Гарри Поттер и Падение во тьму / Harry Potter and the Descent into Darkness

Гарри осторожно поставил свою сумку на твердый каменный пол и нагнулся, чтобы порыться в ней в поисках переплетенного блокнота и книги о камерах содержания, которые он достал из сундука. Он убедился, что стеклянная банка все еще завернута в черную мантию на дне сумки. Он открыл свой блокнот и пролистал страницы до раздела, где он делал заметки о некоторых заклинаниях, которые собирался использовать. Первым было заклинание Гоморфа, которое заставит дорогую Риту вернуться в ее человеческую форму и не даст ей вернуться назад примерно на час, если он вложит в заклинание достаточно силы и намерения. Он отложил блокнот, все еще открытый, в сторону, а затем повернулся к книге оберегов и пометил страницу заклинанием, которое хотел использовать, так чтобы смог сразу добраться до него. Оно создаст прочное магическое поле вокруг места, которое Гарри указал, и никто не сможет выйти или войти в него, пока он не отменит заклинание. Он не думал, что Рита сбежит от него с большой вероятностью, но полагал, что дополнительная предосторожность была мудрым решением, а на наложение и поддержание требовалось очень мало усилий, так что он не видел причин не делать этого. Гарри быстро перечитал отрывок, а затем начал ходить по комнате, выписывать в воздухе палочкой очертания рун, и бормоча себе под нос заклинание. Как только он прошел периметр — что заняло всего минуту, так как он защищал не очень большое пространство — он вернулся в центр и сфокусировал волну своей магии, чтобы завершить заклинание. Он мог почувствовать волшебные стены, которые теперь окружали его, поскольку они резонировали с его магией, однако он понятия не имел, насколько талантлива Рита в обнаружении магических аур или подписей, поэтому не знал, сможет ли она почувствовать барьеры или нет. Гарри полагал, что узнает, если ей посчастливится столкнуться с одним из них. По комнате разлилось злобное хихиканье. Удовлетворенный тем, что блок теперь на месте, он положил книгу защит обратно в сумку и снова взял свой блокнот. Гарри прочитал список заклинаний, которые ему не терпелось попробовать. Он хотел увидеть, какие они на самом деле, каково было на самом деле использовать их. Его сердце колотилось в болезненном предвкушении, и он был одержим садистским ликованием от перспективы наконец-то получить живую человеческую мишень, чтобы испытать их. Гигантский труп змеи был хорош для тренировок, как мишень, и поглощения части магического удара, но он не обеспечивал такого удовлетворения целью. На самом деле это не работало для большого количества заклинаний. Он провел пальцами по поверхности переплетенного пергамента со странным благоговением, когда головокружительное желание захихикать начало вырываться из его желудка. Он был взволнован, очень взволнован.. Тихий голосок в глубине его сознания слабо протестовал. Одно дело атаковать труп змеи, но он собирался использовать эти заклинания на настоящем живом человеческом существе. Человеке. Человеке, который не выйдет из этой комнаты живым. Это был факт, с которым ему нужно было смириться, прежде чем начать. Потому что, раз он начал, пути назад уже не было. Но он не передумал. Он не собирался использовать заклинания мгновенной смерти просто потому, что хотел растянуть это и попрактиковаться на женщине столько, сколько сможет, прежде чем она не сможет больше терпеть, но в конце концов он убьет ее. В этом даже не было ничего личного. Она была просто удобна. Конечно, он ненавидел ее, но он не собирался убивать ее, потому что она написала о нем те статьи. Он собирался убить ее, потому что она была там, и никто не смог бы связать ее смерть с ним. Гарри еще раз взглянул на список и почувствовал, как его магия вспыхивает от нетерпения. Барьер был установлен. Обратного пути не было. Он... он так хотел этого. Это было необходимо. Его кожа покрывалась мурашками от необузданного желания почувствовать, как ее жизнь ускользает из-под его рук. Он хотел проверить, действительно ли он может это сделать и чувствовал, что его поглощает интенсивная жажда смерти и боли, которую оставила в нем