Громкое признание

      Ночь. Тихая, спокойная. На первый взгляд. Чуть приоткроешь завесу — и холод, исходящий отовсюду, развеется.       Ниалл толкнул массивную дверь своего кабинета, от усталости и раздражения прикрывая веки. Снова проблемы, снова смерти! Неужели это никогда не кончится? Неужели за все триста лет он не заслужил и крупицы мирного существования? А что, если это его и лишь его ошибки привели к такому исходу? Можно же было иначе, но он неправильно рассчитал? От бесконечного прокручивания сценария последних дней становилось лишь хуже. И, кажется, вновь начинал зудеть шрам. Устало вздохнув, Ниалл присел в кресло, опустив руки на голову.       — Она пойдёт со мной, — раздался бархатный, лишенный эмоций голос ночного посетителя. Из темноты вышел Кингу. — Это уже решено.       — Я тебе её не отдам! — с тихим остервенением прошипел Ниалл. Он хотел сказать, как все годы старался держать Никки в безопасности, как учил ее контролю над своими способностями, как оберегал, но не уберег… И не позволит ничему подобному случиться вновь, иначе вконец потеряет себя. Но вот перед ним Кингу, и сил его хватило лишь на гнусное, эгоистичное «Я тебе её не отдам». Лахаму, как противно и гадко на себя за это малодушие!       — Этого не требуется. Она пойдёт со мной, потому что сама хочет, — Кингу позволил себе лёгкую ухмылку, отчего голос его наполнился издевательскими нотками.       Досада, гнев, ярость, отвращение — Ниалл смотрел и смотрел на Кингу, и с каждой секундой его желание убить его лишь росло. Воздух сделался густым и тяжёлым, враждебным. Зелёные глаза бегали по силуэту ненавистного ему члена Пятёрки, разглядывая и словно бы разгадывая его. Взгляд перемещался по ботинкам, скользил по костюму, читал клинопись на поясе… А затем осмелился перейти на лицо.       Как же бесила Ниалла эта самоуверенность! Эта надменная улыбка медовых глаз, говорящая о том, что он вновь победил. Они смотрели так с минуту друг на друга, словно играя в гляделки, а затем Ниалл заскользил глазами ниже. Нос, скулы, губы. Губы… Эти губы целовала Никка? Или не целовала? Кингу приносил ей формальную клятву, и хоть целоваться не обязательно, наверняка… Сердце Ниалла отозвалось предательской болью, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Он поспешил отвести взгляд, чтобы не выдать своих мыслей.       Кингу, будто разгадав то, о чём думает Ниалл, сделал шаг к нему. Сказал:       — Хочешь… — ещё шаг, — я дам тебе клятву?       Ниалл метнул в него быстрый взгляд. Кингу склонился, и лица мужчин оказались близко друг к другу. Ровным голосом продолжал:       — Я дам клятву, что Никкаль будет в безопасности. И я её не нарушу.       Несколько тяжелых мгновений Ниалл размышлял, закусив губу. Листы документов на столе нервно всколыхнулись.       — Хорошо, — Ниалл встал из-за стола, про себя упорно повторяя «ради Никкаль». Пытаясь скрыть сомнение в голосе, добавил, — на крови.       Кингу лишь на секунду позволил себе легкую усмешку, которая показалась бы мороком в ночи. Будто только такого ответа и ждал. Придвинулся ближе, сохраняя едва ощутимую дистанцию, заговорил:       — Я приношу эту клятву под небом Дома Льва, и никто не принуждает меня говорить эти слова. Я приношу клятву Ниаллу, и каждое моё слово — правда, а свидетели мои — камни моего дома.       