Райское наслаждение

Эх, Покитару… Прекрасное тропическое местечко, чтобы подышать свежим воздухом, кушать местные деликатесы, или просто забыть о работе или о городской суете. Местные только и зарабатывают на туристах, решивших посетить целое множество курортов, чуть ли не обдирая их до нитки. Но сегодня одна любовная парочка решила отдохнуть на одном из немногих необитаемых островов – там, где они точно будут только вдвоём, и смогут наконец-то побыть вместе. По-настоящему. И их даже искать, в случае чего, не станут. Все на звездолёте "Феникс" чем-то да заняты: одни спят, другие – бездельничают, а третьи – синхронно маршируют по всему кораблю, пока сам корабль летит на автопилоте. Вернее, зависает на орбите соседней планеты. Похоже, лишь Кланк заметил как "пропажу" Рэтчета и Саши, так и отсутствия личного истребителя первого в ангаре. Глядя на пустующее парковочное место, он, отпустив лёгкий смешок, говорит: — В следующий раз точно обыграю тебя в шахматы.

***

А вот и сам необитаемый островочек. Тропические леса, одинокие местные пальмы с плодами, и песочный пляж, где и находится госпожа Саша: полностью голенькая, разбросавшая свою одежду неподалёку от корабля Рэтчета. Стоя на месте, она наблюдает за неспешно качающимися волнами моря, наслаждаясь местным свежим воздухом, глубоко его вдыхая; песком под ножками, и лёгеньким бризом, обдувающий её стройное пушистое тело, с ног до головы. Поэтому и разделась догола, так чувствует себя свободной от невидимых "оков" её родной "атмосферы", и родного дела, где у всех политиков языки острее жала, а характер и желания дурнее… гнилых яиц. Шум моря, прыгающий, словно попрыгунчик, пуффоид около звездолёта; крики местной фауны в лесу, ищущих еды, или своего партнёра – ко всему она старательно прислушивается. Никакой цивилизации, нигде не видно машин, или зданий – "тишина", которую довольно давно хотела. Нет, она слышит тихие шаги медленно идущего к ней Рэтчета. Точно он, а не какой-нибудь хищник. Шаги утихли мгновенно, его руки уже огибают аппетитную талию, и слабо притягивали к себе. Но Саша даже не думала постесняться. Напротив, она только и рада его видеть. Вернее, чувствовать… — Знаешь, такое ощущение… стало тише и спокойнее, — рассказывает она, повернув свою голову, чтобы смогла его разглядеть краем глаза. — Папа часто возил меня сюда, на эту планету – на самые роскошные курорты, но… чувствовала, что для меня это немного не то. — Считай, это как пикник на природе, — добавляет Рэтчет, а после, в порыве любви, целует свою возлюбленную в довольно тонкую шею, подойдя к ней почти вплотную. Его рука потихоньку спускается к её гениталиям. — Только мы вдвоём. Правда, еду придётся самому добывать… — Люблю пикники, сколько себя помню. Особенно такие, как этот: лишь мы одни, наедине с природой – подальше от цивилизации. — Никогда бы не подумал, что ты так любишь природу, — слегка удивляется Рэтчет. — Хотя ты прекрасно разбираешься в политике и в технологиях. — Такая вот я чудная. Хе-хе! Она разворачивается к нему лицом, осматривая Рэтчета с головы до пят – он только в трусах и перчатках. На удивление, его мех ярок и пушист, и не пахнущий горелым – ни намёка на хоть какие-то ранения, несмотря на все его опасные приключения. А за ним лежит ею же разложенный пляжный коврик: огромный и мягонький – идеально для совместного отдыха, а на нём красуется, словно кубок, смазка, которую она и забыла в набедренной сумке… И вот, приложив обе ладони к его вискам, она закрывает свои голубые глазки, наклоняется, и нежно чмокает своего любимого и единственного ломбакса в его чуть влажный носик, и с идеальной улыбкой смотрит очаровательным взглядом на него. Прямо в глаза. Но из её уст что-то так и хочет вырваться, а всё не выходит: то ли слова не те, то ли лёгкая стеснительность берёт своё. Всего мгновение они так неподвижно стоят в таком положении. Ничего не происходит. Не-ет, оба уже не в силах, и не желают больше тянуть песчаную акулу за плавник. Оба хотят друг друга. Сию минуту. Их уже ничто не остановит… Сашины губы лишь сперва еле касаются его губ. Тот, чуть наклонившись вперёд, жадно зажимает её губы, эти прекрасные губы своими, касаясь её остреньких зубов; и наоборот – и так по очереди, наклонив головы в противоположные направления. Он берёт одной рукой её шейку, легонько массируя пальцами, с удовольствием слушая её усилившиеся