Отданное сердце

***

      (От лица Вики, год спустя)       Люблю музыку. Переливы струнного квартета вводят в блаженный транс, заставляющий забыть о въевшихся под кожу невзгодах, покинувших бренную землю под ногами радостях и всём прочем, что определяет в нас личностное, спрятанное под мышцами и органами. Звучание тёплых, но леденящих душу тембров — моя утопия, мой крохотный мир, в котором хочется раствориться без остатка, вовек став его неотъемлемой частицей. Как благозвучно овладевшее вниманием великолепие! — Вики, ты меня вообще слушаешь?! — ой, кажется Розалин уже некоторое время размахивает рукой перед моим лицом, пытаясь привлечь внимание. Неловко. Хотя задумавшись, копнув в назойливое сознание поглубже, понимаю — мне всё равно и с большего плевать, что статуей застыла посреди всеобщего праздника живота. Зато успела забыться и теперь способна дальше выдавливать из себя улыбку Джокера. Жуткая жуть. Зеркало так врать не будет. — Нет, — мало кто любит открыто слышать правду, но все без исключений хотят от окружающих честности. Забавно, да? — Прости, они так тонко играют, — всё же пытаюсь не грубить подруге, ссылаясь на очевидный аргумент. Мамой клянусь, музыканты — лучшее, что здесь сегодня есть в наличии. Ой, а маму ведь я убила… — Ясно всё с тобой, залипла на красавчиках струнниках прямо посреди свадьбы, — по милому личику Рози проходится рябь недовольства, а аккуратно вставленная в медные пряди розочка успешно кренится на бок вместе с малость хмуро смотрящей на меня головой. — Нас вообще-то ждут, — Шепфа, эта демонесса чересчур похожа на своего брата. Так же смотрит на меня, пряча жалость под толщей хмурых гримас. Ненавижу.       Схватив за руку, принцесса всея Ада, будто только что не цокала вовсе, улыбаясь и вприпрыжку тащит меня мимо орды заставленных вкусностями столов и пирующих за ними гостей. Гуляние вовсю идёт, ведь основная церемония бракосочетания состоялась. Теперь каждый пирующий считает своим дьявольским долгом напиться в слюни. Да, порядки Клагоса по капле становятся нормой даже для меня, это за год-то! Даже язык выучила и, стоит отдать процессу познания должное, он помог моей крыше продержаться подольше. — Ну же, поторопимся, — обращается ко мне, повыше задирая подол малинового платья, к которому испытываю далеко не глубокое обожание. Глупый яркий цвет, в котором мы, подружки невесты, при достаточной кучности коллектива уподобляемся ягодной поляне. Слишком весело, слишком пёстро, слишком злит! Хотя Роуз к лицу наряд, с присущим ему чем-то по-детски наивным, беззаботным, подходящим пышущей жизнью девушке.       Моя юбка, ничуть не уступающая длиной и масштабом погибших рулонов ткани прочим подружкам невесты, вскользь цепляется за ветку, заставляя лишний раз вспомнить, из-за чего приходится передвигаться пешком. Эх, ещё не привыкла к атрофированным, не способным на полёт крыльям, и длительные забеги на своих двоих утомляют. Но, раз Розалин терпит ходьбу ради меня, кто я такая, чтобы жаловаться…       Подолы наших платьев приятно шуршат, то и дело цепляя сухую осеннюю листву. Вообще, не считая грибов, коряг и пары-тройки встречных ежей, идея пожениться на природе, организовав всё в лесу, явно хороша. По крайней мере, если способен летать. А если бы ещё на глаза не попадались всюду снующие в развалочку от алкогольного припадка бессмертные, её без лишней скромности впору именовать идеальной. Потому что восхитительно. Краски леса хороводом пёстрого золота сплетаются в калейдоскоп благородства, стати, величия. Именно такую осень хочется воспевать, дышать её достигшей наивысшей каденции жизнью.       Тропинка наконец приводит в глухую чащу леса, что прекрасно, поскольку цель достигнута и больше нет смысла участвовать в изнуряющем забеге. Вокруг неимоверно красиво — обвитые гирляндами и лианами белого шифона стволы деревьев мерцают золотом, с их веток волшебным образом, будто гигантские дождевые капли, свисают многоцветные огоньки, обрамлённые хрустальными домиками. Возле наиболее живописных деревьев и кустарников в стройный ряд высажены цветы, волшебством ароматов кружащие голову. Увиденное без сомнения можно назвать сказкой, с присущей ей ложкой дёгтя, попавшей в бочку мёда, ведь нам, узким кругом собравшимся здесь, предстоит страшное дело — свадебная фотосессия.       