темная магия. Он чувствовал голод в этом плане. Быть так близко к тому, чтобы совершить это действие, было все равно, что стоять посреди пустыни лицом к оазису после того, как на всю жизнь лишил себя воды. Он не мог остановиться сейчас. Он хотел этого слишком сильно. Он положил блокнот рядом со своей книгой и вытащил банку, все еще завернутую в черный плащ. Гарри подошел к центру комнаты, недалеко от трупа василиска, и поставил банку, медленно снимая ткань. Жук внутри немедленно начал порхать внутри банки с безумным отчаянием. Он вытащил свою палочку и направил ее на банку. Невербальное заклинание и простое движение палочки и стекло растаяло, как воск, прежде чем раствориться в облаке тонкого дыма. Жук мгновенно сбежал, но она явно не знала, где находится и как правильно уйти, потому что какое-то время дико кружила вокруг. Гарри выследил ее своей палочкой в ​​течение секунды, прежде чем наложить чары хоморфуса и поразить ее с первой попытки. Заклинание заставило ее внезапно увеличиться в размерах, а затем тяжело рухнуть на пол кучей. Она ахнула и повернула голову из стороны в сторону в очевидной панике, прежде чем развернуться на своем месте на грязном каменном полу, чтобы посмотреть на него. Ее глаза были широко раскрыты и на мгновение поглощены отчаянием, прежде чем она попыталась принять вид самой невинности. — Гарри, — сказала она жеманным голосом, пытаясь улыбнуться и пытаясь подняться на ноги. Он лениво направил на нее свою палочку и сказал: — Адстринго. Ее глаза словно вылезли из орбит, когда ее руки и ноги были внезапно прикованы к ее бокам невидимой силой. Затем он взмахнул палочкой и произнес заклинание «Понере» , хотя это, казалось, не возымело никакого видимого эффекта. — Ты знаешь, что это было? — спросил он с ухмылкой, когда начал медленно обходить ее лежащую на полу фигуру. — Заклинание Понере — это темное заклинание, которое позволяет мне поставить вас в любое положение, какое я захочу, и вы не сможете двигаться. Адстринго — это нечто среднее между заклинанием связывания и заклинанием окаменения, обездвиживающее. Это лучше, чем некоторые другие связывающие заклинания, так как оно связывает человека с помощью магии, вместо того, чтобы наколдовать веревку или цепь или что-то, что можно было бы разрезать или уничтожить. Конечно, чтобы поддерживать связывание, я должен продолжать фокусировать мою магию. Но... поскольку я наложил на тебя подвижное проклятие, мне больше не нужно, чтобы ты была связана, так что... Он замолчал, взмахнув палочкой и освободив нить магии, которая удерживала ее в плену, и отпустила ее. Внезапно ее лицо сменилось с застывшего удивления на чистую панику и страх. — Гарри… Гарри, пожалуйста. Подумай о том, что ты делаешь. Мы оба здесь зрелые, рациональные люди. Ничего личного, я просто делала… — Силенцио! — Гарри лениво протянул, взмахнув палочкой. Ее рот продолжал двигаться, но из нее больше не вырвалось ни звука. Ее паническое выражение на мгновение стало скорее возмущенным, прежде чем вернуться к страху и осторожности. Гарри начал приближаться к ней, и ее широко распахнутые глаза следили за каждым его движением. Он подошел к ней и ногой перевернул ее на спину. — Видишь ли, Рита… вот тут ты ошибаешься. Может, я и зрелый, но, честно говоря, не думаю, что поступаю особенно рационально и то, что ты здесь, не имеет почти никакого отношения к твоим идиотским каракулям в газете. Он присел и протянул руку, обхватив ее за голову рукой, и повернул ее голову так, чтобы он мог смотреть ей прямо в глаза. — Теперь, прежде чем мы пойдем дальше, мне нужно задать тебе несколько… вопросов . И ты будешь на них отвечать. Как насчет небольшого… послушания, – сказал он с ухмылкой и поднес к ней свою палочку, — Парео! Ее глаза остекленели, и Гарри почувствовал, неимоверное удовлетворение ситуацией. Это работало, и это было так просто. Покалывающие частички эйфории темной магии начали танцевать в его животе, и его голова на секунду запрокинулась назад, когда он позволил себе насладиться странным приятным щекочущим ощущением прямо под кожей. Он снова сосредоточился на своей задаче и выпустил заглушающее заклинание, которое только что наложил на нее. — А теперь, Рита, я хочу, чтобы ты мне кое-что рассказала. Кто-нибудь еще знает о твоей анимагической форме? Она моргнула, и ее голова медленно повернулась. — Нн… неее, — сказала она странно усталым голосом. Он ухмыльнулся. — А кто-нибудь знает, что ты пробиралась в Хогвартс? — Н...