз унести от атаки, заслонить собой, а заодно и погладить горячие рёбра. Ни на что не обращая внимания. Что? Больно в спину? Какая ерунда, главное жёлтая звезда и лаймовое сердце горят азартом. Крылья подгибаются и не желают слушаться? Глупая отмазка, смотри, Огонёк улыбается, посылая в чёрную тень сразу пять сгустков пламени. Дрим дрожит от напряжения, перед глазами плывёт, яблочная душа мечется в груди, словно ей впервые мало, мало энергии, недостаточно света, кислорода, солнца, жизни... Золото перьев сыплется осенним листопадом, развеваясь по ветру. Слеш впивается в его плечи — больно, оставляя царапины, магия уже не кипит, проталкивается по жилам с трудом, словно тягучий мёд, венец погас уже давно, разномастные глаза зеркалят тускло биение магии и души. — Портал! Открой портал! Домой, Дрим, домой! Немедленно!!! — доносится к слуху, словно через вату. Что? Портал? Его маленькая саламандра хочет уйти? Ему надоело? Тогда так тому и быть. Высокая фигура пошатывается, щёлкает пальцами, делает шаг неуверенно, шатко… и падает в открытую диссонирующую воронку: крылья прижаты к спине совсем не своим усилием, но чужими руками, тонкими белыми ладонями, что перебирают потускневшие враз перья. — Дрим! ДРИМ!!! Домой... Горячий красный песок греет кости, выгоревшее небо так знакомо, Дрима обнимают… кажется обнимают, ведь грудь стискивает сильнее чем обычно, давит снаружи, а не распирает изнутри неудержимой энергией. Он хватает воздух ртом, словно кислород сожгли в всепоглощающем пожаре, впивается пальцами в горло, раздирая нежную кожицу, симфизы, костную пористую ткань — золото магии вытекает тёплым потоком… тёплым, не горячим. Слеш всхлипывает: — Нет, не уходи, не умирай, не бросай меня! — щемящая любовь, острое отчаяние… оно льётся и впитывается в кости вместе с окрашенными оранжевым слезами. Глупенький, он не умрёт, нет, не так просто. Он не может так просто… Дрим захлёбывается, пьёт, пропуская вдохи, упиваясь, цепляясь пальцами уже не в себя, а в хрупкую фигуру, что склонилась над ним. Единственно важная, единственно существенная, его спасение, его жизнь. — Дрим! Глаза открываюся, пульсируя пламенем, красное и жёлтое, позвоночник выкручивает крутой дугой, солнце в левой глазнице горит сверхновой, крылья, что расправлены в стороны, пачкаются в пыли, перья рвёт мелкими камешками и острой стекольной крошкой. Всё равно! Не важно. Он здесь, он слышит его, пьёт его любовь, наполняется ею, остро и полно, как никогда прежде. Она пульсирует внутри, в каждой косточке, в каждом пёрышке, он состоит из его любви, целиком и полностью, он и есть его любовь. — Дрим… — М-м-в-ф-ф… слл… ш-ш… Кажется, Дрим видит глаза над собой, жёлтое и лайм, так близко. — Живой… Что это на губах? Жжется маленьким угольком, горит, но оставляет по себе влагу. Дрим цепляется ладонями в жаркого кого-то, из которого льётся сладкой нежностью жизнь и любовь, прижимает к себе, пьёт, кусает… что? Что это? Губы. Горячие… такие горячие. Сознание наконец-то начинает возвращатся в затуманенную голову. Он потерял контроль. Впервые. Потерял себя. И нашёл… снова нашёл в этом монстре, что нависает над ним беспокойно и дарит такие сладкие и нужные сейчас чувства, эмоции, которых так безумно мало. Ничтожно мало. — Ещё… Мне нужно ещё. Дрим шепчет, Дрим умоляет, просит, впервые в жизни, не имея сил, чтобы просто взять то, что нужно, отобрать, заставить отдать. И маленькая саламандра понимает его и подаётся навстречу, переплетая языки, цепляясь за ключицы, впиваясь пальцами в рёбра совсем не нежно, требовательно, дико, седлая сверху, будто само собой разумеющееся, будто ждал этой просьбы, будто сам хотел того, будто нет ничего важнее лежащего под ним и дрожащего мелко от эйфории монстра. Дрим не выдерживает, магия уже восстановилась, напитанная горячим желанием и рвёт изнутри, заставляя хрипеть и порыкивать. Нельзя просто лежать, нельзя просто вдыхать, целовать, вжиматься, этого недостаточно, неимоверно мало. Дриму нужно больше, он не сможет