Важное

Анна Гомес спешила с работы. Чуть не споткнулась на ровном асфальте из-за туфель на каблуке – совсем не подготовилась к внезапному звонку друга погибшего сына. Женщина сама звонила ему на днях, но на той стороне никто не взял трубку. Поэтому она решила, что парень уехал и перестала пытаться с ним связаться. А ей было что ему сказать. И вот, когда в обеденный перерыв она приняла звонок от незнакомца, то застыла на месте. Так внезапно и резко, что чуть не врезалась в коллегу с подносом еды. Даже не смогла в тот день нормально пообедать, поспешила доделать все дела, которые планировала разгребать тем же вечером. Теперь у нее были планы посерьезнее. Освободилась она в районе 5 часов вечера. Вышла из башни на Севент-авеню и пошла в сторону парковки. Там же они договорились встретиться с лейтенантом. Завидев его, она поспешила поправить прическу, которая уже изрядно попортилась из-за ветреной погоды. Морпех даже не обратил на это внимание. Для него она выглядела более чем хорошо в своем возрасте. — Спасибо, что так быстро ответили, — встретил он ее аккуратно, протягивая руку для пожатия. Опять тщетно – миссис Гомес лезет обниматься, да еще и так крепко, что Джейсон чувствует каждое свое ребро. Он блядь точно не учится на ошибках. — Пустяки. Тебе я рада всегда, — отвечает она, запыхавшись. После недолгого разговора о мерзкой погоде и жутких пробках, которые вот-вот начнутся, предлагает прокатиться до одного важного места – важного для Анны. Джейсон соглашается, уж лучше греться в ее авто, чем снова ходить по городу и рассматривать церкви. — Ноябрь – самый сумасшедший месяц для юристов, - начинает говорить Анна о своей жизни. — Мало того, что все начинают, перед наступлением нового года, приводить свои документы в порядок, да еще и у женатых парочек появилась идея-фикс – развестись до наступления рождества. Как будто если они это сделают не в январе, а в декабре, их карма станет от этого чище, — смеется над собой же. Понимает, что Колчеку житейские проблемы ни о чем не говорят, но женщине надо выговориться после тяжелого дня. Раньше ее выслушивал муж, который ушел, как только их единственному сыну исполнилось двенадцать. Потом это делал сам сын, пока не ушел в морскую пехоту. А потом Анна, на пятом десятке, нашла себе подружек. Которые и вытащили ее из ада год назад и с которыми она сегодня, пусть и поздно ночью, планировала посидеть в баре. Завтра же суббота. Поэтому Джейсону Колчеку, который лишил ее пятничного мартини, придется слушать ее важные проблемы – хотя в контексте того, что сейчас происходит в мире, это было совершенно не важно. Но ему даже интересно: что произошло в мире за пару лет службы? Почему Буш все еще на месте? Ведь возвращаться на фронт он не планировал. Пусть теперь кто-то другой бегает за блядским химическим оружием Саддама. Въезжают в Кораополис, подъезжают к маленькому домику по адресу 10 Филлипс-авеню – адрес видит Джейсон на почтовом ящике. Домик очень странный: напоминает скорее достроенный гараж. Но выглядит со вкусом. Мужчина выходит из машины первым. Пока он осматривается, женщина собирается с мыслями и заставляет свои ноги двигаться. Хоть тело и сопротивляется. Обойдя машину, останавливается рядом с Колчеком и смотрит на дом. И тут морпех понимает, что она также осматривает его. Не успевает задать вопрос. — Мы с Джоуи жили здесь до 2003 года. До того момента, как его не стало. Внутри себя Джейсон матерился, что она, даже не предупредив его, привезла в их старый дом. Маты заслоняли голову Колчека на 90%, оставляя всего 10% одной мысли – ты сам всегда хотел побывать у Джоуи дома. Более того, они как-то даже договаривались встретиться на гражданке. Порубиться во вторую плойку, начать вместе копить на третью, да и просто напиться после всего, что происходило в Ираке. Думали даже Мервина с Ником позвать. — Я не была здесь с тех пор, как узнала о том, что случилось, — продолжила Анна. — Духу не хватило даже приехать после похорон, чего уж говорить о продаже. Пока они шли к двери, Колчек почему-то подумал, что внутри их будет ожидать грязь, плесень и затхлость. Но войдя он увидел чистый и прибранный дом, еще более красивый и ухоженный, чем снаружи. Как будто его приготовили для продажи – настолько все было чистым. На зеркалах не было ни одного отпечатка, в вазах стояли искусственные цветы. Эта женщина целый год вызывала сюда уборщиков, чтобы самой не прикасаться к вещам, которые могли напомнить ей о сыне. Анна Гомес осматривала свой собственный дом как новый. Обращала внимание на такие мелочи как книжки на полках и совершенно игнорировала фотографии в рамках. Еще висят. — Комната Джоуи наверху, — сказала она так спокойно, будто говорила