неет... — Так… никто не знает, где ты? — Никто, — сказала она слабым хриплым голосом, прежде чем зажмурить глаза и захныкать. Он перестал поддерживать ее голову рукой, и она с глухим стуком упала на холодный каменный пол. — Хорошо, — сказал он с ухмылкой, встал и взмахнул палочкой, выпустив заклинание подчинения. Она по-совиному моргнула в замешательстве на мгновение, прежде чем снова посмотреть на него со страхом в глазах. — Что это было? — выдохнула она. Он мог сказать по тому, как она двигала головой и шеей — единственными частями своего тела, над которыми у нее был хоть какой-то контроль, — что она пыталась вырваться от него, но не могла. Ему захотелось хихикнуть от удовольствия от того, насколько она полностью под его контролем. — Это было заклинание подчинения. Довольно хитрая часть магии. Я не был уверен, что смогу это сделать, в конце концов, - закончил он со злой ухмылкой. Ее глаза расширились, и она поглядывала ими по комнате. Он наблюдал, как она начала осознавать, что совершенно не представляет, где находится. В тот момент, когда она увидела василиска, было так интересно наблюдать, что он чуть не расхохотался. Она закричала. Конечно, она кричала. Но что действительно удивило Гарри, так это то, как сильно этот звук пронзил все его существо трепетом. Чистый ужас, наполнявший этот голос, был подобен меду для его ушей. — Чт-! Что! Что это! Это...? Где я?! Гарри начал хихикать, но подавил это и начал медленно приближаться к василиску. — Это , очевидно, василиск . Я имею в виду, честно говоря, Рита… сколько волшебных змей способны вырасти до шестидесяти футов в длину? Немного. — Чт.. как... где это... — Я убил его. Вообще-то, на втором курсе. Он удивительно хорошо сохранился, не так ли? Хотя в последнее время я причинил ему довольно значительный ущерб за все мои тренировки. Это своего рода манекен для моей цели. В этом отношении это было невероятно удобно, но так неудовлетворительно бросать проклятия на то, что уже мертво. Он повернулся к ней лицом, все еще лежащей на полу и смотрящей на него с зарождающимся ужасом в ее широко раскрытых глазах. — Ты… ты убил эту штуку? — сказала она сбивчивым шепотом. — О да. Кстати, это Тайная комната. На случай, если ты еще не догадалась. Она ахнула, и ее взгляд снова пробежался по большой комнате и остановился на огромной резной каменной статуе головы Салазара Слизерина. — Комната… — сказала она шепотом. — Это было очень удобно для меня. Это за пределами обычных школьных кабинетов, и комната не отслеживается. Ничего из того, что я здесь делаю, не может быть обнаружено кем-либо еще. Директор совершенно не видит, что здесь происходит. И никто другой не может даже спуститься сюда, потому что только змеиный язык может открыть дверь, — он сделал паузу и ухмыльнулся ей сверху вниз. — Между прочим, это работает в обе стороны. Все двери закрыты, и единственный способ выбраться — это открыть их мне. В любом случае, ты не сможешь уйти. — П-пожалуйста, Гарри... мы м-можем что-нибудь придумать. Я понимаю, что была резка... Я была... Я была так сосредоточена на истории, что не подумала, как это повлияет на тебя.. Но я… я вижу свою ошибку. Я больше никогда не напишу о тебе ничего, клянусь! Мы… мы можем просто оставить все это позади. Мы… Гарри скучающим тоном вздохнул и закатил глаза, взмахнув палочкой и наложив еще одно заглушающее заклинание. — У тебя такой раздражающий голос, — протянул он. Он подошел к ее распростертой фигуре и присел на корточки, злобно ухмыляясь ей. — Ты упускаешь здесь довольно важную деталь, Рита. Видишь ли… Я делаю это не потому, что ты написала эти гадости обо мне в «Пророке». Некоторые из этих действительно захватывающих заклинаний я нашел, но проклятый труп василиска просто не годится для их проверки. — Мне нужен живой, сознательный, человек. Василиск работает как