Доля

***

      Утро следующего дня пустило дымку беспамятства на вчерашний вечер. Девушки-танцовщицы негодовали, что Султан не позвал ни одну из них и бесконечно злились на Элиф-хатун, которой грозились выцарапать глаза за её минуту славы, отбившей у них все восторженные взгляды мужчин. Падишах же даже и не думал никого из этих рабынь к себе звать, поэтому после праздника ушёл к себе в покои и сразу лёг спать, чем обескуражил не только девушек, но и всю прислугу, готовую только по одному его взгляду привести любую наложницу. Зато за завтраком Повелитель позвал Лютфи-пашу и стал его расспрашивать про ту загадочную танцовщицу. Муж Шах-султан испросил позволения позвать девушку сюда, на что Султан ответил утвердительно. Через какое-то время слуги привели Элиф к Падишаху. Гречанка наскоро облачилась в скромный, но красивый белый наряд с расписным оранжевым кафтаном. Девушка прошла в центр комнаты и глубоко поклонилась, сопровождая этот жест почтения устным приветствием. — Значит это ты вчера танцевала? — спокойно, без особого интереса спросил Султан. — Да, Повелитель, — тихо ответила Элиф. Она хотела быть такой же уверенной как и вчера, но что-то ей мешало. То ли дело в наряде, который не был столь дерзким, то ли в более сдержанной обстановке, не позволявшей вести себя развязно. — Мне понравилось твоё выступление, — всё в том же тоне продолжил Падишах. Он сделал еле заметный жест пальцами руки и один из евнухов подошёл к девушке, — поэтому я преподношу тебе этот подарок, — после этих слов слуга открыл крышечку маленькой шкатулки, на дне которой лежала золотая подвеска с рубинами причудливой формы. — Повелитель, это очень дорогой подарок, — в голосе Элиф чувствовалось сопротивление желанию надеть это чудесное украшение. Ей почему-то было стыдно обирать властелина мира. — Он достоин тебя, хатун, — не меняя интонации ответил Султан. — Простите мне мою дерзость, господин, но есть девушки, заслуживающие этот дар от Вас более меня, — скромно произнесла гречанка, присаживаясь в поклоне. — Ты что же, хатун, отвергаешь подарок самого Султана?! — воскликнул Лютфи-паша, неодобрительно глядя на рабыню. — Ни в коем случае, Паша, просто, — Элиф тихо кашлянула, — если Вы позволите, Повелитель, то взамен этого чудесного украшения я бы хотела испросить вашей высочайшей милости. — Говори, что ты хочешь, — Падишах хотел возмутиться, но лениво поинтересовался, в мыслях примеряя эту подвеску на какую-нибудь другую женщину из его гарема. — Господин, ещё раз прошу меня извинить за такую дерзость, но у меня есть один знакомый мальчик. Его зовут Кюрт. Он бесхозный, вечно ворует на базаре. Его уже который раз ловят за прилавком, кабы кадии не прознали об этом. Я беспокоюсь за него, узнала где он живёт. Как оказалось, его мать тяжело больна и они живут в бедности вследствие смерти отца семейства, — гречанка сделала паузу, глядя на безразличного Султана и хмурящегося Лютфи-пашу. — Их отец был Беем. Его казнили в походе. А мать когда-то служила во дворце калфой. — И что же ты хочешь? — задумчиво спросил Падишах. — Повелитель, позвольте по приезде в столицу устроить их семью во дворце, — девушка сказала это робко, боясь гнева Султана. — Хорошо, — ровно ответил властелин мира. — Лютфи-паша, займись этим делом. Лично доставь мальчика с матерью во дворец и выдели им жалованье, чтобы ни в чём не нуждались. — Слушаюсь, мой Повелитель, — покорно прохрипел муж султанши, бросая взгляд на Элиф.       Гречанка не стала мозолить глаза мужчинам, поэтому учтиво отпросилась покинуть покои, на что ей дали разрешение. Девушка вернулась в свои комнаты, где схоронилась, боясь показаться на глаза Великому Визирю. Элиф ранним утром получила задание от слуг Шах-султан, которые велели ей следить за Айясом-пашой. Но нахождение во дворце Султана делало слежку невозможной, в виду подозрительности и постоянных экспедиций в армию и город. Поэтому оставшиеся два дня пребывания здесь Падишаха, гречанка не выходила из своих покоев и терпеливо ждала удобного случая. Она плохо понимала зачем Шах-султан понадобилось следить за Великим Визирем, но Элиф, в какой-то степени, стало и самой интересно понаблюдать за Пашой вне дворца Топкапы. Естественное девичье любопытство