не про комнату, а про самого Джоуи. Будто хочет спровадить Джейсона и остаться наедине. От ее слов Джейсон нервно сглотнул. Поняв, что женщина не планирует расставаться с первым этажом, начал подниматься на второй. По обе стороны коридора были фотографии: как Гомес-младший заканчивает школу, как собирается идти на выпускной со своей подружкой – даже тогда носил эти блядские очки, на которые каким-то образом велись девочки – как стоит в окружении друзей. Фотографии были не только Джоуи, но и самой Анны: с подружками, с коллегами, даже с парнями. Если бы не идеальная чистота в доме, Колчек подумал, что тут до сих пор кто-то живет. Поэтому старался не смотреть на чистый пол и шел напрямую к двери Джоуи – ее не сложно было распознать, на ней висел плакат Чикаго Буллз. Войдя внутрь, Джейсон увидел комнату своей мечты. О которой он мечтал, пока ютился на старом и прожжённом диване в маленькой гостиной. Уединенную, небольшую, с впалой крышей и большим окном. Все, о чем мечтал Джейсон, когда-то имел Джоуи. Рядом с окном стояла кровать, не заправленная. А рядом с кроватью – стол, на котором был творческий беспорядок: валялись ношенные футболки, вперемешку с носками, какие-то тетрадки, джойстик и пару банок пива. Видимо Анна строго настрого запретила уборщицам даже приближаться к этой комнате. Всем, кроме Джейсона. Лейтенант аккуратно присел на край кровати. Мягкая. Даже чересчур – задница морпеха аж проваливалась. Как Джоуи привык к жестким матрасам в казармах? А они, бывало, спали даже в ямах в пустыне. Но Гомес никогда не жаловался. Никогда не вспоминал свой до одури уютный дом, из которого бы сам Колчек ни за что в жизни не уехал. Ни в какой блядский Ирак, ни в какую ебучую армию. Чего ему не хватало? Рука сама потянулась к альбому, лежащему на полу. Он был какой-то самодельный, хендмейд бля. Джейсон было уже начал думать, что в детстве Хосе вел себя совсем как маленькая девочка: собирал марки, клеил наклейки к фотографиям, снятых на полароид, а в перерывах пускал слюни на Реджи Миллера. Блядь, у него даже некое подобие формы висело в приоткрытом шкафу. Вот же диссонанс. Открывает альбом, стряхивая с него пыль. Видит, что первая пара страниц посвящена школе. Вот Джоуи сидит с какими-то пацанами на школьном дворе и бросает скомканные бумажки в девочек. Вот стоит в каком-то музее, посвященном динозаврам с маленьким динозавром в руке. А вот уже демонстрирует свой диплом бакалавра, пытаясь не сдохнуть на месте от самолюбования. Колчек даже и не знал, что у него было образование. — И нахуя ты полез в армию? Дальше страницы обклеены уже не фотками, а письмами: похоже Анна, с разрешения Джоуи, не иначе, клеила то, что присылал ей сын, в этот альбом. Правда делала это дежурно, не украшала уже никакими надписями, сделанными раннее разноцветными фломастерами, и не клеила марки. Писем было много. Накопилось за два года. Клеила она их, вкладывая в конверт – аккуратно, ювелирно. Лейтенант вспомнил руки женщины: она, в отличие от вечно рукожопистого Джоуи, не могла сделать криво. Казалось, письма будут до конца альбома. Но вдруг, на последней странице, вместе с письмом была приклеена фотография – сложенная четыре раза. Раскрывая ее, морпех начал догадываться, что на ней изображено. Но до последнего надеялся, что ошибается. И вот, она раскрыта и прям перед ним. Джейсон Колчек и Хосе Гомес стоят в парадной форме корпуса морской пехоты и улыбаются, смотря в камеру. Джоуи искренне и радостно, во все свои еще целые зубы, пытаясь соответствовать новому званию. А Джейсон улыбается по-простому, неподдельно и даже душевно. Пытается скрыть бурю, что бушевала в тот момент внутри. Это был один из самых лучших моментов в его жизни. — Джоуи, ты такой красивый! — сказала Анна тогда, делая снимки своего сыночка то с одного ракурса, то с другого. Хосе уже устал позировать, а еще предстояло рассказывать всем ее новым подружкам о нелегкой жизни морпеха. Хотя он только-только выпустился из Пэррис-Айленда и не знает, что его ждет. В стороне стоит Джейсон, оглядывается. Вокруг него снуют морпехи, под ручку с мамами или девушками. Он стоит и пытается не подавать виду, не обращать на себя внимание. Еще увидит его какой-нибудь напыщенный сержант, которому никогда не нравилась «кислая мина Колчека». Этот день семьи только начался, а он уже устал стоять с прямой спиной и с белой фуражкой. Которая, к тому же, еще и жмет. Какая-то девушка касается его, но увидев, извиняется – обозналась. И это замечает одна из подружек Анны. — А где ваши, Джейсон? — спрашивает она его. — Они не приедут, — улыбается и отвечает ей Джейсон. Опускает взгляд вниз, чтобы не выдать настоящие эмоции – фуражка плохо закрывает ему