Да-да, некоторых личностей зашкаливающая эстетика окружающей флоры и фауны побуждает как одержимых делать фото. Ади и Басти весело кривляются объективу, о чем-то активно шушукаясь, не удивлюсь, если эта сладкая парочка опять задумала какую-то пакость. Нас всех утопят в сладкой вате? В конце торжества организуется оргия? Нужно быть готовыми ко всему! Дальше вспышка ярким всполохом мелькает на Люцифере, захваченном в плен усыпляющих речей Сэми. Дорогой Ангел, тебе бы присмотреть за теми двумя пакостниками, а не моего жениха убаюкивать. К слову, последний что-то активно высматривает по сторонам. Не меня ли, случайно? Прошедшийся по самым близким гостям объектив, как следует, задерживается на наконец принявших элегантную стойку молодожёнах. Правда скоро их позы с завидной энергичностью превращаются в безудержный страстный поцелуй. Дурдом, к которому невозможно привыкнуть, — вот что по итогу окажется в свадебном фотоальбоме.       Позирующая Мими прекрасна. Во всём своём очаровании, изящно облегающем фигуру чёрном платье в пол, она, весело смеясь, поправляет шлейфом ниспадающую фату, а затем букет малиновых роз. Даже в образе классически Адской невесты дочь Мамона выглядит нежной, трогательной. Видимо, дело в счастье, отражающемся блеском в глазах новобрачных. Слепцом надо быть, чтобы не заметить, как сильно ребята любят друг друга. Жених, разодетый в смокинг и едва ли не всегда сияющий хлеще отполированного таза, в столь особенный день бьёт собственные рекорды. Держа Мими за талию, Лэйхо с радостью и обожанием терпит бесконечные терзания бабочки-удавки на своей шее и бровью не ведёт. Невесте же виднее, как он должен выглядеть на их первых семейных фотографиях! — Где вы застряли, красотки? — судя по амбре, приложившийся к глифту Ади приобнимает нас с Роуз за плечи, чуть подталкивая в сторону позирующих у баснословно фотогеничных кустарников друзей. Успеваю дважды моргнуть, прежде чем оказываюсь под прицелом объектива, обвитая крепкими руками Люцифера. — Я тебя заждался, Незабудка, — шёпот баритона отдаётся в моём теле приятной истомой. — «Значит, ты высматривал меня», — проносится триумфальная догадка. Ничего существенно нового, учитывая, что с тех пор, как резала вены, Люци занял позицию круглосуточного надзирателя. Если не он под боком, то обязательно кто-нибудь другой… — Твоя ненаглядная засмотрелась на струнный квартет, пришлось её похищать, — стоит ныряющей в объятия Себастьяна Роуз упомянуть это, Люцифер меняется в лице. Никак не забудет, как я резала вены тем единственным, что находилось под рукой — виолончельной струной. — Скажите гли-и-ифт! — от неловкости спасает фотограф, по словам Мими, лучший в Преисподней, а затем начинается эпопея поз, в каждой из которых всё труднее удержать улыбку счастья на лице. Нет, за ребят мне радостно — влюблённые по уши, счастливые и беззаботные, просто никак не выключу червем поедающие внутренности мысли, периодически проносящиеся в голове помимо воли.       Настаёт черёд фото с подружками невесты. Облепив идеальную Мими с двух сторон, по прошествии десяти минут мы с Рози заставляем наши рты болеть от улыбок. Вот так вот! Затем принимающему поздравления Вагнеру приходит гениальная идея фотографироваться с бокалами, что плавно перетекает в распитие парочки шипучих доз веселья. И вуаля! В кадре три баснословно счастливые демонессы! — Будьте счастливы! — хихикает невеста, вручая Розалин свой букет с хитрым взглядом. Щёлк-щёлк! Фотограф запечатляет каждую секунду, приятным шоком отражающуюся на лице Принцессы. Ещё бы! Встав на колено, Себастьян делает ей предложение руки и сердца!       