No Paths Are Bound

Когда Се Лянь всё-таки возвращается домой, он не может заставить себя говорить ни с Фэн Синем, ни с родителями. Он с трудом может даже вынести их взгляды. Се Лянь не думал, что это возможно, но всё стало ещё хуже. Ему стало ещё хуже. Теперь ничего не может принести ему облегчения. У него не осталось ни единой спокойной, благостной минуты. Раньше, пока Хун-эр ещё не покинул его, юноша научил своего бога ценить прикосновения. Сколько любви и утешения дарили Се Ляню самые простые касания... Теперь же… Се Лянь учится их страшиться. Сначала он думает, что эта тварь просто… издевается. Стоит Се Ляню только перестать прятаться в своей комнате, устроиться в тени раскидистого дерева или на берегу ручья… как до него доносятся голоса родителей или Фэн Синя, и они приходят к нему, говорят слова утешения, обнимают… Иногда Се Лянь чувствует крепкую хватку друга на своем плече или ласковые материнские ладони на своем лице — и он сдаётся, подаётся навстречу… Только чтобы найти под своими пальцами маску. Каждый раз. Она смеётся вместе с ним. Плачет вместе с ним. Каждый раз Се Лянь начинает кричать. С каждым днём правда становится всё очевиднее: эта тварь не насмехается. Она медленно и методично загоняет его в ловушку, как раненого зверя. Подрывает его дух, ломает его изнутри, постепенно, по чуть-чуть. Пока мысль о выходе из дома не становится невыносимой, пока… Но даже здесь, в стенах дома, его преследует тревожный бессловесный шепот. Родители и Фэн Синь обсуждают его, когда думают, что он не слышит. Се Лянь чувствует их беспокойство. Время от времени он дрожащим от грусти голосом спрашивает Фэн Синя, верит ли тот ему. Не думает ли его друг, что изгнание окончательно лишило Се Ляня рассудка. Фэн Синь каждый раз отвечает, что верит, но Се Лянь всё равно боится. Однажды вечером, уже подходя к дому, Се Лянь слышит крики. Он мгновенно узнаёт эти злые голоса: Се Лянь был свидетелем подобных споров очень много раз. — Чего показаться вздумал, жить надоело?! Ярость в голосе Фэн Синя заставляет Се Ляня ненадолго замереть в дверном проёме. Когда он всё-таки проходит внутрь, держась за край стола, его пальцы находят кое-что… неожиданное. На столе лежат мешки с рисом. Мешков куда больше, чем они смогли бы купить на свои деньги, так откуда же?.. — А ты не начинай! От голоса Му Цина у Се Ляня холоднеют внутренности. Почему он здесь? — Засунь свое высокомерие куда подальше, я пытаюсь помочь! Фэн Синь скрещивает на груди руки и, заметив принца, встаёт чуть впереди Се Ляня так, заслоняя его собой. — С чего ты взял, что кому-то тут НУЖНА твоя помощь?! Се Лянь уже открывает рот чтобы вмешаться, поблагодарить Му Цина за рис и заставить его, наконец, уйти, но тут… — Как ты можешь так говорить после всего, через что он прошел?! После всего, что ему пришлось сделать?! — срывается Му Цин, и Се Лянь… О боги. Он чувствует, как недоумение заставляет Фэн Синя резко замолчать. — О чём ты, черт возьми, говоришь?! Се Лянь пытается. Он пытается вклиниться в их спор, остановить их раньше, чем Му Цин… — Му Цин, я… — Ты настолько упрям, что скорее позволишь ему торговать собой на улицах, чем примешь мою помощь?! Ты НАСТОЛЬКО меня ненавидишь?! Торговать собой. Фэн Синь замирает, и лицо Се Ляня искажает мучительный стыд. — Он… торговал… — обычно такой спокойный и собранный голос королевского телохранителя становится растерянным. Фэн Синь трясёт головой и выплёвывает сквозь стиснутые зубы: — Ты ЛЖЕШЬ! Му Цин переводит взгляд с Фэн Синя на Се Ляня и обратно, постепенно понимая… — Ты не… — Му Цин запинается, увидев промелькнувшую на лице Се Ляня боль. — Ты не сказал ему? Прежде чем Му Цин успевает сказать что-то ещё, Фэн Синь с силой толкает его в