Доля

***

      Дворец в Эдирне многие годы являлся излюбленным местом для отдыха у Падишаха, да и его подчинённых тоже. Бесконечные леса, шумные ключи на склонах, множество свободно разгуливающей дичи делали это место идеальным для охоты, на которую и отправился Султан. Бесспорно, его главной целью была проверка армии, что находилась там в преддверии большого похода, но отдых от последних дворцовых событий стал потребностью. Повелитель собрался довольно быстро (ему потребовалось чуть больше недели на улаживание своих дел), мало кого из семьи информируя об этой экспедиции, чтобы было меньше стенаний и хлопот. Взяв с собой только двух Визирей, он отправился в малочисленной веренице карет, которая на подъезде к городу была оставлена, и они всей процессией поехали дальше верхом. В Эдирне Султана встретили с энтузиазмом, коего он давно не наблюдал и это согрело его измученную душу. Падишах вместе со спутниками расположились во дворце, куда он обещал приехать с Ибрагимом-пашой. Последнее его невыполненное обещание перед покойным другом. Сейчас в этом мраморном здании всё казалось безжизненным и удручающим, словно все краски иссохли под беспощадным зноем времени. Вся эта прислуга, толпами обслуживающая его и Визирей, казалась ему глупыми букашками, наводившими лишнюю суету в хаосе его жизни. Весь день Султан провёл в своих покоях, никого не принимая, только лишь читая, либо поддаваясь послеобеденной дрёме. Лишь на следующий день он предложил своим советникам отправиться вместе с ним на смотр войск, что единодушными возгласами встречали его в своих казармах. После смотра Султан отдал приказ одному из своих чиновников, дабы тот составил подробные отчёты по армии, а вместе с другим отправился на охоту. Этим другим был Лютфи-паша. Подобные поездки с шурином помогали Лютфи выделяться в его глазах, высказывать своё мнение в более непринуждённой обстановке, чувствовать себя важным вдали от холодной безразличности жены.       На протяжении нескольких дней продолжалась эта однообразная, но спокойная жизнь, которая была в каком-то смысле нарушена предложением Лютфи-паши устроить небольшой праздник для Падишаха. Султан ещё по приезде отказался от подобных мероприятий, говоря, что откровенно устал от шумных сборищ, но настойчивость его зятя сделала своё — он дал добро. Тогда Лютфи попросил дворцовую прислугу отобрать из привезённого сюда малочисленного гарема самых красивых девушек, что смогли бы развлечь Повелителя своей игрой и танцами. К вечеру такие рабыни были выбраны и отправлены в хаммам для подготовки. Там же уже намывалась и Элиф-хатун, что прибыла в Эдирне на день раньше Султана и уже вовсю готовилась к выступлению. Гречанка перед выездом получила пару ценных указаний от Шах-султан, которая предупредила её: «Если не исполнишь моё поручение, что получишь от сопровождающих слуг, то двери этого дворца и дворца Топкапы будут для тебя закрыты». Элиф прекрасно понимала, что султанша стала подозревать её в неверности Династии и хотела тем самым проверить. Возможно, это и было то самое задание, о котором ей твердили с самого первого дня службы у Шах-султан. В связи с этим девушка была сосредоточенная как никогда. В ней тлели угли ярости, полыхавшие тогда, после ночи с Шехзаде. Гречанка впервые была настолько уверенна в себе. Ей хотелось выступить перед всеми этими господами, но не как на том благотворительном вечере, а по-новому. Тогда она одевалась невинно, воздушно, чтобы поразить гостей своей возвышенной красотой, сейчас же она облачались в совершенно новый наряд, полностью отражавший её нынешнее состояние глубоко оскорблённой девушки. Элиф с наслаждением, прикрыв глаза и мурлыча себе под нос какую-то мелодию, растирала по своему мраморному телу масла, пока другие девушки отворачивали от неё взгляды и бурчали что-то. Потом она ушла в свои отдельные покои, где села на тахту и, взяв небольшое зеркальце, начала расчёсывать пышные каштановые кудри. Как