Мы с Люцифером не знали. Младшенькие умеют удивить, заставляя нас многозначительно переглядываться. Реакция же сестры моего жениха — фонтан из «Да» и прочих синонимов. На душе сразу отдаёт теплом, при мысли, что в этом дурацком мире появилась ещё пара счастливчиков, урвавших джекпот. — Дети, перебрать успели? Молодцы! Даже какой-то бедлам устроили! — в разгар фотосессии, когда молодожёны и новообручённые младшенькие фоткаются верхом на Ади и парочке здешних друзей Вагнера, появляются родители Мими. С одобрением оценив безбашенность съёмки, Мамон с супругой тут же решают к ней присоединиться. Шепфа, благо мы с Люцифером скромненько утопаем в игристом, стоя в сторонке и созерцая дурдом «‎Ромашка». — Что значит, какой-то? Наш бедлам лучший в Клагосе! — смеясь кричит жених своему тестю, зазывая присесть на живой «стул» и салютуя бокальчиком глифта. — Это всё ваша шикарная дочь, влюбила по уши, теперь места себе не нахожу! — Лэйхо оборачивается на любимую, чьей руки добивался самыми изощрёнными ухаживаниями. Пришлось даже серенады под окнами Мамона петь, а потом принимать будущего тестя в вокальный дуэт. — Зря ты себя так не бережёшь, ха-ха! — хохочет Мамон, по-хозяйски кладя руку на плечо Вагнера. — Ох, зятёк, она горяча, как недра магмы, вся в мать! Настоящая дьяволица! Потом не плачься! — Ну папа! — бунтует Мими на отцовскую шутку, одаривая спевшихся демонов грозовым взглядом серых радужек. — Не пей столько, — Люцифер отвлекает меня от созерцания семейной идиллии, забирая из рук пятый по счёту бокал. Вечно он так. То алкоголь отнимет, то сигареты. — Или что? — с вызовом смотрю на него, — Перестанешь любить меня? — Я никогда не разлюблю тебя, глупая, — выпивает моё шампанское, многозначительно поигрывая бровями. Засранец. Чертовски любимый засранец. — Идём! — успеваю промычать что-то не членораздельное, прежде чем, приобняв за талию, Люц утаскивает меня в хвойные дебри. Хватать людей за собой — явно семейное…       Вскоре расположенный в глубокой чаще домик приветливо распахивает свои двери. Именно это жилище попалось нам с Люцифером в ночь после обряда брачного зова. И пусть теперь некогда хлипкая конструкция стоит прочно, а всё внутри благоустроено, каждый уголок по прежнему греет приятными воспоминаниями проведённых здесь с любимым ночей.       Щелчок мужских пальцев, и предо мною разом зажигается множество маленьких свечек. Будоражащей картинкой предстаёт благоухающая дорожка алых лепестков, ведущая к покрытому шелками ложу. Вздрагиваю, стоит тёплому телу Люцифера неожиданно прижаться сзади, и застываю, слыша его бархатный шёпот у самого ушка. Словно искуситель, мурлычет любовные рулады, а я таю, дрожу… Готова поспорить, не придерживай демон сейчас, ноги подвели бы меня. — Нам пора домой, — говорю, а сама жалею тут же. Какой дьявол тянет за язык, если единственный и неповторимый стоит за спиной и каждая клетка тела хочет его? — Я не против поскорее там оказаться, но знаешь, Незабудка, по-моему мы сто лет не оставались вот так надолго одни. — Очевидно он готовился. Свечи, цветы, романтика… Вон, даже шампанское предусмотрительно ожидает во льду. Понятия не имею, что кроме данного напитка за нашим праздным столом — все мысли занимает скользящая следом за мужской рукой юбка, стремительно оголяющая мои бёдра… — Предлагаешь использовать этот шанс? — а нужен ли вообще вопрос? Глупая я. Рука демона красноречивее его распалённых смешков. Ловко обойдя кружевные границы, умелые пальцы ласкают мой клитор, заставляя вскрикнуть что-то похожее на призыв к действию. — Именно, моя дорогая, — шепчет, а мне уже крышу сносит. Только бы не закричать что есть сил, ведь любимый вводит разом несколько пальцев, вытворяя умопомрачительное. — Не сдерживайся, я хочу слышать тебя, Вики. — Шепфа, сколько между нами не было близости? Настоящей, лавиной возбуждённых эмоций сносящей все прочие желания. Люцифер терпеливо ждал и всегда был рядом, но, кажется, мы оба изголодались…       Едва отдаю себе отчёт в происходящем дальше: холод шёлка кусает лопатки, скользя вдоль позвоночника, опускается всё ниже, ниже, но не позволяет унять жар в бёдрах, к которым Люц приник губами. Я умираю и возрождаюсь с каждым движением его языка и пальцев, до побеления костяшек сжимаю простынь, срываю горло, крича имя моего демона. Молю его войти в меня. До одури хочется ощутить яростную страсть, очертить каждую мышцу рельефного