грудь. — ПОШЁЛ ВОН! — рявкает он. — ВЫМЕТАЙСЯ! — Я не… Я просто пытался… — но протесты замирают на губах Му Цина, когда он слышит голос Се Ляня. Тихий, размеренный. — Тебе лучше прислушаться к его словам, Му Цин. Глаза Му Цина, до этого удивлённо распахнутые, опасно щурятся. — Знаешь, я… — Му Цин качает головой. Се Лянь знает, всегда знал, что Му Цин, которому сделали больно, будет пытаться ударить побольнее в ответ. Се Лянь ожидал чего-то подобного, но всё равно оказался не готов. — Когда я узнал о смерти того парня, в которого ты был влюблён, я тебе посочувствовал, — шипит Му Цин, и всё в Се Ляне меняется. — А надо было радоваться, что он никогда не узнает, во что ты превратился! Се Лянь всегда знал, что обиженный Му Цин имел привычку бить в больное место. «Ты был влюблён в него?» Се Лянь видел подобное слишком много раз. Когда он потребовал от своего друга уйти, он ожидал, что Му Цин попробует уязвить его в ответ, но… «Я думаю… думаю, да» Он не ожидал, что это будет настолько больно. Се Лянь был готов к оскорблениям, они его почти не задевали. Он был готов к тому, что Му Цин начнёт высмеивать его чувства. Но это… это куда глубже. «Тот парень, в которого ты был влюблён» «Тот парень» Фэн Синь не говорит ни слова… а стены в доме тонкие. Се Лянь сомневается, что его родители не слышали. Когда-то он смог подарить Хун-эру кое-что очень важное. Он использовал веру мальчика чтобы убедить его кое в чём… Любить кого-то — это самое прекрасное, что может сделать человек. Не имеет значения, мужчина это или женщина. До самой смерти Хун-эр знал, что любовь не может быть чем-то постыдным. Это дар, которого у Се Ляня никогда не было. Он так и не смог принять ту свою часть, что никогда не хотела жену, ту часть, которая бы разочаровала его родителей. Се Лянь никогда не просил о многом. Он не ждал, что кто-то сможет принять его, не пытался разделить свою жизнь с мужчиной… Об этих его чаяниях никто не знал. Единственное, чего он всегда хотел, — сохранить это в тайне. Чтобы осуждение и презрение обошли его стороной. Он открылся Му Цину только потому, что тот уже знал. Он видел, какие взгляды Се Лянь бросал на Фэн Синя. Когда он промолчал с самого начала, когда продолжал молчать годы после, когда, в конечном итоге, задал тот самый вопрос… Се Лянь подумал (понадеялся), что его друг его принял. Пусть Му Цин находил всё это отвратительным, пусть он этого не понимал, но он его принял. Се Лянь ошибся. И теперь эта его часть выставлена на всеобщее обозрение. Уродливая, напуганная до ужаса… и беззащитная. Это… жестоко. Слишком жестоко. Настолько жестоко, что Му Цин, скорее всего, не хотел ранить его так глубоко. Что он не это имел в виду. В глубине души Се Лянь знает, что его друг вовсе не такой. Знал раньше. Тишина растягивается, и сначала никто не слышит голоса Се Ляня. Му Цин дрожит от нервного нетерпения, его глаза широко распахнуты, его лицо — маска сожаления, но он слишком упрям, чтобы отступить сейчас… Горло Фэн Синя будто набито ватой. — Что? Се Лянь повторяет, и они замирают от этого ровного, злого тона: — Какого чёрта, Му Цин. Никто из них никогда до этого не слышал, чтобы Се Лянь ругался. Они оба смотрят на него во все глаза. Тишина взрывается какофонией звуков. Се Лянь нашаривает на столе маленькую керамическую тарелочку. Надо отдать ему должное, даже без зрения он попадает этой тарелочкой Му Цину точно в голову. Она разбивается от столкновения. — УБИРАЙСЯ! — Я не… Всё, что попадается Се Ляню под руки, он тут же швыряет в Му Цина. — МНЕ НАПЛЕВАТЬ! — рычит он в приступе слепой ярости. — ПРОСТО УЙДИ! Се Лянь не понимает, что Му Цин ушёл, пока Фэн Синь не перехватывает его руку, прося прекратить. Се Лянь убирает в сторону яблоко, которое он