Истинный наследник

Шлепок — один, второй, третий, и вот уже пышногрудая девица с сочной задницей начала позорно стонать, изо всех сил хватаясь руками за края деревянной полки, пока Ким Сону, в народе больше известный как Трахарь Кухарок, вбивался в податливое со всех сторон и отверстий тело, самозабвенно урча, словно довольный кот. Несколько глиняных горшков, что находились у самого пола, дрожали, стуча друг об друга, сверху упал пучок засушенных и перевязанных трав. Стоны становились всё громче и громче, и пока девица по имени Хери не раскричалась так, чтобы их услышали все, кто находился поблизости, Сону дернул ее на себя, плотно прижавшись своим телом к ее растрепанной одежде, и немного сжал шею у основания челюсти, заглушая голос и продолжая толкаться членом внутрь настолько, насколько позволяла длина. — Не заканчивай, я прошу тебя, Сону-у-у-у… — практически завыла Хери, широко раскрыв рот и зажмурив глаза. — Когда мы увидимся в следующий раз? На кухне поговаривают, что ты ухлестываешь за Юджин, я уже начинаю ревновать! — она надула пухлые губы, еще пухлее, чем у самого Сону, и захныкала от удовольствия, когда он залез под ее льняную, пропахшую свежим мясом и пряностями рубаху, начав перекатывать соски между пальцами. — Я буду свободен вечером. Ты, между прочим, тоже не говоришь, куда ходишь, — побранил ее Сону, сделав это милым ласковым тоном, и толкнулся еще несколько раз, всадив член до основания. — Ты снова в город? До меня дошел слушок, что у тебя там завелся жених! А у меня вот с Юджин ничего нет! Я даже не знаю, кто это! — Всё ты знаешь! Не ври! — громко возразила Хери и фыркнула, когда Сону насадил ее на член особенно резко. — А у меня нет никакого жениха, только повадился один носить гостинцы. Подумаешь, какой-то конюх с городской конюшни! Ты пахнешь лавандой, а он — навозом! Ну почему мне нельзя похвастаться перед девочками, что ты у меня есть, а? — Потому что я решил, что еще рано, — не стал распространяться Сону и запыхтел, чувствуя, что приближается к разрядке. — Вот пойду сегодня с тобой в город и расскажу этому конюху, кому ты принадлежишь, поняла меня?! — громче, чем хотел, воскликнул Сону, вбился в тело Хери еще несколько раз, мыча от удовольствия, и вышел, излившись прямо на бедную потрепанную юбку с заплатами. — Только спрошу у господина Кан Ёсана, нет ли для меня еще каких-нибудь заданий, и отправлюсь ставить этого конюха туда, где ему место — в кучу навоза. — Я же попросила на меня не кончать… Снова стирать придется, у меня уже руки в мозолях, — законючила Хери, окуная край юбки, задрав ту до самого лобка, в бочку с водой, стараясь стереть сперму. — А ты хочешь, чтобы в тебя? — Нет, конечно! Ребеночка нам еще рано, его я рожу, когда ты на мне женишься, миленький! — управившись с юбкой, Хери взяла ладонями круглое миловидное лицо Сону в ладони и поцеловала в губы. — Вот бы господин Кан разрешил тебе поехать со мной! Но дела императорские, ты только т-с-с-с… Хорошо? — она кокетливо приложила палец к своим пухлым губам. — Разумеется, я молчок, — Сону вскинул брови и, поглядев в свое отражение в воде, пригладил растрепавшиеся волосы. — Я выйду первым, потом уже ты, чтобы никто ничего не заподозрил, ладно? — он подмигнул и, осторожно приоткрыв деревянную дверь, вошел в саму кухню, застав немого поваренка вытаскивающим моллюсков из раковин. Кивнув, Сону не глядя бросил перед мальчонкой две серебряных монеты и поспешил убраться отсюда восвояси. По мере продвижения по подвальным коридорам Сону поймал на себе насколько взглядов, кивком ответил на глубокие поклоны черни, довольно ухмыляясь, и у пары судомоек спросил, где его «красавица Юджин, к которой сердце несется на крыльях любви». Похихикав и завистливо побранив Сону за то, что он слишком уж очаровался такой простушкой, девушки сказали, что Юджин сейчас находится в саду, собирает яблоки на ужин для достопочтенных гостей. Благодарно кивнув, Сону свернул в другое направление и уже скоро оказался в саду, заметив гуляющих поодаль Кан Ёсана и принцессу Сурё, медленно идущих под руку, хотя на лицах обоих было написано мало удовольствия или радушия. Но пока что это не главное, куда важнее — снова поцеловать Юджин на глазах у кого бы то ни было, чтобы слухи и дальше продолжали плодиться, пока сама Юджин алеет от каждой робкой ласки, так же невинно, как не тронутый ветром лепесток сакуры. — Ты наверняка устала. Давай я тебе помогу, — самым что ни на есть ласковым тоном проговорил Сону и, встав на носочки, помог достать с верхней ветки два красных наливных яблока. — Сегодня планируется ужин, да? — Ох, а то ты не знаешь! Кажется, приезжает посол из Когурё, очень важный, должно быть, гость, да тебе о том лучше моего известно, — Юджин скромно поправила ленту, которой была завязана ее длинная темно-русая коса, и поставила корзинку на траву, принявшись и дальше срывать яблоки. Опершись на дерево плечом, Сону вынул одно из них и надкусил с характерным чавкающим звуком, после чего ярко улыбнулся наливными круглыми щеками и заметил на себе робко брошенный на него взгляд Юджин. Когда-нибудь и эта скромница ему поддастся, но чуть позже — тогда, когда станет нужна не только как прикрытие «романа» со спесивой и вечно ноющей кухаркой Хери. Сиськи и задница у нее, конечно, что надо, но нрав отвратный, и никому Сону не хотел бы пожелать иметь такую жену. Хотя трахать ее было приятно, особенно когда они точно знали, что нет никого поблизости и можно было оторваться на всю катушку. У Хери был еще один несравненный плюс — она никогда не отказывала. Кроме моментов, когда действительно была нужна Сону. Поговорив с Юджин еще немного и целомудренно поцеловав ее в щеку, он направился обратно на кухню, застав там одного только мальчонку, всё того же, немного, огляделся в поисках Хери и оскалился, поняв, что она уже успела куда-то пропасть. Вот мерзавка, опять его обманула! — Хери уже ушла? Мальчонка молча кивнул, указал в сторону привязанных к веревке чайных трав, а потом себе за спину, на открытые оконные створки. Оскалившись, Сону не стал тратить ценные мгновения на