Важное

Бьющая по ушам и знакомая до мозга костей музыка заставляет Джейсона съёжиться и скривиться прямо во сне. Ее звук и другие голоса только усиливаются и Колчеку приходится продрать глаза. Сначала он не понимает, где находится. Перед глазами серая стена, без обоев или покраски, просто голый бетон с какими-то надписями. На полу и потолке такой же бетон, а он сам – на одноместной кровати, без изголовья. Напротив стоит умывальник не самого высокого качества, да и не самой первой свежести, судя по слезшей краске и плевкам. Место, в котором он никогда не бывал, но в которое так боялся попасть. Тюрьма? Попытался встать, но понял, что даже пошевелиться не может. — Что за? Только сейчас почувствовал, что его во что-то обернули. Пытается понять в чем он. Во что он одет – во что-то белое с черными ремнями на груди. Почему руки связаны? Смирительная рубашка? Джейсон надевал такую на Хэллоуин. На единственный свой Хэллоуин. Изображал тогда местного психа, который бегал по ночам в Техасе и врывался в чужие дома. Он что, сам таким стал? Бесконечный поток вопросов только еще больше утяжеляли и без того чугунную голову, которая тянула Колчека вниз, вернуться к подушке. Ну уж нет. Надо разобраться где он. Еще эта музыка. Кое-как встает. С завязанными руками это не так уж легко и сделать. Садится на кровать и пытается понять что написано на стене. Встает, подходит к раковине, не сводит глаз с одной надписи, которая кажется ему чертовски знакомой. Такую же он, вроде как, нацарапал в детстве на обоях, рядом со своей кроватью. «Ссыкло» Так его назвал отец. В первый раз когда сын пришел из школы, весь побитый. Во второй раз, когда сам жестко отпиздил, ожидая в ответ хоть какого-то отпора, но увидел в глазах мальчика не агрессию, а слезы. «Ссыкло» Рядом еще другие надписи, также застревавшие в голове лейтенанта на определенных этапах жизни. «Тупоголовый» «Бесполезный» «Бессмысленный» «Жестокий» «Грубый» «Ебанутый» Доходит вновь до кровати. Тут же включается свет, который на нее падает. Оборачивается. Видит при выходе из камеры пару девушек, одетых во что-то старое, так еще его бабушка одевалась. Смеются, зовут его, манят пальцами. Пугают своими улыбками, похожими на оскалы. — Сюда, Джейсон! — продолжают выкрикивать они его имя, в какой-то момент берут за руку друг дружку и уходят, куда-то вдаль. Идти за ними не хочется, но и оставаться в одиночной камере тоже. Потихоньку, озираясь вокруг, Джейсон выходит. И видит, что его камера стоит посреди какой-то пустыни. Знакомой пустыни. Ирак. Кругом люди, морпехи – шатаются, обливаются пивом, обнимаются. Мимо них шныряют девки: кто-то в костюме медсестры, кто-то в военной форме. А на фоне все еще громче играет музыка. Какая-то старая, годов второй мировой войны, патриотическая – та, что играла в каждом ссаном баре, в каждом кабаре тогда. И которую Колчек постоянно слышал то по радио, то по телевизору. Видит среди морпехов Зейна, ему бьют татуировку, сам он сидит на какой-то кушетке в окружении вздыхающих от одного его взгляда дам. Татуировку бьют такую же, как у Ника. Или даже как у самого Джейсона. — О, дружище, — Осман-младший спрыгивает с кушетки, оставляя за собой кровавый след – татуировщик задевает его иглой, но жужжать машинка не перестает. — Уже проснулся? — бьет его окровавленной рукой по плечу, улыбается во все зубы. А потом, не дожидаясь ответа или хотя бы вопроса от Джейсона, подзывает своих дам, как шавок, и идет с ними, положив руки на их округлые места, подальше – в пустыню. Они еще о чем-то говорят, смеются, но Джейсон уже их не слышит. Зато