стоны, а второй, что на талии – буквально над основанием её львиного хвостика, прижимает к себе, стараясь укрыть от внешнего мира. Она его, ни чья больше, и точка. Это страстное мгновение столь долгое и прекрасное, что ощущения точно им врежутся в память до конца их лет, пусть такое у них происходит… не совсем в первый раз. И никаких языков – работают только их нежные губки, и их глаза закрыты. — Я люблю тебя, Рэтчет! — её голос был тих, но дрожащ, как только они на мгновение прервали чмоки-чмоки. Ей уже не терпится познакомиться с его уже стоячим членом, которым трётся тот об неё, из которого уже вытекает предэякулят, если судить по маленькому пятнышку на трусах. — Давай, я… я вся твоя. "Даже так… хорошо," – думает про себя уже возбуждённый ломбакс, да берёт инициативу в свои руки, никак не желая останавливаться на одних лишь чмоках-чмоках, и любовных фразочках. Парочка уже отчётливо чувствует что-то наподобие "зова". Он встаёт сзади неё, до последнего не отпуская с её щеки руку; предварительно сняв перчатки, и выкинув их куда-то… и даёт её покусать за указательный пальчик. Словно рыбку на червя поймал. Нет даже страха, что после таких "ласк", на месте пальца ничего не останется: Саша-то девочка аккуратная, такое вряд ли произойдёт… Она восхитительна, богиня… её небольшая, но мягкая и сочная грудь, которую так и хочется размять, поласкать, щипнуть за огрубевший сосочек. Это и бережно и размеренно делает Рэтчет второй рукой с неисчерпаемыми упорством и желанием, не переставая её целовать, или же слегка покусывать плечо, скрыв глаза под веками, и радостно представляя, как она оседлает его дружка, и он её не отпустит, пока все щели не будет залиты белой субстанцией. А пульсирующий по его воле член, скрытый под трусами, полностью зажат её аппетитными округлыми ягодицами, и им же так же прекрасно чувствует тепло от неё, как и остальным телом. Стоны не заставляют его ждать, и они сильнее, чем прежде: — М-м-м, Рэтчет… — выдавила она, чувствуя что вот-вот задохнётся от возбуждения. — А-ха! Дождавшись её затишья, его рука ползёт дальше… вернее, спускается ещё ниже… По её мягонькому стройному животику, терпя как она своим кончиком хвоста щекочет его спину, вертясь то туда, то сюда, словно сумасшедший маятник; с успехом и триумфом добравшись к её мокрой возбуждённой киске, чья влага начала растекаться по всем гениталиям, и на песок. Её набухшие губки… её киска… она такая гладкая и ровная… Пара его наглых пальчиков уже вовсю работают, проходя вдоль половых губ, меж них. Извиваясь, они активно массируют её драгоценный комочек нервов, всё ускоряясь. Его пальцы… они так хороши. Она уже без ума от этого, из неё течёт, как из ведра – вся мокренькая. От неё веет… веет сексом. Ей ни к чему уже такие "экзекуции" извивающимися пальцами внутри – она желает почувствовать его член внутри себя. Взглянув на пальцы, которые уже все в её прозрачном соке, они понимают – пора. Саша вырывается из его тёплых объятий. Ну, Рэтчет и не стремился держать её как можно крепче. Обогнув полкруга вокруг него, смотря ему в глаза, она берёт того за руку, заманчиво идёт к коврику, радостно виляя хвостом в предвкушении. Какая выверенная походка! Какие бёдра! Какая талия! Её хвост для него словно гипнотизирующие часы, заставляющие беспрекословно следовать за ней, погружая его в экстаз. "Боже! Как приятно это всё осознавать: это никакой не сон, который оборвётся на самом интересном месте – это реально, даже не верится в это…" – примерно таковы текущие мимолётно мысли у обоих голубков, хищно хотя друг друга. Она устраивается поудобнее, в самом центре коврика: ложится на спину, и задирает ноги вверх, к солнцу. Неторопливо, ухватившись за бёдра, словно специально дразня его, Саша раздвигает в стороны свои ноги, оголяя ему, и только ему свои аппетитные дырочки, которые так и просят её дорогого ломбакса, разорвавшего свои трусы за ненадобностью, в них впиться сразу. Они розовы и идеально чисты – сильно выделяются на фоне её светлого генитального меха. Всё это время парочка не сводила с глаз друг друга, до этого момента. Ощущение, как что-то сдавливает горло, подступает к ним обоим – Рэтчету в особенности. Но её взгляд… пронзительный, умиляющий взгляд с лёгкой улыбкой, который так и говорит ему: "Ну же, Рэтчет, я знаю, ты же хочешь этого – давай!" Хорошо. Ведь, не просто же так сюда они здесь, чтоб