лицо. — Заняты на работе, очень заняты. Врет. И это слышит Джоуи. То, как он повторяется, звучит уже как триггер. Джейсон редко врет. А если и врет, то зачем-то. Гомес, заканчивая фотографироваться с одной из женщин – вроде как коллегой мамы – подбегает к Колчеку. Чуть свою фуражку не роняет. — Мам, а сфоткай нас с Джейсоном! — просит он, прилипаясь к и так вспотевшему Колчеку – в помещении было жарко. — Прекрасная идея, — вдохновляется Анна и, разогнав всех с кадра, делает щелчок затвора. Пленки хватает лишь на одно фото. Джоуи матерится, а Джейсон смеется с него. Вслух говорит, что рад – ему не придется долго позировать как Джоуи. Внутри себя как ребенок ликует – боялся, что к концу учебки так и не найдет себе друзей. Нашел. Одного. Но самого лучшего. Под фотографией приклеено письмо. В этот раз, в наглухо закрытом конверте. И подписанном. «Джейсону» Морпех тут же, не думая о сохранности альбома, отклеивает его. Потом слегка надрывает. Но останавливается. Это не лучшее время и место, чтобы читать единственное письмо, которое когда-то написал ему Джоуи. О существовании которого Колчек даже и не догадывался до этого момента. Спрятав под кофту, он кладет альбом на кровать. В последний раз на него смотрит и говорит. — Как девочка. Ухмыляется. Брать ничего из вещей Джоуи он не хочет. Особенно после найденного письма. Анна может была бы и не против, но Джейсон не позволяет себе даже коснуться его одежды, хотя футболка с красным быком так и манит. Закрывает за собой дверь, еле слышно, спускается вниз. Анна стоит возле входной двери, как будто бы ждет морпеха. Смотрит в одну точку, о чем-то думает. Как только лейтенант ступает на лестницу, пытается вернуться в реальный мир. И говорит ему, снова с улыбкой. — Надеюсь, бардак в его комнате тебя не испугал? — Поверьте, у меня хуже было, — успокаивает ее Колчек и ловит в ответ ухмылку женщины. — Ну конечно. Все вы мальчики одинаковые. Джейсон смотрит на нее с теплотой. Теперь внутри нет злобы из-за внезапного приезда. Он ей даже благодарен. Но сказать это не успевает. Анна говорит. — Я впервые за полтора года здесь. Не знала, с кем смогу сюда вернуться, — берет его за руку, держа при этом куртку. — С тобой это вышло сделать намного легче. Морпех улыбается. Благодарит ее в ответ, ограничиваясь лишь кратким «Спасибо». А Анна и не спрашивает: понимает, за что. Приглашает его выйти из дома, из-за чего еще и заставляет появиться внутри лейтенанта следующий вопрос: что она задумала? — Пока ты был наверху, я наконец-то созвонилась с риэлтором. Этот милый, как он его назвал, дом надо все-таки продать, — последнюю фразу она говорит с придыханием. — Тем более начальство предлагает переехать мне в Ричмонд, уже присмотрели квартиру. Колчек не стал уточнять где сейчас тогда живет Анна – думал все время, что здесь, в их доме семьи – не его это дело. Да и женщина сама, если захочет, посвятит его в свою жизнь. На сегодня ей явно хватит, и так уже приехала в дом, в который так и не вернулся ее единственный сын. Сев обратно в машину, миссис Гомес не стала спрашивать куда подбросить Джейсона. Предложила им заехать в еще одно место, которое уже не такое страшное, как их дом. — После такого, Анна, везите меня куда хотите, — ответил ей Джейсон, и женщина наконец-то расслабилась. Все это время думала, что и так жестко напрягает своими порывами парня. — Поверь, там я бываю чаще, чем дома, — еще больше убедила его Гомес, давя на газ. Пробки. Морпех тем временем начал рассказывать Анне чего стоит остерегаться в Ричмонде – разговор о городе как-то сам зашел, после новости о ее скором переезде. О том, что не надо ходить на ту улицу, где он покупал наркоту. Ведь это ему просто повезло оказаться не ограбленным. О том, в каком доме точно не стоит снимать квартиру. Да и какой дом вообще лучше обходить стороной. О том, с какой станции идет междугородний, а то и междуштатный автобус. Так, если ей захочется побывать в таком красивом городе, как Саванна. Саванна. Снова трясет голову от возникающих мыслей. От них Джейсон Колчек старается уже не бежать, но это не место и не время, чтобы вспоминать его. Его. — О, какой красивый закат, — указывает на небо Анна, когда они выезжают на Мейн-стрит. И правда, красивый. Сворачивают. Миссис Гомес паркуется. Берет какую-то папку из бардачка и говорит, что они приехали. Выходят. И тут Джейсон понимает, чем же Анна Гомес все это время напоминала Джейсону Салима. Они приехали на кладбище Хомстед. На то самое кладбище, где похоронен Джоуи. — Идем, — незатейливо говорит ему Анна. — Надо успеть насладиться закатом. И Джейсон волочиться за женщиной. Думает про себя под каким деревом закапает эту ебанут... прекрасную женщину.