остановиться, переворачивает, подминает: — Дай мне себя, дай мне немного себя, Слеш, ты мне так нужен, хоть немного, маленький кусочек себя, я не прошу много, огненный мальчик. Руки уже давно не спрашивая разрешения массируют, разминают уже покрытые слоем оранжевой магии тазовые кости, маленькая саламандра выгибается под руками солнечного: — Да, Огонёк, я не возьму много, мне так нужны твои чувства... — крылатая фигура стягивает немногочисленную одежду с белых тонких костей, дрожа от предвкушения. Яблочная золотая душа заходится в пульсации, ткань на собственном теле вспыхивает огнём и осыпается пеплом, Дрим смотрит на плавные изгибы позвоночника, на закушенные костяшки, на оранжевый вихрь, что в неуверенности колышется над лобковой костью. Ох, его Искорка мучается в неуверенности, изнывает от желания, боясь дать выход эмоциям, и Дрим хочет помочь. Он наклоняется ниже, уже не контролируя жара, ведёт золотом языка по шейке бедра, по ямке, по подвздошным, пальцами цепляясь и заныривая в небольшие отверстия, гладит белые кости внутри и снаружи, вырывая стоны, опаляет дыханием… и магия сдаётся, формирует возбуждённый орган. Дрим урчит довольно. Оранжевая экто-плоть словно апельсиновое желе, густое, насыщенное, слегка подрагивающее в воздухе от напряжения, подсвеченное изнутри, испещрённое мелкими вéнками, что оттенком уходят от оранжевого в тёплый жёлтый — цвет лета, цвет подсолнечникового мёда. Солнечный ведёт языком, чувствуя рельефный бок и нежную внутреннюю пульсацию, сладко, нет, не от вкуса, от впитываемых им эмоций, что бьют кажется фонтаном, бегут по возбуждённой магии и Дрим вбирает их в себя, вбирает нежно, как и овал головки, как и капельку первого удовольствия, что пряной кислинкой теперь играет на его солнечно-жёлтом языке. Удерживает тонкие бёдра, прижимает колени, что так и норовят сжать череп с двух сторон... неужели это и правда с ним происходит? Как же сладко... В висках пульсирует удовольствие, он плывёт от острых чувств Слеша, плывёт от вида подрагивающейго перед его лицом члена, от которого тянутся ниточки слюны, его слюны, плывёт от стонов, горячих выдохов, горит, сгорает, словно спичка, зажжённый одним лёгким касанием. Глотает полностью, не в состоянии отказаться услышать тонкий всхлип, почувствовать судорожные движения под собой, словно пытаются то ли вырваться, то ли двигаться быстрее... нет, Огонёк, сегодня Дрим будет дарить наслаждение медленно, только бы хватило дыхания. Глотнуть воздуха, и вновь проглотить до упора, губами толкаясь в твёрдую кость, глоткой чувствуя всю длину твёрдого же удовольствия, пульсацию, подавляемые фрикции, тонкие пальцы, что впиваются в затылок, насаживают глубже, стоит сделать движение назад, выпустить, вдохнуть холодный воздух, не отпуская гладкую вершинку изо рта, опалить контрастом, лизнуть натянувшуюся уздечку... Влажное пламя его магии и сухой лёд воздуха. Остро. Слеш дышит глубоко, вспахивает землю пальцами, только почему под фалангами не грунт, а стекло? Щёлкает и стреляет мелкой крошкой, раня и отрезвляя лишь немного. Недостаточно, для того чтобы думать, чтобы анализировать, чтобы видеть, как накрывают золотом расправленные широкие крылья, как белый череп колышется между разведенных бёдер, чтобы понять, что стоны и всхлипы принадлежат ему самому, что магия выплёскивается наконец-то, а кости бьёт в экстазе от накрывшего девятым валом удовольствия. Ему слишком хорошо, чтобы понять, слишком сладко, чтобы открыть глаза. — Ты быстро, Огонёк. Сколько же ты терпел? — Дрим вытирает рот тыльной стороной ладони, кажется, не проронив ни капли семени, слишком ценно для него наслаждение его маленького Огонька, слишком долгожданно, слишком страстные и громкие были вздохи. Дрим жмуриться довольно, расправляет крылья, словно вернувшаяся с охоты дикая птица, он взял то что хотел сегодня. Ни больше ни меньше, договор не нарушен, сделка всё ещё в силе, а приз лежит разнеженной тушкой перед Дримом, стоящим на коленях. Да, он будет его, он уже почти его...