Blutrot

Воздух пахнет кровью, грязью и талым в снегом. Так пахнет смерть, годами преследующая их. Несчастная лошадь несётся вперёд рысью, пытаясь не застрять в вязкой, размытой земле. Из-за этого вместо цокота слышится одно лишь мерзкое чавканье: с таким же звуком ходячие мертвецы обгладывают людские тела. Наслаждаются ими. «Хвост» давно отстал, однако руки по привычке натягивают поводья сильнее. Они действительно оторвались, но сердце стучит так, как будто бежит не лошадь, а он сам. Он — это одинокая фигурка в алом плаще с капюшоном. Когда всё вокруг такое светлое, его одежды кажутся яркими, как свежая кровь на снегу. Буквально. Он ненавидит зиму. А ещё ненавидит переезжать. «Цзи сегодня очень повезло», — раздаётся в голове, но лошадь вместе со своим хозяином не сбавляют скорость. Юноша смотрит куда-то вперёд, и прекрасное лицо под капюшоном хмурится. «Очень повезло» — означает, что единственными кровавыми пятнами остались их плащи и ханьфу. «Рано радоваться» Запах смерти мешается со специями и затхлостью, когда они проезжают мимо деревеньки. Не рискованно. Время слишком раннее, — ставни закрыты наглухо, все прилавки абсолютно пустые — люди ещё спят. И, словно наперекор этому, кто-то кричит: — Мама! Пожалуйста, мама! Поводья тут же сжимают, резко и с силой. Лошадь и её хозяин леденеют. — П-пожалуйста… Где ты?! Фигура в алом спрыгивает на землю, неизбежно пачкая ханьфу. Земля чавкает под ногами, стоит ему только обернуться в поисках источника звука. «Куда пропал Цзи?!» Он игнорирует вопрос, потому что глаза находят маленького мальчика, сидящего на ступенях небольшого дома. Всхлипывающего в траурном белом. На вид ему не больше пяти. — Мама… — мальчик прячет лицо в ладонях так, будто не заметил чужого присутствия. Что-то заставляет его забыть обо всём и сделать пару шагов навстречу ступенькам. Опуститься перед маленьким человеком на колени, прямо в грязь. Ответная реакция ожидаема. Поднимая голову, ребёнок вздрагивает и отползает назад, прижимается прямо к стене. — Не подходите, пожалуйста, не подходите! — сжимается, отворачиваясь от него. — Г-господин, у меня правда нет денег, н-ничего нет. Он издаёт невесёлый смешок. Конечно, во всём виноваты алые одежды. Капюшон слегка опускается, отчего мальчик чётко видит рассматривающие его янтарные глаза. Юноша приставляет палец к губам и начинает отворачивать рукав своего ханьфу. Медленно и озираясь по сторонам. Ребёнок смотрит на это так заинтересованно, как будто уже совсем его не боится. Слёзы засыхают у него на щеках. Когда рукав закатывается до предплечья, детскому взгляду открывается белоснежная лента. Белоснежная, с узором из плывущих облаков. Ткань тут же падает обратно, а мальчик вскакивает на ноги. — Вы… Вы из Клана… Он не договаривает, потому что давится воздухом: его губы будто бы склеили. Заклятие молчания, которое незнакомец наложил простыми жестами. Все подозрения ребёнка только подтверждаются. «Чтобы выбраться живым, Цзи должен убраться оттуда через десять…» Прежде чем задать вопрос, юноша повторяет свой жест, снимая заклятие. — Как тебя зовут? — его голос звучит тихо, но очень мягко. «Восемь…» Мальчик отвечает с самыми честными глазами. — Вэнь Юань. Иероглиф, выжженный в памяти, всплывает перед глазами. Вэнь. Юноша, выглядящий спокойным и безразличным снаружи, внутри задыхается. И очень сильно колеблется. «Шесть…» — Ты можешь пойти со мной, Вэнь Юань. Там будет безопасно, обещаю. И протягивает ему свою раскрытую ладонь. — Согласен? «Пять…» Мальчик точно не верит ему до конца, потому что всё происходящее слишком хорошо для того, чтобы быть правдой. Больше походит на чудесный сон. Не верит, но все равно хватает его за руку. «Три…» Губы юноши трогает лёгкая улыбка, которая тут же исчезает, видимо, растворяясь в снегу и грязи вокруг. Не отпуская детскую ладонь, он достаёт из ханьфу флейту с белоснежной кисточкой. Дици издаёт несколько резких, глухих звуков, создающих неприятную для уха мелодию. Дьявольская песня льётся рекой, наполняя всё вокруг аурой убийства. «Цзи в своём уме? Люди ведь проснутся!» Это им даже на руку. Местные смогут подтвердить, что слышали жуткие звуки флейты, если их спросят. После юноша берёт несколько кусков пергамента с чётко выведенными иероглифами и молниеносными движениями направляет их к крышам, дверям, прилавкам и любой другой поверхности. «Правильные», светлые талисманы сразу же приклеиваются. Две ауры начинают взаимодействовать друг с другом, пытаясь поглотить. Иллюзия того, что «тёмные» сражались со «светлыми», что здесь были обе стороны. Он поднимает мальчика на руки и разворачивается в обратную сторону. Если преследователи всё-таки доберутся до этой деревни, то пойдут по ложному следу. Они ведь так хотят выследить заклинателей светлого пути. «Один, Цзи, один!» На лошадь принято сначала сажать детей, а уже потом садиться самим. Юноша не нарушает традиций и снова хватает поводья уже одной рукой — другая придерживает ребёнка. «Бин “убрался” и благодарит Вас за волнение», — мысленно произносит он. Кажется, в ответ слышится одно лишь точно не лошадиное фырканье. Их путь долог и неспокоен. Мальчик вертится на месте, а юноша удерживает его, пытаясь успокоить словами. Впрочем, ребёнка не обмануть: он хорошо слышит, как чужое сердце колотится. Они преодолевают не меньше двадцати ли, прежде чем останавливаются перед крохотным домом посреди леса. Тот кажется старым и потрёпанным жизнью. Юноша опускает Вэнь Юаня на землю, привязывает лошадь и за руку подводит мальчика к двери. Стучит пять раз. Им быстро открывают, однако внутри темно и очень тихо. Можно подумать, что там пусто. Вэнь Юань судорожно вздыхает, и он покрепче сжимает детскую руку, ведя за собой в дом. — Бину очень повезло, — спокойно произносит юноша прямо в темноту. С другого конца комнаты слышится шуршание, а после быстрые шаги. — Ханьгуан-цзюнь! Ханьгуан-цзюнь наконец-то вернулся! Отчего-то молчание стало более напряжённым. — Он не один…