Важное

Междугородний автобус доехал до конечной точки «Ричмонд», выпуская в холодные сумерки единственного пассажира. Джейсон Колчек вступил на мокрый, то ли от дождя, то ли уже от снега, асфальт, натянул капюшон куртки чуть ли не до носа – кепка помешала – и, опустив голову, пошел в единственном доступном теперь направлении – в квартиру. Всю дорогу он пытался бороться с собой: в этот раз отход от наркотиков дался тяжелее, все кости ломило, голос окончательно сел, а руки ни на секунду не переставали дрожать. Он сел на последнее сиденье, сжался в углу и начал таращиться в окно – ну как таращиться, бездумно смотреть в него всю дорогу. Пару раз, на остановках, он выходил и брал себе дешевый кофе чтобы хоть как-то согреться. Остальные пассажиры шарахались от него как от прокаженного, только что кресты не кидали вдогонку. Хорошо, что они все вышли еще до въезда в Вирджинию. Пытался гнать из головы все мысли о произошедшем. Мозг как будто подсказывал: дашь волю этим мыслям возникнуть хоть на секунду, все – пиши пропало, сойдешь с ума тут же. Поэтому Колчек теперь боялся двух вещей: первое - что в любой момент, потеряв контроль, он начнет как псих крушить все и вся вокруг, второе – саму причину своего состояния. В подъезде было не теплее, чем на улице. И на втором этаже тоже. Подходя к своей квартире, морпех надеялся, что сейчас включит обогреватель, залезет под одеяло и спрячется от этого мира. А если теплее не станет, то прям так, в одежде, и может быть даже в пледе, встанет под горячий душ, пока вода не смоет с него все – даже кожу. Замок снова хреново поддается. Проверяет тот ли ключ он использует. Вроде тот. Но вторую попытку открыть ему не дает мужчина, отворивший дверь с той стороны. — Ты кто такой? — спрашивает он, явно пьяный. — А ты кто блять такой? Мужчина явно охуевает от непрошенного гостя. Находясь подшофе, даже он пытался быть вежливым. — А... ты наверное бывший жилец? — доходит до него, и он тянется к какой-то сумке, — на, хозяйка велела тебе передать. А еще такие слова «Чтоб я духу твоего здесь больше не было! Залог оставлю себе». Мужчина кидает спортивную сумку Колчека ему под ноги и, не дождавшись того, как морпех выйдет из состояния ахуя, закрывает дверь. От греха подальше, видел все-таки нашивку на сумке U.S. Marines. Лейтенант уже было хотел начать тарабанить в дверь, ведь идти ему некуда, а в кармане хватит денег лишь на пару дней, и то на еду. Но вовремя задумался: мужик-то тут причем? Это арендаторша сука. Сама его кинет также через пару дней. Склонился над сумкой, расстегнул молнию, проверил содержимое – вроде все на месте. В голове не было ни одной мысли где бы перекантоваться хотя бы этой ночью. Он достал из кармана смятые купюры, пересчитал их и решил рискнуть сделать то, о чем думал всю дорогу – просто так, забавы ради. А теперь эта забава казалась единственным верным решением, чтобы не сдохнуть под мостом.