то, чтобы после кухни заходить в выделенные ему покои и надевать плащ. Вместо этого только взял меч из оружейной и сразу же отправившись в конюшню, бросил конюху, что он отъедет по своим делам в город, для верности бросив на сено серебряную монету. У Сону уже никакого зла не хватало на эту проклятую Хери, даже не знающую, что ее трахают только потому, что она единственная, кто лично всегда заваривала чай! Проклиная всех тех, кто решил собраться на улице в этот ясный день, Сону мило улыбался, махал знакомым, ехал на лошади неспешным размеренным шагом, а как только оказался за пределами дворца, огороженного каменной стеной, умело переплетенной с острыми рядами гористых скал, пришпорил скакуна так, что тот сначала понесся рысью, едва не грохнувшись наземь, а потом галопом. Всматриваясь вдаль и пытаясь найти глазами силуэт Хери, которая не должна была уйти далеко, Сону ухмыльнулся, когда увидел ее раскачивающиеся полные бедра, и дернул на себя повод и свернул на другую тропинку, чтобы скрыться за деревьями. Сколько стараний, сколько секса, а всё равно по-хорошему не получается, и вновь приходится преследовать цель тайком, хотя Сону был уверен, что сегодня-то Хери точно клюнет на его удочку и сама проведет его туда, куда постоянно захаживает, чтобы пополнить коллекцию чайных трав. Ох уж и задание в этот раз дал господин Кан — сдохнуть можно! Так еще и ненавязчиво намекнул, что без результатов Сону лучше не появляться в его поле зрения. Замедлившись, когда Хери начала озираться по сторонам и проверять наличие ножа, Сону дернул повод и пригнулся, успокаивающе погладив гриву и шею лошади, чтобы не нервничала. Наверное, надо было пойти пешком, но он боялся слишком сильно отстать. Или, может, таки показаться и побранить Хери за то, что обманула и ушла без него? Это ведь всё равно придется сделать чуть позже и надавить на чувство вины… И всё же Сону решил не рисковать. Очевидно подумав, что ей показалось, Хери двинулась дальше, раскачивая полными бедрами и напевая что-то себе под нос, и Сону старался ориентироваться только на этот звук, держась достаточно далеко. Не прошло и часа, судя по ощущениям, как они добрались до оживленного города, который тоже позаботился о том, чтобы встретить гостей из Когурё как подобает. По крайней мере, стража и городничий явно были озадачены этим и гоняли горожан, чтобы подбирали мусор и воздерживались от его распространения. Сону закатил глаза. Все земли в округе дворца Сонхва всегда считались самым ухоженным и красивым местом на корейской земле, а ему всё мало. Спешившись, Сону взял лошадь под трензель и, петляя между домами и прочими зданиями, старался не выпускать Хери, так и норовящую затеряться в толпе, из виду. Та шла, флиртуя с кем-то по дороге, и даже чуть задрала юбку, минуя кузню. Вот же ж!.. Ей самое место в борделе, а не на императорской кухне! Хотя со стороны Пак Сонхва очень умно взять себе на службу такую шалаву, оказавшуюся верной только своему императору, и ни одному мужчине больше. До сих пор ведь не раскололась! Хотя Сону обхаживал ее и так, и эдак. — Ох-ох-ох! Я из дворца, ты полегче с такими высказываниями! — донеслось до слуха Сону, когда он привязал лошадь, понимая, что они уже оказались у лавки аптекаря. — Между прочим, у меня там появился состоятельный жених! С виду такая невинная пельмешка, но в сексе… — Хери захохотала, прикрыв рот ладонью. Правда, что ли, втемяшила себе в голову, что Сону собирается на ней жениться? — Завидую! А меня как раз из-за этого маменька с папенькой не отпустили на службу императора, мол, там слишком много соблазнов и угроз репутации молодой девушки!.. И как вижу, это самая что ни на есть правда! Счастья тебе с женихом. — Ага, и тебе по жизни! — крикнула Хери и зашла в аптечную лавку к травнику. Пришлось подождать. Купив себе зеленое яблоко, Сону притаился за углом, но не успел сделать больше двух кусков, как Хери уже вышла из лавки и направилась по тому же маршруту назад. Пусть идет, теперь не до нее… Главное — он выяснил, какого травника она посещает, осталось узнать, что конкретно она там берет. Проверив, хорошо ли привязана лошадь, и приказав девушке, что стояла, начищая стену дома, последить, Сону дождался, пока Хери уйдет достаточно далеко, и шмыгнул в лавку, сходу толкнув какого-то другого посетителя и приказав его пойти прочь. — Господин?.. Чем могу быть обязан? — спросил травник, глубоко поклонившись, поняв, что Сону не из простых, судя по богато расшитой одежде. — Что привело Вас в мою скромную лавку? — К вам приходила девушка и брала травы для императора, я в курсе. Что это за травы и где вы их закупаете? — не став ходить вокруг да около, спросил Сону, демонстрируя наличие меча и кошелька с монетами, подвязанного к поясу. Травник едва заметно сглотнул. — Я жду быстрого ответа. — Господин, я н-не м-могу сказать Вам, потому что… — Об этом никто не узнает, и если вы не хотите, чтобы ваша лавка внезапно разорилась, вы скажете мне всё, что мне нужно, — перебил Сону, чуть повысив голос, и травник потянулся за какой-то бумажкой, что лежала у него на столе. — Что это?.. — Здесь вексель на покупку трав и имя того, кто мне их поставляет. Должно быть, он уже на пути из страны, потому что бывает здесь не столь часто и привозит травы каждый месяц специально для императора. Больше я ничего не знаю, господин!.. — Когда он уехал? — Сону взглянул на имя и нахмурился. Незнакомое. Некий Чха Ёнхун. — С двадцать минут назад… Он обычно приезжает с западной части города, у Вас еще есть возможность догнать его. Это такой высокий худой мужчина лет тридцати, со шрамом на подбородке. Увидите — не ошибетесь. Только прошу Вас, умоляю, не говорите, что Вас направил я!.. Мне нельзя!.. Если император узнает, то!.. — Заткнись! — Но господин… Ради святой богини!.. Сону не стал дослушивать, и так зная, что эти слезные мольбы и просьбы, приправленные словами «именем богини Халазии, прошу вас…», не закончатся никогда. Что делать с этой рохлей, подумает потом, а пока что нельзя упустить этого Чха Ёнхуна, потому что другой возможности поймать его не представится. Отвязав