Доля

***

      Погода в столице по мере расцвета красок весны, хоть и была ещё прохладной, но солнце уже начинало греть. Ещё голые деревья уже обзавелись набухающими почками, которые уже готовились распуститься. На всю эту прелесть из окна смотрела Айше-хатун. Она сидела на своём излюбленном месте — на тахте и параллельно наблюдению за кружащейся листвой, расчёсывала спутавшиеся волосы. Её вид был удручающим, будто наступившая весна забрала у женщины всю её жизненную энергию, сделав прозрачной и поникшей. Лёгкая и романтичная меланхолия юности превратилась в настоящую тоску зрелости, заполнившей всё существо Айше. С утра до вечера она сидела в одной позе, иногда даже не переодеваясь, и о чём-то думала. Эти думы тенью грусти ложились на черты её лица, делая его скорбно-жалостным, лишая последней привлекательности, которая была когда-то у женщины. Была. Когда-то. Айше зацепилась за эту мысль. Кокон печали отделил её нынешнюю жизнь от той, что у неё была в молодости. Женщина прикрыла глаза, позволяя себе раствориться в воспоминаниях о тех днях, когда она ещё служила во дворце. Айше плохо помнила далёкое прошлое. С годами оно помутнело и стёрлось, однако отдельными вспышками у неё в голове проносились разные моменты из той жизни. Она уже позабыла о каких-то неудобствах или печалях, что, разумеется, сопровождали её на службе, но вот что она точно помнила, так это свою встречу с Айясом-пашой. К тому времени Айше уже достигла определённого возраста, не имея при этом связи с Султаном, так что её было решено выдать замуж. Служила девушка исправно, характер имела покладистый, да и внешностью обладала симпатичной. Тогда её нос не был таким уродливо-длинным. От него отвлекали её большие карие глаза, такие наивные и добрые. Помимо очей, комплимента удостаивался её голос. Он и сейчас был довольно приятным, однако на высоких тонах сипел и соскакивал с окончания слов, будто бы Айше говорила с усилием. Одевалась девушка скромно, как и полагается служанке, но очень любила витые заколки, которые так красиво смотрелись на длинных и здоровых волосах. Айше вспоминала, как одна калфа предупредила её о подборе жениха, чем одновременно обрадовала её и огорчила. Радость заключалась в давнем желании Айше-хатун создать свою семью, а горе — в отлучении от гарема. Кто знает, кем мог стать её муж. Но девушке несказанно повезло. Недавно получивший пост Бейлербея Анатолии Айяс-Мехмед-Паша в свои тридцать семь лет стал вдовцом. Болезнь, унёсшая жизнь его жены, забрала также и двух его малолетних дочерей, оставив в живых только старшего сына Ахмеда. Находясь некоторое время в столице после своего назначения, он искал себе жену, чтобы та оставалась с его сыном, ведь ему предстояло подавить восстание в Сирии, а возить с собой подростка, тяжело переживающего смерть матери — не лучшее решение. Когда стало известно о его поисках, то управляющая гаремом не преминула воспользоваться этим случаем. В один из дней она через слугу переговорила с Пашой и при тайной встрече в саду указала на Айше, мирно прогуливающуюся по тропинкам. Девушка лишь под конец своего смотра обратила внимание на фигуру Айяса-паши стоящую рядом со сводней. Айше помнила, как испугалась его взгляда на себе, как засмущалась и отвернулась, посеменила по дорожкам прочь. В последующем ей рассказали об этом мужчине, о его отзыве о ней и намерениях, и девушка, ни секунды не медля, согласилась. Лучше шанса ей бы уж точно не представилось. В сжатые сроки устроили скромную свадьбу, ставшей неожиданностью для всех обитательниц сераля, завидовавших её удаче. Она вспоминала как её везли в их старый дом, сколько волнения у неё тогда было, сколько надежд. В ту секунду, как девушка переступила порог, её окружили слуги, проводили