воздух сотрясать, верно? Прозрачная, маслянистая смазка капает с пузырька на его оголённый напряжённый член, а второй рукой Рэтчет усердно дрочит его, размазывая жидкость по всему длинному органу, да так, чтоб наверняка, чтоб уж точно не было дискомфорта, исключить неловкие ситуации. Как и полагал он, её зубки даже кожу не прокусили, зато следы остались, и они заметны. Специально это делается перед ней, давая ей ещё сильнее возбудиться, и заодно похвастаться размером. А он-то и вправду немаленький… Эмоции и страсть у парочки всё накаляются. Намерения Рэтчета, как и взор, и член, падают на её вагину – эту ровную, пухленькую, влажную киску. По ней всей: от клитора, до входа внутрь – головкой члена он проходит вверх-вниз, вдоль половых губ, меж них; повторяя это раз за разом, слегка упираясь им в неё, будто её также поддразнивает. Приложив голову к земле, она тихо постанывает с закрытыми глазами его имя – это доходит до его ушей, побуждая продолжить… на ещё чуть-чуть… Однако церемониться дальше уже нельзя, и не имеет смысла. Только туда. В неё. Вглубь, по самые яйца. В эту сладкую щель… И ей тоже уже не терпится. Оба этого хотят. Либо сейчас, либо никогда. И вот, не выдержав всего напора чувств и любви, словно тянущего вниз, он, наконец, входит в неё. До конца, до упора в яйца. Это произошло за мгновение. Это было восхитительно. Это было незабываемо. Словами не передать. Хочется растечься на месте, словно желе. — Да! Ох... м-м-м... — Её последующий характерный крик, походящий на стон, лишь радует его уши, и даёт понять: можно… нет, даже нужно продолжать, под пение лесных "певцов"... Горячая, влажная плоть обхватывает и обжимает его член со всех сторон. Он уже потихоньку "теряет" рассудок от перевозбуждения, от ощущений… Как бы не кончить преждевременно? Рэтчет начал двигаться, дав перед этим приготовиться ей к новой волне ощущений, да и самому тоже. Неспешно, плавно, всё набирая темп, почти как паровоз. Чувство сжимания в горле по-прежнему здесь, но потихоньку затухает… Его рука проходит по светлому животику казарки, гладя её. Их тела горят от возбуждения, от нескончаемого удовольствия. Она поджимает его своими руками к себе, обхватив спину ногами, как можно ближе, к себе, к груди, чтобы чувствовать его тепло, чтоб можно было целовать своего суженного. — Прошу, не прекращай!.. Даже... Ох! Не вздумай! — Из её уст это звучало, словно умоляющий приказ. Рэтчет не подведёт: он клянётся. Саша чувствует, как он движется внутри неё, проникает всё сильнее, да глубже, в темпе, приятному ей, и ему тоже – уже в матку стучится. Её губы встречаются с лбом Рэтчета, перед тем, как успели взглянуть друг к другу в глаза. Цепкая хватка ног, что держали его, ослабевает с каждым его движением, с каждым её стоном. Но нет… Рэтчету по нраву и такое положение – почти вплотную к её тёплым, сочным, трясущимся сиськам, на меху одной из которых даже остался едва заметный след от его прикосновений. В каждое движение, в каждый поцелуй в грудь он вкладывает все эмоции, всю любовь, и все чувства, что копились с самой первой их встречи, на "Фениксе". И каждый раз это награждается тем, как она нежным, почти ангельском голоском простанывает его имя, перекрикивая любых зверушек, и птичек, что таятся в глубинке леса. Вообще, и сам Рэтчет постанывает от текущего, словно водопад, удовольствия, но он не преследует цель перекрикивать её, да и вряд ли бы у него получилось. — Рэ-этчет… — протянула Саша, искусав свою губу. Тот глядит на её хищно смотрящие в его сторону глазки, и остренькие зубы, слегка подняв взгляд. Но как будто всего этого было ей мало, в порыве страстей, он берёт в рот один из её розовых, грубых сосков. Нет, не ту грудь, что мял до этого мгновения – другую. К этому времени, чувство комка в горле уже почти отступило, спустя… да неизвестно, сколько это уже длится. Затем он так же впился в другой сосок, слегка покусывая и оттягивая его, оставив в покое тот – и так по очереди, массируя её шею, не забывая о члене внутри неё, а он проникает ещё глубже. Их хвосты бьются, куда попало: о коврик, или же о спину Рэтчета. Коготки на руках Саши, что впились туда же, медленно, но не сильно царапают его. Такое ему даже по нраву… не продолжить это будет преступлением против галактики. Всё сопровождается стонами, которые ну уж точно бы услышали, не будь парочка одна на пляже. Они словно в