тела руками, ногами, бёдрами, двигаясь им в такт. Мне наконец-то хорошо, свободно, хочется жить. — Если ты ещё не готова, мы остановимся, — обиженно хнычу, как только мужские пальцы и занятый не тем делом язык покидают моё лоно. Разом становится неуютно, пусто и холодно. Зачем разговоры, когда я наконец ощутила себя готовой двигаться дальше? — Заткнись, — целую Люцифера, ощущая собственный вкус на его губах. Жадно, взахлёб ласкаю его язык своим и покусываю любимые губы, попутно освобождая демона от пиджака, бабочки. Предпринимаю не особо виртуозную попытку расстегнуть дурацкие пуговицы рубашки, через мгновение россыпью отлетающие в различные углы комнаты. — Нетерпеливая, — гашу возникший в Люцифере приступ словесности, с удовольствием отмечая, как сильно он хочет меня, — выступающий под брюками бугор показательно упирается в бедро. — Как же я скучал, ты даже не представляешь, — малиновому платью приходит беспощадный конец. Под ласкающими мою грудь демоническими руками оно обращается пеплом. — А-ах! — из губ вырывается донельзя развратный стон, стоит зубам Люцифера прикусить набухший сосок, затем другой. Объятая страстью, даже не понимаю, когда успела оказаться полностью голой. Вжав мои хаотичные руки в простынь над головой, искуситель сам снимает брюки и боксеры. Хорошее решение, учитывая мою ловкость.       И вот он входит в меня. Нетерпеливо, порывисто, страстно, снося на своём пути все преграды и невидимые барьеры. Толкается во всю длину, губами ловя неконтролируемую слезу с моей щеки и владеет мной так, как никогда прежде. Подаюсь Люциферу навстречу, хочется ощутить его глубже, запечатлеть миг нашего единения навеки. Сильные ладони начинают блуждать по изгибам моего тела, позволяя не меньшую свободу действий. Когтями впиваюсь в спину демона, особенно ярко проживая настигший обоих оргазм, затем ещё один. С каждым толчком Люц становится всё яростнее, а моя хватка всё беспощаднее. В конечном итоге замечаю до крови исполосованную спину мужчины, лишь когда алые брызги, подобно дождю, орошают простынь, а сам он изливается в меня.       Руки, стоны, сменяющие одна другую позы. Всю ночь мы, как сумасшедшие, растворяемся друг в друге. Вот позволяю Люциферу намотать волосы на кулак, пристроившись сзади, и выгибаюсь от того, как остро всё ощущается в этой позе. Вот он кричит моё имя, аккомпанируя ему хлюпающими шлепками, и сжимает грудь, теребя ноющие от приятной боли соски. Я скучала по нам. По такому взгляду Люцифера на меня, без жалости и стыда, без беспокойства и гиперопеки. Сейчас охваченная тьмой вожделения кровавая радужка полна любви и страсти, а её обладатель изнуряет до приятной ломоты, вновь изливаясь в меня. Всё разом становится цветным, прекрасным, восхитительным и именно с этим чувством мы, обнявшись, засыпаем.       Бессмертным не снятся сны, однако я вижу их каждый раз, стоит векам закрыться. Воспоминания, которые так хочется стереть из памяти, раз за разом напоминают о себе, и, к сожалению, сегодняшняя ночь не исключение...       Чужие руки хотели коснуться меня. Их было пугающе много, что заставляло сжаться в ожидании конца. Кажется, я кричала. Или нет? — Стойте все! — помню, приказной тон Ади показался оглушающей шарадой. Я нервно вздрагивала от каждого шороха отпрянувших, но по-прежнему присутствующих в том помещении, — Японский сатанист, держи ты его крепко, Вагнер! — испуганно глянув в сторону, заметила обезумевшего Люцифера, пыхтящего и рычащего на удерживающего его Лэйхо. — Мы же хотим убедиться, кто перед нами на этот раз.       Я ничего не понимала. Все вокруг казались неестественным плодом больного воображения. Или же это я, ещё минуту назад находящаяся в тотальной безжизненной тьме, теперь просто очнулась от глубокого сна. Ади тем временем приблизился ко мне больше, чем на инстинктивном уровне того хотелось бы, и из моих губ чужеродным голосом сорвалось «Н-не подходи».       