собирался запустить, и опускает голову. Если бы Фэн Синь не держал его под локоть, Се Лянь опустился бы на колени: ноги его не держат. Больно. Се Лянь не говорит ни слова. Будь это обычная ссора, его родители давно бы спустились на крики. Но никого нет, и это является ответом само по себе. Они скорее всего не знают, что сказать. Может, вообще не хотят с ним разговаривать. Се Лянь понимает. В конечном итоге, они столь многое вложили в него, в его тренировки, в его храмы… Лишь для того, чтобы оно всё пошло прахом. Чтобы узнать, что Се Лянь столько лет от них скрывал. Даже когда он был богом, даже когда его гордость могла затмить Небеса, он хранил постыдный секрет. Когда Фэн Синь, наконец, открывает рот, его голос предельно осторожен; — Ваше Высочество… — Се Лянь сжимает зубы, сдерживая прокатившуюся по телу дрожь. — Что он имел в виду? О чём он говорил? Се Лянь… — Ваше Высочество! — кричит Фэн Синь ему вслед. …бросается бежать. Он правда больше не может этого выносить. Не может вынести ни минуты больше в этом доме, ни одного вопроса. Стены сжимаются вокруг него, а от плотного осуждения в воздухе становится нечем дышать. Они знают. И это знание ощущается как насилие. От всех этих мыслей ему хочется кричать. Призрачный огонь сначала следует за ним, спрашивает, что случилось. Се Лянь умоляет оставить его в покое. Если дух так хочет помочь, пусть лучше удостоверится, что в ближайшее время Се Ляня никто не побеспокоит. Дух не спорит. Дух оставляет Се Ляня одного. Се Лянь падает на колени на берегу ручья, у самой воды. Он умывается, погружая лицо в ледяную воду. Впервые за прошедшие годы даже повязки на глазах его душат, и он срывает их, отбрасывает в сторону. Его лицо остаётся ничем не прикрытым. Се Лянь судорожно хватает прохладный воздух, пытаясь успокоиться. Он тянется распустить высокий хвост, в который Фэн Синь утром забрал его волосы: слишком туго, он не может… не может этого выносить. В отчаянии он рвет ленту, которая стягивала волосы, и они свободно рассыпаются по спине. Пусть. Вода капает с его подбородка, пряди покороче прилипают ко лбу и щекам. Он дрожит и надеется, что холод успокоит его мысли, что станет понятно, что теперь делать. Се Лянь рассеянно думает, что зря отослал прочь маленького духа, он… Он всегда хорошо умел успокаивать Се Ляня. Се Лянь слышит шаги. Принц не может заставить себя встать, поэтому он пригибается ниже, надеясь, что его не заметят или решат обойти стороной. Что бы это ни было… кто бы это ни был, Се Лянь удивлён, что Призрачный огонь не смог его прогнать. Он уверен, что дух приложил все усилия. Но человек не уходит, а опускается на колени рядом с ним. Когда Се Лянь понимает, кто это, то от стыда опускает плечи и отводит взгляд. — Ваше Высочество… — тихо говорит Фэн Синь. Его голос наполнен какой-то непонятной, сложной эмоцией. Се Лянь слишком боится думать, что это может быть. — Тебе не следует убегать, не сказав ни слова. Се Лянь сухо сглатывает. Как бы ему хотелось, чтобы мнение Фэн Синя не было для него настолько важным. Как бы ему хотелось, чтобы сама идея того, что Фэн Синь в нём разочаруется, что он отвернётся от принца, не скручивала его внутренности ужасом. Се Лянь… Се Лянь всегда крайне высоко ценил Фэн Синя. — Я не хотел об этом говорить, — так же тихо отвечает Се Лянь охрипшим голосом. Фэн Синь молчит, и Се Лянь сам не знает, чего он хочет. Ему хочется снова остаться в одиночестве, ему хочется, чтобы Фэн Синь не уходил. — Ваше Высочество, — на этот раз голос Фэн Синя очень мягок. — Это правда? Се Лянь ниже опускает голову, прячет лицо за завесой тёмных волос. Его руки оставляют следы на мягком речном песке. — Да, — шепчет он, подрагивая. — Это правда. Как просто было говорить