только волосы заблестели в неярком свете свеч, Элиф принялась за глаза, на которые нанесла лёгкие тени и подвела их сурьмой. Её взгляд стал пронзительным ещё и благодаря карим глазам, искорками мигавшими из-под длинных ресниц. Как только девушка закончила, то надела на голову купленное украшение у Исхака-эфенди. Затем гречанка облачилась в новый наряд, что идеально сел на её плавные округлившиеся линии тела. В дополнение к танцевальной одежде она нацепила множество браслетов, приятным металлическим холодом обвившие её запястья и лодыжки. Элиф встала в полный рост перед зеркалом и внимательно осмотрела себя с ног до головы, чтобы удостовериться в гармоничности своего образа. Гречанка как-то смущённо улыбнулась сама себе, а в груди приятно потеплело. «Я восхитительна, » — пронеслось у неё в мыслях. Девушка покрутилась перед зеркалом и кокетливо помахала себе ручкой, а потом рассмеялась таким по-детски звонким и шаловливым смехом. В этот момент в двери негромко постучали. Элиф накинула на плечи плащ, а голову покрыла платком и разрешила войти. На пороге её комнаты появился один из евнухов. Он заранее опустил взгляд в пол. — Вы готовы, Элиф-хатун? — монотонно произнёс служащий дворца. — Да, Ага, — сухо ответила гречанка, повернувшись к слуге спиной. — Хорошо, тогда идите к большой зале, там скоро начнут выступать другие девушки, — предупредил евнух.        Падишах уже был в указанном месте и расположился в центре просторной залы на длинном диване. Перед ним стоял небольшой столик с яствами, рядом расположили ещё два таких же для двух Визирей. Лютфи испросил позволения у Султана удалиться, чтобы оставить его одного, но Повелитель сделал жест рукой, означающий, что советники ему не помешают. Стало ясно, что властелин мира не настроен на созерцание танцующих рабынь и желает использовать их выступление как фон для очередного разговора про политику. Лютфи занял своё место по левую руку Султана и выжидающе посмотрел на него. Падишах кивнул и музыкантши, что всё это время щебетали меж собой о такой чести, выпавшей им, начали играть. Из-за дверей вышли шесть танцовщиц. Каждая из них была одета в простое, но красивое платье, а в волосах носила витую заколку. Они выстроились полукругом на середине залы и в такт неспешной музыки плавно водили руками из стороны в сторону, дополняя эти движения постепенным сгибанием колен. Потом они выпрямлялись в полный рост и снова приседали аж до пола, создавая воздушную подушку из подолов платья. Каждая танцовщица попеременно бросала на Султана соблазнительный взор, но мужчина смотрел куда-то сквозь них, без особого интереса жуя какую-нибудь сладость и разговаривая со своими советниками. Визири, пока их Повелитель молчал, скучающе разглядывали этих красавиц, что кружились перед ними в своих ярких одеждах. Лютфи-паша слегка разочаровался в празднике, который сам предложил, поэтому в какой-то момент отвернулся и завёл беседу с шурином, рассказывая о последних новостях в городе или вестях от Барбароссы. Султан отвечал ему сухо, будто его стало раздражать малейшее нарушение тишины в собственных мыслях, находящихся где-то далеко. Второй Визирь сидел безмолвно и тоже погрузился в размышления, иногда даже вздрагивая от накатывавшего сна.        И вот девушки в последний раз покружились перед гостями и скрылись за дверьми. Султан расправил брови на полусонном лице и уже хотел поблагодарить своих Визирей за праздник, да уйти, как вдруг музыкантши прервали его порыв. Звонкие, трепещущие струны танбура и кануна, вкупе с гулкими прерывистыми ударами дафа слились в единый раскатистый звук, ознаменовавший приход седьмой танцовщицы — Элиф. Она появилась на пороге покоев в чёрном, словно беззвёздное ночное полотно, лифе и юбке-солнце, что соединялись полупрозрачной тканью на животе. Слившись с распущенными волосами, практически до колен ниспадал расписной платок в цвет костюма. Этим платком девушка обернулась в ту же секунду