он прекрасно слышит приближающихся с противоположной от них стороны американцев, которые видят Зейна. Один из них поднимает кулак вверх, приказывая остальным остановиться, а потом начинает целиться. — Зейн, стой! — кричит Джейсон, рванув за ним, но падает на месте. Стреляют. Попадают в Зейна. Расстреливают. До конца. Он падает, лицом вниз. Пыль поднимается вверх над телом. Его женщины в хохоте отпрыгивают от него, убегают к американцам. Те довольные, дают друг другу пятюню, отбивают кулаки, кричат привычное «Semper Fi!». Колчек решает наконец встать с земли, но не совсем – хотя бы на колени. Идет на них к Зейну. Подойдя, головой поворачивает его лицом к себе. И видит, что это не Зейн. И даже не Салим. Это Ник. — Ник! — пытается разбудить его морпех, тыкаясь своим лицом в его лицо. Не реагирует. Лежит, как во сне, каким его часто видел Джейсон в казармах. Даже слегка улыбается. Вдруг слышит сзади себя знакомое стрекотание. Оборачивается. Не видит ничего, кроме тех же морпехов и странных женщин. Но стрекотание все еще слышит. Вдали видит Мервина. Тот собрал вокруг себя толпу и дам, и морпехов, что-то рассказывает. Джейсон кое-как встает на ноги, совершенно забыв о лежащем сзади Нике, идет по направлению к Нейтану. — А я ему говорю: если бы твоя мамка трахалась с нормальным мужиком, то у тебя были бы нормальные губы, а не как у нее во влагалище! Все смеются. И даже женщины. Особенно одна женщина, выделяющаяся среди них редеющими волосами на макушке. — Мама? — спрашивает ее Джейсон, подходя ближе. Та оборачивается. Действительно, мама. Которая тут же обнимает застывшего на месте лейтенанта. — Джейсон! А ты не говорил, что у тебя такие смешные друзья. Колчек не знает что ответить. Смотрит на Мервина. У того пуля в виске, из которой все еще хлещет кровь. А он стоит и улыбается ему. Продолжает шутить. — Лейтенант! Ваша матушка такая жирная, что я даже не услышал свист пули, что оказалась у меня во лбу! И показывает на нее. Смеется. Скалится звериным оскалом. Тут же ловит респект от близстоящих морпехов и восторженные отзывы дам. В том числе и от мамы. — Пойдем, развлечемся! — слышит голос Джейсон сзади и чувствует, что его куда-то волочат. Он даже не может повернуться. Просто видит, как Мервин с мамой отдаляются от него. А сзади них взрываются какие-то бочки, поднимают еще больше пыли с земли, в которой они и исчезают. Неизвестный поворачивает Джейсона к себе, как только они доходят до пункта назначения. Морпех видит перед собой Салима, который только что облокотился на плечо Джерри – он то и приволок сюда Колчека. В руках у обоих курево. И лейтенант понимает, по фильтру и дыму от него, какое. — Ты чего такой невеселый, Джейсон? — спрашивает его Салим, расстегивая ширинку. Джерри тем временем подходит к Колчеку поближе, сует сигарету в рот. Грязно, развязно, грубо. Лейтенант сплевывает ее, отчего Джерри смеется. — Какое ты все-таки мудло,— - говорит бармен. — Не заслуживаешь его. В следующее мгновение он встает на колени перед Салимом и, быстро стянув с иракца трусы, начинает отсасывать. Осман, продолжая смотреть на морпеха, растекается в довольной улыбке – из его рта начинает течь сначала что-то бесцветное, а потом что-то белесое. Колчек отворачивается, не в силах больше на это смотреть. Пытается отдышаться. Слышит сзади себя смех и пытается, пусть и без рук это затруднительно, приглушить этот ебанный звук. Зажмуривается. Хлюпанье. Причмокивание. Стон. И снова стрекотание. На фоне ебаной музыки. Вдруг среди них появляется еще один звук: крик младенца. Джейсон открывает глаза. Видит перед