в хаммам, привели в порядок. Как Айше была красива в ту ночь! Как она сияла! Как стучало её сердце, влюбившееся в образ, что ей обрисовали сводни. Дыхание сбивалось, когда Айше смотрела на своего мужа, которого она сочла самым красивым мужчиной. Он был ещё относительно молод и крепок телом. Печаль утраты хоть и легла отпечатком на красивое щетинистое лицо, но это состояние придавало ему ещё больше обаяния, что сводило с ума юную Айше. Девушка влюбилась. Но это чувство было с примесью какого-то страха. Страха не оправдать первого впечатления, разонравиться, впасть в немилость у пасынка. Она буквально стала рабой Айяса, безропотно выполняя каждую его просьбу. Паша первое время часто выглядел отстранённым, иногда даже по-солдатски грубым, но после своей миссии в Сирии, в которую албанец был назначен Бейлербеем, он вернулся к семье уже в другом настроении. Он выглядел собранным, серьёзным, но тоскующим по всей этой романтичной нежности, которой ему так не хватало всё это время. Он искренне полюбил Айше, заботился о ней и их первенце Махмуде, не забывая при этом и про своего старшего сына. Ахмед отца ревновал по началу, но в итоге его желание служить государству перевесило детские обиды, и он стал обращаться с Айясом больше как со своим наставником, нежели как с родителем. Рост по карьерной лестнице привёл его обратно в столицу, где он обосновался в новом дворце. Этот дом был полностью обустроен Айше, что вложила свою душу в создание уютного гнёздышка для её семьи, в которой только-только родилась Насибе. Эти первые годы были и самыми чудесными, и самыми трудными. Айяс стал Визирем Совета, работы прибавилось, к тому же вечные походы выдёргивали его из семьи. Айше месяцами тосковала, писала письма, а когда супруг возвращался, то окружала его вниманием по мере возможности. Но если тогда эта забота казалась Айясу-паше приятной, то с годами она его стала раздражать, а потом и вовсе напоминала удушающие объятия. Айше теряла свою привлекательность, её рабская любовь надоела Визирю и он стал постепенно отдаляться. Женщина не чувствовала этого лёгкого холодка, пока он не превратился в лютый мороз их нынешнего отторжения. Теперь нежный взгляд серо-голубых глаз превратился в презрение, каждый жест в её сторону был резким, а их близость была лишь формальностью. Глубоко в душе Айше понимала, что былые чувства растаяли, но при этом она продолжала себя уверять, что это всего лишь следствие усталости супруга. К тому же, детей он любит, значит и её, как их мать тоже, просто своеобразно. Айше верила в это до последнего, пока не услышала самые страшные для неё слова.       Женщина была дружна с Ханым-хатун, женой Мустафы-паши. Они часто виделись, их дочери хорошо общались. Ханым всегда любила обсудить разные слухи, но после общения с Диланур-хатун, совсем разошлась и стала сплетничать постоянно, чуть ли не с каждым встречным. Пару дней назад Айше-хатун вместе с Насибе в очередной раз наведались к подруге. Дочь тут же отправилась гулять с Раифе, которая совсем недавно выздоровела, а Айше прошла в небольшую комнату на первом этаже, где слуги уже расставили яства на столике. Пустозвоны среди знакомых у каждого найдутся, однако людей, с которыми и разговор не в тягость, и молчание не создаёт дискомфорта, встретишь редко. Ханым-хатун была как раз таким человеком. Не успели они усесться на подушках, как беседа сама началась, причём так естественно. Темы сменялись одна за другой, нарушаясь молчанием только в минуты поедания пищи. Начинали с чего-то обыденного, со здоровья и дел в благотворительном фонде, но каждый раз всё сводилось к сплетням. Ханым тут же понижала голос, делала его заговорщическим, рассказывала обо всём так, словно узнала о каких-то вещах не от