Шаг навстречу

      Она нашла их. Нашла.       Исключительно случайно, будто само провидение взяло ситуацию в свои руки. «Врата», вибрируя, разносили по мышцам волны колючей боли. Обложка, выделанная из крепкой, местами потёртой кожи, шевелилась, как шевелятся в объедках личинки мух. От страниц, пожелтевших с краю, шёл отчётливый запах мертвечины, а на закладках, некогда ярких, отпечатались подозрительные тёмные пятна. На вид — давнишние, но на ощупь… Липкие и холодные, как свернувшаяся кровь.       Гермиона, привалившись к шкафу, силилась унять дрожь в теле. Имя «Иоганн» удерживало взгляд и будто бы нашёптывало… Открой. Прочти. Почувствуй. Твоё величие близко — вот, зажато между ладонями, источает неведомую тебе мощь. Распахни. Взгляни. Поддайся! Ты как никто заслуживаешь знаний. Втайне жаждешь могущества. Всё это рядом, вот здесь… Мудрость веков доступна тебе. Ты хочешь этого, разве нет?..       — Кингсли… — позвоночник свело, и Гермиона выгнулась. Уничтожить… Спасти… Избавиться… Отдаться…       Сила артефакта ломала кости и рвала сухожилия. Амулет опалял грудь и грозился лопнуть от перенапряжения. Бруствер! Мерзавец. А если бы она не написала Дэвиду?       «Ты бы умерла, — оскалилось подсознание. — Он даже не позаботился о том, чтобы ты оставалась в безопасности. Разве ты не хочешь отомстить?»       — Нет, — она сжала дневник. Указательный палец огладил страницы, играючи поддев край. — Нет!       «Врата» отлетели в сторону и стукнулись о стеллаж. Злость и желание испарились в мгновение, и Гермиона в ужасе уставилась на полку, откуда вытащила книгу. Потайной шкафчик встретил её темнотой и покрытыми плесенью стенками.       Она не могла объяснить, что привело её сегодня в библиотеку. Судьба? Магия? Неважно. Но вот он — порог зала. Вот она прошлась по знакомому маршруту. Вот свернула в проход, который раньше не замечала, и вскрикнула, когда камень молниеносно нагрелся и прижёг ключицы. Она даже вознамерилась сорвать его с шеи, но вовремя опомнилась, услышав шелест книг.       Нетерпеливыми движениями Грейнджер перебрала шкафы, держа палочку наготове. Пусто. Но амулет горел, и горел как никогда сильно, поэтому она освободила несколько полок, пытаясь найти зацепки. Руны, царапины, потёртости — хоть что-то!.. Их не было. Вне себя от разочарования, Гермиона начала возвращать книги обратно и не сдержалась, впихнув фолианты с такой силой, что они ударились о стенку. Послышался щелчок. Возможно, она и не обратила бы на него внимания, если бы с другой стороны шкафа что-то не надавило на книги. Содержимое полки высыпалось к её ногам, открывая доступ к пыльному тайнику. В нос ударил невыносимый гнилостный аромат.       Там-то и лежал, не тронутый разложением, необходимый ей предмет.       Гермиона поморщилась и уткнулась в колени, чтобы сбить мерзость артефакта, въевшуюся в ноздри. Дневник пожирал всё, к чему прикасался. Даже находясь на расстоянии в несколько футов, он завлекал, а амулет мигал светофором: жёлтый, оранжевый, красный… жёлтый, оранжевый, красный… Ладони необъяснимо жгло, пальцы деревенели. Всё её естество тянулось к «Вратам смерти», сгорая от желания.       «Возьми. Прочти. Ты близко…»       — Нет!       Она нашла их до смешного просто. Четыре месяца расхаживала по библиотеке, а всё для чего? Чтобы отыскать магловский механизм по глупому недоразумению?       — …Кингсли. Надо отнести тебя Кингсли.       Дневник затрепетал от её намерения, и Гермиона потянулась к нему, но остановилась. Завела руку назад, выуживая волшебную палочку… Влияние магии стремительно усилилось, боль пронзила висок. Тварь боялась её и старалась подчинить её волю быстрее, чем Гермиона посмела бы обратить её в пепел. Опасность артефакта не преувеличивали.       — Сальвио гексиа.       Отвод от порчи не избавил от пагубного воздействия, но вырвал девушку из лап безумия. Она вернула фолиант на полку, терпя дикий зуд в ладонях.       Двери библиотеки распахнулись и Полли окликликнула её:       — Мисс! Мисс, хозяин ждёт Вас! Ваш поезд отправляется совсем скоро!..