***

Полет до Уинтерса занял всего каких-то восемь часов. Раньше Джейсону Колчеку казалось, что дорога из старого дома в новый, под названием кампус военно-морской пехоты, длится целую вечность. А оказалось всего каких-то восемь часов. До Остина он ехал еще где-то три часа. Снова пересчитал купюры, умудрился намочить их под дождем. Звон и тяжесть монет как-то успокаивали Колчека, не давали расслабиться и погрузиться в собственные мысли. Сейчас он доедет до места и снова закинется. Надо только поскорее добраться уже хоть куда-нибудь. В Остине точно остались те, кто продает траву. Ведь именно здесь он и начал курить. Погода квелая, хоть и двадцать градусов. Тут же подкрались воспоминания из Саванны, которые морпех стал всячески подавлять еще больше. Правая рука предательски задрожала. Он закрыл глаза, начал считать минуты. Еще чуть-чуть и.... Въезжает в Мартиндейл. Знакомая улица, знакомые дома. Где-то он видит даже знакомые рожи, хозяева которых, как он думал, уже давно окочурились. Но нет сука, свезло. Дом. Никогда Джейсон Колчек его таким не называл. Пристанищем, куда возвращаешься после школы? Да. Где живет мама, которая дает карманные деньги? Да, и то, уже нет. Выходит из машины, благодарит мужика, который подвез, двадцаткой. Тот уезжает. Морпех хочет уже было остановить его, прыгнуть обратно на заднее сидение и спрятаться от неминуемой встречи, но тот уже скрылся. Колчек ухмыляется, понимает – сам вдавливав в отрочестве по газам, уезжая подальше из этого города. Все также, опустив голову, идет к двери. И снова ухмыляется: отец видимо дополз как-то до входной двери и поставил замок. И новую дверь. Странно, неужели он вышел на пенсию и решил спустить все накопления на ДСП? Джейсон не решает позвонить. Мнется на месте. Начинает придумывать, что сказать, хотя всегда любил импровизировать. Да и времени у него было предостаточно, чтобы решить, что сказать отцу после стольких лет. Дверь открылась, не позволяя Джейсону Колчеку больше мерзнуть на улице. Только за ней оказался вовсе не брюзжащий седой старик, а вполне себе статная и красивая женщина. — Здравствуйте, — поприветствовала она мужчину, явно не ожидая увидеть его на пороге. — Здравствуйте, — попытался ответить он ей в той же манере, слишком она воспитана. Слегка замялся. — А... Грант Колчек здесь? Он все еще здесь проживает? Женщина сводит брови к переносице. Оценивающе смотрит на Джейсона. — Вы имеете ввиду бывшего хозяина этого дома? — Вот так. Значит уехал. — Джейсон, верно? Вы его сын, — продолжая осматривать парня с ног с до головы, девушка заставила его широко открыть глаза. — Откуда вы знаете? — Вы явно шли сюда как к себе домой. Даже вон старые ключи достали, — показала она пальцем на правую руку Колчека. Улыбается. Такой белоснежной и красивой улыбкой, что морпех даже слегка щурится от яркости. Неужели в его родном городе появились нормальные дантисты? — А вы.... — Я купила этот дом у Гранта, пару лет назад, — закивала женщина. — Я думаю, вам лучше войти. Разговор будет не из легких, и не из быстрых. Она жестом пригласила его переступить порог. Аккуратно закрыла за ним дверь, потому что помнила, что прежняя скрипела до ужаса. И Джейсон это помнил. Внутри все выглядело совсем иначе. Не так, как прежде. Не так, как когда Джейсон отсюда уезжал навсегда. Думал, что навсегда. Некогда оплёванный потолок теперь был обложен красивой плиткой с незамысловатыми узорами, а стены лишились старых обоев и были покрашены в песочный цвет. На ней же висели и фотографии: как эта девушка катается на лошади, стоит на фоне надписи "Голливуд", прыгает на батуте и показывает свой диплом в конфедератке и мантии. Его старый дом, в котором он провел все свое детство, будто сгорел и возродился фениксом. Был намного живее, чем прежде. Джейсон Колчек думал, что после смерти отца ему придется сжечь эту хату дотла. Но женщина сумела превратить ее из хуй пойми какого жилища, где спокойно жили крысы и бегали тараканы, в уютное пристанище, где он с удовольствием теперь согласился бы выпить не холодного пива, уносящего подальше от всего вокруг, а крепкий