сторонних людей, а своими глазами всё наблюдала. Айше слушала с открытым ртом, иногда уточняла, качала головой или возмущалась на отдельные заявления. Но, как уже было упомянуто: «Главное чтобы предметом этих сплетен не стала твоя личная жизнь». Увы, Ханым-хатун уже еле сдерживалась, чтобы не рассказать своей подруге о страшных слухах, что окутали жизнь Великого Визиря и бросают тень позора на его семью. — Что это с тобой, Ханым-хатун? — обеспокоенно поинтересовалась Айше, глядя на ёрзающую на подушке собеседницу. Лицо женщины приняло страдальческий вид, будто её связали и заткнули тряпкой рот, а она пытается промычать что-то связное. — Ах, Айше, — Ханым фальшиво улыбнулась. Она боролась с желанием отмахнуться и перевести тему, но ей до дрожи хотелось всё-всё рассказать. Эта борьба душила её, заставляла голос скрипеть. — Я просто узнала кое о чём и вот думаю, стоит ли говорить, — этими словами женщина прощупывала почву, пыталась понять настрой Айше, чтобы открывшиеся тайны произвели на неё большее впечатление. Нельзя сказать, что Ханым желала зла подруге и хотела сделать ей больно, но это желание насладиться реакцией на её слова сводила с ума сплетницу. — Что такое? У тебя есть ещё какие-то новости? — настороженно спросила Айше. Ей не нравилось это жалостливо-ядовитое лицо собеседницы. Айше не разбиралась в эмоциях и намерениях людей, но внутренние ощущения — чуйка — её редко подводили, хоть в большинстве случаев женщина и к ним не прислушивалась. Однако в данной ситуации у неё в груди зародился какой-то комок волнения. — Понимаешь, до меня дошли кое-какие слухи относительно, — Ханым сделала паузу и пристально посмотрела на подругу, которая даже дыхание затаила, — Великого Визиря. — И что там? — тихо спросила Айше, сжимая тонкие губы в плотную линию. — Ох, не знаю, можно ли мне о таком говорить, — с напускным беспокойством сказала Ханым. Её лицо приняло гримасу сочувствия. — Всё-таки ты моя подруга… — Да говори же, Ханым, — не повышая голоса, попросила Айше. — Хорошо, — собеседница кивнула и осторожно начала. — В столице и при дворе ходят разные слухи, которые до того омерзительны, что у меня уши завяли, когда я их услышала. Я долго не решалась тебе рассказать, ведь думала, может ты что-то знаешь и пытаешься скрыть, чтобы ваша семья не покрылась позором, — Ханым начала, как и положено для создания напряжения, издалека. Айше терпеливо слушала. — Однако всем хорошо известно, что ничто не остаётся в тайне, в особенности, если эти секреты самого Великого Визиря! Вспомнить того же покойного Ибрагима-пашу. Сколько у него было грехов, о которых молва в народе ходила. Даже мой супруг стыдился о них рассказывать. И это ещё неизвестно, какая часть его тайн вскрылась, а какую часть он унёс с собой в могилу, — Ханым перевела дыхание. — Что касается твоего блаженного мужа, Айше, то про него я услышала от парочки своих знакомых. Поговаривают, что вы давно живёте в раздоре. Будто Паша Хазрет Лери не посещает тебя. — Вздор, — сухо бросила Айше, до этого безмолвно слушавшая свою подругу. Лицо женщины нахмурилось в ответ на правду, которую она не желала публично признавать. — У нас с Айясом-пашой всё отлично. Он просто занят государственными делами, поэтому приезжает поздно, часто задерживается во дворце. — И ты веришь в то, что говоришь, Айше? — насмешливо произнесла Ханым. — Про его работу уже давно всем всё известно. И это не просто слух, пущенный злопыхателями, а факт, — Ханым-хатун сложила руки перед собой, глядя прямо в глаза подруге, которая была до того напряжена, что замерла в одной позе и не моргала. — Ещё много лет назад, во времена покойного Ибрагима-паши при дворе открылась тайна беззаботного времяпрепровождения твоего мужа, — Ханым подалась вперёд