***

      — Ты сегодня тихая.       За двадцать лет поместье Стоурхед ни капли не изменилось. Воспоминания Нарциссы не исказили ни вдохновляющий вид, ни погоду — они словно погрузились в Омут, а не приехали в парк лично, чтобы насладиться спокойствием. Драко, не без помощи разместившись на пледе, сидел у пышущего жаром пламени и охотно расставлял еду. Он отличался самостоятельностью, хоть и родился в семье, где подобное не принято, и Гермиона улыбалась, глядя на его попытки расположить фрукты по фэншую. Но мыслями она находилась далеко. Дальше, чем Драко, дальше, чем их свидание.       Ощущение, что она поддалась чарам Фауста, не покидало. Головная боль не проходила, как и озноб, периодически сотрясающий тело. Хотелось дышать… Но свежий воздух не помогал.       — Я не очень хорошо себя чувствую.       — Н-да? — Драко отвлёкся от винограда и, подержав ладонь над огнём, прижал к её лбу. — Может, позвать Полли?       — Мы только что её отпустили.       Приехать сюда было идеей Малфоя. Он, несмотря на бессонную ночь и напряжение в конечностях, настаивал на прогулке. Эдгар помог им добраться и вернулся в поместье с помощью портключа. Полли взяла на себя роль служанки и то появлялась, то исчезала, притаскивая необходимые, по её мнению, вещи. В остальном Драко и Гермиона готовили «стол» на свой вкус. Готовил, вернее, Драко: Гермиона конкретно обленилась, что он уже успел высмеять, и впитывала в себя пейзаж.       — Каждый раз, когда мы что-то планируем, всё идёт через одно место. Сначала ты решила сесть мне на шею, теперь заболела. Что дальше? Метель?       — А тебе не нравится?       — Что именно?       — То, что я решила сесть тебе на шею.       Малфой ожидаемо ухмыльнулся.       — О нет, я в восторге. Надеюсь, когда-нибудь это случится и в реальности.       Гермиона хмыкнула и отвернулась, не желая поощрять его шуточки. Вот же белобрысый кобель.       — Хорошо здесь, — резюмировала она спустя пару минут молчания. — Нет людей. Светло и тепло. Не хочу уезжать.       — Мы только приехали.       Она бросила на Драко мимолётный взгляд. Он безмятежно перекладывал ягоды на тарелку, попутно следя за бутербродами, что шипели на сковороде. Как же невыносимо он ей нравился. И как же неприятно ей заводить этот разговор.       — Я понимаю, но нам так или иначе придётся возвращаться. Вообще, — она рывком повернулась, чуть не задев чашку с чаем, — я устала. Прости, что вываливаю на тебя это вот так, но я устала, — голос наполнился слезливыми нотками, и Гермиона списала это на пережитый стресс, хотя в глубине души осознавала, что слова копились в ней долго. — Мы оба притворяемся, что всё в порядке. Но уже декабрь, Драко. Декабрь! Я не хочу делать вид, что меня это не беспокоит. Ты начал кашлять кровью. Ты почти не спишь. У тебя стеклянный взгляд, и я вижу, как порой ты замираешь, переживая боль. Да, сейчас ты выпил зелье, но… как, как ты можешь оставаться таким спокойным?       Малфой переменился в лице: его губы сжались точь-в-точь как у матери.       — Тебе обязательно начинать этот разговор сейчас?       — А когда? — горько выдохнула Гермиона. — Я просто…       — «Просто» что? — кисло осведомился Драко. — Гермиона, мы уехали из мэнора, чтобы отдохнуть. Мерлин, не превращайся в мою мать.       — Но она права…       — В чём? В том, что ты мне не пара? — цыкнув и смяв салфетку, он бросил её в огонь. — Сколько раз мне нужно повторять, что я не тупой и осознаю все свои действия? Что я умею сопоставлять факты? Я не стал умственно отсталым — так какого хрена я слышу от всех только одно? Блейз, Пэнси, Нарцисса, ты. Скоро что, домовые эльфы начнут приходить ко мне с упрёками? Чего вы от меня хотите?       Она промолчала: как ему объяснить то, что она чувствует, и при этом утаить часть правды? Драко расценил отсутствие ответа как капитуляцию.       — Послушай. Я не знаю, как продвигаются дела у отца: Нарцисса ни о чём мне не рассказывает. И я смирился. Не понимаю, чего вы от меня ожидаете. Что, все люди реагируют одинаково? Есть какой-то шаблон? Как я, по-твоему, должен себя вести? Рыдать, крушить мебель? Это было. Прошло. Сейчас я хочу провести время с девушкой, которую имею честь трогать, — он фыркнул, и в этом мелькнуло злое веселье. — Или ты чувствуешь вину? Тебе противно, когда я тебя обнимаю, и ты так меня отшиваешь?       — Чего?       — Ну а что? Мы постоянно вместе. Я, как ты выразилась, кашляю кровью. Плюс скоро я отправлюсь к праотцам… Нелегко, наверное, целоваться с без пяти минут покойничком.       — Драко, заткнись.       — Ничего себе реакция, — он поднял брови в притворном удивлении. В глазах же бушевала гроза. — Это почему? Правда глаза колет?       — Нет! Потому что это откровенная чушь! — Гермиона вспыхнула и дёрнулась, таки вывернув чай на плед. — О таком я вообще не думаю! Просто мне страшно, что это может закончиться. Что всё, чем мы сейчас живём, обесценится. Ты хоть думал, что со мной случится, если тебя не станет?.. — она, осмыслив собственные слова, тряхнула головой. Нет, невозможно. — Этого не будет. Всё, хватит. На этом тема закрыта.       — Относись к этому проще. Я не любовь всей твоей жизни.       — Ты идиот? — не то вопрос, не то восклицание. — Тема закрыта. Ещё раз скажешь что-то подобное — полетишь в озеро. И вот там тебя точно никто спасать не будет.       Гермиона демонстративно полезла за палочкой, чтобы избавиться от, чёрт возьми, проклятого мокрого пятна, а, может, и сжечь всё вокруг, как Драко опередил её и произнёс заклинание. Гневно наблюдая, как плед высыхает, и варясь в неловкости, девушка не осмелилась взглянуть на Малфоя, иначе бы встретила его взгляд. Внимательный, с тлеющей злобой и безграничной нежностью. Он смотрел на неё так, словно не мог наглядеться, и едва сдерживался, чтобы не схватить её и прижать к себе.       Возможно, это послужило причиной, почему он заговорил о Ней.       — Сьюзен относилась ко мне так же, — выдал он таким тоном, будто ничего не произошло, и заменил бутерброды кусочками бекона. Гермиона обратилась к памяти: Сьюзен. Кто такая Сьюзен? — Она была моей сиделкой. Прожила в мэноре два месяца. Тебе, очевидно, о ней не рассказывали: у нас с ней… были отношения.       Сьюзен. Вот о ком говорил когда-то Эдгар. Девушка, что дала надежду, но отобрала её.       — Хорошо. И?       Вообще-то Гермиона не особо хотела вспоминать о своих или чужих бывших. Тем не менее она внимала каждой фразе. Для чего он, засранец, решил поболтать о Сьюзен?       — Если сравнивать, — продолжил «засранец» с усмешкой, — то это нельзя назвать отношениями. Так, пустые обещания и редкие объятия. Ревнуешь? — поинтересовался он, уловив, что целительница закатила глаза.       — Нет. Что дальше?       — Я тебе душу раскрываю.       — А я пытаюсь понять, что делает в нашем свидании Сьюзен.       Малфой перевернул бекон и, освободив руки, пощекотал колено Гермионы. Она не отреагировала. Тогда он положил ладонь на её ногу, смело сжимая. Его способность остывать после конфликтов поражала.       — Она божилась, что я стал для неё кем-то, — проигнорировав холодность (разумеется, показную), Драко погладил девичью голень. — Говорила, что я по-прежнему красив, не кривилась, когда видела моё тело. Знала бы ты, как я радовался! На тот момент от меня уже ушло несколько целителей. Но Сьюзи была не такая. Она бы меня не бросила. Так я думал. Поверил, что выживу. Свидания планировал. Однако, стоило болезни усилиться, как она отдалилась. А знаешь почему? Я стал больше потеть, меньше мыться. Посмел блевать, потому что желудок ослабел! Оттого появилась агрессия, замкнутость. А её любовь… исчезла. Пуф! — он сымитировал жест взрыва. — И её нет. Я до сих пор не могу понять почему. Мой внешний вид стал ей противен? Или характер не понравился? Она не захотела разбираться с проблемами или в её жизни что-то случилось?       Он настолько углубился в гложущие его мысли, что не обратил внимания на стрельнувшее масло. А Гермиона спохватилась, палочкой отправляя сковородку в полёт, и взялась за руку Малфоя, на костяшке которой появились красные пятна.       — И вот смотрю я на тебя, — она подняла лицо, а он дотронулся большим пальцем до её бровей. — Смотрю и думаю, на сколько тебя хватит. Сколько ещё ты продержишься, прежде чем поймёшь, что тратишь время зря. Это ведь бесполезно.       — Драко.       — Бесполезно, не отрицай. Неспроста ты сказала: «Уже декабрь, Драко!», — он улыбнулся, светло и печально. — Вы со Сьюзен похожи. Обе целеустремлённые и острые на язык. Но ты лучше. И я благодарен тебе за то, что ты меня терпишь.       — Я начинаю злиться, прекращай.       — Почему?       — Потому что это выглядит как прощание! — она выпрямилась, и волосы, дурацкие вездесущие кудри, полезли в лицо. — Похоже, что я готова с тобой прощаться? К чему эти «ты лучше, я благодарен»? Почему ты не мог замять тему?!       Зуд в мышцах напомнил ощущения, приносимые дневником. Гермиона собралась вскочить на ноги, пройтись, чтобы ненароком не сбросить сковородку на светлую голову, но Малфой дёрнул её на себя и сжал в объятиях. Ему было неудобно: неработающие ноги во многом сковывали. Но он крепко удерживал её на месте, прижимаясь губами к щеке.       — Теперь мы квиты.       — Квиты? Квиты?!       Грейнджер затрепыхалась: она ударит его, ударит!       — Вот и попортили друг другу настроение. Разве не прекрасно?       — Господи, да лучше бы ты оставался заносчивой сволочью! Я бы знала, что с тобой делать!       Она как-то упустила момент, когда сковородка опустилась обратно, посуда сдвинулась на траву, а сама Гермиона оказалась на Драко, целуя его с такой охотой, что у случайного прохожего отвалилась бы челюсть. Тишина, окутавшая Стоурхед, усиливала звуки, сопровождающие поцелуи. Свитер приземлился где-то в сторонке (хвала согревающим чарам!), губы столкнулись с незащищённой кожей. Горячо и честно, без подростковой неловкости и неудобной страсти. Касания-касания-касания, неровное дыхание, стоны, тонущие в бесчисленных поцелуях, взгляды. И всё — для них одних.       Возвращалась пара глубоким вечером. Гермиона, с недавних пор ночующая в спальне Драко, напросилась на сон в своей комнате. Малфой воспринял это с подозрением, но новый поцелуй усмирил его воображение. И к счастью: вряд ли в ту ночь Драко сумел бы заснуть даже с зельями. Ведь Гермионе впервые за четыре месяца снились кошмары.

***

      Всё шло своим чередом. Декабрь подбирался к долгожданной кульминации — Рождеству. Холодных дней становилось всё больше — в поместье чаще разгорались камины и пахло дымом. Эльфы покинули улицы и обосновались в доме, вычищая его до блеска. Звучали разговоры о праздничном меню. За полторы недели! Полторы! Гермиона удивлялась: её сил не хватало на ожидание рождественского чуда. Она всецело посвятила себя Драко: они гуляли, вместе повторяли заклинания, готовили зелья и проходили смешные тесты из магловских журналов. Пару раз с разрешения мистера Берроуза окунались в Омут памяти, переживая каникулярные недели в Хогвартсе. Оба не возвращались к теме смерти и игнорировали участившиеся приступы. Слепцы.       «Это не кровь. Его не трясёт. Он будет жить».       «У него температура. Проклятие не растёт. Всё хорошо».       «Не зацикливайся. Как он просит. Всё в порядке».       Никто, даже портреты, не обсуждал суть их взаимоотношений.       Дэвид, хоть и оставался в курсе событий: прожив без малого век, волей-неволей учишься зреть в корень — оставался в блаженном неведении о «Вратах». Гермиона боялась: в силу возраста наставник мог не справиться с воздействием магии. Вместо этого она наметила день, когда посетит Министерство и выскажет Кингсли всё накопленное. И, возможно, приправит благодарность каким-нибудь сглазом.       Пробуждение двадцатого декабря выдалось… приятным. Беззащитное выражение лица Драко, его чуть подрагивающие ресницы, приоткрытые губы — всё это вызвало в Гермионе трепет, и она уткнулась в подушку с блаженной улыбкой. Вставать не хотелось. Её подмывало прижаться к парню, уткнуться носом в тёплую шею и не шевелиться… Но она сбросила одеяло, выступая в прохладу спальни, и на цыпочках выбралась из комнаты.       