my bat, my heart

      - Ты расскажешь мне об этом Йоонасе? – спросил Алекси спустя два дня. Они сидели в Мауэрпарке в Берлине, глядя на остатки Немецкой стены, которая развалилась тридцать лет назад. Нико купил новую шубу на блошином рынке, ужасную вещь оранжевого цвета, которая, несомненно, раньше принадлежала кошатнице, но Нико сразу же увидел эту шубу и его зрачки снова превратились в сердечки. Так же была куплена свеча в виде члена со словами: «Йоонас это оценит, так что отдай ему, когда найдешь его», и теперь Алекси держал свечу в руке, чувствуя себя довольно неловко.              Алекси не сказал ему, что он очень сомневается в том, что Йоонас или Йоэль вообще были в Берлине. Он не сказал о том, что Йоонас не ответил на последнее письмо Олли – надежа была тем, что им обоим было нужно, убежденность в том, что они могут найти двух вампиров, а признание того, что их шансы когда-либо найти их были близки к нулю было не тем, в чем они нуждались прямо сейчас. Таким образом, по крайней мере, Нико не был сильно опечален.              Алекси просто страдал молча.              - Йоонас был моей первой любовью, - пробормотал Нико, не подозревая о мысля Алекси, - Очень давно, - вздохнул он и уставился на немцев, которые делали непонятные движения под какую-то сомнительную тихую песню. Они начали снимать рубашки и забираться друг другу на спину. Нико прищурился и повернулся в другую сторону, все в его позе кричало: «Я слишком стар для этого».              - Как долго вы встречались? – спросил Алекси, убирая свечу в виде пениса. Если он будет смотреть на нее еще хот чуть-чуть, она просто загорится.              - О, долго, – вздохнул Нико, - Очень долго.              - До того, как мы познакомились? – если это было достаточно долго, то должно быть, по крайней мере, до 1652 года.              — Это все закончилось незадолго до нашего знакомства, - сказал Нико тихим голосом. Смех на заднем плане не соответствовал их мрачному настроению.              Казалось, Нико, по крайней мере, больше не особо гнетет последние расставание. Когда Алекси повернулся к нему, на его лице была мягкая улыбка.              — Это довольно забавно, потому что мы тоже встретились в Риме, - засмеялся Нико, - Он был… он был кем-то вроде активиста. Я пошел посмотреть бой гладиаторов, а в другом районе были люди, протестовавшие против жестоких убийств и жестоко обращения с животными. Он был одним из них, - Нико засмеялся и покачал головой. Алекси моргнул.              - Я никогда не слышал о защитниках животных во времена Римской империи, - он представил себе римлян со знаменами протеста и фыркнул.              - Ну, не они писали книги по истории, - глаза Нико блеснули.              - И что потом? Ты влюбился в бунтаря?              Заиграла техно-музыка, и Алекси услышал хлопки открывшегося пива. Нико напевал и смотрел вдаль. Небо было голубым и манящим, но Нико видел много таких в своей жизни. Оно не было таким увлекательным, каким представляли его люди.              - Он кричал на них по-фински, чтобы они прекратили бессмысленное убийства животных, и это меня заинтересовало. 107 год Владения, и его собирались убить те самые зверушки, которых он пытался защитить, - на лице Нико была милая улыбка, он рассеяно вырывал траву рядом собой, — Это был первый раз, когда я услышал финский язык так далеко на юге, и я не мог просто так это оставить.              Алекси попытался представить себе, что человек может быть настолько глуп. Он подумал о Йоэле.              - Йоэль тоже говорит по-фински, - сказал он, и Нико проурчал.              -Я пытался спасти ему жизнь просто для того, чтобы потом понять, что он уже мертв. Затем меня втянули в борьбу за права носорогов и страусов на следующие 500 лет, - Нико закатил глаза, но Алекси увидел улыбку на его лице.              Алекси представил себе Нико в тандеме с ручным львом у его ног, у обоих одинокого ядовитый взгляд, и они в порыве гнева сражаются с существами вдвое крупнее их.              Он не мог поверить, что его друг никогда раньше не упоминал Йоонаса. Они действительно встречались целую вечность, дольше, чем Алекси знал Нико, дольше, чем все другие отношения Нико вместе взятые, и все же нигде не было ни малейшего упоминания его имени.              Но Алекси вынужден признать – он тоже никогда не упоминал Йоэля. Йоэль был слишком болезненной темой, слишком тяжелой, чтобы поднимать ее в случайный вторник просто потому, что выглянуло солнышко и настроение было поговорить об этом.              Йоэль влек за собой размышления о Революции, а Революция означала боль.              Нико внезапно встал и надел свое новое пальто.              - Пойдем найдем их, - сказал он, и Алекси вздохнул. Он бы с удовольствием узнал больше о Йоонасе, но Нико, очевидно, решил сменить тему, совершенно недвусмысленно отмахнувшись от всего этого. Вероятно, он осознал, как много себя он вложил в эти отношения, и не знал, как с этим справляться.              Для вампиров секреты были силой. Вампиры прожили так много жизней, что каждый знал то, чего ему знать не стоило, и однажды это вполне может оказаться тем, что спасет тебя.              Нико не только рассказал историю своей первой любви, но и то, насколько он чертовски стар.              - Пойдем, - вздохнул Алекси, эйфория от спокойной атмосферы исчезла, а на ее место пришел страх. Боязнь найти их и боязнь не найти их.              Что, черт возьми, он вообще мог сказать?              —              Два вампира провели в Берлине еще три дня, и после них Алекси впервые заплакал. Они не нашли их по адресу, который был указан на конверте, а расспросы соседей ничем не помогли – никто не оказался особенно полезным, и Нико предположил, что другие вампиры использовали мысленные трюки для всех жильцов, когда они переезжали. Искать их в каком-то реестре (журнале записи) было бесполезным занятием, так как хороший вампир никогда бы не следов после себя, особенно такие опытные как Йоэль и Йоонас.              Все это тяготило его настолько, что на глаза Алекси навернулись слезы, а в груди зародилось жгучее сожаление о том, что могло бы быть если бы он не был таким трусом.              Они никогда не их не найдут.              - Я сдаюсь, я ухожу, - прошептал Алекси. Он лежал в своей кровати в их общем гостиничном номере, а Нико читал обо все событиях, которые он пропустил на берлинской арт-сцене за последние тридцать лет, что он не был здесь.              Он поднял глаза впервые с тех пор, как Алекси заплакал в их номере, и сразу же отложил книгу, чтобы нежно поцеловать Алекси в щеку.              - Нет, дорогой. Ты никуда не пойдешь. Ты выглядишь так, как будто перепробовал кучу лекарств, которые молоды люди используют для веселья, и что ты ненавидишь их все.              Алекси в отчаянии закрыл глаза. Нико, конечно, был прав – в таком состоянии он уязвим. В Хельсинки было не так много охотников на вампиров. Они были маленькой страной с небольшим количеством вампиров и множеством мифических и не очень мифических существ, и их враги просто оставили все как есть.              Чем дальше на юг продвигаешься, тем более распространена охота на вампиров. Берлин был не очень южным городом, но он был очень большим, и в нем обитали все виды существ, которых только можно представить, они прятались в каком-нибудь грязном углу или маскировались под обычных людей, хотя это гораздо опаснее.        Кто – ни будь мог напасть на него, когда он выглядит как плачущий маленький ребенок.       - Я рад, что хоть кто-то беспокоится о моей безопасности. Я никогда не обращал на нее внимание, - признал Алекси и прижался к холодному телу Нико, чувствуя облегчение от его близости. В ответ Нико только крепче обнял его.              - Не расскажешь мне больше о Йоэле? – мягко спросил он, а Алекси попытался вздохнуть и впитать всю эту комфортную атмосферу в себя.              - С ним было нелегко, - пробормотал Алекси. Для человека это, вероятно, было не очень хорошо, но для вампира трудности и конфликты доставляли удовольствие – когда ты живешь так долго, это было то, что нужно, разнообразие. И все же это были неподходящие слова для описания Йоэля. Нужно было попробовать еще раз. В конце концов, Алекси никогда никому не пытался описать Йоэля. – Он не изменился за все время, проведенное на земле. У него всегда был эти энтузиазм, целеустремленность и самоотдача, которых нет у большинства вампиров после вечности на земле.              Нико хмыкнул. Это было обычным делом – многие вампиры отказывались от самих себя либо потому что они были обращены слишком молодыми или слишком старыми, либо по множеству других причин. Были случаи, когда вампиры маскировались под лидеров не для того, чтобы творить добро, а просто от скуки. Чем дольше ты живешь на земле, чем короче становится человеческая жизнь, тем меньше она имеет для тебя значения.              Быть лидером от скуки, развлекаться жизнью, которая не имеет для тебя никакого значения – это ужасно и приводит к неописуемым последствиям.              Иногда они убивали друг друга – когда их осуждала нежить за свои преступления, когда они были слишком молоды, чтобы говорить за себя, или когда они просили об этом.              Часто случалось, что кто-то просит об этом. Вечность бесконечна, и если ты не рассматриваешь это как возможность, то смотришь на нее как на проклятие – и нет ничего хуже, чем верить в то, что ты живешь проклятой жизнью.              - Я так сильно хотел Вампирскую Республику, но я не смел думать, что она реально появиться, - пробормотал Алекси, - Он сделал. Все говорили ему, что он сумасшедший, но ему было все равно. Он видел ее в своей голове, и ничто не мешало воплотить ему это в жизнь.              - В конце концов, это произошло, - прошептал Нико, и Алекси предупреждающе укусил его в плечо. Нико хмыкнул и отпустил Алекси только для того, чтобы через секунду толкнуть его на кровать.              - Давай поспим и подумаем о плане на завтра, - пробормотал он, снова целуя Алекси в щеку. Алекси моргнул.              - Ты лежишь на мне, в моей кровати, - в конце концов, у Нико была своя кровать, и он не особо хотел повторения ситуации после расставания Нико в 1922 году.              - Я тот, кого люди называют гипертактильными, - сказал Нико едва слышно, потому что он прижался лицом к груди Алекси.              Алекси закатил глаза, что было настолько очевидно в тихой комнате, и он почувствовал, как Нико улыбнулся ему в ответ.              -              - Я не думаю, что они здесь, - сказал Алекси еще два дня спустя. Нико общался с вампирами, он оказался достаточно дружелюбным, чтобы попытаться достать любую информацию, но никто вообще ничего не знал. Если их здесь не было, то они бы могли быть в любой точке мира, если они вообще где-то были, и Алекси снова готов был разрыдаться.              Может, им стоит заглянуть в реестр нежити, чтобы узнать были ли эти двое –              - Дорогой, я знаю, что ты в отчаянии, но прошла всего неделя. Ты же понимаешь, что это может занят годы? – на слова Нико Алекси хмыкнул, шатен действительно не должен быть голосом разума.              - Тогда что нам делать? – прошептал он, и Нико ухмыльнулся.              - Выпьем.              Час спустя они оказались в одном из самых известных баров Берлина – в баре, созданным вампиром для вампиров с названием Вампиризм – и Нико каким-то образом затащил их туда, ну, потому что это Нико, и Алекси не видел столько вампиров в одном месте со времен Трансильвании. Они все разговаривали и смеялись на разных языках, и хорошее настроение в баре достигло и Алекси, что заставило его улыбнуться.              Кто-то играл на пианино, в то время как очень симпатичный мужчина, одетый так, словно на дворе были 1950-е годы, пел над ним, а бармен был одет в жилет, который должно быть был с 18 века.              Алекси сразу полюбил это место. Задолго до того, как каждый вид вампиров из каждого любого времени и любого происхождения стал приветствоваться, так же как Алекси ненавидел дворянство, которое иногда проживало в Темном замке, он любил разнообразие, разные истории, отказ двигаться в ногу с человеческим временем. Но после провала революции, чем популярнее становились фотографии в последующие годы, тем важнее было соответствовать людям одеваться, как одевались они, заботиться о проблемах, которые волновали людей (что было труднее всего.)              Суть в том, что носить киртл 14-ого века просто потому, что он все еще висел в твоем шкафу и тебе он нравился, не было удачным вариантом после того, как они потерпели неудачу. Это было странно, а странное требовало расследования, что было подозрительно. А если ты показался подозрительным, о, — это было плохо.               Алекси снова уставился на ярко-оранжевое пальто Нико. Раздраженно фыркнув, он последовал за своим невыносимым другом.              Они сели в углу, и Нико с ухмылкой сунул под нос Алекси меню. Он не снял пальто и быстро поприветствовал бармена забавным взмахом руки. Алекси же с подозрением пробежался глазами по меню.              - Да ладно! – ахнул Алекси, переведя взгляд на Нико, а после еще раз посмотрел в меню и откинул волосы с лица, - У них есть водка с человеческой кровью?              — Это вкусно. Коровья кровь тоже хороша, - ухмыльнулся Нико.              - Они их осушают? – нахмурился Алекси. Его никогда не устраивало убийство животных из-за того, что они были альтернативной пищей для вампиров. Это было новое движение – питаться не человеческой кровью, но Алекси думал, что это скорее жестокое обращение с животными, чем что-либо еще.              - Нет, это Берлин. Они очень внимательно относятся к тому, что потребляют. Здесь никого не осушают целиком, - сказал Нико, и взмахнул рукой, подзывая официанта.              Алекси закати глаза. Конечно. Вампиры, осознанно пьющие животную кровь. Йоэль бы посмеялся над этим. Он был вегетарианцем, как люди называют это в наши дни. Он скорее осушит целиком человека, чем просто посмотрит на корову. Но они в Берлине. Чего еще ему здесь ожидать? А что, дальше они начнут ходить к стоматологу?              