Губы Кингу мягко и настойчиво шептали слова, нарушая тонкую плёнку воздуха между мужчинами, и Ниалл чувствовал на себе чужое дыхание, отчего его губы невольно и слегка приоткрылись. А взгляд глубоких лунных глаз пытался околдовать собеседника. Ладони Кингу соприкоснулись с ладонями Ниалла, приподнимая их переплетая пальцы. Ниалл не сделал ни малейшего встречного движения, потому Кингу чуть сильнее, чем надо, склонил голову, чтобы они соприкоснулись лбами. Ниалл не зажмурился, решив стойко перенести взгляд насмешливых медовых глаз:       — Я приношу клятву не причинять вреда, по умыслу или злой воле, Никкаль. Я приношу клятву защищать Никкаль, даже ценой собственной жизни. Я приношу клятву сделать всё, чтобы доставить Никкаль в безопасное место. Я приношу клятву помочь Никкаль встретиться с Ниаллом, если будет предоставлен шанс.       Легкая пауза. Звенящая тишина. Тихий, но властный голос:       — Позволь мне закончить ритуал.       Ниалл не ответил, лишь зло смотря на него. Рука Кингу тем временем царапнула кожу на ладони Ниалла, пальцы окрасились кровью, приблизились к губам Ниалла и растерли кровь по ним. Ниалл, плотно сжав губы, кратко ответил:       — Достаточно.       — Но необходимо завершить ритуал! — впервые за время их знакомства глаза Кингу округлились.       — Я принимаю твою клятву и так, о Великий, — съехидничал Ниалл.       — Нет… — настойчиво и едва слышно сказал Кингу, а затем обхватил ладонями лицо Ниалла. Губы стремительно приблизились к его и властно, жадно, с упоением начали целовать, будто пытались высосать размазанную по губам кровь. Ниалл, мышцы которого напряглись и злобно сопротивлялись первые секунды, несколько расслабился. У него же теперь всё под контролем? Да, всё под контролем.       А Кингу… Лахаму, как он ненавидит Кингу! Если бы он не был дорог Никки, точно сдал бы Псам, а лучше — придушил собственными руками. Но сейчас они целовались, и из-за избытка эмоций поцелуй становился всё яростнее, всё страстнее. Руки Ниалла, поначалу висевшие в воздухе, сжали одежду Кингу. Пытались оттолкнуть от себя, но почему-то лишь плотнее прижали ненавистное тело к своему. Будто желали… убить? Нет, просто желали.       Невозможно сказать, кто первый потерял контроль. Такая тихая, спокойная и холодная ночь таила свои секреты. Одним из них была комната ректора академии магов. Двое мужчин, контрастные друг другу, целовались, и невозможно было понять, почему они это делали с таким остервенением и чем это могло закончиться. Кингу делал маленькие шаги, заставляя Ниалла пятиться, а вскоре и сесть в своё кресло. Тела мужчин пульсировали, требуя разрядки. Казалось, воздух стал нестерпимо жгучим. Распаляющий жар требовал охлаждения, но касания друг к другу лишь сильнее обжигали, будто пальцы обоих были горящими углями.       Забыв, что ритуал давно завершён, Кингу обхватил рукой подбородок Ниалла, чуть приподнял и вновь впился в губы. Все их поцелуи были далеки от невинных: они словно боролись губами, один овладевая другим, кусали друг друга, пытаясь забрать себе частичку партнера. Не переставая целовать, Кингу провёл рукой по груди Ниалла и ниже, по напряжённому прессу, начав поглаживать область паха. От этого движения Ниалл инстинктивно расставил ноги чуть шире, чего сам не заметил. Тем временем Кингу уже расстегнул ремень Ниалла, спустил брюки. Увидев, что его действия возымели эффект, наклонился к возбуждённому члену мужчины.       Ниалл, будто очнувшись от морока, в ужасе распахнул глаза. Понял, что контроль утерян, и был уже готов сбежать, но… не успел. Язык Кингу, мягкий и влажный, неожиданно горячий для такого ледяного на вид мужчины, прошёлся по члену Ниалла, подчиняя этим действием его волю.       — А-ах…       Послышался сладостный стон мужчины. Возразить, он должен был возразить! Почему не в силах? Почему не может противиться? Смутные мысли пытались посетить голову Ниалла, но он не смог зацепиться ни за одну из них. А губы Кингу обхватили головку, язык сделал несколько круговых и щекочущих, дразнящих движений. Рука легла на мошонку, начав массировать её.       