лошадь, Сону бросил яблоко, которое всё это время сжимал в руке, запрыгнул на лошадь и, не успев засунуть ногу во второе стремя, пришпорил ее, не заботясь о сохранности всех вокруг. — С дороги! Пропустите! — только и кричал он, приказывая, а горожане едва успевали расступаться. Копыта глухо стучали о землю, мужчина обронил корзинку, женщина едва успела оттащить ребенка, а Сону гнал галопом, перемахивая через препятствия в виде бочек, каток с рыбой и повозок. — Да что же это?! — Смотри, куда прешь! — Никакого уважения! — кричали ему вдогонку, ахая и охая. Когда город наконец-то остался позади, Сону приостановился, прикидывая, мог ли Чха Ёнхун поехать по уже протоптанной тропинке, или же предпочел сохранять секретность до конца, но таки решил, что по лесу ехать слишком опасно даже днем и вряд ли нормальный человек, путешествующий в одиночку, рискнул бы собственной шкурой. — Но! Но! — крикнул Сону, ударив лошадь по крупу и вновь разогнавшись. Он несся по тропинке, поначалу встречая дровосеков и лесников, а потом природа вдруг опустела, и даже животные с духами, кажется, попрятались кто куда, ну или же Сону просто их не замечал, проклиная весь белый свет за то, что нужный человек никак не попадается ему на глаза. Мимо проносились хвойные деревья, кустарники, поваленные стволы, норы, и вот наконец — открытая поляна, по которой неспешно двигался молодой пегий жеребец со всадником на нем. Сбавив обороты, Сону поехал рысью и постарался поравняться с ним, уже издали заметив шрам на подбородке повернувшего голову мужчины. — Чха Ёнхун? — натянув вежливую улыбку и всем своим видом показывая, что не представляет угрозы, спросил Сону. Мужчина слегка напрягся. — Да, я. Вас послал господин Хён? Травник? — спросил Чха Ёнхун, незаметно отвернув своего жеребца немного в сторону. — Вы не выглядите как посыльный. — Верно, — кивнул Сону, почувствовав напряжение и недоверие. — Меня один человек попросил узнать, какого рода у вас дела с господином травником. Что вы ему продаете? Ходят слухи, что вы поставляете травы для самого императора. — Вам-то какое дело? — Ох, очень большое, господин Чха! Моего господина мучит один недуг, и я бы не отказался разузнать о секретах лечебного дела ради него. Поверьте, наш разговор будет находиться в строжайшей секретности. Так что вы продаете травнику, вернее, Его Величеству? Что это за трава и зачем она? Возможно, и моего хозяина можно исцелить от подобного недуга? — Ох, я почти ничего императору не продал! Все знают, что он далеко не сразу платит по счетам. На сей раз он выкрутился, но я всё же думаю, господин неизвестный, что… — Чха Ёнхун не договорил, пришпорив лошадь так, что поначалу ничего не ожидавший Сону начал кашлять от ударившей в лицо дорожной пыли. — Сучий потрох… — зашипел тот и погнал следом. Нагнать Чха Ёнхуна оказалось трудно. Тот свернул в сторону некошеного поля и, то и дело оборачиваясь, хлопал жеребца по крупу, стараясь оторваться. Пригнувшись, Сону оглядел местность и решил обогнуть с другой стороны, срезая дорогу к реке. Пришлось махнуть через пару поваленных деревьев и успокоить уставшую взмыленную лошадь, но зато цель была близка. Впереди вновь начинается гористая местность, там кольцо, и Чха Ёнхуну уж точно не скрыться. Но дорога отняла слишком много времени, был слышан только топот копыт и фырканье лошади, а потом — горный ручей. Они рядом. Закатывающееся солнце заслонил скалистый массив, верхушки карликовых деревьев, что росли на них, показались черными точками, а ветер плясал в волосах Сону от того, как быстро он несся. — Еще чуть-чуть, малышка… Сейчас загоним его в ловушку. Победно ухмыльнувшись, Сону пригнулся, чуть не ударившись о ветку головой, повернул повод направо и, заприметив цель, погнал к ней. Жеребец же взбрыкнул, едва не врезавшись в склон, и недовольно затопал копытом. И чудо, что Чха Ёнхун смог удержаться в седле. Спрыгнув с не успевшей остановиться лошади, Сону дернул беглеца на себя за рукав и повалил наземь, тут же вынув меч и приставив его к горлу. — А вот теперь поговорим… Откуда ты доставляешь товар и что это за трава? — Можете не угрожать мне своей зубочисткой, господин! Я всё равно ничего тебе не скажу, проклятый ублюдок, что бы ты там сейчас мне… Агх… — Чха Ёнхун рефлекторно сжал лезвие руками, когда острие проткнуло шею, пустив маленькую струю крови. — С Джанго… Она растет на… — он закашлялся, стараясь отнять от себя меч, не жалея порезанных ладоней. — Растет на верхушке горы… очень редкий… цветок… — Как он выглядит? — спросил Сону, но после заминки, во время которой стало понятно, что Чха Ёнхун снова стал не слишком охоч до ответов, надавил острием сильнее. — Говори, ну!.. Давай! Всё произошло за долю секунды. Чха Ёнхун сам вогнал меч себе в шею и, издав несколько невнятных хрипов, закрыл глаза, откинув голову на камень. Струйка крови потекла ручейком, огибая препятствия, и коснулась ботинка Сону. Лошади заволновались от запаха крови, а Сону зарычал от досады, ударив травника, сам не зная зачем, по ребрам носком сапога, а потом добавив по груди. Лишь бы еще не наврал!.. И что теперь делать? Травник сказал, что Чха Ёнхун приезжает только раз в месяц, а значит, какое-то время его не хватятся. Мало ли что могло случиться с человеком за это время? Оглянувшись по сторонам, Сону заметил небольшую пещеру в скале и, подхватив Чха Ёнхуна под мышки, волоком потащил туда, забросив в самую темную даль, весь взмокнув. Сняв с жеребца узду, седло и дорожную сумку, он порылся в последней, но не нашел ничего примечательного и закинул всё к владельцу этих вещей. Потом ударил скакуна по крупу, пуская на вольные хлеба, и принялся таскать камни ко входу в пещеру, чтобы хоть немного было похоже на завал. Сону успел собрать всю грязь в округе и порвать одежду, но управился до заката, а потом неспешно поехал во дворец, надеясь никому не попасться на глаза. И пусть только Хери попробует ему не рассказать, что за травы, чтобы злобный дух их побрал, она кладет Пак Сонхва в чай!.. А тело Чха Ёнхуна пусть гниет здесь. Сегодня Сонансин не поспешил его защитить.