как переступила порог залы. Она проплыла на центр помещения и каждый её изящный, сопровождавшийся звоном тысячи монет на лифе и поясе юбки, шаг стал наслаждением для уставших глаз. Гречанка повернулась к гостям спиной и начала медленно извиваться в такт мощной, но пока ещё медленной музыки. Под звуки нея она сначала вытянула в сторону левую руку и обернулась назад, бросая кошачий взгляд карих глаз на Лютфи-пашу, который, как и остальные мужчины, не видел лица девушки за плотной вуалью из монет и мелких золотых цепочек. Муж Шах-султан опустил глаза на еду, то ли смущаясь, то ли раздражаясь. Теперь в сторону поплыла правая рука и Элиф обернулась назад и её взгляд встретился с искрящимися серо-голубыми глазами. «Он здесь! — воскликнула в мыслях гречанка, когда пришла к осознанию, что смотрит сейчас на Великого Визиря. — Я должна была догадаться». Девушка отвернулась и почувствовала, как в груди запекло, а тело свело, сковывая движения. До этого момента ровное дыхание стало прерывистым, а сердце гулко застучало, заставляя горячую кровь прилить к щекам. Уверенность пропала. «Нет-нет-нет, — вопило сознание. — Этого не может быть. Всё же было нормально, нельзя падать духом. Я уже выступала перед Пашой Хазрет Лери. Я на протяжении всего этого времени встречалась с ним в саду, а тут вдруг застеснялась? Это потому что Повелитель здесь? Или Лютфи-паша? Но перед ним я тоже выступала, правда, тогда я играла на арфе, а сейчас я танцую. Да, я танцую. И если у меня получилось расположить к себе всех сановников на том вечере, то и здесь я не оставлю никого равнодушным. Все эти рабыни желают впечатлить Султана, чтобы провести с ним ночь, а мне этого не нужно. Они волнуются, соблазняют, а то и откровенно пресмыкаются. А может не стоит делать этого? Почему именно наложницы должны гоняться за господской милостью? Нет уж, пусть лучше все эти мужчины будут ловить мой взгляд, ломать голову в попытках узнать кто я, искать со мной встречи. Да, так и будет!» С этим настроем, Элиф глубоко вздохнула, выравнивая дыхание и приготовилась для следующего движения. Она что-то сделала перед собой, а потом расставила обе руки в стороны, пуская ими волны. Быстрый топот пальцев музыкантши по дафу, прерывистый глухой свист нея сопровождал трепет плеч и тряску бёдер девушки. Гулкий удар по дафу и резкий взвизг струн кануна, который подхватил танбур, и Элиф внезапно повернулась к гостям лицом. Она слегка выгнулась спиной, дабы удержать на груди позолоченную саблю, наличие которой она всё это время скрывала платком и попеременными движениями рук. Гречанка метнула взор по очереди на Лютфи-пашу, Султана, что, наконец, проснулся, а потом на Великого Визиря, который восхищённо заулыбался. В мыслях албанца вспыхнул образ египтянки Зейны, что также танцевала с саблей перед ним. Возможно, у Паши появилась надежда, что эта загадочная девушка и есть та самая царица Египта. Хотя вероятность этого совпадения была критически мала, Айяс-паша с интересом наблюдал за танцовщицей. Элиф теперь уже в такт мощной, словно удары молота, музыки начала трясти бёдрами вверх-вниз и поворачиваться вокруг себя. Снова гром музыкальных инструментов и она сняла саблю с груди и положила её в изгиб талии. Девушка наклонилась в сторону, а кистями рук в этот момент вращала возле позолоченного оружия. Ещё один раскат музыки и гречанка поменяла сторону. Снова удар дафа и взвизг кануна и тамбура. Теперь Элиф взяла саблю в руки перед собой и стала приближаться к мужчинам, сопровождая каждый свой шаг ритмичными ударами бёдер то вверх, то вниз, отчего золото на её поясе дребезжало. Девушка подошла сначала к столику Султана и стала извиваться перед ним, водрузив позолоченное оружие на голову. Падишах улыбнулся одними только глазами, ведь был удивлён, что после такого откровенно скучного танца предыдущих рабынь перед ним выступает такая яркая и дерзкая девушка. Затем Элиф отскочила к Лютфи-паше и сильно-сильно потрясла