о храбрости кому-то другому. Улыбаться Хун-эру и убеждать его, что это не имеет значения. Что это ничего не меняет. Но, боги, насколько же это всё меняло. Если бы Се Лянь провел последние шесть месяцев своей жизни, оплакивая женщину, ему бы никогда не пришлось этого скрывать. Если бы он был рождён женщиной, разве потратил бы он столько времени впустую, не принимая своей любви? Он никогда бы не научился ненавидеть в себе всё, связанное с желанием. Разве желание сплелось бы для него со стыдом и страхом так плотно, что он никогда не смог испытывать одного без другого? — И как давно ты знал, что ты?.. Фэн Синь говорит так, будто слова даются ему с трудом. Ему противно? Он зол? Се Лянь не знает, смеяться ему или плакать. "О, даже не знаю, с тех пор, как ты впервые снял при мне рубашку?" Во многих вопросах Фэн Синь всегда дарил ему чувство безопасности. Но сейчас он — последний человек, с которым Се Лянь хотел бы об этом говорить. — Какое-то время, — бормочет Се Лянь, не желая указывать никаких точных сроков. Он… Он просто… — Ваше Высочество… Принц замирает, потому что Фэн Синь… В его голосе нет злости или разочарования. В нём грусть. И сама мысль об этом для Се Ляня невыносима. Почему та его часть, которая любила Хун-эра, должна приносить страдания его другу? — Ты должен был мне рассказать. Се Лянь сухо сглатывает и кивает. — Я знаю, — шепчет он. В конечном итоге, это было эгоистично: он позволял людям следовать за собой, жертвовать столь многим… ради образа человека, которого никогда не существовало. Ради кого-то, кто скрывал подобное всё это время. Фэн Синя, должно быть, сильно это задело. Его принц лгал ему. Теперь он уйдёт, он… Жесткие подушечки пальцев касаются лица Се Ляня. Это мягкое касание. Фэн Синь не умеет быть мягким ни с кем, кроме Се Ляня. На среднем и указательном пальцах мозоли плотнее, чем на остальных: след от тетивы. Эти пальцы отводят ему за ухо прядь волос. Медленно. Нежно. Се Лянь ломается. Он сгибается пополам от подступающих рыданий, упираясь головой в колени. Из его груди вырывается долгий, наполненный болью всхлип. Он так напуган, и он хочет, чтобы Фэн Синь остался, сказал ему, что всё в порядке, что он его не ненавидит. Что Се Лянь вовсе не так ужасен, каким он чувствует себя изнутри. — Я боялся… — Се Лянь льнёт к рукам Фэн Синя. — Я так боялся, Фэн Синь, я.. Эти руки притягивают его в объятия, и это самая естественная вещь в мире. Се Лянь прячет голову у Фэн Синя на груди. В этих руках Се Ляню так просто выплакать всю душу, обнять в ответ, вцепиться руками в ткань на его спине и никогда не отпускать. — Не нужно бояться, — шепчет Фэн Синь. Его щека прижимается к щеке Се Ляня, пока он укачивает принца в своих объятиях. — Пока я рядом, тебе ничего не грозит. Се Лянь всхлипывает, уставившись невидящим взглядом в окружающую его темноту. Когда они были младше, Фэн Синь часто повторял эту фразу. Даже в самом юном возрасте принца преследовали кошмары. Он бежал в спальню к своим родителям и мог заснуть снова, только забравшись между ними. С возрастом он начал этого стесняться, он думал, что стал для такого слишком взрослым. Но просить Фэн Синя переночевать с ним в одной комнате было не так стыдно. Фэн Синь устраивался на полу возле его кровати, и они до поздней ночи шептались о всяких монстрах, которых непременно сразят на следующей ночной охоте. Когда Се Лянь подскакивал среди ночи с колотящимся сердцем, Фэн Синь всегда оказывался рядом. Он сжимал его ладонь в темноте и шептал: «Не нужно бояться, Ваше Высочество». Се Лянь крепче вцепляется в Фэн Синя, стараясь успокоить своё дыхание. «Пока я рядом, с тобой ничего не случится» — Прости… — шепчет Се Лянь нетвёрдым голосом. — Прости, что не доверял тебе… хотя