и на выдохе сказала следующие слова. — У Паши Хазрет Лери имеется несколько поместий. В одном из них он держит гарем, состоящий из десятков, а то и сотен наложниц, привезённых им из разных частей страны. Говорят, будто туда он вложил половину своего состояния, что каждый раз, когда он приезжает, за ним следует караван груженных золотом и шелками верблюдов. Этими сокровищами он одаривает своих наложниц, а они для него танцуют и…— Ханым не успела договорить. — Хватит! Замолчи, — воскликнула Айше. Её осипший крик напугал собеседницу. — Не хочу слышать ничего подобного. Это грязная клевета! Паша никогда бы не завёл себе гарем. — Почему ты так уверенна в этом, Айше? — округлив глаза усмехнулась Ханым. — Думаешь, если Паша Хазрет Лери не взял вторую жену, то он только твой? Даже я не до конца верю своему мужу. Мужчинам вообще не стоит доверять полностью. — Не равняй своего мужа с моим, Ханым-хатун, — процедила Айше. — Великому Визирю не пристало портить свою репутацию подобными историями. К тому же, Айяс-паша любит наших детей, он всё для них сделает и никакая рабыня не будет для него важнее детей. — Верно. Однако у Паши от этих наложниц десяток детей, — заключила Ханым. — Для них он тоже сделает всё, что они попросят. Вдруг их матерям взбредёт в голову склонить Пашу к женитьбе. Представь, что может произойти! — Никогда! — закричала Айше. — Да я скорее умру, чем случится такой позор.       На эмоциях женщина вскочила и, зацепившись за край столика рукой, повалила несколько чарок, которые создали очень много шума. Айше стало мерзко, её захлестнула волна ненависти и отвращения ко всему сказанному своей подругой. Щенячьи карие глаза заблестели собравшимися слезами, плотно сжатые губы подрагивали, а всё её тело трясло. Айше не желала больше ни слышать, ни видеть Ханым-хатун. Она хотела лишь вернуться поскорее домой и запереться в своей комнате, оградиться от этого грязного мира. Айше безмолвно, но с озлобленным выражением лица, выбежала из комнаты, даже не попрощавшись с собеседницей, которая вскочила с подушек и побежала следом. Ханым пыталась успокоить подругу, ухватить её за руку и прижать к себе, но Айше отмахивалась и огрызалась в ответ. Она пронеслась по дворику, где вдалеке прогуливались Раифе и Насибе. Последняя, увидев свою мать, бегущую к ней навстречу, взъерошенную и расстроенную, прервала разговор и испуганно встретила женщину лёгким поклоном. Айше приказным тоном отправила растерянную дочь к экипажу, а сама, смерив Ханым-хатун разочарованным взглядом, пошла следом. Всю дорогу до их дворца родительница с дочерью провели в гробовой тишине. Насибе было страшно что-то спрашивать у матери, ведь она ещё никогда не видела её в таком гневе, который очень скоро сменился вселенской тоской на некрасивом лице женщины. Айше отвернулась к окошку и смотрела за проплывающими пейзажами. Ей ещё никогда не было так плохо. Добравшись до дома, она молчаливым призраком прошла наверх в свою комнату и заперлась, ещё больше напугав домочадцев. Махмуд тщетно пытался узнать о произошедшем у сестры, пробовал уговорить мать открыть ему и поговорить. Айше рухнула на кровать, не находя в себе сил стоять, говорить или даже смотреть на окружающий её мир, ведь картинка мутнела и плыла перед глазами. Сердце ухало в груди, пропуская удары. Дыханье становилось всё тише и тише, тело немело и наполнялось внутренней тревогой, липкими щупальцами обвивающей всё её существо. Айше казалось, что она вот-вот испустит дух. Женщина уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Обычно слёзы лишь блестели в её глазах, но не превращались в плач, ведь Айше знала, что её супруг нетерпимо относится к рыдающим женщинам.       