ароматный чай - сразу же унюхал его. Аромат показался знакомым. — А откуда вы? — вдруг спросил женщину Джейсон, прибавляя к ее экзотической внешности теперь еще и странный чай. — Из другой страны, — обобщенно ответила она, не соглашаясь так быстро впустить мужчину в личную жизнь. Пригласила его на диван, а сама села на мягкое кресло. В такое, которое Джейсон видел в одном из фильмов о Шерлоке Холмсе – зеленое, с подлокотниками и высокой спинкой. За такой большой и широкой, что, если подойти со спины к креслу, не увидишь эту отнюдь не маленькую женщину. — Морпехи вроде сейчас воюют в Ираке. Вы тоже должны быть там, Джейсон, — начала расспрашивать девушка парня, ставя чай на журнальный столик. С каждой фразой она поражала лейтенанта своей осведомленностью все больше и больше. — Я в резерве, — ответил он ей, беря чашку в руки. Она не была горячей, скорее теплой, приятной. Как и сам вкус чая. — Грант говорил, что его сын скорее падет на поле битвы, чем вернется к нему обратно домой, — усмехнулась женщина, вспоминая мужчину. Внутри Джейсон удивлялся тому, как какая-то незнакомая женщина так много знает о нем. Может, отец ей поведал и о своей жене, которую сам фактически и убил, изменяя направо и налево? Или о том, как пиздил в детстве самого Джейсона? Кто она ему, нянька? Служанка? Та, что подтирает задницу, когда сам уже не в состоянии? Приносит тот злосчастный стакан воды? Или просто так, сожительница? Очередная девка, которую он подобрал с улицы? Увидев непонимание на лице морпеха, женщина решила наконец начать свой рассказ. — Я устроилась к Гранту Колчеку, когда только-только приехала в США. Денег не было да и возможности где-то пожить тоже. Ему требовалась сиделка, у мужчины начала отказывать вся правая сторона: от головы до ног. Инсульт в левом полушарии мозга - ужасное представление, спасибо Аллаху, что вы его таким не видели. С ней нельзя было не согласиться. Джейсон и сам не хотел, чтобы с ним, когда тот станет старым, нянчились. — Он платил мне крайне мало, его финансовое состояние совсем не улучшилось после вашего отъезда. Но зато у меня была крыша над головой, за что я до сих пор ему благодарна. Вспоминая то, каким отца Джейсон видел в последний раз, закрадывалось впечатление, что женщина говорит совсем о другом человеке. Его отец просил помощи? Дал кров? Нормально общался с женщинами? Что с ним случилось? — Он умер, да? — спросил Колчек, смотря строго в пол. Девушка не ответила, просто кивнула, также опустив глаза вниз. Затем подлила им обоим чай и решила продолжить. — Мужчины с таким диагнозом редко живут больше пары-тройки лет. У моего отца был похожий диагноз: он мучился десять лет перед тем, как умереть. Тогда я впервые узнала, что такое эвтаназия. И что в нашей стране она не скоро появится. Поджав губы, она пыталась остановить поток слез, так прорывающихся наружу. — Ваш отец Джейсон не был самым приятным человеком на земле, — парень усмехнулся. И девушка, подметив его реакцию, решила продолжить. — Он был жутко капризным: вечно ворчал по чем зря, поносил крайне доброжелательных соседей, которые появились у вас в округе, и харкал им в след. Мне всегда было стыдно находиться в его компании, но выбора у меня не было. Ему было крайне тяжело принять тот факт, что незнакомая женщина, да и к тому же мусульманка, меняет ему подгузники чаще, чем кормит. И я до сих помню его опускающееся достоинство, все ниже и ниже, аж до самого дня его смерти. Решившись воспользоваться тем, что Джейсон уже пару минут смотрел в пол и не двигался, женщина присела рядом с ним на диван и, неспешно, аккуратно, взяла его за руку. — Он ушел во сне, прекратив в один момент мучаться. Прожил со мной в таком положении чуть больше года. За пару дней до этого он звал вас... звал тебя, Джейсон, — перешла она на ты. — Хотел перед тобой извиниться. Хотел сказать, что облажался. Что на пороге смерти теперь понимает, насколько все, во что он верил, как он тогда выразился, "оказалось херней полной". Девушка на мгновение остановилась, пытаясь вспомнить все до мельчайших деталей. Те последние дни, те последние