Коленки

— Я самый настоящий идиот, — Гриффин моргает, пряча слезы злости и боли. — Как всегда все испортил. Прости меня, Билли. На полу валяются арендованные ролики, нужно будет их обязательно вернуть завтра, но сейчас на это просто плевать. — Гриффин, ну ты что такое говоришь, все падают пока учатся, ничего ты не испортил, — Билли нервно смотрит на его до крови содранные коленки, теперь выглядывающие из дыр на джинсах. — Надо было защиту брать, это я не додумался. Или там и кататься. Пойдем, сядешь? Очень больно? — Но ты защиту не носишь, никогда тебя в этих тупых наколенниках не видел. — Гриффин падает на диван, игнорируя вопрос о «больном». Больно ужасно. Дорога домой казалась бесконечной. Он шмыгает носом и добавляет: — Роллердром этот ненавижу. Куча людей и особенно знакомых лиц, от которых меня и так весь учебный год тошнило. Только с тобой хотелось побыть. Билли вздыхает и говорит лишь: — Я сейчас. Возьму кое-что. Гриффин не переспрашивает, ему уже все равно. Только больно и обидно на самого себя. Так глупо убиться в самом начале каникул, чтобы хромать до самой осени. Это не должно быть что-то серьезное, но это точно не просто царапины, не могут они так болеть. Он едва не подскакивает, когда раненой кожи касается что-то ледяное. — Ай, Билли, что это? — Не знаю, — честно отвечает Шоултер. — Оно было в твоем холодильнике, похоже на спаржу, но в этом цветном пакете трудно точно увидеть. Конечно, лучше было прикладывать холод сразу, но портативный холодильник с собой не взяли. Гриффин невесело улыбается. Коленки чувствуются чужими и замороженными, но он знает, что это ненадолго. Билли продолжает где-то рыться, он уже достаточно часто бывал в доме Стэггов и знает, где здесь местное подобие аптечки. Он возвращается с бинтом, перекисью и какой-то мазью и садится рядом. Гриффин выглядит таким подавленным, что Билл не выдерживает: — Гриф, слушай, я не ношу наколенники только потому, что научился и сейчас не падаю, хотя это ну… тоже может произойти. На самом деле, всем лучше их носить и мне тоже. Извини. — Ты ни в чем не виноват, ради бога, — отмахивается Гриффин, глупая спаржа уже начинает таять и течет ему на джинсы. — Я бы все равно упал, может, не так больно, но все же. Просто я слишком рассеянный и неуклюжий, пора бы с этим уже смириться, а не искать виноватых. — Не знаю, что ты там себе напридумывал, но… — Билли сжимает его руку, — ты прекрасен, прекрасен, и эти чертовы ролики или какие-то другие спортивные штуки, если они тебе не нравятся, ты не должен ими заниматься, только потому что я занимаюсь. Мы найдем что поделать еще. — Я действительно хотел… — Гриффин наконец выжимает из себя: — тоже быть крутым. Рядом с тобой. Не нелюдимым фриком, а кем-то нормальным. А еще... я не могу перестать думать, что если я не буду с тобой вместе в каких-то увлечениях, ты найдешь себе новую компанию для этого, и с одной стороны я буду рад за тебя, а с другой… буду чувствовать себя лишним. Как всегда. — он сжимает уже рассыпчатую спаржу в пакете. — Ну все, вечер откровений закончен. Запихни это овощное недоразумение обратно в холодильник, пожалуйста. Шоултер забирает у него несчастную спаржу, но просто кладет ее куда-то поближе на стол, — натекет лужа, но это неважно. — Гриффи, мой хороший, я не хочу, чтобы ты ломал себя ради меня только потому, что мы встречаемся. — Билли прижимает его к себе, Гриффин смущенно укладывает голову ему на плечо. Разбитые коленки все еще требуют внимания, но сейчас есть несколько более важные вещи. Билли целует его в висок и продолжает: — я полюбил тебя каким ты являешься, удивительным, талантливым, лучшим в мире. К черту нормальность, какую-то шаблонную крутизну, серьезно, и… даже не думай, что через какие-то мои новые увлечения мы будем отдаляться, хорошо? Не все обязательно делать вместе. — Хорошо. — у Гриффина стоит ком в горле и говорить действительно трудно, но он очень старается не разреветься прямо сейчас. — Давай я помогу тебе с этим, и пойдем наверх валяться? — Билли отлипает от него, и указывает на изуродованные коленки. Гриффин замирает и краснеет: — Спасибо, но я сам могу. — Конечно, можешь, — вздыхает Билли. — Я ведь не об этом. Просто… — теперь уже краснеет он, — я хочу о тебе позаботиться. Можно? Гриффин кивает, но продолжает смущаться. Это его собственный глупый прокол, при чем здесь забота? Билли не дает ему застрять в самокопании, уточняет: — Только штаны надо снять. — Это самое романтичное, что я когда либо слышал, — Гриффин смеется, совершенно красный, но вылезает из джинсов, бросая их на стул рядом. Оставшись в рубашке, белье и пестрых носках, он чувствует себя одновременно глуповато и в полной безопасности. — Давай сюда, — Билли садится рядом, так чтобы Гриффин мог закинуть ноги ему на колени. — Бедный. Билли начинает осторожно промывать раны, Гриффин прищуривает глаза — не может на это смотреть. Ему одновременно больно, стыдно, приятно, хочется убежать и хочется сидеть так вечно. Пора себе позволить, наконец, не стрематься каждого нового проявления близости, а наслаждаться этим. Билли иногда даже обижался из-за лишней закрепощенности Стэгга. Наверное, ему все еще трудно поверить. И это не вина Билли, просто Гриффин слишком привык быть наедине с собственными мыслями, тонуть в них до самого дна. Он резко открывает глаза, когда чувствует осторожный поцелуй в колено. Билли улыбается ему: — Говорят, так будет меньше болеть. И целует еще. Гриффину кажется, что он сейчас превратится в теплое жидкое желе. — Надо все-таки забинтовать, — Шоултер извиняется, разворачивая бинт. — Гриффи, все хорошо? Ты очень красный. Стэгг не выдерживает и смеется. — Наверное, уже не так и жалею, что упал. Билли закатывает глаза. — Совсем не обязательное падать, чтобы я поцеловал тебя в коленку, окей? — Буду знать, — Гриффин тянется к нему и крепко обнимает. — Мне так с тобой повезло. — Ого, непривычно слышать это от тебя, — усмехается Билли — Но мне с тобой тоже. — Ты самый-самый лучший, Билли, — Гриффин смеётся ему в шею и зарывается носом в русые волосы. — Я серьезно. До сих пор иногда не верю, что это правда, а не очередной сон. — Это правда. Никуда я не денусь, — Билли поворачивает голову и встречается с ним губами в поцелуе. — Привыкай. Гриффин привыкнет. Ведь к хорошему быстро привыкают. Коленки уже забинтованы и действительно болят меньше. Наверное, о поцелуях говорят правду.