Айше-хатун было плохо. При каждом истошном крике в подушку, у неё будто душа наружу просилась. На протяжении стольких лет она слепо верила и любила иллюзию былых чувств. А были ли эти чувства на самом деле? Она уже ничего не понимала. Айше винила себя за то, что такое количество времени обманывала себя, утешала и надеялась, в упор не видя реальности, которая оказалась жестокой. Женщине было больно ещё и от того, что она узнала обо всём от постороннего человека, который, в свою очередь, передал слух. Сплетни, что так любила Айше получили новую тему — её личную жизнь. Ей было так мерзко, ведь все всё знали, а она как дурочка всецело доверяла мужу, который водил её за нос столькие годы. Крик прекратился, когда в её голове сверкнула мысль: «А может стоит всё проверить? Вдруг Ханым-хатун всё выдумала? Она же та ещё сплетница, а во вранье так вообще мастерица!» Айше немного успокоилась и улеглась набок, подложив сложенные друг к другу ладони под щёку. В её голове зароились сотни вариантов, как она могла найти подтверждение словам своей подруги. Эти навязчивые размышления медленно сморили Айше и она заснула. Сон был неясным, тревожным и долгим. Очень долгим. Женщина проснулась лишь в середине следующего дня, когда услышала настойчивые удары в дверь. Сначала Айше не поняла, где она находится и почему она в своём выходном платье. Когда она понемногу сориентировалась и опознала свою комнату, то почувствовала липкий холодок, расползшийся по её телу — пот, что проступил из-за невыносимой духоты. Айше заставила себя подняться с кровати и подойти к двери, в которую с галдежом ломились домочадцы. Женщина открыла дверь и в покои ввалились служанки вперемешку с её детьми. Махмуд и Насибе кинулись к матери, стали её обнимать, не обращая внимание на мерзкую влажную одежду, расспрашивать, но Айше молчала. Она находилась в забытье, пытаясь восстановить в памяти всё произошедшее. Лишь спустя какое-то время, когда дети замолчали, в замешательстве глядя на безмолвную и мертвенно бледную мать, Айше пришла в себя и собралась с мыслями. Она отпустила служанок и настойчиво просила уйти детей, но они продолжали расспрос. Женщина буквально вытолкала их из покоев, отказываясь от помощи лекарей и не желая что-либо рассказывать в данном состоянии. Чуткая Насибе быстро поняла, что их мать сейчас лучше оставить одну и не давить на неё. Девочка силком вытащила Махмуда из комнаты матери, а потом сбежала вниз по лестнице к одному из слуг Айяса-паши. Насибе приказала немедленно ехать в Эдирне к отцу и наказала рассказать обо всём так, как впоследствии будет доложено Великому Визирю.       Все оставшиеся дни, вплоть до приезда Айяса-паши Айше-хатун провела у себя в покоях, сидя на одном месте в той позе, в которой она находилась и в данный момент. Женщина из-за своего добровольного затворничества состарилась и выглядела грустно-озлобленной. Когда очередная навязчивая мысль намеревалась усугубить её скорбное настроение, она хмыкала и фырчала, словно недовольная кляча. Айше и дальше бы продолжила сидеть в забытье, если бы не служанка, которая, игнорируя приказ не беспокоить свою хозяйку, вошла в комнату. — Айше-ханым, — тихо обратилась рабыня. Айше без интереса взглянула на служанку, не имея сил злиться на неё. — Паша Хазрет Лери приехали.       