Тератома Сознания

Солдат подумал, что я больной Майор подумал, что я е.анулся И все они решили, что я опасен Ведь я не оставляю следов на свежем снегу! А мёртвая мышь в кармане гниёт, А мёртвая мышь гниёт в кармане И теперь никто никого не найдёт Ведь я не оставляю следов на свежем снегу! Он стиснув зубы смотрел мне вслед Всё было словно на самом деле, Но приглядевшись он очень понял Что я не оставляю следов на свежем снегу!

— Егор Летов. «Следы На Снегу»

      Сей случай произошёл аккурат к третьему ноября, дню культурного фестиваля в нашей школе. Но начну с небольшой предыстории.       Сама я отношусь к Хикигае-куну скорее негативно, чем позитивно — он представляет собой отъявленного нарцисса, невероятное самолюбие которого конфликтует с явными аутоагрессивными настроениями, в результате чего мы получаем крайне противоречивую личность, что сама по себе просто не может вызывать симпатию.       Впрочем, самым началом своей истории я предпочитаю считать момент, когда Хикигая-кун попал в аварию и находился на волоске от смерти, и, очевидно с моей стороны, произвёл переоценку ценностей. С того момента в нем все чаще стали проявляться положительные качества, хоть порой он и срывался в совсем не свойственную ему ярость, что, впрочем, так же говорила о его изменившемся взгляде на жизнь. Привычная рациональность, делавшая из него довольно серьёзного и задумчивого юношу уступала место эмоциям.       Мы с ним пересекаемся только в Клубе Волонтёров. Сам по себе клуб — лишь три человека, Я, Хикигая-кун, и Юигахама-сан, и так как в подготовке фестиваля должны были участвовать все, на нас легла роль разнорабочих — мы могли съездить и купить нужные костюмы для драматического кружка, оформить сцену музыкальному, а то и вовсе пойти собирать всякий хлам для клуба инсталляций.       Мы все вместе работали на благо мероприятия, и Хикигая-кун особо не перечил. Произошедший тринадцатого октября разговор с сенсеем повлиял на него однозначно благотворно. Не было ровно никаких поводов для беспокойства… у большинства.       Я вновь чувствовала в Хикигае какие то странные намеренья. Хоть я и не верю в такую чепуху как интуиция, шестое чувство и прочее, но не решилась пустить это все на самотек.       Хикигая находился под моим пристальным наблюдением и… ничего особенного не происходило.       До одного момента.       Это было второе ноября, день прямо перед фестивалем. Я попросила Хикигаю-куна закрыть дверь в интерком, а сама начала за ним следить.       Выглядывая из-за углов коридоров, я видела, как он пофигистично потягивается, то и дело задерживается у автоматов с кофе, и просто ведёт себя максимально неподобающе. Похоже, ему не хватило беседы.       Так или иначе, подойдя к интеркому, он оглянулся, чуть не заметив меня, и зашел внутрь плутовской фигурой. Это уже было странным жестом, так как ему не было никакой необходимости туда заходить, и я запаниковала.       В теории, ему там даже при желании делать было нечего, попытка что то испортить была бы, во-первых, провальной, так как утром следующего дня все бы вскрылось, во-вторых, и портить тоже было толком то нечего. Ну пара вывесок, ну швабры, и какой ему от этого прок было непонятно.       Я тут же направилась к нему, звонко стуча подошвами, чтобы немедленно узнать, что тут происходит. — Хикигая-кун! — громко и строго проговорила я, встав в дверном проёме. — Не хочешь поделиться, зачем ты полез в интер…       Он резко вышел, толкнув меня плечом. Я не ожидала такого, и чуть не свалилась с ног, благо, оперлась о стену.       Хикигая-кун удивленными глазами глядел на меня, явно ничего не понимая. — Ой извини… — виновато сказал он. После этого голос его приобрел вопросительно-разоблачающий оттенок, будто он все уже понял. — Юкино, а какого ты тут ошиваешься?       Юкино?! Этот… побег чеснока назвал меня по имени?! Он даже суффиксы не использует, куда катятся наши традиции… не удивлюсь если скоро коренные японские родители будут называть своих детей «Джониками»… — Во-первых, не Юкино, а Юкиношита-сан! — язвительно сказала я. — прошу быть повежливее! — Конечно, Юки-тян, конечно… — саркастично улыбаясь, проговорил он. — Так что во вторых?       Я слегка опешила, но решила не давать ему лишнего повода поязвить. В некоторых ситуациях следует взвесить все последствия и их влияние на себя, и придти к компромиссу, ведь ни от кого не убудет, если конфликт не заимеет продолжения. — Во-вторых, что тебе понадобилось в интеркоме? — возмущенно проговорила я, подойдя ближе к нему, и заглянув прямо в глаза.       