Доля

***

      Вечерело. Снова шёл дождь. В связи с этим, две султанши продолжали сидеть в большой зале, молча наблюдая друг за дружкой. С момента их обеденного разговора они не проронили ни слова, лишь только фыркали и цокали, когда одна из них хотела задать какой-то вопрос. Но так продолжаться не могло и Хатидже первая нарушила тишину. — Ты так и не договорила про свои планы, — вдова придала своему голосу максимально бесстрастную интонацию. — По-моему, я рассказала всё, — в том же тоне ответила Шах-султан — Разве? — Хатидже ядовито ухмыльнулась и задрала голову. — Что-то я не услышала причины, по которой какая-то рабыня живёт в гостевых покоях, где мы в своё время оставляли на ночь самого Султана. Кто она такая?        В тот момент, когда султанша произнесла это, в залу вошёл Лютфи-паша. Придерживая борта тяжёлого черного кафтана, мужчина подошёл к двум госпожам и поклонился каждой. Хатидже смотрела куда-то в сторону, а Шах-султан одарила мужа натянутой улыбкой и холодным взглядом, смотрящим сквозь Пашу. — Вы приехали один? — безынтересно спросила знойная султанша. — Если вы спрашиваете про Эсмахан, то она осталась в Топкапы, — Лютфи посмотрел на свою жену, а потом на Хатидже. Неясно, что он хотел увидеть на отстранённых лицах сестёр Султана. — Что это она взялась там ночевать? Словно у неё дома нет, — в этих словах прослеживалось нынешнее положение Шах-султан во дворце на Ипподроме, где она стала буквально хозяйкой в отсутствие Хатидже. — Не спрашивал, госпожа, — Лютфи-паша вскинул плечами. — Я с ней поговорю потом, — Шах дернула щекой и снова наметила улыбку. — А Элиф-хатун приехала? — Да, госпожа. — Позови-ка её сюда, — знойная султанша посмотрела на сестру, которая всё это время сидела с невозмутимым лицом.       Лютфи-паша откланялся госпожам и приказал одному из слуг за дверьми привести гречанку сюда. Сам же Паша, с позволения султанш, отправился наверх, в свои покои. Через какое-то время в залу зашла Элиф-хатун, которая скинула с себя дорожный плащ и предстала перед сестрами Султана в том кремовом платье с золотом, что было на ней в саду. Её волосы остались заплетены в небрежную косу с выбивающимися прядями. Гречанка подошла ближе к султаншам и присела в поклоне. Теперь лицо Хатидже-султан сочетало в себе какое-то сосредоточенное высокомерие по отношению к учтивой и робкой рабыне, роль которой была не понятна вдове. Она перевела взгляд на младшую сестру, ожидая, что та скажет. Но Шах-султан молчала, она лишь жестом указала на угол с музыкальными инструментами, где стояла арфа. Девушка покорно исполнила немой указ своей госпожи.       Хатидже со вздохом кивнула и устремила свой взгляд на рабыню. Элиф-хатун уже сидела подле музыкального инструмента и выжидающе смотрела на султанш. Когда Шах сделала соответствующий жест рукой, девушка принялась перебирать своими маленькими пальчиками струны арфы, которые легко поддавались ей и мгновенно заполнили зал приятной мелодией. В такт своих плавных щипковых движений пальцами, девушка то наклонялась вперёд, то отстранялась, слегка запрокидывая голову. В какой-то момент она прикрыла глаза и стала всё быстрее и быстрее перебирать пальчиками по струнам арфы, из-за чего они вынуждены были издавать низкие и неспокойные звуки. Казалось, что все те будоражащие душу гречанки чувства, которые бурлили в ней в тот самый момент, выходили наружу через нервное дребезжание струн музыкального инструмента. Дойдя до пика своих эмоций, девушка резким движением обеих рук быстро провела по всем струнам арфы и тут же отстранилась, уронив голову на грудь, что вздымалась, словно меха. Элиф посидела так с пару мгновений, а потом подняла взор на двух султанш, сидевших неподвижно на тахте. Шах-султан с ухмылкой посмотрела на Хатидже-султан, которая, будто вспомнив что-то важное и близкое к сердцу, поникла со вселенской тоской на лице. Её пальцы сжимали складки бархатного платья, а взгляд был устремлён в никуда. Шах-султан оценила состояние сестры искрящимися чёрными глазами и жестом отпустила Элиф-хатун. — Теперь ты понимаешь, что я намеренна сделать? — знойная султанша повернулась всем корпусом к Хатидже, которая не отводила взгляда от какой-то выбранной точки на стене. — Если даже мы, женщины, неравнодушны к столь чистой и робкой рабыне, то представь себе, что делается с мужчинами. — Надеюсь, что у тебя получится осуществить задуманное, — сухо бросила Хатидже, поднимаясь с тахты и покидая залу.       Султанша вышла в длинный мраморный коридор, с тускло мерцающим огнём от факелов. Женщина, шатаясь, пошла наверх, в свои покои. Хатидже зашла в тёмную комнату и села на тахту в углу, рядом с резным столом своего покойного мужа. Она сгорбилась и подперла голову кулачками рук, уставившись на один из ящиков стола. Лицо госпожи меняло свои выражения поминутно от удручающей тоски до какого-то меланхоличного воодушевления. Женщина поднялась с тахты и подошла к столу, нежно прикасаясь к его поверхности, словно эта мебель была живой. Хатидже грустно улыбнулась и крикнула одной из служанок, чтобы та привела к ней Элиф-хатун.