◇─◇────◆─◈─◆────◇─◇

— Слышал, что Вы балуетесь искусством, Ваше Высочество, — премилым тоном проговорил Кан Ёсан, идя под руку с принцессой Сурё, понуро глядящей по сторонам. — Недавно я проходил мимо Вас с Вашими придворными дамами и случайно подслушал, что говорил Ваш сонби. Это так несправедливо — не оценивать настоящие таланты, коим Вы являетесь. Я видел Ваши картины — они прекрасны. — Не все разделяют Ваше мнение, господин Кан. Вы разбираетесь в искусстве или просто не хотите меня обидеть? — спросила Сурё с легкой усмешкой, делая очевидный намек на то, что Ёсан просто изо всех сил старается ей понравиться. — Только отец считает эти картины красивыми, но мне кажется, он тоже лишь не хочет меня расстраивать. Обычно я рисую то, о чем мне рассказывает… Один друг семьи. — Я собиратель редких вещиц и древних реликвий, Ваше Высочество, не обижайте меня, — Ёсан половчее взял Сурё под локоть и поправил белоснежный рукав, выглядывающий из-под турумаги цвета пасмурного неба. — Когда вы посетите мой замок на полуострове, то убедитесь, что за серыми стенами скрыта настоящая сокровищница. У меня повсюду развешаны гобелены, сотканные лучшими прядильщиками со всего мира, дорогие реликвии из алмазов и золота, а еще множество картин, написанных именитыми художниками. Я бы хотел, чтобы одна из Ваших картин висела у меня. — Зачем Вам это? Я рисую для удовольствия, вернее, стараюсь выкраивать его из уроков, что мне предлагает сонби… Я не люблю рисовать цветы и горные пейзажи, я и так вижу их каждый день, когда смотрю из окна своей спальни. А вот море, равнины и луга, долины гейзеров, водопады, что лежат за этими горами, неизведанные земли… Я люблю представлять себе мир во всех красках и рисую то, что вижу в своих снах. Знаю, это звучит банально и очень… — Сурё постаралась подобрать нужное слово. — Очень по-детски, словно я маленькая девчонка, но я действительно хотела бы увидеть мир. Не в книгах, а наяву. — И Ваши мечты прекрасны, Ваше Высочество… Когда сонби снова будет ругать Вас, а Ваши дамы — смеяться за спиной, помните, что на свете живет Ваш преданный поклонник, — Ёсан мягко улыбнулся, когда Сурё смущенно посмотрела на него во все глаза, и налету поймал листок, который пролетал мимо. — Но знаете, даже в этом дворце, в котором Вы находитесь, можно найти много прекрасного. Халазия действительно создала природу удивительной. Даже этот лепесток… Линии не совсем ровные, ветер унес с собой кончик, оставив рваный край, местами прослеживается желтизна, но всё это и делает этот листок непохожим на других. Вот так и Вы, Ваше Высочество, тоже не похожи на других. Буду ждать Вас у себя в гостях, там Вам будут рады. Уж я — совершенно точно. — Вы красиво говорите, господин Кан, — промолвила Сурё, заправив прядь длинных, доходящих ниже ягодиц волос за ухо. — Если честно, не ожидала такого потрясающего владения словом от… торговца. Мне приятны Ваши речи, немногие здесь ценят мои занятия и мечты, и я счастлива, что мы нашли с Вами общий язык. — Вы многого еще обо мне не знаете, Ваше Высочество, но я бы хотел, чтобы узнали. Я не так страшен, как меня любят описывать. Только справедлив. — Возможно, — Сурё легонько повела плечом и присела на край подвесной качели, украшенной цветочными гирляндами. Ёсан тотчас же пристроился сзади и стал раскачивать. — Многие боятся Вас, господин Кан, и говорят, что Вы страшный человек. К слову, отец советовался со мной по поводу Вашего предложения, но я мало что поняла из объяснений… Так что такое фран… франч… — Франшиза, — с усмешкой поправил Ёсан, так и сжимая лепесток в руке. — Это станет настоящим шагом навстречу к светлому будущему, в котором даже у простого горожанина, имей он смекалку и сообразительность, появится возможность поднакопить и разбогатеть. — Вы так печетесь о народе, господин Кан? — с недоверием спросила Сурё. — Мое происхождение не является тайной для Вас, Ваше Высочество, к чему лукавить? Да, я знаю, что такое сиротство и бедность, от того и хочу, чтобы не только у меня, но и у многих других появился шанс обзавестись деньгами. Сами знаете: у кого деньги, тот и прав, — Ёсан раскачал качели как следует и присел рядом с Сурё, жадно слушающей его речи. — Франшиза — это когда владелец заведения, то есть я, обустраивает какое-нибудь дело. К примеру, кузню. Я создаю эмблему и нанимаю кузнецов, а потом вкладываю деньги в такую же кузню в другой стране. Желающий, узнав об этом, может стать владельцем такой кузни. Он делает первичный вклад, я помогаю с обустройством, а потом мы делим прибыль в процентном соотношении. Надеюсь, я объяснил понятно? — Я не глупая, и на этот раз, из Ваших уст, да, понятно… Необычная мысль. — Конечно, Вы не глупая! — тут же поспешил заверить Ёсан, рассмеявшись. — Вы не такая, как многие другие девушки, простите мне мои сомнения в Вашей сообразительности. — Я не такая? — с сомнением спросила Сурё. — Не такая — это значит, не поверхностная. Ваш отец достойно обучил Вас, и знаете, я думаю, что сделать Вас наследницей — правильное решение. Не сочтите за грубость, но в чем-то мы с Вами похожи. Многие смотрят на бедняков, вырвавшихся в люди, как на всё тех же бедняков, свысока, а на женщину на троне — как на ту, чьи полномочия заканчиваются рождением наследника и устройством уюта в замке. Я так не думаю. Вы достойны большего. — Вы правда так считаете? — спросила Сурё, на сей раз со всей искренностью в глазах взглянув на Ёсана. Он говорил немного в нос, что ее постоянно смущало и заставляло раздражаться, но эти слова ее взволновали. — Многие не согласны с выбором отца, прочат в наследники моих кузенов, но… Я тоже