Вздохнув, Алекси заказал водку, а Нико, хихикая, заказал «Кровавую Мэри», и оба на мгновение окунулись в эту атмосферу. За столиком, с другой стороны, громко спорили на французском, один парень носил парик 17 века. Алекси кинул на него презрительный взгляд. Если бы он все еще сохранял свой статус представителя высшего класса более 300 лет спустя, он не смог бы составить хорошую компанию, на самом деле совсем наоборот. Алекси ненавидел вампиров, вышедших из Французской революции, каждый из них был ужасен.              - Не унывай, - сказал Нико, хотя сам он не выглядел таким уже веселым. С тех пор как он вытащил тему Йоонаса из шкафа, он стал чаще задумчиво смотреть в пустоту и иногда грустно улыбаться. Алекси понимал. Мысль о Йоэле вызывала у него тревогу и ужас, и, о, ему нужно было перестать об этом думать.              Новый исполнитель объявил себя на латыни. Алекси слишком молод, чтобы когда-либо утруждать себя изучением латыни, но Нико фыркал на все, что было сказано. Исполнитель получил аплодисменты за очередную, вероятно, грубую шутку и сел за пианино, сыграв пьесу, с которой Алекси, вероятно, должен был быть знаком, но он не слышал ее. Весь бар пропах кровью и несколькими апельсиновыми ароматическими свечами, дизайн интерьера так и кричал о 90-х годах. Молодое заведение, подумал Алеки, вероятно, всему виной Берлинская стена и война, и другая война, и –              Редизайн иногда бывает полезен.              Нико звякнул кольцами о сильно яркую фиолетовую лавовую лампу и ухмыльнулся.              - Почему в Хельсинки нет такого заведения? – задумался Алекси.              - Город слишком мал. Я, наверное, знаю каждого финского вампира, который живет в Финляндии, и, наверное, их не больше 30.              - Разве этого недостаточно для бара? – спросил Алекси, но Нико только покачал головой. В свое время он руководил многими барами, и 30 потенциальных клиентов определенно не стоили того, чтобы попытаться скрыть это место от людей и других существ, существующих на земле.              Когда они лба получили свои напитки и Алекси впервые попробовал кровавую водку – ему определенно понравилось – делать было особо нечего, кроме как слушать музыку и разговоры вокруг. За последние несколько дней у Нико и Алекси было так много разговоров, что немного тишины не повредило бы, и они оба все еще пытались смириться с тем поворотом, который приняла их жизнь неделю назад.              Алекси все еще пытался игнорировать тот факт, что Йоэль мог бы любить, лелеять и обожать его уже более ста лет, если бы он не убежал туда, где он считал было безопасно, как будто Йоэль не был самым безопасным, что он чувствовал когда-либо.              Нико точно так же уставился на стол, почти забыв о «Кровавой Мэри».              Алеси фыркнул. Были ли они оба всего лишь влюбленными дураками? О, какая нелепая дружба. Он сделал еще один глоток своего напитка.              - Сегодня ты выглядишь не очень восторженно, - внезапно произнес чей-то голос, и Алекси вынырнул из своих жалких мыслей. Алекси распознал финский язык, и был сбит с толку, услышав его в Центральной Европе.              Прямо рядом с их столиком стоял мужчина, высокий и крупный, с каштановыми короткими волосами. Нико поднял глаза и рассмеялся. Он встал, чтобы поцеловать мужчину в шею в знак приветствия и мужчине пришлось наклониться, чтобы Нико смог дотянуться.              - Я немного смущен этим, твое свидание действительно выглядит довольно сексуально сегодня, - мужчина посмотрел на Алекси и подмигнул, и Алекси медленно моргнул в ответ.              - Он слишком молод для меня, - засмеялся Нико, на что Алекси показал ему язык, - Я не ожидал увидеть тебя здесь, Томми, - мужчина, просто пожал плечами.              - Ты не должен так удивляться, - сказал он, но Нико только посмотрел в ответ пустым взглядом. Томми перевел на него взгляд, прищурив глаза, - Я еду из Копенгагена в Темный замок.              - Трансильвания? – прохрипел Алекси. Услышав название замка его глаза, расширились. Томми просто кивнул с безэмоциональным лицом.              - Ты разве не знаешь? – спросил он, снова глядя на Нико, но Нико, казалось, не знал, - Прошло 1000 лет с тех пор, как был построен Темный замок.              Внутри Алекси все сжалось. Он должен был помнить, и все же это все совершенно вылетело у него из головы. Темный замок был далеко не самым старым замком, но это был замок, построенный специально как убежище для вампиров. Он был символом независимости Вампирской Трансильвании и это гораздо важнее, чем его возраст.              - И они празднуют это? – спросил Алекси тяжелым, хриплым голосом.              - Официально нет, - сказал Томми, но в этом не было ничего удивительного, - Неофициально, говорят, что даже граф будет там, - сказал он голосом, который выдавал тот факт, что ему было наплевать на присутствие графа.              