собой Рейчел в платье, на руках у нее сверток. Она пытается качать ребенка, но у нее это плохо выходит. — Джейсон, помоги мне! Он, ведомый страхом, подходит. Смотрит на испуганную Рейчел. Та, как только Джейсон оказывается рядом, принимается открывать сверток. Показывает лицо ребенка. Но там не ребенок. Там то жуткое инопланетное существо, которое заползло в рот Рейчел еще тогда, в пещерах. Колчек шарахается от его вида. Рейчел смеется. И, скинув сверток на пол, убегает. Растворяется в толпе гуляющих и веселых морпехов. Джейсон смотрит на сверток. Существо внутри жалобно пищит, уже не как ребенок, но и не как что-то здоровое. Снова стрекотание сзади, впереди. Справа, слева. Оно везде. И музыка. Все еще не заканчивается. Да что блять здесь происходит? Джейсон пытается найти путь отступления. Крутится на месте, пытается высмотреть выход в бесконечной пустыне. Не видит ничего, кроме потных и грязных морпехов, которые дристают и обливают друг друга кровью – своей же, из оторванных рук и ног. Кто-то нагибает девушек. Ко рту Колчека подступает рвота. Но сблевать он ее не может. Щеки вздуваются, содержимое начинает выходить через нос, глаза. А руки все еще связаны. Вдруг он слышит знакомый смех. Оборачивается. Видит вдалеке Джоуи с разбитыми и заплеванными очками, у которого из носа идет кровь. Выглядит он бледнее всех остальных, но все равно, как живой. Зовет Джейсона к себе. — Что с тобой? — спрашивает он его. Как будто ничего не случилось. Лейтенант, будто позабыв обо всех вокруг, идет к нему. Его рот уже высох от того, что в ахуе открылся давным-давно. А ноги подкашиваются – будто их тоже утягивает какой-то невидимый пояс внизу. Джоуи смеется. Говорит, как первый лейтенант ВМС США хреново выглядит, для своей должности, и открывается для объятий – поднимает руки вверх, чтобы тут же положить их на плечи товарища. Из его пробитого насквозь шлема торчат рога. Те самые, которые видел Джейсон в катакомбах. С них свисают куски розового мяса, в каких-то местах обугленного. Куски достают аж до глаз, но Джоуи их как будто не замечает. — А я говорил, что убью тебя, — произносит он с наслаждением. И тут Джейсон Колчек, из последних блядских сил, вырывается из ебучей смирительной рубашки, разрывая ее на себе, и хватает Гомеса за горло. Валит его на спину, начинает мутузить разбитыми в кровь кулаками. А тот продолжает смеяться. - Убью тебя Удар. - Убью тебя Удар. - Убью тебя Удар. И вдруг Джоуи застилает чья-то возникшая из ниоткуда голова, с растрепанными черными волосами и в мятой рубашке. Джейсон случайно задевает и эту фигуру. Потом прекращает. Видит, как человек поднимается и, воспользовавшись его минутной слабостью, бьет уже Джейсона. Только в грудь. Колчек отлетает в сторону. На него тут же взбираются, упираются коленками в ребра. Человек, у которого вместо лица какая-то размазня, пытается заломить ему руки. — Блядь... сука, — стонет Джейсон под напором, — пусти меня. Но человек не встает. Все также его держит. Тут рядом с ним оказывается еще одна фигура. Оба смотрят на Колчека. Пиздуй блять... нахуй.. .агх... блять... из моей сука башки Джоуи, сраный ты кусок дерьма! Хочет сказать Джейсон. Но говорит, что-то другое. Не слышит. Даже себя. Стрекотание и музыка в ушах усиливается. Но никто ее будто не слышит теперь, кроме самого Джейсона. Удар. Теперь по его лицу. Еще один. И еще. Какие-то слова. Колчек их не разбирает. Как и не разбирает уже того, что видит перед собой. В голове каша, в глазах пелена. Колчек ощущает, что снова проваливается, куда-то ниже самого дна. Он проваливается прямо в ад.