Любимец

1

†

Число семнадцать

Фотографии, расчеты и страницы, вырванные из библиотечных книг по библии. Он знал, что отец исчез — перестал говорить с ним, — и он также перестал к нему обращаться. Когда-то он жил в бессмысленном, гротескном уюте павших миров, подбирая то, что попадалось по пути, алчно пожирая добычу, лениво охотясь. У него были подручные, и у него были жертвы. Этот мир жесткости.ему нравился. Затем всё это исчезло. Точнее, вернулось в исходное состояние, отразилось обратно в нормальную вселенную. Он родом не отсюда. Его дом не здесь. Поэтому у него снова появился план. Он выбирал мальчиков, которые были слабы не физическом плане уж точно, а в моральном. Выбирая жертв он не делал им ничего плохого, даже не подходил к ним — но пристально наблюдал, фотографировал издалека, делал пространные записи. И только потом он позволял себе идти на охоту. Но сейчас нужно было действовать быстро, сделать всё сразу. В прошлый раз все беды возникли именно из-за того, что он обхаживал детишек слишком долго. Он уже определился. Пока их было шестнадцать — они являлись частью уравнения. На двадцатом — и мир умрет. «Все миры умрут», — надеялся он. И тогда он сможет оставить это место и вернуться домой. Не в дом котором родился, а туда, куда его возили каждое лето, — куда унесла его отец. В свои охотничьи угодья. В свой настоящий дом. И вот сейчас он сидел, восхищаясь фотографиями. Трогая их. Представляя фонтан крови. Смачный шлепок внутренностей о камни. Стук висящего тело, которое билось об деревья. Он гадал, не нужно ли ему сперва сделать новый алтарь. Вот еще один момент, который требовалось обдумать. От этого гудело в висках. И тут: стук в дверь. — Уходите! — откликнулся он. Но стук повторился. На этот раз настойчивый. Он мысленно выругал себя за то, что ответил, ибо теперь незваный гость знал, что он дома. Однако нужно было поддерживать вид, будто всё в порядке. Что-либо странное — и он опять спугнёт своё стадо. Соль в том, чтобы играть роль обычного человека. Совершенно нормального. Жизнь. Бояться нечего, так точно, бояться нечего. Все честно и без утайки. Недовольно ворча, он открыл дверь. — Прошу прощения, я сейчас занят… — начал было и осекся. На пороге стоял мальчишка. Незнакомый, сначала подумал он. Но нет. Знакомый. Хорошо знакомый, если заглянуть за изменившиеся черты из-за огромных синяков и глубоких царапин — Томас? Что ты тут забыл…

2

Борьба

†

В доме пахло гарью и страхом. Томас, маленький мальчик с большими, полными слёз глазами. Воздух дрожал от криков, которые, казалось, впитались в обои и деревянные полы с ковром. Отец снова бы «не в духе». Его гнев развалился, как ядовитая кислота, и на этот раз. Руки отца были грубыми, как кора старого дерева, и болезненными, как кандалы. От первой пощёчины Томас пошатнулся, но вторая была сильнее. Томас скользнул по ковру, неприятно потирая кожу на коленях, опираясь руками об пол. Неприятная боль прошла по его телу, словно от него исходили лёгкие электрические разряды. И снова та же картина. Он и его отец-тиран в его комнате. Слёзы обиды и несправедливости капали на пол, окрашивая его в черный цвет. Истерически фыркая, он вытирал сопли и слёзы кулаками, чтобы отец не увидел, потому что только бабы плачут, а мужики не должны. Но он не женщина и не мужчина вовсе. Он ребёнок. Нелюбимый ребёнок. — Тебя предупреждали! Кажется, ты совсем ничего не понимаешь, а?! Может, мне ударить тебя посильнее, чтобы ты лучше понял? — Отец держал в руках не ремень и не бутылку любимого пива. Нет. На этот раз были обычные кулаки, которыми он не избивал его давно. Удар за ударом сыпались на тело ребёнка, и каждый из них отпечатывался не только на коже, но и в душе. Томас пытался защитить себя, сжавшись в комочек, словно надеясь, что так боль станет меньше. Но она не отступала. Она разрывала его на части — Извини, извини… — Сколько раз я это слышал? Сколько! В один момент, когда очередная тяжёлая рука опустилась на голову Тому, что-то внутри Томаса сломалось. Не просто разбилось — разлетелось на миллиарды осколков, как зеркало, брошенное об камень. Его сознание заполнил вакуум, а затем медленно начал наполняться странной, незнакомой пустотой. Боли уже не было. Когда отец, задыхаясь от ярости, замахнулся снова, Томас поднял взгляд. В его глазах больше не было слёз. В них был холод, такой же беспросветный, как лёд на северных равнинах. Отец замер, заметил эту перемену, но не успел осознать важное. — Хватит, — сказал Томас. Его голос был низким, как будто не принадлежал ему. Слова звучали отчётливо, как лезвие ножа. Отец нахмурился, на его лице читалось недоумение, смешанное с раздражением: — Что ты сказал? Томас повторил, на этот раз ещё холоднее — Я сказал хватит. — Ты что, осмелел? — Отец усмехнулся. Он не привык к тому, что его сын сопротивляется. Бросившись на отца, Томас, сжал его руку. Его маленькие пальчики впились в плоть отца с неожиданной силой. То, что произошло потом, было чем-то новым. Томас не бил отца, не кричал на него. Он просто смотрел на него, и этот взгляд был страшнее любой боли. — Ты больше не тронешь меня. Ты больше не будешь здесь властвовать. После всё как в тумане. Он выбежал в одних шортах и в лёгкой футболке на улицу. Но Том знал одно… Ларсон был прав

