Мгновения, ставшие вечностью

Прошло уже около десяти минут, а Лена так и не пришла на площадь. Я помню, она говорила мне ждать ее через пятнадцать минут, но почему-то во мне поселилось беспокойство без осознанной на то причины. Я бросил на землю свои скудные пожитки и уселся на лавочку, съежившись от редких порывов холодного ветра и направив свой взгляд на звёзды. Такие далёкие, такие холодные, такие чужие. Лена говорила, будто бы там кто-то тоже может сидеть на лавочке и смотреть на свое звёздное небо и искать кого-то похожего на себя. Как она это назвала? "Голоса далёких звёзд"? Что же всё-таки произошло между нами в столь короткие последние часы? Первое, что пришло в мою голову — страх. Я все ещё не мог принять и до конца осознать тот факт, что Лена способна быть настолько жестокой и решительной, когда всегда она была такой... спокойной, нет, милой... опять не то. Наверно, скорее... родной моей душе? И злой одновременно. Я всегда думал, что она такая скромная и пугливая девочка сама по себе. И почему-то с первого дня я тянулся именно к ней. Но почему? Жалость и сострадание к слабому? Или нечто большее? Неужели я тянулся к ней только потому, что она скромная и милая? Но сейчас я осознал, что Лена, даже с тем, что она скрывала от всех, мне не просто знакомая, и даже не просто друг, а нечто большее, полагаю. Но что именно? Почему меня так сильно заботит, что она обо мне думает, что обо мне скажет, что она сделает или не сделает для меня? И почему теперь меня заботит, что я думаю о ней, что скажу и что сделаю? Будто бы от любого неосторожного моего выбора может измениться все. И последствия будут катастрофически. Но что бы ни было правдой, только вчера я начал испытывать угрызения совести за то, как жестоко я поступил с Леной, когда я пытался оправдать себя за случайную встречу с Алисой и Ульяной. И только вчера я получил шанс извиниться перед ней, раскаяться, ведь то, что произошло с Алисой на мой пятый день — полное недоразумение! Между нами ничего не было и не могло быть! Но все равно это была только моя вина, ведь я мог сказать им, что я как бы тут и не допустить этого всего. Но я промолчал. А когда все вскрылось, я поступил как последний придурок. Если тогда мною двигала лишь деликатность и банальная вежливость по отношению к Лене, то сейчас... сердце почему-то разрывалось на куски с мысли, что моих слов было недостаточно, ведь они были слишком сухими и строгими. Или же я вообще сказал не то, что она хотела услышать от меня. Лена не поняла меня, не поверила мне, и ее словно обуял дьявол в тот вечер, когда она вложила всю силу в тот удар. Что она хотела этим сказать? Я ведь весь день говорил ей, что нет у меня никакого интереса к Алисе. И я остался с Леной. Я выбрал ее. А потом она все равно срывает свое негодование на меня. Но почему тогда между нами случилось то самое? До сих пор в голове не укладывается. Почему я это сделал? В то, что это был просто животный инстинкт, мне уже не верилось. Вспоминая свою смену, я обратил внимание, что каждая встреча с Леной особым образом отдавалась эхом в моей душе: первая встреча у клуба, когда Ульяна напугала ее каким-то насекомым, как эту Ульяну отчитывала вожатая, а Лена виновато смотрела в землю, как в наш первый вечер задался наш первый неудачный разговор. Наверно, если бы я похвалил ее книгу, было бы проще? А как я проиграл ей в карты, и мы вместе ходили искать воланчик, а потом и наш танец. Но первые изменения в ней произошли в поисках Шурика. Мне тогда стало не по себе от такой изменчивости, двуличности. Но что могло меня беспокоить в том, что она хотела помочь своему товарищу, и отбросила свои страхи ради другого, чужого ей человека? И испугался ли я сам или меня наоборот лишь сильнее