должен был. Фэн Синь отвечает не сразу. Он пропускает между пальцами волосы Се Ляня, и это чем-то похоже на методичные движения Хун-эра, когда тот устраивался расчесывать Се Ляню волосы. Этого достаточно, чтобы Се Лянь расслабился, прикрыв глаза. Затем эти пальцы возвращаются к его лицу. Большим пальцем Фэн Синь проводит у него под глазом, оглаживает его скулу. — Я не помню, когда последний раз видел твои глаза, — признает он. Се Лянь замирает, тяжело сглатывая. Он прячет обе свои канги, но именно эта давит тяжелее всего. Тот же темный переплетающийся узор на бледной коже… И бесцветные радужки. Слепой, расфокусированный взгляд. Рука Фэн Синя на его лице почти незаметно подталкивает его поднять голову. Се Лянь хочет спрятаться. Подушечка пальца касается его нижнего века, прямо под ресницами. — У тебя всегда были красивые глаза, — тихо сознаётся Фэн Синь. Се Лянь замирает. Он не знает, как на это реагировать. — Что… — бормочет Се Лянь, пытаясь понять, отчего Фэн Синь заговорил об этом. — Фэн Синь, я… Он слышит движение, и мгновением позже его рот накрывают горячие губы. Сначала Се Лянь не понимает, что происходит. Это… что… Губы осторожно двигаются, мягко уговаривая его расслабиться и ответить, и Се Лянь понимает. Это поцелуй. Если не брать в расчёт тот случай с Призрачным огнём, это его единственный поцелуй. И Се Лянь… Его дрожащие пальцы сжимаются на рубашке Фэн Синя. Он хочет плакать. Потому что это не одно и то же. Он чувствовал волну ослепительного счастья, обрушившуюся на него вместе с осознанием, что его близкий человек от него не отрёкся. Он был рад, что ему не придётся снова быть одному. Но этого он не хотел. Се Лянь хотел побыть рядом со своим другом, хотел почувствовать себя в безопасности. Хотел, чтобы кто-то сказал ему, что всё в порядке. Он не… Слёзы катятся по его щекам, не переставая. Он не хотел этого. Красота. Боги, как же Се Лянь научился ненавидеть тот факт, что люди когда-то считали его красивым. Понимание приходит постепенно, утаскивает его куда-то вниз. Для него принятие всегда было таким. Набор условий. Люди принимали его… на каких-то условиях. Они хотели что-то взамен. И после всего, что Фэн Синь для него сделал… Это не такая уж большая цена. Если это его условие… имеет ли Се Лянь право сказать ему «нет»? Когда Фэн Синь напрягается рядом с ним, Се Лянь понимает, что не отвечал слишком долго. Что Фэн Синь должен был догадаться… И, если он догадался, значит ли это… Что теперь Фэн Синь тоже уйдёт? Фэн Синь начинает отстраняться, и в приступе слепого отчаяния, из страха остаться в одиночестве Се Лянь тянется за ним, пытаясь ответить на поцелуй. Получается неловко. Се Лянь тяжело дышит и цепляется слабыми пальцами за плечи Фэн Синя. Этого достаточно, так ведь? Пальцы Фэн Синя зарываются ему в волосы, притягивают его ближе, и слёзы начинают катиться ещё быстрее. Теперь всё в порядке? Это… (Это больно) После этого между ними больше не будет долгов. Какая смешная плата за возможность больше не быть одному… (Это больно. Больно) Фэн Синь прикусывает его губу, и Се Лянь дергается от неожиданности. Ему на щеки капает что-то, оставляет мокрые дорожки. Фэн Синь плачет. Се Лянь отпускает плечи своего друга и берет в ладони его лицо. Оно мокрое от слёз, и это странно: Фэн Синь никогда не любил показывать свои эмоции. Но Се Лянь замечает кое-что ещё. Фэн Синь смеётся. И в этот момент Се Лянь вспоминает кое-что с пугающей ясностью. Фэн Синь никогда бы не причинил ему боль. Никогда. Он не такой. А это… Губы улыбаются, руки в волосах притягивают Се Ляня ближе, без колебаний забирая желаемое. Это больно. (Это больно, больно, больно) Ладони Се Ляня соскальзывают с лица Фэн Синя, упираются ему в грудь и резко