бёдрами из стороны в сторону, поддерживая низкие звуки струн танбура звоном монет, а потом рассекла саблей воздух перед собой, но в безопасном расстоянии от мужа султанши, что заметно напрягся. Лютфи проводил гречанку взором смешавшим в себе интерес, раздражение и смущение. Теперь Элиф оказалась перед Великим Визирем, который не скрывал искреннего восторга перед незнакомой ему танцовщицей. Девушка медленно извивалась, словно кобра, зачаровывающая вора сокровищ своим пронзительным взглядом под вступивший в этот гул ней. Она повернулась спиной, опустилась перед албанцем на колени и выгнулась назад, насколько это позволяла ей её растяжка, а потом положила саблю чуть ниже лифа и стала совершать волнообразные движения руками, при этом не отрывая взора от уже не искрящихся, а пылающих в отблеске свеч и звенящих монет серо-голубых глаз. «Да, он восхищён мной, — торжествующе прогремело в голове у Элиф. Девушка вновь взяла саблю в руки и провела ею над своим телом, будто помогая себе выгнуться и встать на ноги. Она стала отходить назад, а потом закружилась и вернулась на центр помещения. Гречанка подняла позолоченное оружие над собой и, встав на носочки, стала попеременно поднимать к ребрам бедра, имитируя боковые волны, а затем плавно изогнулась всем телом. Вдруг она начала быстро-быстро бегать по маленькому кругу на месте, но гостям было лишь видно, как сильно затрясся её живот. От этого трепещущего движения она не почувствовала, что платок сполз и упал на пол. Затем Элиф опустилась на всю стопу и стала постепенно отходить назад, игнорируя потерянную вещь. Она сопровождала каждый свой шаг волнообразными изгибами живота и прокруткой то в одной, то в другой руке позолоченной сабли. Двери за ней открылись и уже на пороге она снова водрузила оружие себе на голову и завершила своё выступление несколькими ритмичными ударами бёдрами с каждой стороны. Элиф наблюдала, как двери закрылись и с каким выражением лица её проводили мужчины.       Музыкантши положили на тахту в углу музыкальные инструменты и, поклонившись, вышли из залы, оставляя мужчин одних. Лютфи-паша с облегчением выдохнул, словно для него был великий труд наблюдать за танцующей Элиф, либо это было свидетельство скрежета цепей самообладания. Падишах поджал губы, ухмыльнулся, а потом поднялся с дивана, заставляя двух Визирей подскочить со своих мест, чтобы согнуться в поклоне. Как только Повелитель скрылся за боковыми дверьми, что вели прямо в его покои, мужчины выпрямились и переглянулись. Айяс-паша весь раскраснелся то ли от невыносимой духоты в помещении, то ли от бесконечного смущения и непреодолимого желания узнать, кто эта танцовщица. Великий Визирь, ни словом не обмолвившись с зятем Султана, пошёл к центральному выходу из залы, за дверьми которого скрылась Элиф. Там он обнаружил расшитый чёрный платок, что она обронила. Паша сделал вид, что задумался о чём-то пока Лютфи-паша не вышел через те же двери, что и Султан, а потом наклонился и поднял платок. От него веяло цветочным запахом, таким лёгким, но дурманящим, что албанец невольно вдохнул его глубже. «Нужно отдать его той танцовщице, заодно узнаю кто она, » — моментально подумал Айяс. Но заходить на женскую половину категорически запрещено. Хотя в этом дворце её как таковой нет, ведь это по сути своей охотничий домик. Великий Визирь долго сомневался идти ему или нет, но потом решился и пошёл вдоль по коридору, спрашивая у попадавшихся слуг, где может быть та девушка. Один из евнухов указал ему на дальние покои, куда была приотворена дверь. Паша собрался с мыслями и направился прямиком туда. Несмотря на приоткрытую дверь, он всё равно постучал. Когда с той стороны послышался отклик, албанец прошёл внутрь. Посреди комнаты стояла Элиф, которая, судя по всему, ещё не помышляла переодеваться и вероятней всего красовалась перед зеркалом, или бродила из угла в угол что-то бормоча себе под нос. Девушка вся напряглась, увидев перед собой