Я увидела смесь из не злой усмешки, наркотической улыбки и немного неоправданной вины, но точно не растерянность или попытку выбраться из сложившейся ситуации. Я не могла понять, что творится у него в голове. — Мне? — нарочито-ошеломленно спросил он, ткнув пальцем себе в грудь. — Да, тебе! — кивнула я, уже немного отчаиваясь получить от него ответ. — Ничего. — развёл он руками, активно играя мимикой.       Он попытался пройти мимо меня, но я закрыла ему выход. — Тебе не могло понадобиться ничего. — сложила я руки на груди. — Что тебе понадобилось в интеркоме?       Он чуть призадумался, и неуверенно произнёс… — Ничего? — Хватит уходить от ответа, говори, что ты делал в интеркоме? — уже не скрывала своего раздражения я. Возникал вопрос, он точно в адекватном состоянии, или просто идиот?       Нет, не похоже на него. Скорее всего, он просто пытается заговорить мне зубы. — Все. — неожиданно произнёс он потусторонним голосом. Казалось, его лицо побледнело. — Как… — в этот момент я окончательно выпала, вообще не понимая, что происходит. Все смешалось в одну кучу, его нарочито-непонимающее лицо, странные речи, и мысли о том, что может быть, и не было никакого интеркома? — Все. — повторил он развалисто, оперевшись о стенку. В этот момент он показался мне гигантом, его лицо приблизилось ко мне словно испещренный кратерами метеорит. — Я могу делать все что захочу, смекаешь? — Чего?! — повторяла я, приняв его позу: ничего не понимая. — Кого. — ответил он. — Родительный падеж. Главное не используй при нищих или коммунистах. — Ты идиот? — постаралась я взять себя в руки. — Нет, ты идиот. — просто пожал плечами.       Хорошо, будем играть по твоим правилам. — Забыл что я девушка? — Разве? — усмехнулся он. — Я думал ты со строительных лесов сбежала. Беги лучше обратно, а то развалится все без тебя… — Как смешно! — скрестила снова руки на груди. Я усиленно старалась хоть как-то затормозить эту бессмысленную тираду. — Пошлятина. Еще б сказал что у меня глаза холодные как ледышки. — Пфф, что за бред, ты самая горячая девушка что я видел в своей жизни! — воскликнул он, упав передо мной на колени, сложив руки в молитве. Он обожающе глядел на меня, после чего резко застыл, и сказал как бы в сторону, скрестив пальцы… — После Цуруми конечно…       Стоп, что? — Подколы мои пошлые как и твоя одежда. — он встал и отряхнулся, усмехаясь. — Вся школа в такой же мерзости ходит. Не могла чего пооригинальнее одеть, особенная?       Я сглотнула. Как он меня достал. Он нарочно пытается выбирать самый глупые претензии? — Если ты не заметил, Слепогая-кун, в школе принят единый дресскод. — я чуть бросила взгляд на его одежду. — Которого ты, к слову, тоже придерживаешься. — Я? Дресскод? — непонимающе спросил он, после чего посмотрел вниз. — Ааа… — протянул он. — Так ты про это… мдааа… неловко вышло. Ну, если хочешь, могу раздеться       Я приподняла одну бровь. — Просто понимаешь… — он прижал меня к стене, вплотную приблизившись к моему лицу. Он горячо дышал в меня мороженой мятой. Зачем так много жвачки? — Из за тебя в этом помещении стало слишком жарко… — говорил он с извращенским придыханием. — Кто то из нас двоих должен… — приторно-сладко протянул — ммм… раздеться.       Я перестала что либо понимать, я просто молилась остаться девственницей после всего этого. Я на секунду забыла, что владею айкидо. — Но если ты хочешь. — он все больше и больше вдавливал меня в стенку, перекрывая и так отсутствующие пути к отступлению. — Мы можем вместе решить эту проблему, любовь моя…       Я побледнела и раскраснелась одновременно. Слишком близко. Я не знала что думать. Если он так продолжит, я просто не смогу сопротивляться.       Я слышала предостаточно историй о изнасилованиях.       Я чувствовала, как его рука медленно ложится на молнию куртки. Металлическая улитка скользил вниз. Я отчаянно, словно рыба, выловленная браконьером, рьяно глотала воздух. Мне было страшно. Очень страшно.       Неожиданно, я почувствовала, как мне за ворот упало нечто…       Он отошёл от меня, и я схватила это.       Оказалось — ключ от интеркома.       Хикигая-кун смотрел на меня с хитрой улыбкой.       