Кингу никогда раньше этого не делал, но сейчас действовал с присущей ему уверенностью. Почему-то знал, как доставить Ниаллу удовольствие. Почему-то хотел его доставить.       Начал не спеша, медленно и чувственно, будто пробуя новую сладость. Вверх и вниз, вверх и вниз. С лёгким причмокиванием отпустил головку, провёл языком и губами по члену, обхватил губами мошонку и стал ласкать её, снова пробуя. Через некоторое время вернулся к прежним движениям, вначале не сдержавшись и разгоряченно выдохнув на головку. Темп начал нарастать, а на щеках Кингу появился румянец. Вверх и вниз, вверх и вниз…       Быстро, ритмично работая, Кингу наслаждался стонами и подергиваниями мужчины. Словно это было нужно больше ему, смаковал каждое движение, стараясь брать член как можно глубже.       Движения всё больше и больше ускорялись, а медовые глаза чинно, почти невинно гипнотизировали Ниалла. Невинно? Нет. Уже от одного сладострастного взгляда можно было кончить. Ниалл кусал губы, смотрел на Кингу, отворачивался, запрокидывал голову, вновь смотрел, хватался то за кресло, то за волосы Кингу — всё никак не мог решить, какое действие окажется правильным. Одна мысль перекрывала другую, но чувства были настолько сильными и ощущались настолько естественно и необходимо, что противиться им было глупо.       Ниалл вздрогнул особенно сильно, когда Кингу, всё так же двигаясь, втянул щёки, замедляясь. Дышать было тяжело, и Ниалл делал это сквозь сжатые зубы, затуманенным взглядом глядя на Кингу. Тот, как ни в чём не бывало, сделал несколько «вакуумных» движений, а затем принялся помогать рукой, чтобы ускорить темп до предела. Двигал ею в унисон биения своего сердца, словно бежавшего марафон, но на деле сидевшего здесь, на коленях, доставляющее удовольствие им обоим.       Жаркий воздух, разгоряченные тела, едва слышный звук влажного языка, и последний, самый громкий стон мужчины. Кингу сглотнул. Эта ночь изменила всё. И ночь эта была долгой… Кингу вдруг ощутил, что этого было мало. Аккуратно взял Ниалла за руку, поднес к своему паху. И Ниалл понял то же. Оба мужчины захотели большей близости, желая изведать магию друг друга.       Ниалл нежно провёл рукой, а затем стянул с Кингу ремень и брюки. Взял член и медленно, заботливо увлажнил его языком, исследуя каждую венку. Первое наваждение прошло, отступать было некуда. Ещё немного, и Ниалл дождался вновь участившегося дыхания Кингу, а затем… открылся ему.       Оба хотели сказать что-то, но не находили слов. Слова бы отрезвили, остановили этот дурман. Шлейф бы рассеялся, и всё стало бы как прежде. Поэтому слова бы всё испортили. Да разве нужны они были? Глаза, руки, губы, языки — всё говорило и кричало гораздо ярче, чем это могли их умы и стройные фразы. Никаких слов, только действия.       Воздух искрил частичками Хаоса, образовывал чёрно-фиолетовые вихри, подбрасывал вверх и вниз воздушно-хаосные потоки. Впервые сердца обоих так хаотично бились, ощущаясь громкими ударами то в районе горла, то опускаясь до самых пяток.       Бесконечные попытки очнуться от дурмана, прерывающиеся новыми, всё более страстными и углублёнными поцелуями, шлепки, стоны, учащённое сердцебеение, прерывистое дыхание, и, наконец, признание самому себе: то была не ненависть… а ревность.       Ночь, полная желания изголодавшихся тел, открыла мужчинам тягу друг к другу. Словно всё исчезнет с рассветом, словно в сердцах вновь возродится презрение, они цеплялись друг за друга, думая, что эта первая ночь станет их последней. И тем неистовей и полнее один ощущал жажду другого, утоляя её.       Такая тихая ночь. И такое громкое признание.