агонии, особенно Саша: чувствуют себя кусками масла, тающие на медленном огне, ставшие единым целым. Они все в мурашках. Жар внутри них изводил каждую клетку их тел, душил. Но они даже не думают останавливаться. Это чувство… этот пожар… страсть. Довёл её Рэтчет, почти что до пика, экстаза, как и себя тоже. У неё лишь мысли об этом: о пошлом, грязном, но таком приятном. Ни о чём другом больше она не в состоянии думать, глядя на ясное, бесконечное небо – только это. — Взгляни на меня, — всё-таки прерывается Рэтчет от ласк ртом, оставив после себя на месте сосков едва видимые засосы. Он чуть подтягивает её за шею, к себе. Та слушается беспрекословно, словно рабыня. Их взгляды снова встречаются, а после – их губы. Смесь её природной смазки, и той, чем облил свой член Рэтчет, медленно стекла вниз, на коврик, обмакивая всё, что окажется на пути; став маленькими лужицами, а после – мокрыми пятнышками. Он хватает её за бедра, раздвигая ноги, приподняв её таз вверх – не только ради удобства их обоих, но и показать ей, кто здесь истинный доминант. Член уже давно внутри её матки, оба ясно понимали: кульминация близка. Его рука путается в тёмных волосах, а хвосты их обоих плетутся меж собой произвольно, пытаясь сделать хоть какую-то фигуру. "Всё так… превосходно, идеально!" – единственные их мысли, которые можно разобрать. Они смотрят друг другу в глаза, не останавливаясь, жадно поглощая ртом воздух. Уже чувствуют близость оргазма – совсем близко. Она уже в предвкушении. Он вот-вот кончит. "Всё туда, в неё!" – мысли в голове у Рэтчета мчатся скоротечно. И вот, собравшись с силами, он толкается вперёд, в неё, в последний раз, до упора, запрокинув голову и уши назад. Его стон резко переходит на рычание вперемешку с криком. Такой громкий, что, похоже, её перекричал. А пульсирующий член, из которого захлестала его семя, заполняет до краёв её матку горячей жидкостью. Как же прекрасно чувствовать это, и наблюдать, как её глаза закатываются, понимая что этим он взорвал ей сознание. Всё то напряжение, что неторопливо копилось, исчезло почти мгновенно, оставив после себя приятное... нет, шикарное послечувствие. Он видит, как та с закрытыми глазами тяжело вздыхает, пытаясь отдышаться. — Ты восхитительна, Саша, — тихо шепчет он ей, коснувшись её щёчки, после его короткого, почти мимолётного поцелуя в губы. Отпустив её, Рэтчет ложится на бок, почти на край коврика, желая тоже "выдохнуть". Весь "компот" из влитой внутрь спермы, и смазок, начал вытекать из неё, как только вытащил оттуда свой член.. Можно даже учуять лёгкий запашок всего этого. Он не перестаёт думать о ней, о только что произошедшем, прищурившись от солнца, что греет почти прозрачное море перед ним, гадая какой бардак творится в её голове… Проходит всего пару минут наблюдения за волнами и солнцем, и некоторых раздумий, прислушиваясь разве что к самим волнам. Только собирался Рэтчет развернуться к Саше, дабы проверить, как она там – а её рука уже огибает его худощавую грудь, прижимая к себе, вплотную к ней, словно он – огромная плюшевая игрушка. А после этого, словно с целью добить, она ласкает его за ухом своими губами, помогая языком. Плохо ли это? Её прикосновения… её тело… её дыхание… так тёпло и мягко – это потрясающе, а не плохо. А вот неожиданно? Весьма, и даже немного ему не по себе, но чего жаловаться-то? Кончиком своего хвоста, походящего на кончик кисточки, та щекочет носик Рэтчета, уже закрывшего свои глаза – не просто забавы ради... — Давай, сердечко сделаем? — предлагает Саша, укусив его ухо – уже подставляет свой хвост в нужное положение, перед лицом того. Однако у них получилось, по виду... ну, похоже на сердечко, но скорее походит на нечто другое. — Крендель? Голодная, что ли? — отшучивается Рэтчет. Она не выдержала сей напор смеха. Так они и ушли в сон: прямо здесь, на коврике, на песчаном пляже. Перед ними открывается прекрасный вид качающегося моря – только оно и ничего больше не видно на горизонте. Саша сразу заснула, а Рэтчет, слушая стуки их сердец, перед тем, как самому погрузиться в волшебный мир сновидений, следом за ней, прокручивает в своей голове всё произошедшее, думая, как же это было великолепно: её аппетитные формы, походка... Ох, а как же она стонала, какой же нежной она была – нет, он ошибался – она лучше богини. — Сладких тебе снов! — прошептал тот напоследок, устроившись поудобнее.