минуты. Ведь он умер у нее на руках. И это оставило свой отпечаток. А также дало старт новой карьере. Об этом она уже не успела сказать Колчеку-младшему. Повернув голову увидела, что тот закрыл лицо руками так сильно, что уперся большими пальцами в свои скулы. Вены на руках вздулись, а сам парень пытался угомонить тремор в руках. Но все это оказалось тщетным, когда рука женщины коснулась его спины. Тогда он позволил себе слегка содрогнуться. А когда почувствовал, что она, пусть и не без риска, пытается его приобнять, легонько, едва касаясь плеч, то понял, что больше не может сдерживаться. Все, что он так упорно в себе держал, вывалилось наружу. После одного тупого диалога с незнакомкой. Он даже имени ее не знает, а она уже заставила его разрыдаться сидя на диване – в его собственной, некогда блять, гостиной. Стало тяжело дышать, на лбу проступил пот, а тремор уже перерос в неконтролируемые вибрации пальцев. Его снова накрыла паничка. Хотелось схватиться за сердце, которое стучало так сильно, что отдавало по вискам. Казалось, что даже женщина этот стук слышит. Но она лишь отстранилась от парня, поняв, что тот хватает воздух ртом. Почему она ничего не делает? Почему не спрашивает что с ним? Джейсон Колчек вдруг почувствовал, так и не отрывая рук от лица, что остался один. Что снова сидит в темной гостиной, ожидая приход заранее разъяренного отца. Не важно, из школы или с работы – он всегда находил повод, за что его ударить. Я здесь. Я с тобой. Я рядом. Я никуда не уйду. Словно вспышкой в голове появляются слова Салима. Но говорит их теперь не Салим. Это Джейсон повторяет их себе, говорит самому себе. Кому-то внутри себя. Чувствует, что сердце начинает бить по ребрам. Еще чуть-чуть, и треснут. Голова вот-вот расколется и Джейсон напугает рядом сидящую женщину, которую почему-то в комнате не ощущает. Все как будто снова плывет. А он не может даже и руками пошевелить, отодрать их наконец-то от лица. Оно уже все потное, мокрое, соленое то ли от слез, то ли от соплей. А то и от того и другого, вместе с кровью, проступившей из прокусанной губы. Дыши вместе со мной. Пытается следовать внутреннему голосу. Впервые в жизни он не несет херни. Подымает грудь выше, чтобы позволить диафрагмальному дыханию охватить всю клетку. Потом пытается дышать животом. Понимает, что первый вариант ему ближе. Останавливается на нем. Потихоньку ослабевает хватку, пытается разглядеть через пальцы свет, падающий на ковер. Пытается сфокусироваться хоть на чем-то: журнальный столик, на котором лежит кружка с разлитым чаем, журнал, что упал со стола и раскрылся, ворс на ковре – чувствует себя ебучим человеком-пауком со своим глубоким зрением: такое видел только в комиксах. В какой-то момент замечает, что дыхание выравнивается, становится более плавным, нормальным. Что руки уже опускаются, хочется их помыть. Да и самому умыться. Что его уже не трясет и он чувствует под собой мягкое сидение дивана. Чувствует упор ног в полу, согнутыми. Он сидит на диване, согнувшись, перед ним журнальный столик и ворсистый ковер. Все нормально. Он жив. Паничка отступает. Также внезапно, как и пришла. И Джейсон, не смотря на женщину – она вообще еще тут – срывается с места и мчится в ванну – помнит, где она. Несется к раковине, даже не смотрит на себя в зеркало, умывается. Плещет лицо в воде, пока не перестает чувствовать соль и железо. Пока не поднимает голову и не видит свое отражение. Он жив. Все нормально. Он в порядке. Еще минут пять стоит и мочит руки в холодной воде. Не решается выйти. Может та бедная женщина уже давно сбежала из дома или вызвала копов. Но сейчас это было совсем не важно. Важно, что он наконец, без единой помощи, смог справиться с этой ебаной панической атакой. Смог взять в себя руки и не провалиться на дно. Такое даже у Джоуи не всегда получалось. А теперь и от его упоминания не так бросает в жар. Морпех не знает, получится ли у него сделать это снова. Но, вдохнув и выдохнув пару раз – проверил, что дыхание полностью восстановилось – посмотрел на себя в зеркало и с наслаждением сказал. — Пошла ты нахуй, паничка.