сомневаюсь, достойна ли я такой чести. — Достойны и обязательно справитесь с тяготами императорской власти. Вам только нужно найти выгодную партию для замужества. Человека, который будет помогать Вам и который станет надежной опорой, при этом никогда не посмев действовать против Вас. — Вы имеете в виду себя? — Сурё позволила чуть ядовитую усмешку. — Осторожнее, многие подумают, что Вы хотите стать императором и собираетесь жениться на мне в корыстных целях, отодвинув меня на второй план. — Не скрою, доля расчета в этом есть. Я же торговец, знаю в этих делах толк, — сказал Ёсан со всей серьезностью, отвернувшись. — Брак — это выгодная инвестиция в достойную жизнь что для женщины, что для мужчины, но для женщины — в особенности, ведь мир так устроен, что успех женской жизни заключается в удачном замужестве. И моя кандидатура — не самая плохая. — Только лишь расчет, господин Кан? — Сурё чуть растянула губы, стараясь скрыть неловкость со своими глупыми мечтами. Только сейчас она заметила родимое пятно в форме сердечка, которое было скрыто за спадающей на лицо прядкой волос. — И в любовь Вы совсем не верите? Я верю и в глубине души хотела бы, чтобы… — Любовь — амор по латыни, от любви бывает мор. Море слез, тоски пустыня, мрак, морока и позор, — растягивая гласные, поэтично прочитал Ёсан, и ветер как раз подул вовремя, начав развевать его волосы. — Любовь ни для кого не заканчивалась добром, если она не подкреплена выгодой, но в браке возникают и не такие чувства… У тех, кому повезло, в браке часто появляется привязанность, нежность и желание защитить друг друга. Но то лишь мои измышления. — И Вы никогда не любили? Совсем? — У меня были чувства дважды, и дважды же они заканчивались тем, что я узнавал о корыстных целях и лжи… И еще одна моя возлюбленная похитила украшения, а потом скрылась. — Нашлась? — со жгучим интересом спросила Сурё. — Сону нашел ее и… Вы знаете, что делают с ворами. Я действовал только из соображений справедливости, — Ёсан в упор взглянул на Сурё, на лицо которой легла тень. — Надеюсь, Вы поймете меня и не станете осуждать. Мне было очень приятно пообщаться с Вами, принцесса, и я буду ждать нового нашего разговора наедине. К сожалению, нам обоим скоро нужно будет присоединиться к ужину, поэтому я откланиваюсь, — Ёсан встал, сделал глубокий поклон и поцеловал руку Сурё. — Мне тоже было приятно Ваше общество, господин Кан, — Сурё поклонилась в ответ, пусть и не так низко, подозвала своих дам, всё это время гуляющих поблизости и наблюдающих с плохо скрываемым любопытством, а потом растворилась за стенами замка, и напоследок стало видно только ее волосы. Флегматично проводив Сурё взглядом, Ёсан пошуршал листком в своей руке, смял его и пустил по ветру, затем направившись к большой каменной стене, которой был огорожен дворец. Удачное всё же расположение, взять в осаду его было бы трудно, несмотря на то, что укреплением здесь служит одна лишь эта стена да горные массивы. Время уже клонилось к сумеркам, на небе зажегся бисер звезд, и лишь одно портило красоту этого вечера — пыхтение бегущего сюда на всех парах Ким Сону. — Надеюсь, на этот раз что-нибудь новенькое? — спросил, нахмурившись, Ёсан. — Вытри грязь с носа. Запыхавшись, Сону поспешил стереть всё рукавом, но вместо этого только размазал, вызвав недовольный вздох, а потом сбивчиво, но в деталях рассказал обо всем, что ему удалось узнать и что произошло за день. — То есть мы теперь точно уверены, что император болен и что он закупает травы с Джанго. Что за травы, я так и не узнал, простите меня… Тело спрятал надежно, до нашего отъезда никто не хватится. Попробую послать кого-то разнюхать, что там с этими цветками… Но может быть, нам… — Наврали? — Ёсан изогнул брови. — Ты понимаешь, что скорее всего, так и есть? Кто тебя просил убивать того мужчину? Он мог быть нам полезен, и уж под пытками бы точно раскололся! Пельмень бесполезный! — Ёсан стукнул Сону запястьем по затылку, и тот тут же потер ушибленное место, виновато присев на одно колено. — Он сам… сам на меч набросился… — Сону схватил штанину Ёсана и приник к ней лбом. — Я правда старался! — Так не надо тыкать в горло! — прошипел тот. — И встань уже. По крайней мере, всё было не совсем зря и мы теперь знаем, что Сонхва недолго осталось, а значит — он поспешит найти партию для своей остроумной дочурки. А раз так, то пусть думают, что им удалось меня здесь задержать… — Ёсан тяжело вздохнул и задумался. — Пусти слух по поводу болезни через своих кухарок, пусть все думают на твою подстилку. И желательно сделай так, чтобы до Юнхо тоже дошли эти сведения. — Но… зачем?.. — За тем, что тебя не касается. Я же могу тебе это доверить? — на сей раз Ёсан мягко коснулся волос Сону и потрепал их. — Разумеется, господин! Я всё сделаю в лучшем виде. Сегодня же, пока Вы будете ужинать, — поспешил заверить Сону и поцеловал золотой перстень на пальце Ёсана. — У меня есть на примете один человек, который может донести информацию до Севера. — Славно, — кивнул Ёсан и, оставив Сону за своей спиной, направился в свои покои, переодеваться к ужину. В том, чтобы встретить двух послов Когурё, он не участвовал, но видел из окна, приоткрыв створки, как те преклоняют колена перед вечно величественным и держащим осанку Сонхва, потом перед Сурё, а затем все вместе проходят во дворец вместе с кучей слуг и стражников. Ёсан легонько приподнял уголок губ. Сколько церемоний вместо того, чтобы сразу перейти к делу, которое не обещает быть простым! А они тратят время на подобную высокородную ерунду! Приодевшись в одну из самых богатых своих одежд при помощи камергера, Ёсан