Великого Визиря. Она замерла с выставленной на уровне груди саблей, что сверкала от блеска свечей. Айяс-паша медленно прошёл вперёд, следя за реакцией гречанки, будто опасаясь, что она пронзит его этим оружием. — Ты обронила платок, хатун, — мягко произнёс албанец, протягивая девушке её потерянную вещь. Девушка молча уставилась на него, словно онемев и забыв все правила приличия. Сердце ухало в груди, давя на рёбра и мешая ровно дышать. Она боялась, что он узнает её. — Ты чего молчишь? — удивлённо спросил Айяс. — Боишься меня? Или не понимаешь нашего языка? — Элиф помотала головой в ответ на первый вопрос, но создалось впечатление, будто она ответила на второй. — Держи, я возвращаю твою вещь, — албанец тряхнул рукой с платком, настойчиво протягивая его девушке.       Элиф осторожно потянулась к нему и аккуратно взяла из рук Великого Визиря чёрный платок, который тут же закрепила на голове, покрывая вьющиеся каштановые волосы. Она робко посмотрела на Айяса-пашу, который улыбнулся её реакции. Его забавляло, что пару мгновений назад она дерзко танцевала перед ними, а сейчас вся тряслась, как пугливая лань. Он сделал шаг навстречу ей, а она, в свою очередь, отступила назад и немного вытянула перед собой саблю, что держала ребром. Великий Визирь удивлённо-заинтригованно вскинул бровями и медленно протянул руку, чтобы надавить на руку гречанки, и она опустит саблю. Но, предвидев это движение со стороны мужчины, Элиф отошла ещё на шаг и подняла оружие на уровне лица, держа его боком, и глухо прорычала. Этот поступок ещё больше раззадорил Айяса. Ему нравились такие женщины, образ которых сейчас воплотился в гречанке: дерзкие, страстные, представляющие собой некоторую опасность и манящие мужчину своей хитростью, могущие контролировать определённые ситуации. То есть полная противоположность его жене. Элиф пока не осознавала того, что она, пытающаяся впечатлить мужчин своим дерзким танцем, разожгла пламя желания в Великом Визире. Тогда, на благотворительном вечере, девушка чувствовала его трепетное восхищение ей. Но и она играла спокойно, воплощала собой что-то возвышенное и ангельское. Сейчас же она явила собой взорвавшийся вулкан, поэтому и чувства вызвала соответствующие. Гречанка постепенно это понимала, пока отходила всё дальше и дальше, пока не упёрлась в стену. Она испуганно смотрела на Пашу, в глазах которого отказывалась видеть самое противное всему её существу — похоть. Элиф отвернулась и пыталась успокоиться, ведь в её памяти всплыло и нечто другое — задание от Шах-султан. Она не знала его содержания, но один из слуг султанши, подошедший после выступления, предупредил её, что оно будет связано с Великим Визирем. Неизвестность, стыд, похоть и недавнее оскорбление зажали её в углу. А как известно, нет ничего опасней, чем зверь, загнанный в угол. — Αρκετά! — закричала неестественным голосом Элиф, упираясь боком сабли в грудь Айяса-паши, который аж вздрогнул от неожиданности. — Παρακαλώ φύγετε, αλλιώς θα είναι χειρότερα!, — протараторила девушка и нырнула за спину Великого Визиря. Она встала в оборонительную позу и стала прерывисто дышать. — Успокойся, хатун, — албанец примирительно поднял руку вверх. — Не собираюсь я тебя трогать, — взгляд мужчины упал на выставленную лезвием вперёд саблю, что в любой момент могла кольнуть его. — Я не хотел тебя пугать. — Πηγαίνει, — дрожащим голосом сказала Элиф, мотнув головой по направлению к двери.       Айяс-паша понимающе кивнул и, ещё раз извинившись, ушёл, оставив девушку одну. Гречанка тут же захлопнула двери и заперлась. Она положила саблю на тахту, сняла с себя золотую вуаль и рухнула на постель. Элиф даже заплакать не могла, она просто затряслась всем телом, ей казалось, что её вот-вот стошнит. Она в ужасе от произошедшего свернулась клубочком и стала покачиваться, что-то приговаривая себе под нос. Под этот шёпот гречанка постепенно провалилась в сон, не имея возможности ему сопротивляться.