***

      Тем временем Элиф заперлась в своей комнате. Она потушила все свечи, кроме тех, что были у большого зеркала. Гречанка рухнула на неразобранную постель и уткнулась лицом в подушку, желая скрыть нахлынувшие чувства от мира. Нервными движениями пальцев девушка расплела небрежную косу, позволяя пышным кудрявым волосам закрыть её раскрасневшееся лицо. «Да что со мной такое! — кричала в глубине души Элиф, сжимая края подушки. — Я ведь всегда играла на арфе, но никогда ещё не бывало со мной такой нелепости. Это вздор, это всё неправильно». Но как бы гречанка не причитала, она не могла больше сдерживать тех слёз, что блестели в её полузакрытых карих очах. Плечи Элиф под россыпью каштановых волос судорожно задрожали. Она без единого звука плакала. Но это был не плач горя или радости, нет. Это было нечто иное. Такие слёзы вызывают негодование: «А почему я, собственно, плачу?». Но они нужны, иначе всё то напряжение, что скопилось на душе и сдавливает грудь, не даст спокойной жизни. Элиф всегда была очень тихой девушкой, неумело скрывавшей свои эмоции, но единственное, что она себе не позволяла, так это плакать. Если ей было необходимо высвободить комок в горле, то она играла на арфе, либо танцевала, но сейчас эта самая игра на арфе только усугубила её переживания. «Но почему я переживаю? — задумывалась Элиф в перерывах между потоками слёз. — Из-за той неопределённости, что возникла из-за стольких расхождений во мнениях разных людей? Ну, возможно, — девушка мысленно согласилась с собой, — ведь Шах-султан только-только взяла меня на службу, а на меня уже со всех сторон навалились и госпожа, и Паша Хазрет Лери, и Хюррем-султан, и этот проклятый Мерджан, и Рустем, — Элиф неосознанно поморщилась, вспоминая последних двух людей». Девушка пару раз всхлипнула, смахивая слёзы. После того, как в её сознании всплыл образ ехидно улыбающегося Рустема-паши, в её мыслях возникли искрящиеся серо-голубые глаза Великого Визиря. Лицо Элиф тут же приняло умиротворённо-мечтательный вид, на губах появилась очаровательная улыбка с маленькой ямочкой на щеке. Она прикрыла глаза, освобождая их от последних капель слёз, и вздохнула, вновь вспомнив как близко они с ним стояли в саду. «Ах, ещё бы одна секунда и мы, — но Элиф не позволила себе закончить эту фразу в мыслях. Она смущённо поморщила носик и засмеялась. — Какая же я глупая и наивная».       Вдруг, раздался стук в дверь, отвлёкший девушку от её мыслей. Она мигом вытерла остатки слёз рукавом платья, вскочила с постели и подбежала к дверям, попутно поправляя причёску и складки платья. Узнав от рабыни, что её хочет видеть Хатидже-султан, Элиф-хатун насторожилась, но без лишних вопросов проследовала за служанкой. Они поднялись на второй этаж и прошли в небольшую, но уютно обставленную комнату, в углу которой стояла султанша. Служанка, поклонившись, оставила девушку с госпожой наедине. Элиф присела в поклоне, которого не видела Хатидже, но он был обязателен по этикету. — Госпожа, вы хотели меня видеть, — робко спросила девушка, уставившись взором в спину сестры Султана. — Да, — вдова вздохнула и, громыхнув ящиком, из которого она что-то достала, повернулась к рабыне. — Ты очень чувственно играла на арфе, Элиф-хатун, — на эти слова девушка ответила легким кивком головы, означавшим её благодарность за столь лестный комплимент, — казалось, словно через струны ты передаёшь своё настроение. Это так чудесно, — Хатидже грустно улыбнулась и, после небольшой паузы, взяла со стола скрипку. — Эта скрипка принадлежала моему покойному мужу, Ибрагиму-паше. Когда мы были совсем молоды, он часто играл на ней на балконе, а я смотрела на него и завороженно слушала, — лицо султанши приняло тоскливо-мечтательный вид, а в глазах заблестели слёзы. — Пока Султан не отдал приказ о его казни, он учил меня играть ту мелодию, которую ему играла мама.       