Не помню, как долго пятилась к изголовью кровати, надеясь призраком просочиться сквозь него, подальше отсюда и не важно куда. «Скажи нам, кто ты такая?» — как-то чрезмерно пристально вглядываясь в меня, спросил демон, озадачив странным вопросом. Проникая в голову, читал мысли, о чём догадаюсь лишь спустя время, когда дезориентация, с которой очнулась, иссякнет. — Я Вики Уокер-Арден, — мгновенная боль поразила виски так сильно, что из глаз полились слёзы. Что важнее, за болью последовала череда воспоминаний сотворённого моими руками ужаса. «Я чуть не убила вас всех!» — мысленно взвыла, глядя в зелёные омуты младшего Принца, — «и… убила маму!!!» — Вот тут словно живьём с себя содрала кожу. Убийца! Я — убийца!!!       Мамин голос звучал внутри меня роковым мотивом. «Доченька, Вики… пойдём со мной», — в свои последние секунды она была полна любви, обнимала крепко-крепко, а я вырвала из её груди сердце, сжимая ещё тёплый орган с упоенной улыбкой. Шепфа… как жить с этим? — Не ты убила её, Ангелочек, — подойдя, Ади сочувствующе сжал мою трясущуюся ладонь, но его слова померкли, а прикосновения заставили болезненно отскочить. Они отдавали липким, смутно знакомым ощущением близости с теми, кому Айкири только желала отдать моё тело. Мерзко, грязно. Я грязная. — Да отпусти ты меня! — вырвавшись из хватки Вагнера, Люцифер снёс на пути торшер и ещё какие-то предметы, чей грохот заставил зажмуриться. — Вики… — руками приобнял мою голову, заставляя взглянуть на него, переполненного дикой смесью радости и боли. — Почему, Люцифер? — оттолкнула каменную грудь в жалкой попытке обозначить демону границы дозволенного. Затем и вовсе стала колотить по ней из последних сил, которые имела, — Почему не дал умереть? — кажется, не переставала плакать, а иначе что так усердно смахивали с моих щёк подушечки его больших пальцев? — Дура! — на какое-то мгновение Люци ошарашенно замер, переваривая сказанное, но вскоре радужка рубинов опасно блеснула в пространстве, а её вихрем налетевший на меня обладатель яростно пригвоздил к постели, удерживая мои руки над головой, — Не соображаешь, что несёшь! — прошипел в губы, едва касаясь их своими, заставляя кожу покрыться мурашками мерзких воспоминаний. Так он ласкал её, а теперь меня… — Не прикасайся! — как же злило наплевательское отношение к моим границам, к желаниям! Но ещё больше пугало. Сама не поняла, как начала извиваться, крича проклятия, грозясь убить всех присутствующих, а затем и себя. Только в спальне никого уже не было — все тактично смылись, оставив нас наедине. Предатели. — Зачем вернул меня?! — постепенно перерастающие в истерику эмоции накрыли. Я, очевидно, не понимала, что, освободившись из мужской хватки, начала рвать на себе волосы, раздирать кожу, ломая ногти. Чей-то крик больно бил по перепонкам и мне было невдомёк, что он мой собственный. Горло жгло, но эта боль меркла в сравнении с желанием заглушить пришедшие воспоминания. Одна за другой, картины прожитого во власти суккуба врезались в сердце. — Чш-ш, всё закончилось, — злость Люцифера мгновенно угасла, а вслед за этим лавина непрошенных объятий вновь обрушилась на меня. Руки парализовало его широкими плечами, смирительной нитью взявшими в тиски моё тело. — Закончилось, — повторял словно мантру, смысл которой был мне непостижим.       Наоборот, всё только начиналось. И подтверждением тому были сменяющие друг друга эпизоды, казалось бы, абсолютно чужой и одновременно собственной жизни. Глазам стало больно и в конечном итоге беспросветной пеленой прожитое лишило меня сознания, вновь утягивая в Ад.       «Интересно, что чувствовал в тот момент Люцифер?» — задумываюсь, очнувшись от кошмара и наблюдая, как неровные лоскуты лунного света скользят по его натруженной спине. Мой демон так беспечен сейчас, щекой вжимаясь в подушку, а руками, подобно ребёнку, обнимая одеяло. Засматриваюсь. Хочется запомнить момент навсегда.       Проходит некоторое время и, глубоко вдохнув, приходится отвернуться. Не желая разбудить, поднимаю с пола его пострадавшую рубашку, накидывая поверх голого тела, и, тихонько отыскав в лежащих неподалёку брюках сигареты, выхожу на крыльцо. Вот теперь полегчает. Первый затяг всегда самый терпкий, желанный, и я вдоволь наслаждаюсь им, не думая ни о чём. За первым следует второй, третий и так далее, до тех пор, пока не настаёт черёд следующей сигареты. — Воришка, — бархатный шёпот заставляет подпрыгнуть на месте, роняя несчастную сигарету. Люцифер подкрался невообразимо тихо, будто хитрый кот, и теперь не стесняясь наслаждается произведённым эффектом, стоя в чём мать родила.       (От лица Люцифера)       О, Ад, как же манит её запах утопающей в горячем шоколаде корицы! Настолько, что подписался вдыхать его вечно, а стоило негоднице ускользнуть из постели, сразу проснулся, оказавшись зрителем моноспектакля.       С некоторых пор вид курящей по ночам Виктории стал моим тайным любимым ритуалом. Вдыхая табак, она часто сладко прикрывает веки, вот прямо как сейчас, чуть подаваясь навстречу уходящей ночи. Услада глаз усталых! И дальше бы любовался, не возьмись она за новый источник никотина. — Воришка, — услышав меня, роняет сигарету, шипя что-то обиженно и стыдливо прикрывая пикантные места рубашкой. Негодница, чего я там не видел?       Протягиваю ей новую, по-джентельменски прикуривая и наслаждаясь видом. После сна Вики всегда особенно идеальна: россыпь белокурых прядей струится по неприкрытым плечам, оттеняя фарфоровую кожу; тонкие, буквально предназначенные для игры на рояле пальцы зажимают сигарету, поднося её к гранатовым, таким желанным губам. Вглядываясь дольше обычного, замечаю то, что никак не сотру из памяти, — уйму шрамов на её запястьях. Оставленные струнами грубые рубцы кажутся чужеродными, не предназначенными этому телу. Ещё хуже они выглядели совсем свежими… — Я потеряла нашего малыша, Люцифер, — бормотала в беспамятстве, пока я отчаянно пытался перевязать беспощадно вскрытые вены. Уму непостижимо, эта женщина пилила кожу струнами, словно каким-то тесаком или пилой! Ещё более непостижимым было количество крови, брызги которой были везде — на полу, на стенах и мебели.       Какой ребёнок переживёт смерть матери, даже если вернуть ту к жизни? Я оплакивал его как мог, в тайне от Вики и стараясь не подавать виду того, как же хреново себя чувствовал. С её воскрешения прошла всего неделя. Что там лекари? Вики не подпускала к себе даже меня, а в конечном итоге решила покончить с собой.       Регенерация демонессы не работала. Дура хотела умереть настолько, что наглоталась какой-то хрени, замедляющей самолечение бессмертных. Кровь всё шла, а я не мог ничего сделать. Перевязка оказалась бесполезной, а долбанного врача всё не было. «Мы умрём», — подумалось тогда, стоило омерзительной слабости прокрасться в моё тело. Вены горели, и лишь тогда я дошёл до мысли, что могу спасти свою девочку сам. Применить её дар к исцелению помогла наша связь. И вид её затягивающихся ран стоил дальнейших скандалов.       Мы спорили до хрипоты. Ломали мебель, вступали в драки, в каждой из которых я молился, мать его Шепфе, лишь бы не задеть её. Вики во всём винила меня, а я позволял ей это, только бы моей Незабудке легчало. Стал её личным объектом ненависти, выводящим на желание жить. — Скажи, за что ты полюбил Айкири? — меня как будто Ади ударил, так сильно ей удалось застать врасплох. С чего вдруг прорвало на такие вопросы? — За что полюбил её? — Да, повторяю, как идиот, ведь ты точно не хочешь знать этого, Вики. Мы лишь опять вернёмся к громким скандалам и склейке мебели. — Хочешь прокрутить этот вопрос ещё пару десятков раз? Могу устроить, ведь действительно хочу знать, — смотрит на меня, скрестив руки на груди в своей фирменной стойке «Я жду ответов». — Я был довольно одинок, а Айкири… довольно настойчива. — Не думай, что меня устроит ответ в двух словах. Я не заслуживаю знать правды? — Ладно… — не вижу выхода, кроме как тяжело выдохнуть, капитулируя. — Ты же в курсе, что мой дар убивает всё живое? — дождавшись утвердительного кивка, продолжаю, — Это не касалось суккуба, высасывающего силы бессмертных. С ней мы буквально обменивались энергиями, не боясь убить. Хочешь смейся, хочешь нет, но для меня это было в новинку. — Только поэтому? — скептически вскинула бровь. — Ха-ха-ха, естественно нет. Сначала она мне вообще не понравилась, в отличие от тебя. Но потом… знаешь земную фразу «Взять