Айше заметно изменилась в лице. Её будто молотом по голове ударили. Осознание присутствия супруга здесь вернуло её к чувствам и она встрепенулась, а потом жестом отпустила прислугу. Женщина взяла со стола серебряное зеркало и взглянула на своё отталкивающее отражение. Айше закончила расчёсывать свои волосы и быстро утёрла проступившие слёзы, не желая предстать перед супругом в таком удручающем виде, ведь понимала, что он будет задавать слишком много вопросов. Как только женщина отложила зеркало, то приняла максимально непринуждённую позу, словно она и впрямь наслаждается осенью своей жизни, параллельно ожидая мужа из экспедиции. Айше долго репетировала этот меланхолично-загадочный образ, так что всё выглядело естественно. Она затаила дыхание и стала ждать. Снизу доносились голоса её детей, что были явно рады приезду отца, особенно Насибе, чей голос было слышно отчётливей всего. Айше, не присутствуя там, буквально видела как её дочь кидается на шею Айяса-паши и расцеловывает его в круглые щёки. Когда шум на первом этаже постепенно стих, то Айше поняла, что Великий Визирь сейчас поднимется к ней, ведь он уже узнал от дочери о её легком недомогании. Женщина глубоко вздохнула, стараясь унять тревогу, липким клубком свернувшуюся у неё в груди. Это состояние волнения завладело всем существом Айше после того дня, сделавшись вечным сопровождающим её тоскливой жизни. За приотворённой дверью послышались тяжёлые, скрипучие шаги по лестнице, а потом и по коридору, пока не донеслись прямо на пороге её комнаты. Айше вся напряглась, словно к ней пришли палачи, а не её муж. Дверь отворилась и в покои зашёл Айяс-паша. Он был в своём дорожном чёрном кафтане с мехом, который делал его с виду грузным. Айше медленно перевела взгляд на Великого Визиря, будто бы она его сначала не заметила. — Паша Хазрет Лери! — наигранно воскликнула Айше-хатун, порываясь подняться, но ожидаемый жест супруга остановил её. — Не вставай, — тихо попросил Айяс-паша. Он медленно, стуча жесткими подошвами сапог по скрипучему полу, приблизился к своей супруге и, неожиданно для женщины, опустился на тахту рядом с ней. — Ты не спустилась сразу. Как ты себя чувствуешь? — в голосе албанца присутствовали нотки искреннего волнения за жену. — Гонец доложил мне о твоём недомогании. — Всё уже позади, Паша Хазрет Лери, — Айше выдавила грустную улыбку. Она внимательно разглядывала лицо своего супруга, которое взаправду выглядело обеспокоенным, что приятно удивило женщину. Однако Айше быстро вернулась на прежний лад. — Что говорят лекари? — поинтересовался Айяс — Ничего серьёзного, Паша, — отмахнулась Айше. — Видно перенервничала из-за чего-то, вот и захворала чутка. — Что-то произошло в моё отсутствие? — настороженно спросил албанец и сощурил глаза. — Это как-то связанно с нашими детьми? — Ах, нет-нет, — женщина помотала головой. — С ними всё в порядке, просто от подруги наслушалась всяких историй, может именно их приняла близко к сердцу, — голос Айше звучал слегка неуверенно во лжи, но Паша этого не заметил. — Сколько раз я тебя просил не пропускать через себя чужие проблемы, — назидательно проговорил Айяс. Айше на эти слова невольно ухмыльнулась: «Но ведь это вовсе не чужие проблемы, а наши». — Если такое, упаси Аллах, ещё раз случится, то я запрещу тебе общаться с этой подругой. А то взялась переживать по пустякам, — албанец ненадолго замолчал, глядя на свою жену, которая отвернулась, скрывая то ли стыд, то ли смущение. — Я думаю, что слуги уже всё приготовили. Предлагаю сойти вниз. У меня есть одна новость, о которой я бы хотел объявить.       Великий Визирь испытывал явный дискомфорт от такого вымученного диалога, ведь он уже давно не беседовал с женой. Поэтому мужчина решил окружить себя остальными домочадцами, дабы молчание супруги не было ему в тягость. Айяс-паша встал с тахты и галантно подал руку Айше-хатун, которая с нескрываемым удивлением оперлась на неё и поднялась следом. Чета спустилась по лестнице на первый этаж, где их уже ждали за столиком дети. Махмуд, увидев мать на ногах и в более-менее расслабленном состоянии, обрадовался и подскочил с насиженного места, дабы помочь ей усесться на подушках. В каждом движении юноши чувствовалась безграничная любовь и забота о