Часто случается так, что те убеждения, с которыми ты прожил всю свою жизнь, которые всегда вроде как импонировали тебе начинают казаться самообманом: в такие моменты на помощь приходит так называемая деконструкция — процесс переосмысления, ты подвергаешь истину сомнению, и в этот момент, рождается новый смысл, новое слово. Так вот — может это я сошла сума?       Хикигая-кун рассмеялся словно через громкоговоритель, мощно, увесисто, и главное, без тени иронии. — Да не парься ты так. — проговорил он, продолжая смеяться. — Посмотреть зашёл, только и всего.       У меня даже сглотнуть ком в горле сил не было. — Юкино? — обеспокоенно взглянул он. — Ты в порядке? Воды дать?       Я стояла столбом. — Юкино… — потер он затылок. — Правда, я хотел только пошутить.       Я стояла столбом. — Извини. Пожалуйста, я серь…       Я стояла столбом.       Он тяжело вздохнул. — Вот жешь, блять…       Он тяжело вздохнул, и притянув меня к себе, тихо обнял. Не было больше той силы, той жестокости человека, способного на изнасилование. Он поменялся в момент. А может, просто придуривался? — Извини меня, Юкино… я правда не хотел… — он гладил меня по волосам, повторяя эти слова.       Мы стояли так, пока я не успокоилась. Хоть я и протестовала, но он купил мне газировки в автомате. Потом он проводил меня до дома, и снова извинился. Он назвал меня своей подругой. — Стоп. Я сбилась, о чем же должен был быть мой рассказ? — Культурный фестиваль. — странно посмотрел на меня детектив, пока его, по видимому, помощник прикрыл рот кулаком, глухо сдерживая смех. Со стороны я наверное выглядела полной идиоткой.       День культурного фестиваля начинался как обычно: последние приготовления, черт знает какая по счету проверка всего.       Учеников собрали в актовом зале на открытие.       Я стояла за занавесом, переговариваясь с другими учениками, и отдавала поручения. Неожиданно, раздался голос Таманавы, начальника оргкомитета. — Юкиношита-сан, дверь в интерком закрыта! — прорезал радийный звук мой слух. — Так открой ее! — Юкиношита-сан, она заперта изнутри! — мое тело похолодело на секунду, словно я выпала из мира. — Кто-то проник в интерком пока меня не было, и заперся там!       Чёрт. Чёрт. Чёрт. Интерком — одна из важнейших частей фестиваля, весь контроль осуществляется преимущественно из него, интерком это объявления, проектор, управление светом по всей школе…       Свет в зале потух. Все ученики резко умолкли — остался лишь внезапно возникший странный шум, будто помехи от микрофона без шумоподавления.       Вспышка. На стене высветилась надпись — «Солнце сегодня светит ярче обычного, не так-ли, Саки-сан?». Мне сразу стало понятно кто это устроил — Хачиман.       На шумовой простыне вспыхнули звёздочками меланхоличные звуки гитары — нейлоновая, насколько я могу судить. Исполнитель явно не очень хорошо играл, но никакого напряжения не чувствовалось — даже струны поскрипывали в тон композиции. Я бы сказала что это явно навеяно классической школой — Агустин Барриос, Франсиско Таррега — при этом уведено в более примитивную обработку, вещь была довольно цикличной, с ярко выраженным эмоциональным посылом — Эрик Сати, не иначе.       Раздался голос. Я была довольно впечатлена, потому что голос Хачимана далеко не из приятных — а тут довольно приятный вокал, немного хрипящий. Очень нежно он обходился с нотами. Я не могла разобрать текст. Немного напоминало Уэйтса.       Композиция закончилась, и шум погас. Зал был в восторге, они точно не ожидали такого по-юношески романтичного, при этом заковыристого начала — мол под признание сделали.       На этом всё закончилось. — После всего этого он пропал. — закончила я свой рассказ. — Что ж… — вздохнул детектив. — Как обычно не густо… — Могу я еще чем то помочь? — спросила я. — Нет. Везде одна история. Резкие перемены в поведении, срывы, и в конце это. — уперся он головой в ладони.       Я немного задумалась, будто вспоминая что-то. Детектив взял в руки дело.       Дело номер тридцать один, пять, десять, семнадцать. Детская задачка, только что она тут делает? — Еще… — он удивленно и с интересом посмотрел в мою сторону. — Что? — оба мужчины выжидающе смотрели меня, как два кота, услышавшие хруст пакета с вискасом. — В конце дня… после всего этого…       Я вздохнула.       Они смотрели на меня. — После всего этого Кавасаки-сан ушла из школы в слезах, а Хачиман выглядел словно повешенный.