потянуло к ней? Не знаю. И наш поход за земляникой. Тогда она вновь мне показалась слабой и хрупкой, когда задремала на моем плече. Так какая же она настоящая? Или все ее противоположные друг другу черты и есть ее истинные чувства? Но вне зависимости от этого, каждый раз, когда я видел эту девочку, как с трудом ей приходилось общаться со мной в силу своей стеснительности, я менялся словно бы для нее, чтобы ей было проще. Но когда я узнал ее иную сторону, я испугался. Маниакальная девочка с депрессивными наклонностями сильно оттолкнула меня. И тут меня словно молнией ударило. А что если...? Что если она решилась на этот шаг только для того, чтобы проверить, действительно ли я думаю о ней? Как я отношусь к ней? Готов ли принять ее истинную натуру? Что она хотела понять, когда дала свое согласие? Люблю ли я ее или что-то иное? И какой ответ она получила с моих действий? А я? После всего того, что она сделала для меня, показала всю страсть и любовь, открылась мне в конце концов, на что только она пошла ради меня, я отверг ее. Первое, что я сказал ей, как разбудил — надо уходить. Я даже утра не подождал! Куда мне вообще было спешить?! И все равно я твердил ей, что мы не можем здесь оставаться. Как будто моя жизнь бы оборвалась, если бы я не ушел! Но я сильно задел ее, это и тупому понятно. Она просто хотела быть со мной. Неважно, какая она, добрая или злая. Она просто хотела, чтобы я остался с ней. Принял ее. Понял. Простил. Извинился. Сделал тот шаг, к которому она готовила и себя, и меня. Прошли заветные пятнадцать минут. Она все ещё не пришла. "Как будто бы моя жизнь оборвалась"... Когда до меня дошло осознание того, что может произойти из-за моей опрометчивости и эгоизма, я вскочил и рванул в сторону ее домика. Срывая по дороге свои лёгкие, сердце, я проклинал себя за промедление и собственную тупость, ибо каждая секунда, что я упустил в размышлениях о нас с Леной, могла стать роковой... если таковой ещё не стала. Я опасался худшего. Я распахнул дверь и увидел Лену, лежащую на кровати. Все было перепачкано кровью — простынь, одеяло; кровь была на полу, а главное — на правой руке Лены я увидел огромный порез. Не обращая никакого внимания на убитые лёгкие, готовые выплёвывать свою кровь, я бросился к ней, крича хриплым и сбитым голосом. — ЧТО ЖЕ ТЫ НАДЕЛАЛА?! Она ещё была в сознании. Ее блеклые изумрудные глаза едва смотрели на меня. Почти высохшие ручейки ее слез вновь намокли. Она была такой холодной... безвольной... Я прижал ее к себе, чтобы согреть. — Привет, Семён, — на ее лице застыла слабая улыбка Я стал лихорадочно трясти ее за плечи, приводя ее в чувство. Из моих глаз полились слезы. Но то была моя большая ошибка, я растряс ее рану, и кровь хлынула ещё сильнее. Но несмотря на всю ту боль, которую я ей причинил, начиная от проявления безразличия к ее чувствам и заканчивая этой тряской, она продолжала улыбаться. — Сейчас! Только держись, не отключайся! Я что-нибудь придумаю! Обещаю! Клянусь! Только не закрывай глаза! — мне было тяжело выдавить из себя хоть слово, слоги застревали в горле, смешиваясь в кашу из слез и скопившихся комков. Но я не верил в то, что она спасётся, даже шанса себе не мог дать на лучший исход. Она сделала огромный порез вдоль предплечья: от кисти до локтя. Рана была очень глубокая, и Лена потеряла очень много крови. Да и руку она держала так низко, чтобы кровь выходила гораздо быстрее. — ДУРА! — я крепче обнял ее, я чувствовал ее охладевшее тело, чувствовал, как наши слезы объединились и побежали по нашим щекам одной речкой. Чувствовал ее едва бившееся сердце... Как она уходит от меня... Моя Лена уходит... по мне пробежали мурашки, голова заболела. Я никогда в жизни так не рыдал, — Кто же так режет?! Все