тлело внутри, ожидая часа, когда вскроется что-нибудь интересное. Как только Султан покинул Эдирне, за ним последовал и маленький гарем. Лютфи-паша перед отправкой в путь ещё раз рассказал обо всем рабыне, предупреждая её о невозможности ошибки, что может стоить ей жизни. Ценная информация о втором человеке в государстве в обмен на жизнь. Что может быть более рискованным и интригующим? Элиф определённо не желала умирать так рано, поэтому с того момента, как дворец опустел и в нем оставались лишь несколько слуг, убирающих помещения, пара из которых были евнухами Шах-султан, девушка стала внимательно наблюдать за Великим Визирем. Айяс-паша остался в Эдирне под предлогом последних подготовок к предстоящему походу, ведь здесь планируется остановка их армии, с идущими вслед воинами из столицы, но эти приготовления заняли у него всего один день, из отпрошенных у Падишаха пяти. Для Элиф стало загадкой, куда Паша предполагал потратить оставшиеся четыре дня. Для выяснения подробностей, девушка стала чаще выходить из покоев, незаметно прокрадывалась по внутренним дворикам попятам за Великим Визирем, скрывалась за прилавками базара в городе. Она и подумать не могла, что когда-нибудь ей придётся следить за человеком, с которым она открыто встречается в саду Топкапы. Но если поначалу ей было некомфортно, хотелось прекратить эти глупости и вернуться в Стамбул, то потом в девушке проснулся нешуточный интерес. Интерес, граничащий с жаром страха перед тайной, что будет ей неприятна или убьёт в ней нежные чувства к Визирю. В один из дней слежки, Элиф заметила Пашу в коридоре нижнего этажа дворца. Она спряталась за колонной и неприметно выглянула из-за неё, внимательно следя за обеспокоенным албанцем, что слушал доклад гонца, одетого в чёрную кожу. Гречанка напрягла слух и подалась слегка вперёд, чтобы уловить хотя бы обрывки фраз. — Ты уверен в этом? — тихо, но твёрдо спросил Айяс, глядя на склонившегося гонца. — Служанка Айше-хатун так сказала, — негромко ответил ага. — Что мне до слов служанки, — теперь в голосе Визиря послышались нотки недовольства, смешанного с волнением. — Что говорят лекари? — То же самое, Паша, — виновато произнёс гонец. — Дети как? — после некоторого молчания тепло поинтересовался албанец. — У них всё хорошо. — Что ж, — хмыкнул Великий Визирь закладывая руки за спину. — Тогда завтра же отправлюсь в столицу, а оттуда поеду в Фындыклы. Я уже давно хотел поехать, но всё случая не представлялось. Есть какие-нибудь новости? — Рафика-хатун просила передать, что в Ваших владениях поддерживается порядок. Недавно привезли новых невольниц, говорит, что необыкновенные красавицы, — гонец ухмыльнулся. — Славно, — чувственно протянул албанец. — Ладно, если это всё, то можешь идти. И приготовь мне коня, хочу отправиться пораньше. — Как прикажете, Паша Хазрет Лери, — гонец сложился в поклоне.       Великий Визирь пошёл дальше по коридору, а вот его собеседник направился в сторону Элиф, что спряталась за колонной и, казалось, забыла как дышать. Девушка понимала, что если она попытается скрыться, то создаст лишний шорох, что обязательно привлечёт внимание гонца. Поэтому гречанка замерла и даже закрыла глаза, надеясь слиться с колонной, словно хамелеон. Шаги становились всё ближе и ближе, пока не прогремели где-то сбоку, а потом гулко отозвались за углом. Элиф открыла глаза и оглянулась. Коридор опустел. Она была одна. Девушка облегчённо выдохнула и направилась в свои покои, где стала поспешно собирать свои вещи, чтобы выехать вслед за Визирем, при этом не попавшись ему на глаза.        Лютфи-паша вернулся в столицу вместе с Повелителем и первым делом занялся поставленным перед ним вопросом. Он послал слуг и они обошли весь город, но так и не нашли семью бывшей калфы. Муж султанши какое-то время бурчал на неудачу, а потом решил дождаться приезда Элиф-хатун, чтобы она, как инициатор, сама привела мальчишку с его матерью во дворец. Пока гречанка была только на полпути к столице, Шах-султан с нетерпением расспрашивала супруга про поездку в Эдирне. Ей была интересна версия обоих лиц, участвовавших в этом мероприятии. Лютфи-паша рассказал обо всём кратко и безэмоционально, словно эта поездка запомнилась ему только