толкают. Поцелуй разрывается. Се Лянь, подрагивая и тяжело дыша, снова тянется кончиками пальцев наверх, к лицу… Он знает, что он там найдет, даже раньше, чем... Его пальцы касаются холодной поверхности маски. Се Лянь только крепко зажмурился. Он больше не дрожит ни от страха, ни от стыда. В какой-то момент ты привыкаешь к чувству так полно, что оно для тебя больше ничего не значит. Се Лянь живет, думает, дышит постоянным страхом. Страх его больше не парализует. Гнев… это что-то новое. Ярость клокочет и мечется внутри него, как дикий зверь со своим собственным разумом, пока бог не бросается вперед, со всей силы впечатывая в землю фигуру в маске. Эта тварь… ему позволяет. Се Лянь прижимает эту тварь к речному берегу и бьет её снова и снова, изо всех сил, пока у него не лопаются костяшки, пока кровь не заливает его кулаки. Тварь позволяет ему и это. — УЙДИ! — Се Лянь срывается на крик. Были времена, когда Се Ляня считали самым опасным воином своего поколения. Он был грациозен, он превратил битву в искусство. В том, что происходит сейчас, нет ни намёка на грацию. Это примитивный, животный инстинкт. Его ногти впиваются в каждый сантиметр неприкрытой кожи, до которого он может дотянуться. Он хватает эту тварь за голову и бьёт об землю, пока земля не начинает дрожать, пока под ними не раскалывается камень. Се Лянь рычит: — ПРОСТО УЙДИ! Под его напором по маске начинают ползти трещины. Се Ляня трясёт. Его руки стальной хваткой сдавливают горло этой твари. Он отчаянно хочет, чтобы это не было настолько бесполезным. Чтобы оно могло закончиться вот так. Чтобы всё, наконец, завершилось. — Я никогда тебя не оставлю, Ваше Высочество, — легко говорит бедствие, в его голосе приторная издёвка. Он копирует интонации Хун-эра. От этой невозможной жестокости Се Лянь сухо всхлипывает. — ТЫ УЖЕ ЗАБРАЛ ЕГО! — плачет Се Лянь, встряхивая этого монстра как тряпичную куклу. — Что ещё тебе нужно?! ЧТО ЕЩЁ ТЫ МОЖЕШЬ СДЕЛАТЬ?! Безликий Бай не поднимает своего голоса, нет. — Ты всё ещё не знаешь, что произошло в ту ночь, не так ли? Он говорит спокойно, обманчиво мягко, будто бы Се Лянь не сдавливает его горло изо всех сил. — Хочешь, я покажу тебе, Дянься? Се Лянь чувствует, как под его пальцами ломается трахея, как сминается шея этой твари. Он раздавил ей горло, но она продолжает смеяться. Мгновением позже Се Лянь остается один. Исчезает тело под ним, шея под его ладонями, исчезает смех. Се Лянь один в речной грязи… и он кричит. Постепенно возвращаются звуки. Он не заметил, когда перестал их слышать. Вода в ручье снова начинает течь. Солнце постепенно садится за горизонт. Собираются облака, будто бы надвигающийся шторм. Что-то холодное врезается ему в грудь, но он не реагирует. — Дянься… — шепчет дух, и по одному этому шепоту Се Лянь понимает… Он видел. Дух не говорит ничего больше, только снова и снова шепчет его имя. Но он видел. Что Се Лянь позволил этой твари сотворить с собой. Чему он позволил случиться из-за собственного страха и отчаяния. Какой же он жалкий. Се Лянь медленно поднимается на ноги. Он покачивается: ноги его не держат. Он не хочет возвращаться в дом. Ему больше некуда пойти. В этот раз на вдохе принц улавливает в воздухе знакомое ощущение: отчетливый отпечаток духовной энергии. Демонической энергии. Глаза Се Ляня удивлённо распахиваются, потом сужаются. Эта тварь оставила ему след. Когда Се Лянь начинает идти по нему, Призрачный огонь упирается ему в грудь изо всех сил. — Дянься, — отчаянно шепчет дух. — Не ходи туда. Се Лянь отпихивает огонёк в сторону, его плечи дрожат от гнева. Эта тварь больше ничего не может с ним сделать. У него не осталось ничего, что она ещё может забрать. Се Ляню безразлично, чего эта тварь хочет. Безразлично, что