поперек режут, а ты?! — Прости... Как получилось... — едва ли прошептала она и издала тихий смешок, словно бы это было для нее глупой шуткой. Словно бы сама ее жизнь была какой-то дурацкой шуткой! Я заглянул в ее глаза. Слабый огонек ее жизни медленно, но неотвратимо угасал. Она покидала меня. Неужели я ничего не могу с этим поделать?! Почему я настолько слаб?! — Но зачем? Зачем ты это сделала?! — Я устала... Я так устала... Носить маску... Страдать... Я просто хотела быть с тобой, но и ты ушел... — Я не уходил! Вот он я! Здесь, рядом с тобой! Я никуда не уйду! И не собирался! Я вернулся только ради тебя! — Прости... Мы ещё встретимся... Там... Она замолчала. Но ещё была в сознании. Только отвернулась от меня. Тут во мне что-то переключилось. Одним мгновением, одним щелчком скорбь ушла. Страх отступил, хоть и не полностью. Вместо них во мне закипели злость и решительность. Те самые чувства, которые тогда показала Лена, ударив Алису, чтобы донести мне, что я нужен ей. А сейчас я собираюсь доказать ей, что она нужна мне. — Нет. Мы не встретимся. Потому что мы не расстанемся! Я сорвал со своей рубашки галстук и на скорую руку, может, даже неправильно, наложил жгут у ее холодного плеча. Скорее всего, у нее было и артериальное, и венозное кровотечение. Первое нужно остановить как можно скорее. Вторым галстуком, галстуком Лены, я прижал ладонь. Я не был уверен, что это сработает, но лучше так, чем ничего. Я запомнил время наложения жгутов. Кажется, это реально помогло, кровь стала вытекать медленнее. Может, моя разбушевавшаяся психика старалась хоть как-то сохраниться, и посылала мне галлюцинации того, что все идёт как надо, а может, все и вправду работает. Я не мог уделить этому должное количество времени. Я поднял с пола окровавленный нож и порезал ее рубашку на полосы, чтобы перекрыть рану. Белая ткань вмиг приобрела алые цвета. Потом в расход пошла и моя рубашка. Ткань была очень лёгкой и недостаточно плотной и не могла бы в один слой прекратить кровотечение. Но теперь вроде работало. Кровь перестала хлестать настолько бурным потоком. Я поднял ее обессилевшую и такую лёгкую руку чуть повыше уровня сердца и положил на смоделированную под скорую руку башенку из книг, лучшего я придумать не мог. Что же теперь делать? Я не знал. — Лена, только держись! Я в медпункт. Обещаю, клянусь, я сейчас же вернусь! Только, пожалуйста, умоляю, держись! Проклятье! Медпункт был так далеко! Но я все равно бежал. Спотыкался, падал, ломал нос и лоб, но вставал и бежал. Добежав, словно окрылённый, до медпункта, я дернул на себя дверь. ЗАПЕРТО! Я долго не думал. Подобрал большой камень и разбил окно. Мне было плевать, что, перелазив сквозь осколки стекла, я сильно порезал спину, и жар моей крови грел мою кожу и обжигал мою рану. Только громко вскрикнул об боли, но я не мог думать сейчас о себе. Мне было ПЛЕВАТЬ! ВЕДЬ ЭТО Я БЫЛ ВИНОВАТ! ВО ВСЕМ ВИНОВАТ! ПОТОМУ ЧТО ТОЛЬКО О СЕБЕ Я И ДУМАЛ ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ! Я включил свет и стал лихорадочно разбрасываться медикаментами, распихивая все по карманам. Какие-то обезболивающие, зелёнки, бинты, перекиси. Я даже не разбирался особо в назначении препаратов и нужны ли мне они вообще, которые я собирал. Мне оставалось только верить и надеяться, что это как-то поможет моей Лене. — Семён? Что ты тут делаешь? Что все это значит? Почему ты истекаешь кровью?! Я обернулся. И тут как камень с души свалился. На лице появилась слабая улыбка. Искренняя, чистая. Полная надежды. От нахлынувшего бессилия я рухнул на колени и протянул руки, словно приготовившись к молитве. Я никогда не верил в бога. Но сейчас... Не иначе как он послал мне ее. — Виола, спасайте! Лена пыталась покончить с собой! Порезала