извечными экспедициями в янычарские корпуса, да славной охотой вместе с шурином. Шах была, мягко говоря, удивлена такой реакцией мужа, ведь в тайне надеялась, что он не устоит перед красотой и грацией её рабыни и, наконец-то заинтересуется ей. Однако эти надежды разбились о скупую на чувства реальность. — Я не поверю, Паша, что всё была так сухо, как вы рассказываете, — возмутилась султанша, глядя на безразличное лицо супруга, как обычно жующего грецкие орехи. — А что вы ещё хотите услышать, госпожа? — поинтересовался Лютфи. — Султан остался доволен, даже какую-то побрякушку ей подарил, но девчонка имела наглость отказаться от неё и просить что-то своё в замен. — Что-то Элиф осмелела, как я погляжу, — задумчиво пробубнила Шах-султан. — А что насчёт Великого Визиря? Как он отреагировал на её танец? — Я могу с уверенностью сказать, что Паше Хазрет Лери танец понравился, — зять Султана ухмыльнулся. — Насколько я знаю, он потом ходил к ней в покои. Было ли что-то между ними, я утверждать не могу, но, как сказали слуги, Паша вышел очень взволнованным. — Интересно, — протянула Шах-султан, таинственно улыбаясь и сверкая глазами. — Значит, Элиф сумела привлечь внимание Паши. Он её узнал? — Нет, госпожа. Даже я её поначалу не признал. У неё была вуаль из монет на лице, — Лютфи вскинул бровями, вспомнив кошачий взгляд девушки. Он немного помолчал, а потом добавил. — Паша Хазрет Лери остался на какое-то время в Эдирне. — Что ж, будет интересно узнать подробности его задержки от Элиф, — тихо сказала султанша.       Женщина поняла, что от мужа ей подробностей уже не узнать, поэтому ушла наверх в свои покои. Лютфи же остался внизу, продолжая щёлкать грецкие орехи. Он старался усмирить странное чувство, пробудившееся в нём тогда, заковывал его в прочные цепи супружеской верности, ибо для него не существовало никакой другой женщины, кроме его жены.

***

      Элиф вернулась в столицу вслед за Великим Визирем, умудрившись при этом не пересечься с ним. Девушка решила сначала съездить во дворец Топкапы, ведь чувствовала вину перед своей госпожой, которую так бессовестно обманула и бросила одну, хотя клялась ей ни на шаг не отступать от неё. Гречанка, незаметно для других рабынь и слуг, прошмыгнула на второй этаж. Там она просеменила пару поворотов и вышла к покоям Эсмахан-султан, что оказались пусты. Рабыни у дверей сообщили Элиф, что госпожа ушла на балкон вместе с Михримах-султан. Сейчас Элиф меньше всего хотелось пересекаться с дочерью Султана после тех угроз, сказанных ею в коридоре после ночи с Шехзаде Мехмедом. Девушка сочла лучшим решением подождать госпожу в комнатке для слуг. Гречанка вошла внутрь и села на небольшой диванчик, служивший ей постелью. Долгая дорога вымотала её, отчего ей было даже дышать тяжело. Она с преогромным удовольствием сейчас поспала, но боялась, что её госпожа может расценить это как безделье и разозлиться, поэтому Элиф просто уставилась в оду точку и не моргала. Девушка до сих пор с удовлетворением вспоминала свой танец, который был чистой импровизацией. Она всего пару раз танцевала на уроках с тростью, но сумела постичь основы и применить их в танце с саблей. В глубине души у гречанки приятно грело от мысли, что её танец смог впечатлить не только Султана, но и Лютфи-пашу, которого она недолюбливала после его вспышки гнева из-за брошки. Ей было приятно наблюдать за его безграничным смущением, граничащим со злобой из-за трудности в сопротивлении естественному интересу. Однако Элиф становилось некомфортно из-за восхищения собой. «Неужели я уже забыла весь тот стыд, что сжирал меня в ту ночь? Почему мне вдруг стало приятно соблазнять мужчин? — вопрошала у себя в мыслях гречанка и тут же искала оправдание. — А может я просто научилась чувствовать себя? Свою привлекательность?» Элиф мотнула головой, стряхивая сомнения. Усталость накатывала с новой силой, вынуждая девушку сомкнуть тяжёлые веки и прижаться к стенке.