Хатидже одним движением упёрла скрипку в районе левой ключицы, придерживая её чуть склоненной и повёрнутой влево головой. Левой рукой она держала шейку грифа у порожка, а правой взяла смычок. Женщина прикрыла глаза и плавным движением руки провела смычком по всем четырём струнам музыкального инструмента. Хатидже полностью закрыла глаза, расправила сдвинутые брови и, глубоко вздохнув, стала плавно водить смычком по струнам, параллельно перебирая пальцами левой руки по грифу скрипки. Комнату наполнила меланхоличная мелодия, такая знакомая для вдовы Великого Визиря. Элиф замерла, зачарованно наблюдая за тем, как с каждым движением рук султанши её лицо принимало всё более воодушевлённый и мечтательный вид. Хатидже словно перерождалась на глазах, превращаясь из скорбящей вдовы в ту юную и романтичную госпожу, что с замиранием сердца ждала очередной вечер после нудного дня, когда она выбежит на балкон своих покоев и, устремив свой взгляд ввысь, будет наблюдать за Ибрагимом, что играет лично ей. Она наслаждалась музыкой, грезила, тосковала по нему, по тому Ибрагиму, что стоял там и украдкой смотрел на неё. А потом, рискуя собственными жизнями, они тайно встречались в саду, обменивались записками, он дарил ей броши, а она отвечала ему своими влюблёнными глазами, наполнявшимися слезами неописуемого счастья от этих встреч, от одной лишь возможности видеть друг друга, говорить друг с другом, держаться за руки. Как давно это было! Сколько им пришлось пережить под страхом смерти, и как же быстро угасла эта любовь, когда-то питавшая их сердца своей запретностью. Хатидже вспоминала всё это, пока её правая рука водила смычком по струнам скрипки. Иногда, под влиянием какой-то мысли, она сбивалась, но тут же возвращалась в ритм. Пару движений смычком и мелодия прекратилась. Хатидже пару мгновений стояла в том же положении, что и при игре, а потом, бережно положив скрипку в футляр, повернулась к Элиф. На лице госпожи, освещённом лишь тусклым светом от двух прикроватных свеч, виднелись длинные мерцающие полосы от слёз. — Ну как? — тихо спросила султанша, промачивая рукавом платья вспухшие глаза. — Госпожа, — горло Элиф сдавливали подступившие слёзы, но она не позволяла себе вновь заплакать, так ещё и перед сестрой султана, поэтому она глубоко вздохнула, успокаиваясь, — это непередаваемо прекрасно. Вы будто жили этой мелодией. Она много значит для вас. — Да, это так, — Хатидже повернулась к столу, на котором в открытом футляре лежала скрипка. Нежным прикосновением пальцев она провела по музыкальному инструменту. — Ибрагим играл не только эту мелодию, есть ещё несколько, которым он меня разучил, но эта была его любимая. Каждый раз, когда я начинаю играть, я будто переношусь в то далёкое время, в мою юность со всей той массой чувств, обуявших нас, — вдова вздохнула так, как это делают люди наполненные той скорбью, что делает их безразличными ко всему кроме того, по чему они скорбят. — Ты тоже играешь на арфе определённую мелодию. Что она означает? — Ах, госпожа, та, которую я играла сегодня, совершенно ничего не значит. Она просто была очень чувственная, — Элиф умалчивала о том, что с ней происходило под влиянием этой музыки. Но потом, словно чувствуя себя виноватой перед искренностью госпожи, она добавила, — но у меня есть пара мелодий, важных для меня. — Надеюсь, что однажды я их услышу и мы сыграем с тобой вместе, — Хатидже улыбнулась и закрыла футляр со скрипкой. Она подошла к тахте в углу и уселась на неё с уже иным видом. Теперь её лицо приняло сосредоточенный вид. — Элиф-хатун, я бы хотела тебя кое о чём предупредить, — гречанка на эти слова настроилась внимательно слушать. — Ты очаровательная, но очень наивная девушка. Будь осторожна с моей сестрой, Шах-султан, ведь даже я не знаю, что у неё в голове. Старайся исправно служить Династии Османов, не влезая в эти грязные гаремные игры, иначе твоими руками будут вершиться ужасные дела, — Элиф кивнула, но внутри неё что-то ёкнула, словно эти слова имели какое-то зерно неискренности, по сравнению с тем, что говорила султанша до этого. — А теперь можешь идти, не буду тебя больше задерживать.       Гречанка присела в глубоком поклоне и покинула покои султанши с каким-то сдавливающим грудь ощущением. Девушка окончательно запуталась в том мире, куда она попала, но сейчас ей было уже не до размышлений, ведь у неё было лишь одно желание — спать.