руку! Рана очень глубокая! — О боже! Виола, не иначе как чудом появившаяся в удачное время и место, чуть ли не оттолкнула меня, пока сама рыскала в шкафчиках, собирая аптечку, а после мы бросились к домику. По пути я в голос молил бога, в которого поверил совсем недавно, дать Лене сил продержаться ещё немного, ведь помощь, нет, спасение уже близко! Она жила. Она жила! Очень слабо дышала и плакала. НО ЖИЛА! Виола немедленно опустилась перед ней и что-то начала делать. Я уже не соображал и не вникал в ситуацию, ведь я мог теперь полностью доверить дело профессионалу и чуть-чуть отдохнуть. Я дал волю чувствам, безостановочно проливая слезы, не остановливаясь в собственном нытье и проклиная самого себя. И моля Лену о прощении. — Прости меня... Прости... Прости... Прости... Я заламывал себе руки, рвал волосы на голове, размазывал слезы и кровь по лицу, кусал ногти до крови. И не отводил взгляда от Лены. А точнее, от ее груди. Очень, очень слабо, но она все ещё дышала. Спустя какое-то время, ставшее для нас всех мучительной вечностью, Виола повернулась ко мне. — Шансов мало, но она может выжить. Я должна пригнать сюда машину, и мы поедем в райцентр, где ей помогут. Но ты. Ты тоже ранен. Прошу, скажи, что ты в порядке. Нельзя тратить время! — Спешите, Виола! Ее жизнь куда важнее... — я даже договорить не успел, как она выбежала, —... моей жизни... Мы остались наедине, я осторожно присел рядом с Леной. Она едва моргала, не сводя с меня свой уставший от жизни взгляд. Я осторожно взял ее за левую руку. Холодная, такая холодная. Я начал растирать ее, дабы согреть. — Зачем?... Что ты пытаешься мне доказать? Я уже... все испортила... приняла решение, — она замолчала где-то секунд на десять, а потом добавила, —... Алиса... любила тебя сильнее... почему же? — Я чудовище, которое должно было быть на твоём месте... Я был таким уродом по отношению к тебе. Ты столько добра мне сделала, а я так оплатил тебе. Я забыл, даже не думал, что было мне на самом деле дорого. Дороже всего в моей проклятой и бессмысленной жизни. Девочка, которая хотела быть рядом со мной, а я ее грубо отверг. Я не хотел этого, правда! Я просто испугался. Я испугался себя. Я не знал, что мне теперь делать. Как себя вести. Как жить дальше! Но теперь я знаю, чего хочу. Я хочу все разделить с тобой. Все, что будет у тебя и меня. Хорошее и плохое. Я оглянулся и нашел тот самый нож. Я поднял лезвие. Кровавый след и белая сталь играли на луне, проникающей своими лучами в этот домик. Я прикусил губу. Приложил лезвие к руке. Было страшно. Страшно от боли и того, что может быть со мной после, если вдруг Лены не станет. Но мои мотивы были куда серьезнее. И сделал движение. Нож легко прошёлся по моей плоти, и она, раскрывшись, пустила из себя мою кровь. Рана не была смертельной, точнее, я рассчитывал на это. Я посмотрел на Лену. Она испуганно смотрела на рану, не имея сил что-либо сказать. — И это мое доказательство. Доказательство моих слов и моих чувств. Все, что было у тебя, будет у меня. И если я недостоин... Если я должен быть сурово наказан... Если у меня все же не осталось шанса спасти тебя. Я доведу дело до конца. Я последую за тобой... Потому что я люблю тебя. Никакая Алиса мне не нужна. Мне нужна только ты. Без тебя... зачем мне вообще жить? — Дурак... Зачем?! Семён... Не надо... Прошу... Обещаю, я выживу. Только, пожалуйста, не надо больше! Я верю тебе. Верю! Я быстро завязал свою рану. Она не была настолько глубокой, но лучше ее все же не тревожить. Мне нужно подготовиться к транспортировке Лены. Я наклонился к ней и взял на руки, когда Виола подъехала к домику. Лена слабо потянулась ко мне и поцеловала. — Обещаю, я выживу. Только не уходи. Будь со мной. До самого конца. Пожалуйста, будь