Алекси уставился на Нико с широко раскрытыми глазами. Нико решительно посмотрел на него.              — Это слишком опасно, Алекси.              - Возможно, это единственный наш шанс, - возразил он, не обращая внимание на опасность.              Йоэль будет там. Йоэль был жив, и, конечно же, он будет там. Этот замок был его жизнью.              Йоэль должен появиться там.              - Я не пойду, - отрезал Нико и залпом выпил «Кровавую Мэри».              Алекси почувствовал, как кровь закипает в его теле. Это не была его собственная кровь, но она была оскорблена от его имени – если Алекси был трусом, то кем же был Нико? – а если Нико не пойдет туда с ним, что насчет-              - Йоонас будет там, - сказал Алекси, и голова Томми вскинулась, как только он услышал это имя.              - Что? – спросил Томми слишком эмоционально, но Нико и Алекси были поглощены состязанием в гляделки, слишком раздраженные друг другом, чтобы обращать на это внимание.              - Не произноси его имя, - отрезал Нико, как будто не он говорил о Йоонасе каждый божий день с тех пор, как они приехали в Берлин, как будто Алекси не знал, что ничего в мире Нико не хотел больше, чем снова увидеть Йоонаса.              - Ты сказал, что мы сделаем это вместе! - ахнул Алекси, чувствую себя преданным.              - Я туда не пойду. И ты тоже не должен, - прошипел Нико, и Алекси понял, что это все. Знал, что Нико поставит свой бокал и уйдет из бара, уедет из Берлина и позволит Алекси самому постоять за себя, пока он не вернется через 100 лет, после очередного тяжелого расставания и стенаний по поводу того, что он никогда не найдет идеального человека, хотя оба знали, что он уже нашел его, и если Нико не приедет в Трансильванию, он упустит свою единственную возможность когда-либо увидеть его снова и-              Нико вышел из бара.              Алекси глубоко вздохнул, изо всех сил стараясь не разрыдаться в общественном месте, но затем Томми сел рядом с ним и заслонил его лицо от остальной части бара, так что он чувствовал себя в безопасности, громко дыша и смаргивая слезы, не в силах устоять перед искушением уткнуться лицом в Томми.              -Тише, малыш, - сказал Томми, и Алекси почувствовал, что немного устал быть маленьким, но, если бы это означало, что он мог бы обниматься с виртуальными незнакомцами, он бы согласился на это.              Когда он успокоился, раздражение взяло верх. На прошлой неделе он чувствовал себя более слабым, чем пятьдесят лет назад, и он чертовски устал чувствовать себя таким хрупким.              - Йоонас – это всегда очень трудная тема, - произнес Томми, и то, что он сказал в точности как Олли, вызывало смешок у Алекси.              - Всегда будет трудной темой, если он постоянно будет убегать от нее, - пробормотал Алекси, заставив Томми рассмеяться. Его лицо просветлело, и он вытер заплаканные глаза Алекси.              - Ты прав, малыш, - и он снова отодвинулся, и Алекси не хватило смелости спросить, не могут ли они посидеть так еще немного.              - Так ты хочешь пойти в Темный замок? – спросил Томми, заказывая кровавую апельсиновую Маргариту.              - Да, - сказал Алекси, уверенный в своем решении. Это пугало его – он знал, что это опасно. Он знал, что Нико не был неправ, когда не хотел идти туда, но он должен был. Однажды он был трусом и больше так не поступит.              - Я беру машину и уезжаю рано утром, - сказал Томми, и Алекси кивнул. Томми рассказал ему, что он планировал. Поездка должна была занять два дня, одну ночь в Братиславе и, наверное, без проблем в Венгрии.              Алекси кивнул, и остаток ночи прошел в трансе. В конце концов он вернулся в отель. Комната была лишена каких-либо признаков присутствия Нико, и Алекси продолжил плакать, пока не уснул.              Когда они уехали на следующее утро, Алекси совсем не чувствовал себя отдохнувшим. Сон не освежал в большинстве случаев, но отдых был важен, и он чувствовал, что ему нужно опустошить кого-то, чтобы снова почувствовать себя живым.              На полпути к Праге Томми повернулся к нему.              - Отдохни, малыш, - сказал вампир, и Алекси хотел возразить, но он не знал Томми. С таким же успехом он мог бы завтра оказаться в подвале охотника вместо Трансильвании - но что-то в безмятежной ауре Томми заставило его расслабиться.              Он казался мягким гигантом, для которого что-то значил Темный замок, ради которого он готов проехать через всю Европу, и, прежде всего, Нико оставил Алекси наедине с ним. Несмотря на то, что Нико был драматичным мудаком и время от времени ужасным другом, Алекси доверял ему саму суть своего существа – Нико не оставил бы его наедине с кем-то, кому он не доверял полностью, даже в кратковременном гневе.              