Доля

***

      За это время Хюррем-султан параллельно с основными заботами внимательно наблюдала через Сюмбюля за греческой рабыней. Теперь, когда она бегала по дворцу сияющая и делала всё с энтузиазмом, Элиф казалась ещё более подозрительной. Хасеки постоянно расспрашивала Сюмбюля-агу о причинах такого воодушевления девушки, но главный евнух гарема лишь пожимал плечами и отвечал одно и то же: «В саду с Эсмахан-султан вечно носится, вот и счастливая такая». Хюррем не устраивал такой ответ, поэтому она решила самолично проследить за рабыней и в одно утро, одев меховую накидку поверх своего любимого красного платья, пошла прогуляться вместе с Михримах-султан. Единственная дочь Повелителя была откровенно удивлена таким неожиданным желанием матери, но перечить не стала. Когда они прошлись по главным дорожкам, то увидели обыкновенно тренирующихся с Бали-Беем Шехзаде. Михримах тут же расцвела и, сгорая от нетерпения, посеменила в их сторону. Хюррем никак не отреагировала на это поведение дочери, ведь и сама понеслась на центральную поляну. Подойдя ближе, султанши пожелали доброго утра тренирующимся, а Шехзаде поклонились матери. Бали-Бей последовал их примеру. Только лишь после этого короткого приветствия Хюррем-султан заметила стоящую сбоку Эсмахан, что до этого мило беседовала с Шехзаде Мехмедом, и её служанку Элиф-хатун, не смеющую поднять глаз. Хасеки мгновенно приметила порозовевшие щеки девушки и её очаровательную улыбку с ямочкой, которую она старательно пыталась скрыть от посторонних глаз. Хюррем не знала, что гречанка только что вернулась с туевой аллеи, в очередной раз встретившись с Великим Визирем, поэтому восприняла такое возбуждённое состояние рабыни признаком близкого нахождения рядом с Мехмедом.       Побеседовав какое-то время с сыновьями и их наставником, Хасеки оставила юношей и девушек одних, не желая их смущать своим присутствием. Сама же Хюррем пошла в сторону своеобразного лабиринта около стен дворца, где она обыкновенно встречалась с Рустемом-пашой. Хорват как и всегда прогуливался по каменистой дорожке, бубня себе что-то под нос и улыбаясь своим мыслям. Когда султанша показалась в поле зрения, он подошёл ближе и сложился в поклоне, расплываясь в радушной улыбке. — Госпожа. — Рустем-паша, рада тебя видеть, — ответила Хюррем. — Вы хотели поговорить со мной о чём-то? — не церемонясь спросил хорват. — Да. Помнишь ты мне указал на одну девушку — Элиф-хатун, — сказу переходя к делу сказала Хасеки. — Разумеется. Вы что-то узнали про неё? — глаза Рустема загорелись хитрым огоньком. Он уже давно жаждал узнать слабости Элиф, чтобы как можно скорее приступить к своей части сделки с Шах-султан, которая напрямую связана с его главным интересом — подобраться ближе к Великому Визирю. — Я считаю, что она не угрожает мне напрямую. Я сначала подумала, что Шах-султан хочет подложить её Повелителю. Потом, когда я поговорила с Айясом-пашой, у меня появилось подозрение, будто Элиф будут каким-то образом использовать против него. Но теперь я понимаю, что девочка просто влюбилась, — Хюррем загадочно улыбнулась. — И в кого же? — поинтересовался хорват, хотя уже давно догадался обо всём. — В Шехзаде Мехмеда, — эти слова прозвучали с гордостью. — И если я смогу её подтолкнуть к нему, то через эти чувства обезопашусь сама и своего сына, ведь девочка не захочет потакать Шах-султан, если та задумает причинить вред Мехмеду. — Вы хотите сделать из Элиф союзницу? — голос Рустема охрип от внутреннего разочарования. «Как же так? Я же сам видел, что эта девчонка страдает по Великому Визирю. Я не мог ошибиться, » — пронеслось в мыслях у Паши. — Ну, она играет не такую уж важную роль в интригах Шах-султан, но держать такую наивную девушку поблизости не помешает. Поэтому я сегодня же поговорю с Мехмедом, — Хюррем улыбнулась ещё шире. — А ты пока занимайся другими нашими проблемами. — Как прикажете, госпожа, — Рустем поклонился.       Хюррем распрощалась со своим самым верным слугой и пошла обратно на центральную поляну, дабы поговорить с сыном.