измором»? Айкири преподала в этом мастер-класс. От подбешивающей занозы в заднице стала сначала другом, а потом… — Я поняла, — прерывает меня, — любовью всей твоей жизни. Настолько зацепила, что увидел её во мне в нашу первую встречу? — В глазах Незабудки заблестели слёзы, а сама она заметно подрагивала. О Ад, сама же спросила!!! — Нет, ты не поняла, Виктория Уокер-Арден, — как же бесит эта женщина, настолько, что обхватываю её лицо руками, заставляя смотреть мне в глаза. Чёрт побери, как же она невыносима! — В моей блядской жизни только ты имеешь значение как женщина. Единственная женщина, уяснила? Я не слышу ответ, — вместо послушания, как и подобает ей сейчас сделать, бестия хлопает блестящими от слёз ресницами. С ума сводит накатами истерик. — Иначе мы простоим так целую вечность. — Вечность это так долго, не находишь? — Нахожу, но ты ведь скоро станешь моей женой, Незабудка. Так что будь готова, что я в твоей жизни навсегда. Так что с ответом? — Ладно-ладно, я всё поняла, Люцифер, только отстань, умоляю. Ты иногда просто невыносим, — вырывается из объятий, отходя на пару шагов назад. — Подобное притягивает подобное, — она, конечно, не показывает, но по уголкам губ вижу — усмехнулась. Даже легче стало. Уже привык к её периодическим бунтарствам. Настоящему демону по плечу успокоить свою дьяволицу. — Нам пора. Светает, — бросает через плечо, уходя обратно.

***

      Приземлившись с Вики на руках, бережно, будто самый хрупкий в мире сервиз, опускаю её на землю. Вокруг цветут сады, даже не скажешь, что мы находимся в Аду. Белые, красные, лиловые и другие лепестки собрались в буйство невероятных ароматом, окружающих деревянный дом.       Наш укромный уголок поражает скромностью. Это если умолчать, что жизнь в Клагосе сама по себе достаточно аскетичная. Но спокойствие здешних мест, их уединённость, помогает жить и даже порой забывать о событиях прошлого.       Мне пришлось сбагрить управление Адом на младшего братца. Видит Сатана, из Ади вышел адекватный регент, с учётом того, что при нём в качестве правой руки числится старый вояка Геральд. Формально я, конечно, ещё являюсь Правителем, однако подумываю оставить эту мороку мазохистам. Всё же нам здесь хорошо и не хочется усложнять. — А говорили на часик! — на пороге дома появляется хохочущая Ости. Даже её, помешанную на влиянии стерву, жизнь нехило всколыхнула. Скажи мне кто год назад, что эта демонесса будет рада поселиться в Клагосе и мирно воспитывать сына, как самая благочестивая мать, я бы в голос рассмеялся. А теперь нет, кончились хиханьки и хаханьки, хотя ощущение лёгкого охреневания ещё витает где-то на галёрке подсознания. — Селена хорошо себя вела? — подбежав к Ости, беспокойно спрашивает Вики. — Ваша дочь лапочка, ну сущий дьяволёночек, и в кого такая?! — улыбнувшись, Остейн весело поправила ситцевое платье. Я уже и забыл лихие времена, когда эта демонесса всегда и всюду щеголяла в убийственном латексе. — Наверное в папу, ха-ха! — Вики знает, как подколоть. Характер Селены правда мой, а вот внешность — вылитая Вики. Люблю дочурку безмерно! — С чего бы Селеночке играть в послушную, Ос? — смеюсь, потому что ни разу не верю в послушную дочку, — Нам она постоянно концерты закатывает! — Ты бы слышал концерты Дайниса, Люцифер! — О, да, Люци, с сыночком Ости Селене не тягаться в истериках, — почему-то меня посещает мысль, что гораздо эффективнее эти малыши работаю в паре. В паре кричащих орудий для пыток.       Попрощавшись с няней “на час” и её отпрыском, моим племянником, кстати, с огромным удовольствием обнимаем дочку. Как же рад, что этот маленький комочек счастья появился на свет тогда, когда мы уже потеряли надежду…       Никто не ожидал, что ребёнок в животе моей Незабудки спас себя, высосав материнскую силу. Мы успели погрязнуть в горе, когда узнали, что плоду повезло унаследовать мой дар и суждено родиться. Без последствий не обошлось — именно по этой причине крылья Вики навсегда атрофировались. Моя демонесса утратила способность летать, но мы приобрели нечто более важное и ценное, ту, которую любим всем сердцем, плод нашей любви.