спустился вниз в сопровождении двух слуг и присел перед ломившимся от угощений и яств длинным папсаном. — Сегодня на работу не вышли две моих служанки, — сказал Сонхва, склонившись над ухом Ёсана. — Утверждают, что очень болит живот, но недавно их видели рядом с вашим мальчишкой Ким Сону. Не пройдет и месяца, как он всех моих служанок обрюхатит!.. Разве вы не открыли бордель в моем городе? Он всегда может наведаться туда. — Простите, у него такой возраст… — Ёсан усмехнулся. — Однако Вам не стоит беспокоиться, Ваше Величество, он внимателен к вопросам беременностей. Был лишь один неудачный случай, когда моя горничная забеременела, но мы с этим вопросом разобрались. Девушки так и тают под обаянием Сону. — И всё же пусть сдерживает свои аппетиты, — покачал головой Сонхва и коснулся волос цвета вороного крыла, заплетенных в высокий хвост. — Господа, — обратился он уже к послам Когурё, высоко задрав голову, так, что Ёсан в профиль разглядел его хищный орлиный нос и каждую складку, а также болезненную тень под глазами, которую изо всех сил попытались скрыть. — Мы принимаем вас, как почетных гостей, но я ума не приложу, какие претензии ко мне у вашего императора, что понадобилась такая срочность. Я не потерплю оскорблений в свою сторону. Ёсан внутри себя усмехнулся. Именно с помощью него Сонхва узнал, что Юнхо в сговоре с Когурё и что вместе они готовят нападение. — Насколько Вам известно, Ваше Величество, у Когурё была договоренность с Силлой по поводу брака принцессы Мин Ары и принца Квон Соджуна, но по пути принцессу настигло неожиданное препятствие в виде пиратов… Морского тигра, если быть точнее, — со всей серьезностью сказал один из послов, не притрагиваясь к еде. — И все, как бы вы ни утверждали обратного, знают, что он действует по Вашей указке и что этот приказ… — Я не приказывал Морскому тигру брать принцессу Мин Ару в заложницы и тем более — удерживать ее. Если бы он подчинялся моим приказам, думаю, в морях было бы спокойнее, — тихо, но вкрадчиво возразил Сонхва, скрыв легкий кашель глотком вина из золотого кубка. — У нас с Морским тигром есть определенная договоренность, благодаря которой он не трогает мои корабли и не совершает набеги на мои земли, и если ваш император желал того же, он мог также предпринять попытку обсудить все детали. Да и к тому же, насколько мне известно, Морской тигр предлагал выкуп за принцессу, но что-то ни ваш император, ни император Силлы не спешат выплачивать его. — Это оскорбление чести и достоинства Силлы и Когурё! — воскликнул второй посол. — Мы здесь, чтобы обсудить размер Вашей компенсации за причиненный ущерб, а также за тем, чтобы Вы приказали Морскому тигру вернуть принцессу домой! На иные условия наш достопочтенный император не согласен. — Ах вот как? — приподняв уголок четко очерченных чем-то губ, Сонхва едко усмехнулся, продолжив пить вино и смотря в стену. — Не потерпят? Так вот, вы сразу с места в карьер? Хорошо, а что насчет вашего сговора с Севером и о планах нападения без объявления войны? — спросил он без всяких предисловий, заставив послов нервно сглотнуть. — Да-да, я тоже в курсе много о чем. Господин Кан, как думаете, когда грядет нападение? — Не раньше, чем через месяц, но и не позже. — Замечательно, успеем подготовиться, — Сонхва едва заметно вскинул уголок губ. — У нас еще есть шанс договориться по-хорошему на выгодных условиях. Я пытаюсь убедить Морского тигра вернуть принцессу домой и проглатываю оскорбление, которое вы мне только что нанесли, а вы отказываетесь от всех претензий и складываете оружие. Я не имею отношения к тому, что случилось с договоренностями Когурё и Силлы! — Боюсь, что сейчас это уже невозможно, Ваше Величество… Вы совсем меня не понимаете и, пожалуй, даже не хотите осознавать всю серьезность ситуации и тяжесть своего положения. Вы слепы, — строго проговорил посол, привстав. — Мы выдвинули свои условия, у Вас есть время поду… — Стража, схватите этих двоих болтунов! — перебил Сонхва, потеряв всякое терпение. О том, чтобы заранее нейтрализовали всю их охрану, он уже позаботился. — Одному можете отсечь его длинный язык, а потом и голову, а второго отправьте к его императору сейчас же! Мне нужен только один гонец. — Ваше Величество, это не по правилам гостеприимства! — воскликнул посол, начавший упираться, когда два стражника поставили его на ноги за ворот одежды. — Мы пришли с миром и выдвинули условия, мы всего лишь посланники! — не сдавался он, шкрябая по полу обувью. — Вы не имеете права! — Вы у меня в гостях, начали угрожать, и я вправе делать то, что считаю нужным, — спокойно возразил Сонхва, беря в руки палочки худой рукой и безразлично смотря в сторону молча побледневшего посла. — Поторопитесь с приговором, я вас прошу… — сказал он уже стражникам, и когда крики стихли, раздраженно вздохнул. — Вот теперь можно спокойно поужинать… Я думал, мне придется сделать это через день или два, а не вот так — сразу. Сурё, никогда не терпи хамства, когда станешь императрицей. Если видишь, что договориться нельзя, то сразу иди на опережение. — Нам нужно готовиться к войне? — спросила Сурё, без всякого аппетита взглянув на стол. — Или еще можно избежать?.. — Боюсь, что уже нет. И Мин Юнги, и этот паршивец Квон Хёнбин из Когурё, и Чон Юнхо заплатят мне за свой сговор. Я утоплю их корабли и людей в крови, — ровным равнодушным тоном промолвил Сонхва, отрезая себе кусок мяса. — Вот видите, господин Кан, не успели вы приехать, как все уже сговорились. Выбирайте, на чьей вы стороне, и не забудьте, что если Юнхо подомнет под себя княжества и разобьет меня, на его пути окажетесь только вы!