рядом... — Я не уйду. Больше никогда тебя не оставлю. Мы справимся, слышишь? В домик вошла Виола, и вместе мы посадили Лену в машину. Я сел рядом с ней. Машина помчалась на всех парах в райцентр, перепрыгивая отметку в 120 км/ч. Я хотел заболтать Лену, да хотя бы анекдотами, чтобы отвлечь, но понимал, как сильно она устала. Не только от потери крови. От жизни. Я аккуратно прислонил ее к себе и прижал. Больше я никому не позволю ее отобрать у меня. Дорога все тянулась в бесконечную даль, ночные пейзажи сменялись в мгновение ока: леса, поля, вышки ЛЭП, какие-то деревни. Лена уже дремала более менее ровным сном, не желая отстраниться от меня. Дыхание тоже было ровным, хоть и слабым. Но я чувствовал, что теперь оно не затихнет. Я не знаю, что уготовила мне судьба, но что бы это ни было, я останусь рядом с Леной. К черту вопросы. К черту причины моего появления здесь. Я нашел свое место. Рядом с ней. С этой мыслью и я уснул, хоть и старался всеми силами держаться ради нее. . . . . . — Хватит спать! Сознание стало медленно возвращаться ко мне. Было ощущение, словно я падаю с высокой горы, а мимо пролетают облака. И в момент, когда мое тело столкнулось бы с каменной землёй, а всего меня бы раскидало на миллионы кусочков, я открыл глаза. — Ты так всю жизнь проспишь! — Что, мы уже приехали? — Куда? Я огляделся. Лавочка, площадь, Генда. И с непониманием и какой-то суровостью рассматривающая меня Лена. Мы же в райцентр ехали на машине... чтобы спасти Лену. Что же это было? Что это все значит? Я смотрел на Лену так, словно... — Ну, что смотришь, словно привидение увидел? — Лена начала беспокоиться, хоть и улыбнулась, разоблачая собственную шутку "Привидение"... Только она бросила это слово, я вспомнил. Окровавленная, уставшая, умирающая Лена едва цепляется за жизнь, за меня. И теперь это оказалось просто сном? Я задрожал. Голова стала тяжелеть. Дыхание вмиг сбилось. — Семён? Ты чего? Я не мог сказать и слова. По щекам побежали слезы. Я бросился к Лене со всей силы прижал ее к себе. Мои слезы, мои вопли. Я не мог их сдерживать. Она нервно задышала, не понимая, что у меня на душе. —... прости... пожалуйста, прости... — Но за что? Объясни уже, что с тобой! — Прости за то, что был таким слабым. За то, что был таким злым. За то, что я... я... — дальше я уже не мог говорить. Лена обняла меня в ответ. Не знаю, поняла она или нет, но она не отвергла меня. Не оттолкнула! Приняла. Меня, урода, приняла... простила... — Мы ведь не прощаемся навсегда! Мы же встретимся вновь. — Но я не хочу расставаться с тобой. Не после всего этого... через что мы прошли... Я плохо помню, что было дальше, меня накрыла истерика. Хорошо, что никто не видел. А если и видел, то ко мне никто не подошёл. Я прижимал к себе теплую, живую Лену, благодарил бога, что спас ее, спас меня. В мыслях я исповедался перед ним и перед ней за все плохое, что я принес в это место. Но как-то это все же закончилось, и мы пошли к автобусам. Неужели я наконец хоть что-то в своей жизни сделал правильно? — Да. Ты все сделал правильно... — Прости, ты что-то сказала? — неужели я сказал это вслух? — Нет, тебе послышалось, — обеспокоенно ответила Лена, — с тобой явно что-то не так... Может, к Виоле? Да, послышалось. Это был не ее голос. Но чей он был, я не хотел уже разбираться. Хватит с меня вопросов. Я только по счастливой случайности не потерял то, что мне раньше было так безразлично. Но почти потеряв, осознал истинную цену. Я вернул то, что было дороже всего в моей никчёмной жизни только... благодаря богу? Ведь это он дал мне сил справиться с этим испытанием. И, узнав цену моей жизни, в которой Лена занимает самое важное местечко, я решил приложить все силы, чтобы вновь не потерять. Ни Лену. Ни себя.