она решит сделать. Решит ли она убить его, или унизить, или обмануть. Эта тварь охотится на него, как на животное, и Се Лянь просто хочет, чтобы всё закончилось. Чем дальше он идёт, тем сильнее становится демоническая Ци. Он не знает, сколько миль он прошел, но начинается шторм. Дождь льет крупными каплями, и Се Лянь мгновенно промокает до самых костей. По дороге к ним подтягивается больше Призрачных огней. Се Лянь не знает, откуда они берутся. Он их не звал. Они преграждают ему путь. — Прочь, — бормочет он, расталкивая их. Пробираться через лес сложно и без них. Они формируют вокруг него темную процессию, в наступившей темноте озаряя призрачным светом его осунувшееся, исхудавшее лицо. — ПРОЧЬ! К щеке Се Ляня прижимается что-то холодное, и снова знакомый голос шепчет: — Прошу, не ходи туда. Се Лянь легко выхватывает из воздуха Призрачный огонь. По своему обыкновению, дух спокойно колышется на его ладони, даже не пытаясь сбежать, и Се Лянь шипит: — Если вы не уберётесь с моего пути, я вас развею, — его невидящие глаза по очереди задерживаются на каждом духе. — Всех вас! Призрачные огни бросаются врассыпную… кроме одного. Пальцы Се Ляня всё ещё сжаты неплотно, дух легко мог бы выбраться, если бы захотел. — Уходи, — шепчет Се Лянь. — Просто уходи. — Никогда. Дыхание у Се Ляня сбивчивое, неровное. — Даже если… если бы я собирался развеять тебя?! Ты бы всё равно остался?! — Даже тогда, — без малейших колебаний отвечает Призрачный огонь. — Если таково решение Вашего Высочества, этот слуга с радостью примет его. Се Ляня передёргивает. — А тот дорогой тебе человек, который всё ещё остался в этом мире? — спрашивает Се Лянь, отпуская духа. — Или ты про него уже забыл? Призрачный огонь продержался в подлунном мире столько времени ради своей возлюбленной, и после этого он готов позволить Се Ляню развеять себя?! Просто так?! — Я никогда о нём не забуду. Этот ответ настолько прост, что он сводит Се Ляня с ума. — Тогда как ты можешь позволить мне себя развеять?! Почему?! — Я навеки ваш самый преданный верующий, — мгновение спустя шепчет дух. Се Лянь стискивает зубы, в горле встаёт комок. — Нет! Он отталкивает духа и тянется к мешочку с прахом у себя на шее. Тьма ночного леса окружает его со всех сторон. — Ты не он! — выкрикивает Се Лянь. — Я спрашивал тебя столько раз, и ты — не он! Хун-эр упокоился с миром. Се Лянь испробовал всё чтобы его найти, он звал его столько раз… Если бы Хун-эр его слышал, он бы откликнулся на зов. Как бы Се Лянь ни привязался к маленькому духу, сколько бы доброты Призрачный огонь ни подарил ему… Се Лянь не готов поверить кому-то снова. Только не так. Это… слишком больно. Се Лянь пробирается через лес, и Призрачный огонь повторяет, на этот раз громче, отчаяннее: — Я навеки ваш самый преданный верующий! Се Лянь только качает головой, следуя за сильным демоническим запахом. Это не он. Просто… нет. — Это не ты, — бормочет он вслух. — Это не ты! — Дянься, — умоляет дух. — Поверь мне! Се Лянь не плачет, даже если ему хочется. — Я не верю тебе. Он больше никому не верит. В конечном итоге след выводит его к храму. Ступени у него стоптаны множеством ног и местами поросли мхом, но Се Лянь узнаёт его практически сразу. Это его собственный храм. Обветшалый и заброшенный, но такая знакомая табличка с названием ещё уцелела. Демоническая Ци наполняет храм до краёв. Се Лянь знает, что это место рассчитано специально на него. Что эта тварь хотела привести его сюда. Это ловушка. Об этом Се Лянь знает тоже. Но эта тварь найдёт его, даже если он бросится бежать. Она обманет его снова. И снова. И снова. Так пусть это случится сейчас, пока Се Лянь знает, что она идёт. Се Лянь садится на ступени храма и принимается ждать.