Пусть мама услышит

— Великая Мать. Гермиона на него не смотрит. Это даже по-своему радует, потому что каждый первый человек из трех магических учебных заведений последние дни считает своим долгом таращится на него. Благо, не лезут. А всего-то и надо было, что молчать и смотреть в одну точку. — В библиотеке сведений мало. Такое чувство, что кто-то поспешно вымарывал материалы. Потому что, вероятно, их однажды уже нашли и использовали. Может, до директора уже даже дошло, каким именно образом. — Фолиантов конкретно о Шаб-Нигуррат не осталось. Но везде, где говорится о Великих Древних, упоминается и она. Тянуть что-нибудь из него — неблагодарное дело. Поначалу Снейп пытался использовать легилеменцию. После того, что с ним случилось, повторять такой опыт не хочет никто. Гермиона как бы невзначай толкает ему пергамент локтем. Они с Роном свою тактику уже выработали: покидывают информацию по чуть-чуть и наблюдают за реакцией. Так и движутся, словно наощупь. Пока что, на удивление, бодрее и правильнее всех остальных. — Жаль, здесь нет описания. Оно и не нужно. Те, кто встречает Великих Древних обычно потом не способны не то что увиденное описать, а хотя бы связать слова в предложения. Один только безумный араб смог, но и его судьба тоже не сказка. — Дружище, это оно? Он приоткрывает рот. Медленно вздыхает и закрывает снова. Честно, он пытается. Хотя бы раз в несколько дней. Но ему настолько, настолько нечего говорить. — Нам придётся сходить в запретную секцию. Может, там что-то сохранилось. Он почти окликает их. Почти останавливает. А потом решает…зачем? Запрет — лучшая мотивация, ему ли, запертому в четырёх стенах почти десять лет, этого не знать? К тому же, больше информации в запретной секции быть не должно. Чего ему стоило вынести «Некрономикон» оттуда не хотелось даже вспоминать. Может, через день-два к нему придёт кто-то из педсостава с вопросами. Ничего, сами виноваты. Безопасность в школе и так хуже некуда, но надо же иметь хоть какие-то рамки! А даже если там есть что-то еще… По крайней мере, ему не придется обьяснять. В конце концов, разве сможет он когда-нибудь передать это словами? — Но…как ты думаешь, это была она? Здесь пишут, что они не приходят сами. Кто-то должен, ну, звать… Звать. Как будто существо возрастом несколько миллиардов лет является просто потому, что кому-то захотелось сжечь себе рассудок! Это, черт возьми, ритуал. Приглашение. Надо выбрать место, время. Жертву. Он уже догадывается, кто ей стал. Немного тревожит мысль о том, что будет, когда догадается Сириус. Гермиона берет его за руку и пытается заглянуть в глаза. Он смотрит исподлобья, сквозь чёлку — невольная мера предосторожности после Снейпа. Перспектива отправить в Мунго ещё кого-нибудь ему не улыбается. Гермиона собирается спросить, но Уизли опережает: — Ты не мог, ну знаешь, случайно призвать её? Гарри не выдерживает — он смеётся. Чуть приподнимает уголок губ, но это больше эмоций, чем он мог выдавить из себя за последние две недели. Даже Фадж с авторами не выжали из него ничего. А дементоры теперь обходят стороной. Это оказалось для них слишком, гм, непривычным. Может, горчит. Может, приторное до тошноты. А может — чистый яд, потому что иногда даже ненормальное не готово к чему-то более ненормальному. — Ну, знаешь… — Рон теряется, опуская голос до шепота. Кажется, этот проблеск его пугает и радует одновременно. — Она, вроде, ну… может помогать матерям. Веселье почему-то не уходит. Скорее приобретает более кричащий истеричный оттенок, и если бы не груз потрясения и давящего знания, он бы уже сгибался в приступе сводящего зубы хохота. Потому что… да. Может. Тётя Петуния любила слезливые мелодрамы, и чаще всего, если дядя отправляется спать раньше, сидела за ними час или полтора до сна. Но однажды, то ли обманувшись размытым описанием в газетной программе, то ли зацепившись за удачный кадр и безобидное личико Мии Фэрроу она села смотреть то, что на проверку оказалось крепким неразбавленным ужасом о материнстве, дьявольщине и принятии для во имя любви чего-то ужасного. А он, крохотное глупое дитя, тогда так и не понял, почему если ребёнок такой злой и страшный, Розмари не может просто отправить его в чулан. Может, режиссер тоже знал? В конце концов, где-то существовали культы Великих Древних, и если для кино их заменили на более понятного сатану, то все становилось гораздо, гораздо понятнее. И, вероятно, гораздо проще, зная, что где-то есть такие же как ты, принять и отдать себя чему-то чудовищному. На первом курсе Дамблдор сказал ему, что материнская любовь — это защита. Догадывался ли он тогда? Ведь почти наверняка четырнадцать лет назад она нашла тот самый «Некрономикон». И вместе с ним — решение, как превратить свою боль и терзания чюв защиту, перед которой падёт все, что хоть сколько-нибудь подобно человеческому. Судя по древним текстам, Шаб-Нигуррат всегда была чуть более благосклонна. И если попросить её со всем почтением, и с готовностью принять все, даже самое кощунственное, чудовищное и богомеркое, что она может даровать… Что же, главное — сохранить рассудок. И когда его собственный перестанет трещать и распозаться по швам от воспоминания о бесконечном множестве ярко-зеленых глаз, ононвинется с дарами в ближайшему святилище. И возлагодарит сполна.