***

      После благотворительного вечера Шах-султан пребывала в непонятном для окружающих состоянии. С одной стороны, она была довольна выступлением своей рабыни и тем, какое впечатление оно произвело на гостей, в особенности на Великого Визиря, но с другой стороны, в её душу закралось некоторое сомнение относительно истинности чувств гречанки. Последнее султанша никак не могла подтвердить, поэтому решила заглушить эти подозрения и наблюдать за происходящим. Однако ближе к вечеру, когда они вместе с Лютфи-пашой ужинали, в залу вошёл слуга и доложил о приезде Рустема-паши. Супруги переглянулись, но приказали впустить его. — И что этому шакалу нужно в такой час? — поинтересовался Лютфи, поднимая взгляд на холодное, но вдруг обеспокоенное лицо султанши. — Госпожа, Паша, — поприветствовал чету Рустем, кланяясь им. — Простите за беспокойство. — Что случилось, Рустем. Зачем ты приехал? — своим обыкновенно ровным и надменным тоном спросила Шах. — Как вы знаете, я исправно выполняю ваше поручение, моя госпожа, — вкрадчиво начал хорват. — И вы, и Лютфи-паша посоветовали мне использовать в этом деле вашу служанку Элиф-хатун. Однако я вынужден вас огорчить, — он сделал многозначительную паузу, — она вам не верна. — С чего ты взял? — всё таким же тоном спросила султанша. — Вы мне намекнули, что девушка имеет какое-то отношение к Великому Визирю, — ответил Рустем, скалясь. — Но я встречался с Хюррем-султан и она подтвердила мою догадку. Девушка, как оказалось, влюблена в Шехзаде Мехмеда. — Как же? — голос Шах-султан слегка дрогнул. — Я сам удивился. Я их столько раз видел с Пашой Хазрет Лери вместе, а тут, — Рустем досадливо покачал головой, — она оказалась предательницей, госпожа. Теперь вам нет смысла её держать подле себя, а уж тем более возле вашей дражайшей дочери. — Ну и что с того, что она влюблена в Шехзаде? — встрял Лютфи. — Может это вздор всё? — Паша, не знаю как для вас, но для меня не вздор тот факт, что пока мы разговариваем, Элиф-хатун уже сидит в хаммаме и готовится к ночи с Шехзаде, — заключил хорват. — Как же ты это допустил, Рустем? — рыкнула Шах. — Девушка оказалась хитрей, чем я думал. Она водила меня за нос все эти месяцы, — Паша скорчил разочарованно-виноватый вид.       На лицо Шах-султан легла тень гнева, что бурлил в ней в этот момент. Султанша сделала резкий жест рукой, отпуская Рустема-пашу. Хорват поклонился супругам и удалился, с удовлетворением на душе от этой беседы. Когда двери за ним захлопнулись, Лютфи-паша, щёлкая грецкие орехи, перевёл взгляд на жену, что поджала свои тонкие губы, выпячивая подбородок с ямочкой. Султанша рассматривала разные варианты, но не могла поверить, что эта невинная, искренняя девушка оказалась последней змеёй, которая всё это время лишь притворялась. Нет, Рустем явно врёт. — Ну, — хмыкнул Лютфи. — Что будем делать, госпожа? — Я пока не знаю. Не верю в истинность слов Рустема, — буркнула Шах. — Я тоже мало верю ему. Элиф слишком честная, она не умеет врать, а в таком деле было необходимо лгать, — подтвердил зять Султана. — Единственное, во что я могу поверить, так это в то, что Хюррем прибрала её к рукам и обязательно подложит под Шехзаде, — задумчиво произнесла султанша. — Это верно. А вдруг Рустем просто ввёл нас в заблуждение и на самом деле Элиф сейчас сидит где-нибудь и рисует, или читает? — Возможно, — кивнула Шах. — Спросим у неё об этом лично. — Вы что же, поедете во дворец? — воскликнул Лютфи. — Нет, — женщина отрицательно помотала головой. — Я прикажу Рустему привести её сюда завтра и узнаю, правду он говорил или нет. Если Элиф и впрямь предательница, то не видать ей больше белого света. — Постойте госпожа. зачем же такие крайние меры, — Визирь вскинул рукой. — Можно же через неё ближе подобраться к Хюррем-султан. Да и в нашем деле с Великим Визирем она ещё может пригодиться. — И каким же образом? — Шах изогнула бровь.        Лютфи-паша расплылся в гадкой улыбке и перешёл на еле слышный шёпот, которым изложил свою идею, относительно дальнейшей участи Элиф-хатун. По мере рассказал, лицо Шах-султан расправилось, а потом и вовсе надело ухмылку. Султанша довольно кивнула и похвалила мужа за его находчивость, сделав ему приятное. Обсудив наказание, супруги продолжили ужин как ни в чём не бывало.