мишень, но я не вижу, действительно ли заклинание делает то, что должно делать, если только у человека нет надлежащих органов, чтобы плавиться, или ощущать боль. Вот видишь... тебе так удобно было прийти, что я просто не мог пройти мимо, — все это он говорил спокойным мягким тоном, как будто пытался объяснить что-то сложное для маленького ребенка. Все это время лицо Риты становилось все более и более испуганным, и он мог видеть, как ее рот шевелился, произнося немые слова протеста. Он мрачно усмехнулся, положил руку ей на щеку и снисходительно погладил ее. — Видишь ли, Рита. Ничего личного. Он встал и подошел к блокноту, все еще раскрытому на полу. — Теперь давайте посмотрим... что попробовать в первую очередь... Оо... это звучит весело. И оно не оставит никаких серьезных физических повреждений. Лучше всего начать с малого – не хочу использовать вас всех на первые несколько заклинаний, в конце концов. Оно называется Формидилио. Вы когда-нибудь слышали о нем? Оно вызывает у человека приступ ужасающих видений, пока заклинание не будет отменено. Предполагается, что оно наполняет ваш разум вашими худшими страхами... интересно, какой твой самый худший страх, Рита? Узнаем? — он ухмыльнулся ей и поднял палочку. Рот ее бешено двигался, по щекам начинали течь слезы, но не было слышно ни единого звука. Гарри лениво провел палочкой по фигуре и сказал, — Формидилио! — таким же ленивым тоном, прежде чем сделать шаг назад, как будто он смотрит шоу. Сначала ее глаза просто метались в панике. Слезы потекли еще больше, и ее лицо быстро исказилось в ужасающем крике. Снова и снова она кричала и ревела, но не издавала ни звука. Ухмылка Гарри становилась все шире и шире, а глаза горели от болезненного восторга. Он несколько раз подпрыгнул на ступнях, прежде чем вытащить палочку. — О, я должен услышать это! — сказал он со странным радостным рвением. Он отменил заглушающие чары, и тайная комната мгновенно наполнилась душераздирающими криками Риты. Она впала в истерику и плакала от ужаса. Чем дольше Гарри удерживал на ней проклятие, тем сильнее темная магия текла внутри него. Это было похоже на глухой рев, постепенно становившийся все более и более мощным. Он начал безумно часто дышать от болезненного, ужасающего восторга, когда его охватило чувство привыкания. Его частое дыхание стало таким громким, что начало заглушать ее испуганные крики. Наконец Гарри увидел признаки того, что она может скоро потерять сознание, и мгновенно снял проклятие. — Не может быть, чтобы ты потеряла сознание из-за меня так скоро, — сказал он с хихиканьем, пытаясь восстановить подобие контроля. — У меня еще так много планов для тебя. Посмотрим... следующий в моем списке исссс... А. Tussio Praefoco . Заклинание, вызывающее приступ удушающего кашля. Хорошо подходит для того, чтобы сделать врага неспособным правильно прицелиться или сражаться , без необходимости оставлять какие-либо длительные повреждения или убивать их. Довольно мягкое проклятие, на самом деле, но оно может пригодиться, - продолжил он мягким аналитическим голосом и безразлично посмотрел на него. Однако в ту же секунду, когда он направил на нее свою палочку, злобное ликование вернулось в его глаза, и Рита вздрогнула и снова начала хныкать сквозь сдавленные рыдания. Пять минут ужасно сильного кашля и хрипов, которые зашли так далеко, что стало довольно много крови, и Рита потеряла сознание от нехватки кислорода. Гарри снял проклятие Туссио Праефоко и вернул ей сознание. — А это было не так уж и плохо…— сказал он сквозь ухмылку и медленно обошел вокруг нее. Ее усталые, полные страха глаза следили за каждым его движением, пока она ловила ртом воздух и икала. — Следующее будет быстрым и простым. Посмотрим, как легко будет использовать его … — сказал он, указывая палочкой. Она напряглась, и ее приглушенные крики были хриплыми из-за кашля. — Эруко Круор! — закричал он, сверкая зелеными глазами, загоревшимися от чрезмерного экстаза, словно нефриты в лунном свете. Гарри вскрикнул, и его голова откинулась назад, когда волна темной восхитительной магии пронзила его тело и вырвалась из его палочки прямо на Риту в виде сгустка