Душ, стандартное «что надеть», в голове — рецепт отвара и смутные тревожные мысли. Гермиона посмотрела на время и велела себе поторопиться, но странный шум на первом этаже задержал её у лестницы. Она различила голоса: те множились, обретая силу. Вскоре в гостевой, где располагался входной камин, собрался целый отряд мужчин. Ручка дверей повернулась — Гермиона вытянула шею, чтобы разглядеть гостей. И обомлела.       — Живее! У нас нет времени на расшаркивания.       Светлые длинные волосы, осанка, повелительные движения — Люциус Малфой, не успев вернуться домой, уже раздавал приказы. Гермиона задохнулась, отступила назад и…       Побежала.       Она не думала — просто бежала, пока не очутилась в библиотеке. Вторая секция. Пролёт с треугольниками. Поворот. Амулет загорелся через футболку, но погас, стоило Грейнджер подлететь к нужному стеллажу и найти механизм. Отсутствие свечения не смутило её: разум охватил страх, пожирающий всякое подобие скрытности, — поэтому она грубо поддела ногтями дощечку и дёрнула её. Пусто. Почему здесь пусто?!       Люциус… Неужели Люциус узнал… Или Нарцисса? Что…       Послышался шорох. Спина врезалась в шкаф. Книги зашуршали, и эхо их недовольства разнеслось по библиотеке. Эдгар — опять! опять Эдгар! — загородил собой проход, единственный путь к отступлению, и Гермиону натурально затрясло. Палочка осталась в ванной — она беспомощна, слаба и поймана с поличным.       — Эдгар?..       — Я догадываюсь, что Вы ищите, мисс.       Спрятанная за спиной рука явила прямоугольник, завёрнутый в плотную чёрную ткань. Требовательный шёпот врезался в голову. Сомнений нет: Эдгар держал дневник Фауста.       — Опасную игру Вы затеяли, Гермиона. Вас попросило Министерство?       — Не понимаю, о чём Вы.       — Не стоит, — дворецкий улыбнулся уголками губ. — Поверьте, в мэноре нет ни одного человека, кто знал бы больше, чем я. И сейчас Вам нужно ответить честно.       В те секунды, что Гермиона прикидывала варианты развития событий, она успела пожалеть о каждом своём решении. О том, что отказалась от мантии-невидимки, потому что Гарри заподозрил бы её в чём-то. О том, что так беспечно отнеслась к должности Эдгара после их беседы в ноябре. О том, что вообще согласилась на эту авантюру, не послав Бруствера куда подальше. Её неосторожность привела её к этой встрече. Лишь её.       — Вы заходили ко мне в комнату, да? — озвучила она догадку. — Читали мой блокнот?       — Пару раз — исключительно ради Драко. И всё же, Гермиона. Зачем Вам этот дневник?       Она напряглась и сжала челюсть. Ответила уклончиво:       — Он опасен. Его следует уничтожить.       — Насколько опасен?       — Вы не можете не ощущать его влияния. Даже если Вы потеряли способности, Ваш разум всё ещё открыт. Это, — она кивнула на книгу, — прямая дорога в могилу. Он уже погубил много людей. Задумайтесь, что произойдёт, если дневник попадёт не в те руки. Я не доверяю Люциусу. Не доверяю его алчности и себялюбию. А Вы?       Эдгар промолчал, задумавшись над её словами, и отложил артефакт на полку. Гермиона отметила его действия и продолжила:       — Я почувствовала, насколько эта книга сильна, и предприняла меры, чтобы её влияние не распространилось на меня. А теперь представьте, что Люциус по каким-то причинам захочет воспользоваться ею. Какова вероятность, что безумие не захватит его? Конечно, я не исключаю того факта, что он просто коллекционер, но рано или поздно кто-то найдёт артефакт. И воспользуется им. Подвергнет людей опасности. Как Эмили.       Она поступала бесчеловечно, играя на чувствах, но понимала: её шанс на спасение — жалость. Сочувствие. Вина.       И Эдгар поддался. Он отвёл взгляд, переводя его на дневник Фауста, и спросил:       — Думаете, это разумно? Убегать сейчас? Драко привязался к Вам, и Ваш уход станет для него ударом.       — Я не собираюсь бросать Драко.       — Но Вы уходите.       — Не ухожу, пока у меня нет дневника, — заметила она едко, мысленно ударяя себя по губам. — Я хочу разобраться с этим, пока Люциус…       — Мистер Малфой сейчас на кухне. Зелье следует проварить перед употреблением.       В горле пересохло. Гермиона куда с меньшим напором уточнила:       — Всё получилось? Они нашли цветок?       — Да. Прямо сейчас с ними находится шаман. Он приехал, чтобы следить за ходом лечения, поэтому… Драко будет жить, мисс.       Эта новость… прекрасная, волшебная!.. почему-то не воодушевила Гермиону. Она настолько свыклась с мыслью, что всё напрасно, что просто смотрела на Эдгара. И… всё? Драко будет жить? Он вспомнит прошлое, начнёт ходить? Я ему больше не нужна?       — …Вы нужны ему, Гермиона. Потому я и спрашиваю, разумен ли Ваш поступок.       — Но дневник…       — В Ваших силах выбирать то, что важнее.       Столько дней под одной крышей. Неприязнь, приятельство, любовь. А на другой чаше весов — смертельная опасность, что пролежала годы и могла пролежать дольше. Казалось бы, выбор очевиден. Но Гермиона, решительно выступив вперёд, настояла:       — Я занесу дневник в Министерство и вернусь. Обещаю, Эдгар.       Мужчина наблюдал за ней несколько мгновений, будто не верил в то, что слышит. Его натура не позволяла броситься переубеждать юную девушку, хотя, видит Бог, он пытался. Совершив вежливый поклон, дворецкий отступил в сторону и сказал:       — Я подготовлю Ваши вещи. Прощайте, мисс Грейнджер.       Мисс Грейнджер, отчего-то ощущая себя самой мерзкой дрянью на планете, забрала дневник и аккуратно прошла мимо. Он отпустил её. Без угроз и увещеваний.       Отпустил.       По пути она встретила несколько членов Министерства и спустилась на первый этаж. Там же её подловил Дэвид, который радостно оповестил, что дело осталось за малым, — но разом посерьёзнел, услышав заветное имя.       — Не вовремя это, дорогая, ох как не вовремя! Но ступай. Я сообщу тебе обо всём. Отправлю патронус или сову. Иди!       Она не запомнила, как добралась до Министерства; что говорил Бруствер, горячо пожимая ей руку; почему она оказалась на полу своей квартиры и откуда взялись слёзы. Может, дело было в патронусе, очаровательном бигле, что появился внезапно и приказал ей не возвращаться: после принятия зелья Драко стало хуже. Её неопытность могла повлечь за собой дурные последствия. Или, может, она наконец поняла, что наделала, уйдя без предупреждения. Она бросила его. Бросила, как Сьюзен. Хотя клялась, что не посмеет.       Теперь всё обретало смысл. И беспокойство миссис Малфой, и взгляд Эдгара, что сквозил неодобрением, и внезапные кошмары. Долг для Гермионы Грейнджер всегда стоял превыше чувств. Она и есть причина своих несчастий. Она — и её самомнение.       В ту ночь, пока она ворочалась в постели не в силах сомкнуть глаз, в мрачном поместье графства Уилтшир горел в мучениях его наследник. Воспоминания, счастливые и светлые, жестокие и опасные, сменялись во сне с запредельной частотой. Они сливались воедино — в водоворот из смеха, криков, драк и вспышек заклинаний. Кожа пылала, проклятие выходило вместе с жутким кашлем и чёрной кровью. В спальне, что оглашалась криками, помимо нежного шёпота матери слышалось и что-то иное…       Интимное. Отчаянное. Больное.       «Гермиона…»       В половине шестого утра он проснулся. В спальне было холодно. И пусто.       Громкий, почти сумасшедший смех сотряс измученное тело. Драко Малфой, терпя иглы, пронзающие мозг, вцепился в изголовье постели. События минувших месяцев нахлынули на него, смешиваясь с прошлым, обрастая новыми подробностями и рождая внутри ураган. И душили. Боги, как же они душили!       Эта вездесущая маленькая ведьма. Безнадёжная лживая зубрилка. Невероятная, чудесная, восхитительная сука.       — Грейнджер, — ненавистная фамилия звучала по-неправильному нежно. Смех вновь обжёг лёгкие. — Как же я тебя ненавижу, Грейнджер.