На следующий день они вдвоем добрались до Трансильвании, причем Томми оставил свою машину задолго до того, как они добрались до Темного замка.              - А нам это нужно? – заскулил Алекси, но Томми просто пристально на него посмотрел.              Они оба знали, что нужно. Ехать прямо к замку не получится. Это было не только слишком подозрительно, но и совершенно невозможно.              Граф Хокка хотел, чтобы все прошли по каменной тропинке через лес, чтобы были унижены еще до того, как окажутся перед величественным замком.              В минуту умиротворения Алекси усомнился, действительно ли Йоэль придумал это. Он все еще помнил громкий смех Йоэля – «конечно, нет» - сказал он. Это не всегда был его замок, и граф до него был довольно драматичным. Алекси в свою очередь, спросил, не слишком ли драматичен Йоэль, но Йоэль просто улыбнулся и заключил его в объятия.              Драматичен, но не слишком. Каменистая тропа была хорошим способом держать не совсем решительных подальше, поэтому он сохрани ее.              И поэтому для Алекси было слишком неожиданно, когда он начал идти к тропе, а Томми оттащил его назад.              - Мы не сможем пройти там, - сказал он напряженным голосом.              - Где же еще, если не там? - спросил Алекси таким же напряженным, немного отчаянным голосом. Он знал, что это значит – тропинка усеяна всевозможными ловушками, как будто они были мышами, поедающие сыр в кладовой. Как будто они стоили меньше, не стоили ничего, кроме денег, которые были необходимы для покупки ловушек.              - Есть один путь, - произнес Томми, и когда Алекси продолжил смотреть на него, он продолжил, - Немного опасный, но мы справимся, - а Алекси продолжил смотреть на него, - Я уже проходил его раньше, у нас все должно пройти хорошо.              Итак, они начали идти по этому маршруту, и то, что начиналось как живописная картина, быстро превратилась в то, от чего Алекси пытался не закричать от отчаяния. Это было опасно – и это заставляло Алекси чувствовать себя очень беспокойным. Красивые деревья и маленькая речка, через которую они перешли, не сделали его ощущения лучше. Алекси не слышал ни одного животного вокруг, и это пугало его.              Ему не потребовалось много времени, чтобы понять почему; повсюду были ловушки. Силки и спрятанные деревянные копья, странное приспособление, которое, как был уверен Алекси, спровоцирует пожар, если на него наступить, и беспокойство Алекси при виде этих ловушек только росло. Животных не было, потому что за последние 150 лет, когда были установлены эти ловушки, животные очень многое поняли. Он не был уверен, действительно ли это тот маршрут, по которому им следует идти, и повернулся к Томми, чтобы высказать свои опасения.              - Ты… ты уверен, что мы идем по пра… - но не успел Алекси договорить, как он ахнул и закричал.              Там было обезглавленное тело.              Он отшатнулся, потрясенный увиденным.              - Т-Томми, - вздохнул он, но был слишком сосредоточен на трупе, чтобы что-либо замечать, - Томми… - слезы наполнили его глаза, крики ужаса – сердце.              Тело лежало на земле прямо перед ним, одетое, но без кожи, просто скелет. Он не слышал слов Томми, его собственный ужас был слишком велик, потому что почему он просто лежал там, и все внутри Алекси говорило ему вернуться, покинуть это место, больше не игнорировать это чувство беспокойства в животе, просто прервать все эту миссию, потому что тот человек пытался и, очевидно потерпел неудачу и-              Его подняли и прижали к шее Томми. Алекси сильно укусил его, но Томми ника не отреагировал, крепко держа его и отодвигая от тела.              - Прости, Алекси, я должен был предупредить тебя, - пробормотал Томми, но Алекси только сильнее укуси его за шею и отказался открывать глаза. Его горло сжалось и пересохло.              Затем он подумал о Йоэле и о том, что Йоэлю, вероятно, пришлось пережить после бегства Алекси.              Он был таким трусом, таким старым, и все же реальность людей и то, на что они были способны, все еще пугали его до чертиков.              Но Йоэлю пришлось это вытерпеть, так что он тоже мог. Он вытер слезы и крепче обнял Томми.              - Хочешь пройтись или так и продолжишь висеть на мне? – фыркнул Томми.              - Я чувствую себя таким неудачником, - выпалил Алекси, - Я плачу, как человеческий младенец, я кричу, как человеческий подросток, я рыдаю, как взрослый человек.              - Разве все мы когда-то не были людьми? – спокойно спросил Томми, и Алекси даже не хотел думать об этом.              - Ты сможешь понести меня? – спросил он тогда и поцеловал Томми в шею в знак благодарности. Его чертовы ноги не слушались его.              С собой они много вещей не брали, только куртки на случай, если станет слишком холодно, и несколько кровавых таблеток, которые Томми раздобыл Бог знает где. Томми казалось не возражал, что ему пришлось нести все это на себе. Алекси теснее прижался к Томми, чувствуя все его движения и ворчание.              - Я такой ужасный вампир, - громко фыркнул Алекси. Томми издал какой-то тихий звук, и Алекси захотелось уточнить. Он не знал, волнует ли это другого вампира, но, конечно, попытки как-нибудь разрядить обстановку были в порядке вещей в данный момент, - Я не могу справиться с видом обезглавленного вампира. Как будто я сам раньше не умирал.              - Ты не был обезглавлен, - проворчал Томми, и это было правдой. Если бы он был обезглавлен как человек, его бы не смогли обратить, потому что у него не было головы. Но все же.              - Однажды меня вырвало после боя гладиаторов, - сказал он, - и мне не нравиться альтернативы, не содержащие человеческую кровь, они производятся так неэтично. Они просто высасывают все из коровы! И я только что накричал на скелет. – Алекси почувствовал, что этого было недостаточно, чтобы проиллюстрировать, насколько ужасным вампиром он был, поэтому он пробормотал, - И однажды я убежал от любви всей моей жизни, потому что я не мог вынести жестокости, связанной с необходимостью убивать всех этих людей, чтобы революция была успешной.              - Если бы ты остался здесь, тебя бы пытали, - просто ответил Томми.              - Может быть, я это заслужил, - пробормотал Алекси, но Томми только фыркнул. Томми собирался ответить, когда внезапно остановился.              - Пообещай мне не открывать глаза в течении следующих нескольких минут, - сказал тогда вампир, и Алекси закрыл их так крепко, что стало больно. Томми немного поправил Алекси, и, конечно, нести его становилось тяжеловато, но вместо того, чтобы озвучить это, вампир просто продолжил свое путешествие, вообще ничего не говоря.              Если Томми не говорил, а Алекси должен был пообещать держать глаза закрытыми, было только отчаяние при мысли о том, какую бойню увидит Алекси, если он откроет глаза.               Он снова почувствовал себя таким трусом, каким не был. Что он не мог, и не хотел открывать глаза и видеть, во что превратился Темный замок, во что превратился их символ свободы. Что перенес его вид, пока он был на другой стороне континента, трусость окрашивала его ауру.              Йоэль, несомненно, плакал по каждому из них.              Йоэль всегда был убежден в красоте своего замка. Он платил рабочим лучше, чем кто-либо другой в округе, он заставлял людей всегда следить за чистотой произведений искусства, растений и ковров, и, хотя часто его было легко разозлить, люди прощали ему это, потому что он не был жестоким, как большинство графов в Трансильвании. Он закрывал глаза на незаконные отношения и беглецов, здесь были рады всем, пока они приносили пользу и баловались еженедельными фортепианными концертами, а иногда пекли что-нибудь сладкое и чересчур приторное.              Алекси скучал по тому, как всегда загоралось лицо Йоэля, когда выпечка была еще слаще, чем в прошлый раз, когда кто-то пек для него, и когда она становилась такой сладкой, что ее даже невозможно было есть. Он вспоминал, когда один из путешественников привез Йоэлю пакет сахара из Бразилии, и уверил его что он был произведен не рабами, у Йоэля так кружилась голова, что он на самом деле не ел сахар, а просто смотрел на него с чрезмерным восхищением.              Йоэль, которого он бросил, когда больше не над чем было смяться.              - Мы на месте, - прошептал Томми много «веков» спустя, и Алекси боится открыть глаза. Томми снова усадил Алекси на землю, сгибая руки, и Алекси сразу почувствовал себя виноватым. Он действительно позволил Томми нести его, как ребенка.              Томми, казалось, это совсем не волновало, вместо этого он смотрел в другую сторону. Когда Алекси тоже обернулся он тихо вздохнул. Спрятанный еще за несколькими деревьями, он мог видеть его. Замок Йоэля. Любовь Йоэля.              Темный замок превратился в руины. Он знал, что это были руины; все знали, что это были руины. Но это были руины, камни тут и там, окно в далеке, гигантское дерево во дворе, которое было таким большим и гордым, рухнуло набок. Единственное крыло замка все еще стояло, и Алекси изо всех сил старался сдержать слезы. Раньше здесь было много крыльев и башен, но Алекси знал, что башни были снесены первыми.              