родительнице, которая благодарно ему улыбалась. Насибе тоже была рада, что мать поправилась, так ещё и пришла к ним вместе с отцом. Айяс-паша сел напротив сына и прочёл молитву перед трапезой, после коей семейство принялось за еду. Дети наперебой расспрашивали Пашу о его поездке в Эдирне, а он отвечал им сдержанно, но без обыкновенной сухости, присутствовавшей в разговорах с женой. Айше молча жевала и то и дело поглядывала на мужа, словно пытаясь найти в его поведении что-то знакомое её сердцу. Но теперь ей всё казалось таким чужим и фальшивым, что у неё даже в груди щемило, и она не могла спокойно есть. Женщина отказывалась принимать факт наличия у её дражайшего супруга гарема. Ей было омерзительно представлять, что он приезжает в тот особняк разврата и ему также накрывают на стол слуги, а потом его окружают молодые девицы, которые кормят его разными сладостями, другие девки танцуют, третьи играют на инструментах, а четвёртые растапливают баню. Айше затошнило от этой мысли, что так реалистично обрисовалась у неё в голове. Женщина слегка мотнула головой и решила принять участие в обсуждаемых темах как раз вовремя, ведь Айяс-паша уже собрался огласить ту самую новость. — Пока я находился в Эдирне, то у меня появилась возможность в более непринуждённой обстановке поговорить с Повелителем, — эти слова были обращены к Махмуду, который заметно оживился. — Я передал ему твою просьбу, Махмуд. Думаю, что в ближайшие дни Падишах озвучит своё решение. Иншаллах, его ответ принесёт тебе ожидаемое счастье, сын мой. — Аминь, отец, — Махмуд весь засиял и встал со своего места, чтобы почтительно поцеловать руку Айяса-паши. — О чём речь? — недоумённо спросила Айше, глядя на всю эту сцену. — Ах, матушка, вы разве не знаете?! — подала голос Насибе, округлив глаза. — Брат уже давно хочет отправиться в поход. — Верно, — подхватил Махмуд, широко улыбаясь, — и если Султан разрешит, то я поеду вместе с отцом, а потом получу назначение! — Неужели?! — воскликнула Айше, переводя удивлённый взгляд со светящегося искренним счастьем сына на сдержанного и по обыкновению немногословного мужа. — Не рано ли, Паша? Махмуд ещё совсем юн! — Прекрати, — скривился албанец. — Сколько можно махать крыльями над сыном? — Великий Визирь буквально озвучил мысли Махмуда, за что получил от него одобрительное поддакивание. — Шехзаде в его возрасте уже следуют за Повелителем и даже участвуют в сражениях. Чем наш сын хуже? — Айяс на мгновение замолчал с видом задетого человека. — Взять того же Ахмед-бея. Сколько лет он уже служит на благо нашего государства! — Я не сомневаюсь в способностях Ахмед-бея, Паша Хазрет Лери, — виновато молвила Айше. — Однако я беспокоюсь. Это же не смотры, а настоящая война. Там может всякое случиться. — За это можешь быть спокойна, — Айяс приподнял ладонь. — Махмуд поедет в числе моей свиты. — Что?! — вскрикнул юноша. — Но… Вы же обещали, что я буду участвовать в сражениях! — Будешь. Однажды, — Великий Визирь дёрнул бровью, давая понять сыну, что это было сказано лишь для спокойствия его матери. — Хорошо, отец, — тихо согласился Махмуд, приняв к сведению этот знак. — Теперь обращаюсь к тебе, Насибе, — Айяс-паша повернулся в сторону дочери, которая после некоторого молчания встрепенулась и уставилась на него. Когда девочка от неожиданности округляла глаза, то становилась похожей на отца. — Ты в последнее время редко выезжаешь куда-то, да и хворать чаще стала. Это мне совершенно не нравится. Поэтому я подумал и решил, что раз мне в скором времени нужно будет отправится в ещё одну экспедицию, то я хотел бы взять тебя с собой. — Поехать с вами?! — радостно воскликнула Насибе, но тут же виновато кашлянула и понизила голос. — А матушка тоже поедет? А брат? — Я лучше останусь здесь, в столице, сестра, — сказал Махмуд. — Иначе кто будет следить за делами отца? — Именно, — Айяс одобрительно кивнул. — А вы, мама? — Насибе посмотрела на родительницу таким полным надежды взглядом, что у женщины аж сердце заныло. — Не стоит, доченька, я ещё не окрепла до конца, — через силу отказалась Айше. — Дорога дальняя, наверное? — Увы, два дня по морю, — ответил албанец. — Но оно того стоит. Там очень живописные места.        «Там, » — сознание Айше зацепилось за это слово и перекрыло поток последующих фраз Паши. В памяти моментально вспыхнули слова Ханым-хатун про одно из поместий. Кто знает, может именно в этом месте и расположен этот особняк. Айше невольно поморщилась при этой мысли, но у неё мгновенно всплыл в голове план, так долго вынашиваемый. Потеряв нить диалога, женщина уткнулась в тарелку в ожидании окончания трапезы и по совместительству беседы. Как только это произошло, Айше сделала намёк дочери, чтобы та осталась. Девочка дождалась, пока отец с братом уйдут, и подсела к матери. По выражению лица Насибе было ясно, что она огорчилась отказом и ждала истинной причины нежелания Айше ехать вместе с ними. — Вы что-то хотите мне сказать, матушка? — первой подала голос Насибе, видя смущение матери. — Не обижайся на меня, дочка, — с мольбой в голосе сказала Айше. Она видела, что Насибе расстроилась. — Что вы, матушка! Какие ещё обиды? — воскликнула девочка, вкидывая руками. — Просто я волнуюсь за вас. Вы такая задумчивая и грустная в последнее время, — Насибе замолчала на мгновение, всматриваясь в истощённое лицо своей матери. Девочка осторожно поинтересовалась. — Ваша печаль как-то связана с нашим поспешным отъездом от Ханым-хатун? — По большей части, — кратко ответила Айше. Хоть намеченный разговор и был связан со всей той горькой правдой, что она узнала, однако женщине не хотелось ещё больше огорчать свою дочь. — Послушай, доченька, моя звёздочка, — Айше взяла руки девочки в свои и заглянула в её серо-голубые отцовские глаза, — то, что я тебе сейчас скажу, должно остаться строго между нами, — Насибе в ответ кивнула. Айше уже открыла рот, чтобы высказать свою мысль, но тут же прикусила язык. Только в эту секунду к ней пришло осознание, что она чуть не ляпнула. «Нет, нельзя в это впутывать дочь, я с ума сошла, — разозлилась на саму себя женщина. — Она слишком любит отца, а я её, по сути, призываю следить за ним! Нет, всё это глупости, лучше будет, если я попрошу какого-нибудь слугу это сделать». Мысленно остановившись на этом решении, Айше наконец молвила. — Дорога неблизкая и опасная, поэтому я хочу чтобы ты была предельно осторожна. Ни на шаг не отходи от отца, делай всё, что он говорит, а ещё, — женщина задумчиво хмыкнула, — я бы хотела, чтобы ты взяла себе в сопровождение парочку слуг. У Паши Хазрет Лери, наверное, будет много дел там, так что я не хочу, чтобы ты оставалась одна. — Хорошо, матушка, со мной поедут мои служанки, — с запинкой ответила Насибе, растерявшись такой резкой сменой настроения и хода мысли матери. Ей было немного не понятно, почему она пожелала оставить эту просьбу неразглашённой, ведь в ней не было ничего такого. — Спасибо, звёздочка, так мне будет спокойней, — благодарно улыбнулась Айше, легонько щипнув дочь за щёчку. — Матушка, вы точно не хотели сказать ничего другого? — осторожно поинтересовалась Насибе. — Нет-нет, это всё. Просто я посчитала разумным, сказать тебе об этом наедине, — уголки тонких губ Айше нервно вздрогнули, словно недовольные всей этой ложью.       Насибе в замешательстве раскланялась с матерью, испросив разрешения на сборы. Айше кивнула в ответ и отпустила дочь, а сама подозвала к себе одного евнуха и настоятельно его попросила незаметно следить за Великим Визирем.