Она погрузилась в полудрёму, такую манящую и медленно перетекавшую в легкий сон, хоть немного восполнивший силы Элиф. Но было бы чудом, если ей позволили поспать как следует. Гречанка пробудилась от настойчивого зова откуда-то со стороны. Звук был нечётким, но достаточно требовательным, чтобы девушка распахнула глаза и тут же вскочила на ноги, отчего у неё всё помутнело и поплыло. Как только картинка прояснела, Элиф увидела перед собой Эсмахан-султан в её любимом салатовом платье, расшитом серебряной нитью. Её обыкновенно приветливое и по-детски приятное лицо было испорчено гримасой недовольства, делавшей её копией своей холодной и надменной матери. — Доброе утро, госпожа, — негромко поприветствовала Элиф, присаживаясь в поклоне.       Эсмахан ничего не ответила, лишь смерила девушку пренебрежительным взором и прошла в свою комнату, где села на диван в углу и отвернулась к окошку. Всем своим видом она давала понять, что буквально терпит нахождение здесь своей служанки, которая бесшумно присеменила за ней и замерла на месте в центре покоев. Но вместе со всем этим презрением, что наливалось ядом в каждую чёрточку хорошенькой госпожи, можно было заметить некоторое благосклонное ожидание искреннего раскаяния со стороны Элиф. Эсмахан сложила пухлые губы в плотную линию, отчего чуть выше подбородка появилась характерная ямочка, как у Шах-султан. Гречанка поняла, что расшаркиваться нет смысла и лучше сразу перейти к извинениям, что она сочиняла всё это время. — Госпожа, — Элиф вздохнула, собираясь с мыслями, — как я уже догадалась, вы узнали обо всём, что произошло в ту ночь, — лицо Эсмахан поморщилось при этих словах, но мгновенно расправилось в надменное выражение. — Аллахом клянусь, что это произошло против моей воли. Сюмбюль-ага, несмотря на мой решительный отказ, привёл меня к Шехзаде. Я думаю, что вы прекрасно знаете, что девушке моего положения нельзя отказывать сыну властелина мира, иначе, — гречанка многозначительно хмыкнула. — Я искренне раскаиваюсь перед Вами, моя госпожа, ведь я до глубины души привязана к Вам. Вы для меня стали настоящей подругой, которой мне так не хватало все эти годы службы во дворце, — Элиф сделала маленький шаг в сторону Эсмахан. — Прошу Вас, не держите на меня зла. При других обстоятельствах я ни за что не пошла бы туда, даже если мне предложили бы все богатства этого мира, — девушка шагнула ещё. Всем своим робким видом она показывала искренность сказанных слов. — Я не злюсь на тебя, — ответила Эсмахан, наконец-то повернув голову в сторону своей служанки. Её лицо просветлело и приняло сочувствующее выражение, не лишаясь при этом какого-то внутреннего неудовлетворения. — Однако я расстроена тем, что ты не пришла ко мне сразу, а вместо этого спряталась, а потом и вовсе уехала. — Простите меня, госпожа, такова была воля вашей матушки, а перечить ей я не смею, — всё тем же тихим, но уверенным голосом проговорила рабыня. — Раз так, то я однозначно прощаю тебя, Элиф, — племянница Султана наметила мягкую и очаровательную улыбку. — Но ты же понимаешь, что вся эта ситуация создала почву для разных разговоров в гареме, — гречанка понимающе кивнула. — Я не могу допустить, чтобы за моей спиной рабыни шушукались, а мне бы приходилось краснеть. — Разумеется, моя госпожа, — Элиф грустно свела губы на бок. — Я готова принять любое Ваше решение относительно моей участи. — Ты верно служила мне это короткое время, — Эсмахан встала с дивана и подошла к девушке. Она нежно взяла её руки в свои и заглянула в глаза служанке. — Однако твою судьбу решит матушка, она мне тебя рекомендовала, — юная султанша печально вздохнула. — Я вверяю тебя своей матери, ведь хочу тем самым добиться наиболее правильного решения, — Элиф на эти слова неопределённо хмыкнула. — Поэтому поезжай сейчас во дворец и поговори с матушкой. Если она сочтёт разумным оставить тебя здесь, то я буду только рада, ибо и ты стала для меня настоящей подругой, — Эсмахан улыбнулась шире. — Ты такая открытая, простая и чуткая, что моментально меня покорила. Обычно все служанки ведут себя скованно, придерживаются всех формальностей, а большинство женщин гарема такие горделивые и манерные. — Я счастлива, госпожа, что смогла наполнить вашу жизнь умиротворением, — благодарно ответила Элиф, а в мыслях добавила: «Жаль, что так скоро подорвала Ваше доверие».       Эсмахан не стала задерживать греческую рабыню, поэтому высвободила её руки из своих и жестом отпустила. Элиф поклонилась и покинула покои. Она направлялась на базар.