◇─◇────◆─◈─◆────◇─◇

— Ребята, поднажмем, до заката успеем добраться до ближайшей деревни! — кричал Хонджун, преувеличенно бодро взбираясь по холму, хотя сам был на последнем издыхании. На землю постепенно опускалась ночь, сгустились сумерки, да и стало слишком холодно. — А ну не падать! Быстрее, бездельники! — Да пошел бы ты!.. — прошипела себе под нос Ара, не чувствующая ног, и упала, соприкоснувшись ладонями с холодной землей. Чонвон тут же подбежал на помощь и приподнял, взяв под руку. — Я сейчас точно умру… Чонвон огляделся. Джисок топал на подгибающихся ногах, стараясь держать лицо, Доюн волок Эрин за одежду, нелестно приказывая ей поторапливаться, Хан Каджун, тот мужчина из трактира, нес спящую Гаын на руках, да и остальная часть команды еле шагала, всё больше зевая и клюя носом. Поняв, что так дело не пойдет, Чонвон опустил Ару, одолжив ей свою сумку, чтобы не сидела на земле, и подбежал к Хонджуну, кривившемуся от боли в стопах. — Капитан, все очень устали… Мы не знаем, скоро ли будет деревня, нужно устроить привал, — Чонвон указал на небольшую рощу, полную сухих веток, и посмотрел на Хонджуна уставшими глазами. — Вам тоже стоит отдохнуть… Хонджун встал, уперев руки в бока, оценивающе оглядел всю свою команду и протяжно вздохнул. — Ладно. Я за первого часового, Джисок и Чонсоб пусть разожгут костер, остальным — расстилаться, не зря ж мы барахла в том городе накупили. В очередной раз убеждаюсь: не надо с собой брать баб и детей, — он оскалился и свернул в сторону рощи, а остальные с облегчением пошли за ним. Хан Каджун расстелил теплую шаль, уложил на нее дочь и завернул по самый подбородок, а потом сел рядом, обняв себя за плечи. Украдкой взглянув на них, Ара почувствовала, как у нее что-то сжимается в груди. Хонджун ничего не говорил об их судьбе, когда вся их компания доберется до места назначения, на все расспросы отшучивался и отмахивался, но отчего-то внутри было знание — ничего хорошего не предвидится, когда Хан Каджун перестанет быть полезен. Но одновременно Аре очень хотелось верить, что самое плохое она себе только выдумала. Хонджун мог не спасать ее в той конюшне, но сделал это, так может, и в нем есть капелька благородства и сострадания? — Как думаешь, что с ними будет? — Ара опустилась рядом с Чонвоном у только что разожженного костра и сильнее закуталась в плащ, который Хонджун соизволил купить ей на деньги из ее же приданого. — Никто ничего не говорил? — Многое зависит от настроения капитана. Если не будут мешать и болтать, то отпустит, — пожал плечами Чонвон, вырисовывая что-то на листе бумаги, положенном на колени. — Он такой, непредсказуемый, и иногда убивает, потому что не в духе. Но я постараюсь сделать так, чтобы Гаын и Каджуну ничего не грозило. Они ведь даже не знают, кто мы… — Чонвон тяжело вздохнул, взглянув на то, как отец нежно гладит дочь по волосам. — Я так толком и не поблагодарила тебя за то, что ты вмешался и спас нас с Эрин… Спасибо тебе. Если бы встретила где-то в другом месте, то ни за что бы не подумала, что ты пират, — Ара нежно улыбнулась и посмотрела на то, что так старательно пишет Чонвон. — А ты еще и сонби. Как тебя занесло на корабль? — Не за что благодарить, принцесса, я только предупредил капитана. Он приврал, что не хотел вмешиваться, сам же и побежал. Когда трогают то, что, по его мнению, принадлежит ему, то готов глотку кому угодно перегрызть, — Чонвон поежился от холода, и Ара тут же укрыла его плечи своим плащом, подсев поближе. — А занесло… Тяжелыми путями. Я тоже не самый хороший человек, и до одного дня не думал, что смогу убивать… Но я смирился с такой жизнью и привязался к команде. Доверие капитана — честь для меня. — Честь? Разве может быть служение такому человеку, как он, честью? — недоверчиво спросила Ара, поглядев на Хонджуна, стоявшего с прямой спиной с саблей в руках и загадочно глядевшего в темноту. Остальная команда расположилась у костра и достала легкий перекус, состоящий из сухарей и сыра с водой. — Он спас меня, — легко ответил Чонвон, — хотя тогда мог этого не делать. Я трус, принцесса, и вы даже не представляете, какой. — Я так не считаю. Что бы ты ни сделал, я думаю, были причины… — В Пэкче я работал сонби при дворе одного знатного якбана, учителем у его сына и… — он смолк, зажмурив глаза и отвернувшись. — Ты можешь продолжить… Я не буду осуждать тебя, клянусь! Чонвон покачал головой и взглянул в оленьи глаза Ары, всё же решив продолжить рассказ. — Я убил его, — вкрадчиво проговорил он, прикусив губу. — Несносный характер! Избалованный мальчишка, который о каждого вытирал ноги, в том числе и об меня. Не учился, позволял себе распускать руки, складывал на меня свои сапоги, швырял вещи, кричал, клеветал на слуг и на меня… Как-то раз меня даже высекли плетью, — Чонвон оскалился, отложив грифель и скривившись. — Два года я это терпел. Не помню, для чего я тогда, в предпоследний день, направился в библиотеку, но шел по коридору и заметил, как этот паршивец активно пристает к горничной. Она плакала, просила этого не делать, а он… Он заставил ее встать на колени и засунул свой мальчишеский член ей в рот. Живое воображение подбросило Аре подробную картину, и всё тело аж передернуло. — Я вмешался, а потом ко мне заявилась стража. Этот идиот сказал, что я приставал к той девушке, та даже подтвердила. — И тебя… прогнали?.. Или снова высекли?.. — с сожалением спросила Ара, не заметив, как положила ладонь на плечо Чонвона. — Второе. Я хотел было уйти, подыскать другое место, направился в конюшню, чтобы поговорить кое с кем об этом, еле переставляя ноги от боли, и увидел новую сцену — мальчишка пытался заставить конюха поцеловать свой сапог, — продолжал распаляться Чонвон, прокручивая в голове всю эту сцену. — Тот противился, но сделал, а потом получил сапогом в нос. Тут я уже не выдержал, схватил мальчишку за шиворот и опустил головой в лошадиный навоз, что-то вроде кричал, паршивец начал сопротивляться… Всё перешло в драку, и я толкнул его. — И он?.. — Ара зажала рот рукой. — Грохнулся на вилы, — кивнул Чонвон. — Я бросился бежать. Не хотел, правда, не хотел… — поспешил заверить он, устыдившись. — Не думал, что всё так получится. Но