***

      (От лица Автора, два года спустя)       Засыпать втроём с некоторых пор стало традицией. Малышке Селене снова захотелось внимания мамочки и папочки, поэтому, уютно устроившись между ними, она сладко сопела. Люцифер тоже сопел, именно поэтому Вики смотрела на этих двоих с особым умилением.       Стало ли ей лучше спустя несколько лет? Люци полагает, что да. Но вот только Виктория вновь и вновь просыпается от кошмаров пережитого. Иногда они посещают её вне сна, накрывая страшными видениями в самый неожиданный момент. Даже сейчас, глядя на мужа и дочь, демонессе сперва почудилось разительно иное.       Вики бесшумно встаёт с постели, и бросает последний взгляд на самых любимых. Как бы больно ни было, она должна уйти. Надолго и вернётся ли вообще неизвестно — есть лишь неутолимое желание найти покой.       Спасительный водоворот уносит Викторию далеко отсюда, на Землю, где девушка решает найти успокоение, став хранительницей смертного, судьбу которого ей придётся разделить. Простит ли Люцифер? Простит ли дочь? А друзья, брат, отец? Всё же решение кажется донельзя правильным, необходимым. Жить в постоянной муке и страдании сил больше нет.       Нельзя сказать, что Люцифер не догадывался. Предчувствие неминуемого зрело в мужчине вот уже три года. Три напряжённых, но любящих года их совместной жизни. Не увидев Незабудки рядом, проснувшийся демон испытал страх. Липкий, холодный, он пробирал до костей. Доверив дочь деду Геральду, в панике Люц обыскал всё, что мог, и нашёл. Найденное разбило сердце. То самое, что отныне и навеки у них одно на двоих.

***

      Эпилог.       На берегу лазурного, неспокойного моря встречаются двое. Он совсем не изменился — всё тот же гордый, налитый кровью взгляд, обрамлённый чёрными ресницами. Всё то же, что и двадцать лет назад, тело, наполненное бессмертной силой. Она же изменилась. Виктории шла зрелость, делала её черты элегантнее, спокойнее, женщина наконец являет собой умиротворение, к которому стремилась.       Первая встреча за долгие годы кажется сном. Сперва Люцифер был зол настолько, что не мог видеть её, а затем обоим стало стыдно за содеянное. Однако сейчас пора, настало время попрощаться. — Прости меня, Люцифер. Я не могла иначе… — тело хранительницы содрогнулось от сдерживаемых слёз. — Я перестал злиться уже очень давно, тебе незачем просить прощения. — Есть. Я оставила вас, тебя и Селену… Как наша девочка? Какой выросла и в обиде ли на меня? — Виктории столько хотелось узнать, поэтому шквал вопросов про Селену в момент обрушивается на Люцифера. — Она выросла, Вики, — демон проглатывает накативший ком остаточной злости. — И я не стал причинять Селене боль, приводя сюда. Наша смерть вряд ли то, что ей стоит видеть. — Что?! Наша смерть?! — глаза хранительницы округляются. Вики вплотную подходит к Люциферу. — Я не мог сказать тебе раньше, Незабудка, — большая ладонь как раньше касается женской щеки, — ты бы стала винить себя, а я наконец понял, что жизнь здесь подарила тебе покой. Чтобы вернуть тебя к жизни, мне пришлось отдать своё сердце и теперь оно у нас одно на двоих.       Наконец сказанные слова даруют облегчение. Он сдерживал себя двадцать лет! Всякий раз, когда тело порывалось умчать к его Незабудке, мужчина себя останавливал. Всякий раз, когда повзрослевшая дочь спрашивала о маме, глядя на других, прогуливающихся с матерями детей, Люцифер также останавливал себя. Он бы ничего не изменил. Впервые за бессмертие оставалось принять чужое решение. — Если бы я знала… — Именно поэтому я тебе ничего не сказал, — как прежде укутывает в свои объятия, успокаивая её рыдания. — Из-за меня ты умираешь… я… я… — Ч-ш-ш, это было моё решение, глупая, и я ни о чём не жалею.       Поцелуй кажется необходимым спасением: отчаянный, прощальный, наполненный тоской, он становится последним в их истории любви. Вскоре разбушевавшийся ветер уносит их прах в бескрайнее море…

***