3

Один конец

†

Томас с улыбкой переступил порог дома, чувствуя лёгкое предвкушение. Он желал рассказать, что смог, что справился. Он смог осилить себя, но что-то внутри не давало покоя — Рад, что ты пришёл, Томас! — сказал Торд, протягивая руку к нему. Он быстро изменился в лице. Его улыбка была широкой и искренней, и Томас ни на секунду не заподозрил, что скрывается за ней. — Да. — ответил Томас, он чувствовал себя непринуждённо после того, как поставил отца на место. Ларсон обнял его. Разум ребёнка помутился, тело расслабились. Словно всё плохое исчезло. Он вовсе и не помнил, что такое объятие после смерти мамы. Но Том не знал, что попал в ловушку, сплетённую из лести, внимания и лжи. Торд нежно прижал Томаса к себе. Он расплылся в улыбке ведь, как он и желал… Томас сам пришёл к нему. Он приготовился к следующему акту своего представления. — Ты выглядишь дурно у меня есть травяной чай, который отлично успокаивает. Может, выпьем по чашечке? А то...Ну знаешь Томас согласился, не подозревая, что это был первый шаг плана. Торд быстро приготовил чай, его движения были точными и отточенными. В чайнике успокаивающе булькала вода, и Ларсон ловко наполнил две чашки ароматным напитком. — Вооот, держи, — Мужчина протянул Томасу чашку. — Я сделал это специально для тебя. Говорят, это помогает от всего. В твоём случае от синяков папаши. Томас послушно взял чашку и сделал глоток. Вкус был приятным, с лёгкой горчинкой, и он ощутил приятное тепло, разливающееся по всему телу. Он сделал ещё несколько глотков, не замечая, что Ларсон пристально наблюдает за ним. Вскоре мальчишка начал чувствовать себя странно. У него слегка кружилась голова, и мир вокруг стал немного размытым? Он сам не понимал. Том попытался сосредоточиться на разговоре, но слова Торда звучали как далёкое эхо. — Что-то не так? — спросил мужчина, его голос стал тише и вкрадчивее. Томас попытался ответить, но язык не слушался его, а в глазах потемнело. Тело стало ватным, и он понял, что его зрачки больше не реагируют на свет. Слишком поздно, но в его сознание закрались сомнения. Что-то было не так, и это было заметно даже по улыбке его друга. Теперь она была более хищной. Ларсон подошёл ближе, его глаза горели холодным огнём. — Не волнуйся, Томас, всё будет хорошо. Просто закрой глаза и отдохни. Ты очень устал после такого события века! Томас попытался оттолкнуть его, но тело не слушалось. Он чувствовал, как силы покидают его, а мир вокруг сжимается в чёрную воронку. Он опустился на диван как слизняк, его голова упала на подушку, и последние слова, которые он услышал, были тихим и вкрадчивым шепотом. — Спи, мой дорогой. Спи и позволь мне позаботиться о тебе В сознании Томаса остались лишь пугающие чёрные пятна, а вокруг царила мёртвая тишина. Он стал жертвой коварного плана, прикрытого маской дружелюбного безумца, и теперь его судьба была в руках того, кто лишь притворялся. Хотя. Как он мог осмелиться довериться ему после того, что произошло в лесу. На эмоциях, он не думал к кому идёт. В чьи лапы он попал с самого начала.