***

Проходит всего несколько часов. Саша сладко спит, ушко редко подёргивается, как и остальное тело из-за сновидений; пока запах жареного на костре мяса таки не добирается до её носика, побуждая проснуться. Она нисколько не понимает, что происходит, но паниковать не спешит. Рэтчета нет на прежнем месте – перед ней лишь её одежда, и покрасневшее солнце, уходящее за горизонт, уступая место тёмной прохладной ночи, где главенствует местная луна. Разве что слышно сзади, как потрёскивает костёр, совсем рядом. — Проснулась, львица ты моя, — Рэтчет сразу замечает её движение. Их было не спутать со спонтанными дёрганьями во сне. — Как себя чувствуешь? Она поворачивается к источнику звука всем телом. Вот и он – у костра сидит, жарит что-то, уже одетый в свой боевой костюм, но на нём нет перчаток. В стороне от него лежит чья-то разделанная туша, словно на показ специально выставлено. А голые руки самого милого ломбакса, вместо золотистого цвета его меха, окрашены в кроваво-красный. И на лице пару пятнышек такого же цвета, словно это прыщи. — А-а-а… что произошло? — при виде данной картины, она приходит в лёгкий ужас. — А! Это? — отсмеивается Рэтчет, глядя на то месиво, рядом с ним. Саша его внимательно слушает, параллельно одеваясь. — Один пуффоид, что кружил вокруг моего корабля, стал нашим ужином, за покушение на тебя. — Ты его ключом распотрошил? — Нет, — Рэтчет пристально смотрит на насаженное мясо над костром. — Короче, ты спала очень крепко, поэтому не слышала… всё это. Садись ко мне. Мяско уже почти готово. Ей-то только низ осталось одеть. Перед тем, как взять свои трусики, она ощупывает свою киску, сунув туда пальцы – похоже, всё уже вытекло, ещё тогда... Одевшись уже полностью – до конца, та подсаживается к нему, как он и предлагал, положив свою голову ему на плечо, дополнительно согреваясь как от него, так и от костра тоже. Только сейчас она замечает две тарелки, сплетённые из листьев его же руками. И даже стаканы с водой. Но назойливый запах крови, который только и бьёт ей в нос – как минимум, той, что на Рэтчете, не даёт покоя. — Может, э-э-э, умоешься? — спрашивает она. В её голосе слышны нотки неловкости. — А мясо уже готово? Как думаешь? — тот переводит свой взгляд на неё. — Да. Сам же сказал, не так ли? — Ну, да... — соглашается Рэтчет. Тот неспешно встаёт на ноги, после глядит на свою возлюбленную, и дальше выдаёт: — Тогда накладывай на эти... недотарелки. Ты же будешь есть это? Этот вопрос заставил Сашу призадуматься: с одной стороны, никогда так не питалась – ей всегда подносили еду на блюдечке, зачастую – даже что-нибудь экзотическое. Как никак, она дочь Президента Соланы. Но... хотя бы для приличия стоит разделить с ним этот импровизированный ужин. К тому же, выглядит достаточно вкусно... Саша быстро ему кивает, и тот идёт к морю, дабы, наконец, привести себя в порядок. Она с хихиканьем представляет, как тот придёт с мокрым лицом и руками – как будет походить на мокрую крысу...