я трус, принцесса… Вместо того, чтобы ответить за содеянное, как честный человек, я сбежал. Меня объявили в розыск для казни, и тогда я на те деньги, что были заплатил капитану одного корабля, чтобы увез меня подальше от Пэкче, а корабль оказался пиратским… Об этом я узнал позже, когда Хонджун пригласил меня выпить, чтобы что-то, наверное, обо мне разнюхать, и стражник меня узнал. Всё переросло в драку, чуть не закончилось моим арестом, а Хонджун вступился, пришлось рассказать ему правду. Он предложил остаться, сказал, что ему как раз нужен «знающий человек». «Да ты не так прост, паренек, и от служивых бегаешь, давай к нам, может, пригодишься», — вот что он тогда сказал, пока вытирал меч. Я уже был вне закона и не хотел идти на службу к богачам, потому и согласился. Простите меня, я… Знаю, что выглядит жалко. — Ты не виноват в том, что случилось, Чонвон… Я хоть и принцесса, но понимаю, что среди знати есть много непорядочных избалованных людей, — Ара поплотнее укрыла их обоих плащом, а тем временем костер становился всё ярче. Послышалась веселая пиратская болтовня. — Я только одного не понимаю: как ты миришься с такой жизнью?.. С насилием, убийствами и грабежами?.. Мне кажется, ты совсем не такой, да я и не видела, чтобы ты приставал к моим дамам. — Сначала делаешь, а потом убеждаешь себя, что не мог иначе… Через какое-то время ложь, повторенная множество раз, становится правдой… Не дожидаясь ответа, Чонвон продолжил писать что-то и тут же зачеркивать. Аре стало не по себе: она уже не знала, к кому и как относиться, но почему-то сейчас многое стало неважным, в том числе то, как и кто оказался на этом корабле. — Это та загадка? Никак не получается? — спросила она, чтобы сгладить неловкость. — Совсем не понимаю, о чем речь. Ясно то, что это анаграмма, но так лихо закрученная, что я никак не могу понять, что тут имеется в виду, — Чонвон написал несколько букв и попробовал сложить их в слова. — Приманены парусом вихря… Даже это предложение — бред!.. — И тут буквы надо заменить на те, что снизу, правильно? — спросила Ара, щурясь. В темноте, даже при свете пламени, было плохо видно. — Да, наверняка. Но для этого надо понять основу. Я чувствую, что это важно, но… — Чего грустим? Опять со своими каракулями! — крикнул Джисок, испугав Ару, хлопнув ее и Чонвона по спине. — Меня вот моя мамка-шлюха даже читать не научила, да и сама не умела! Книги — зло!.. От них только голова болит. И знаете что? У меня вот никогда не болит! Чонвон, брось ты это, давай лучше споем! — По тебе и видно, что книги в руках не держал, — Чонвон скатал бумагу в свиток и прибрал в свою сумку. — Ты собрался спеть, чтобы к нам все хищники сбежались? — А ты давай! — Он вынырнул с черным большим ключом, — затянул первым Доюн, — Йо-хо-хо, и бутылка рому! С ключом от каморки на дне морском, Йо-хо-хо, и бутылка рому! Остальные стали хлопать по коленям в такт, а Ара вылупила глаза, смотря на то, с какими веселыми и непринужденными лицами они запели, собираясь, видимо, разбудить Гаын и успевшую заснуть Эрин, да и всю округу. — Таращил глаза, как лесная сова, — продолжив, сдавшись, Чонвон, — Йо-хо-хо, и бутылка рому! И в хохоте жутком тряслась голова, Йо-хо-хо, и бутылка рому! — Кстати, а где наш ром?! — воскликнул кто-то. — В сумке, пара бутылок осталась! И там соджу! — Наливай! — Вот так-то лучше! С доброй песней и дорога приятная! Йо-хо-хо! — воскликнул Джисок и поднял Ару на ноги, став кружить ее в беспорядочном танце, не похожим ни на один из тех, что она знает. В каком-то очень странном, почти мальчишеском. — Что пьют их кровь и мослы их жуют, йо-хо-хо, и бутылка рому! Остальные тоже бросились в веселье с головой. Один из пиратов заплясал, размахивая шляпой, второй стал танцевать в полуприсядь, хлопая себя по пяткам, а остальные передавали друг друга из рук в руки, крича свое «йо-хо-хо!» и кружась. Лес наполнился запахом костра и веселой песней. — Хватит… — Ара попыталась оттолкнуть топающего ногами в такт песне Джисока, но ее тут же — да что ж ему спокойно не живется! — подхватил Хонджун и закружил в воздухе. — А давайте новую, ту, что Кихо нравится! — Я слышу — гремит уж засов, — тут же затянул Чонвон, — Свести счеты с жизнью пора. Как свора ободранных псов Сбегается, чувствуя кровь, Собрался народ поорать. Прощайте, друзья и любовь! У Чонвона был приятный голос, да и Хонджуна, начавшего подпевать, как оказалось, тоже. Ара даже удивилась. Тот совсем стал на себя не похож: весел, улыбчив, даже как-то добр и… Ара не успела подобрать нужное слово, тоже начав скакать против воли, когда Хонджун закрутил ее в руку и раскрутил обратно, затем приобняв за талию. Эрин проснулась, сморщившись, и прищурилась, став похожей на утреннюю сову. Парень из команды, имя которого Ара вечно забывала, забарабанил по дереву. — А красный камзол палача Горит над толпой там, где смерть Выбьет последнюю твердь. И заново жизнь не начать, И волнам меня не качать, Удар — и летит табурет. Все начали выделывать движения кто во что горазд, забыв об усталости, и тени их тоже заплясали в свете теплого костра. — Знаешь, вот вообще не скажешь, что беспринципные убийцы, — рассмеялась Ара, когда Хонджун приблизил ее лицо к своему. Юбка чана начала развеваться на искусственном ветру, и стало так хорошо-хорошо. — Оказывается, вы умеете веселиться, не только насилуя и убивая? — Культура нам не чужда! — крикнул Хонджун и сложил ее руки себе на плечи. — Того и гляди, захочешь остаться! Может, и про меня с твоим похищением однажды песню сложат! — Да ни за что на свете! Хотя мне на ушко нашептали, что ты не настолько плохой. Не прям весь черный, а такой, темно-серый. Но думаю, завтра я снова изменю свое мнение не в твою пользу, — засмеялась Ара, покружилась, и обняла Хонджуна за шею, поочередно топая ногами. — И вообще… Некрасиво мне танцевать с грязными немытыми мужчинами. — И пусть! Ты сейчас такая же немытая пиратка! — весело воскликнул Хонджун, дыша ей практически в ухо. — Завтра будет завтра, а пока, Чонвон, давай другую!.. — Пусть судьба обделила богатством и родом, И в наследство остались пустые карманы, Но завещаны нашей бедовой породе Сталь клинка и безбрежная гладь океана!