Это было нелепо. Две недели назад он прочитал любовное письмо в финском музее, и внезапно его охватило эмоциональное смятение, когда он был готов быть убитым либо Графом Руин, либо ловушками, расставленными худшим вариантом, который могла предложить земля.              Томми направился к единственному крылу, которое все еще стояло, и Алекси последовал за ним, предвкушая все большее. Увидит ли он Йоэля? Увидит ли он этого Йоонаса? Увидит ли он большую толпу или вообще никого не увидит? Увидят ли они еще больше ловушек и смертей?              Темный замок был построен на холме, не на самом маленьком и не на самом высоком, скрытый лесом и скалистым ландшафтом. Незаметный. Ничем не примечательный. Простой.              Пока его не стало.              Все еще стоящее крыло теперь казалось массивным – полностью лишенным какой-либо зелени или чего-либо еще, вызывающего любовь, просто камни, образующие нечто высокое. Они вошли через щель там, где когда-то была массивная деревянная дверь. Когда они оказались внутри, Алекси глубоко вдохнул, потому что о – это было не просто крыло замка, которое случайно осталось нетронутым.              Это была часовня. Люди оставили ее на месте, потому что так же как геноцид не был проблемой, они бы подвели черту под сожжением церкви. Алекси почувствовал желание рассмеяться, потому что в противном случае он снова начал бы плакать.              Алекси собирался зажечь факел рядом с дверью, которая раньше тут была, но Томми уже достал свой телефон и включил фонарик. Он фыркнул на Алекси, и младший закатил глаза. Может быть, он был тем, кто показал Нико, как работают кредитные карты.              Они находились в маленьком вестибюле, и внутренняя дверь, ведущая в часовню, все еще была на месте и функционировала. Томми толкнул ее, и Алекси сразу же озарил свет – были зажжены сотни свечей.              Томми подошел к алтарю, там собралось несколько человек, которые разговаривали и шептали мелодии.              Но Алекси не мог. Он не мог пошевелиться, не мог дышать, и свечи – свечи были повсюду. На деревянных скамейках, на земле, на скульптурах, на подоконниках и на вершине алтаря, и это могло означать лишь одно – Йоэль пытался зажечь столько, сколько мог, потому что многие вампиры умерли, и когда у него закончились скамейки, он ставил свечи на землю, он клал их на подоконник, а когда закончились подоконники, он клал –              Алекси почувствовал, как в его левом глазу появилась слеза, а затем и в правом. Его начало трясти, все его тело вибрировало, в глазах стояла пелена из слез, он чувствовал, как его лицо исказилось в уродливой гримасе, и это причиняло боль. Это было так больно. Томми наступал на свечи, чтобы добраться до другого края комнаты, Томми топтал смерти себе подобных, чтобы поприветствовать друзей, и о – разве Алекси не сделал то же самое? Он пытался дышать, но это было трудно, его слишком сильно трясло. Он опустился на землю, его ноги были холодными и бесполезными.              Но разве он этого не делал? Разве он не ушел, когда было труднее всего? Разве он не ушел после того, как 150 лет говорил, что он этого не сделает? Разве он не сбежал, как позорный вампир и друг, которым он был, когда стало трудно, когда стало неприятно и когда Йоэль нуждался в нем больше всего?              И разве он не бы тем, кто никогда не удосуживался проверить?              Разве с 1876 года он не был тем, кто ни разу не вернулся, чтобы проверить, жив ли еще кто-нибудь? Если бы кто-нибудь, у кого хватило смелости остаться, сделал это?              Если Йоэль сделал это?              Его дыхание было таким громким, что он боялся потревожить мертвых, и он внезапно понял, что должен уйти – он был предателем этого замка, его убеждений и его народа. Он не заслуживал быть здесь. Если Томми растаптывал смерть, наступая на их свечи, то Алекси растаптывал смерть, находясь здесь, крича от трупа, ища любовь, от которой он убежал в первую очередь.              «Всегда и даже дольше», говорилось в письме. Йоэль всегда будет любить его, но это было неправдой – это не могло быть правдой. Потому что как он мог бы любить Алекси, если тот сбежал? Если бы это могло длится вечно, но это не из-за Алекси, потому что Алекси –              Он всхлипнул. Прямо там, у входа в часовню, прямо там перед всеми этими свечами, перед всеми этими душами. Душами детей, рабочих и королей, душами храбрых, невинных и сломленных. Рыдания сотрясали его тело, и он закашлялся. Как он смеет? Как он смеет оплакивать их, когда он не защищал их?              Потом кто-то подошел и обнял его, и Алекси больше не мог видеть своими слезящимися глазами, не мог видеть, кто это был. Но он мог чувствовать этого человека, его душа говорила ему, кто это был –              - Моя летучая мышь, - сказал Йоэль, - Мое сердце, ты вернулся ко мне.              Алекси заплакал еще сильнее.