красных частиц. В ту секунду, когда оно попало в женщину, ее начало сильно рвать кровью. Ее тело невольно вздымалось, она тряслась и кричала. Это длилось всего мгновение, но магический порыв был настолько интенсивным, что Гарри задумался на мгновение, повторяя это снова. Он закрыл глаза и сделал успокаивающий вдох, пытаясь сосредоточиться. Ему нужно было сохранять хоть какой-то контроль, если он собирался пройти через все заклинания, которые хотел испытать, прежде чем убить ее. Нет никакого удовольствия заканчивать все это преждевременно в порыве безумия. И было так много всего, что он просто умирал от желания попробовать... Следующий час был потрачен на изучение всех меньших проклятий, которые ему были любопытны, но которые он никогда не мог по-настоящему применить до сих пор. Изгибая и подчиняя магию своей воле и упиваясь эйфорическим туманом, в который она его ввергала. Каждый нерв в его теле пылал от упоительного наслаждения. Он чувствовал себя совершенно опьяненным этим. Он наложил на нее Viscus expello, из-за чего она мгновенно извергла содержимое кишечника. Он очистил ее скорее в форме услуги себе, чем ей. Он применил Vormica morsus, из-за чего по всей ее коже появились ужасно болезненные фурункулы, которые начали прорываться и гореть. Ее крики агонии, казалось, только усиливали извращенное удовольствие, которое он получал, наблюдая, как она страдает и корчится. Какая-то часть его знала, что это болезненно, но ему было все равно. Он был слишком под кайфом от магии, текущей через него. Все это было слишком удивительно. Слишком эйфорично, чтобы остановиться. Затем он применил Exustio morsus, которое не причинило физического вреда, но вызвало у нее иллюзию, будто она горит заживо. Боли было достаточно, чтобы она фактически потеряла сознание всего через минуту, и ему потребовались целых три минуты, бросая в нее Инервейт, чтобы заставить ее проснуться. Когда она, наконец, это сделала, он ударил ее ногой по голове, чтобы успокоить собственное раздражение из-за того, что это заняло так много времени. В этот момент она уже превратилась в месиво из слез, соплей и крови, но Гарри, казалось, не замечал и не заботился об этом. Он снова пришел в возбуждение. Теперь он использовал более отвратительные заклинания, и его рвение значительно возросло. Следующим, что он произнес, было заклинание, которое не давало ей потерять сознание. По-видимому, это заклинание очень часто использовалось при применении пыток. Когда вы намерены наказать человека, нет никакой пользы для человека, если он просто потеряет сознание и избежит боли. И постоянная пауза в проклятиях, чтобы наложить Инервейт, было слишком надоедливым, чтобы продолжать этим заниматься. Заклинание слегка истощило его магию, поскольку она оставалась связанной с ним до тех пор, пока он, наконец, не дал ей передышку в бессознательном состоянии... или смерти. Но оно было минимальным, и, поскольку это была особенно темная часть магии, нежное прикосновение к его магии было похоже на постоянное, тусклое, покалывающее тепло. Ему это очень нравилось, и это было напоминанием о том, что он продлевает ее страдания. Он знал, что это не должно его радовать. На каком-то уровне у него все еще была некоторая способность признавать моральную основу, по которой «нормальные» люди жили своей жизнью… но он просто больше не мог найти в себе силы согласиться с этими идеями. Эта мысль заставила его на мгновение нахмуриться, прежде чем он оттолкнул ее, чтобы снова сосредоточиться на своей задаче. Следующее заклинание, которое он сотворил, было гораздо более практичным, чем предыдущие партии. Его называли Skyrdda excorio , и он сдирал участки кожи со спины, а плоть под ними сморщивалась. Медленно он снимал слой за слоем кожу с ее ног, рук и живота. Ее крики были пронзительны для ушей, но в то же время они были пугающе милыми. Он настолько потерялся в этот момент, что понял, что если он не остановится в ближайшее время, она, скорее всего, истечет кровью до смерти, поэтому он остановился и бросил несколько исцеляющих заклинаний Эпискей на некоторые из более глубоких бороздок. Fervefacio было проклятием, которое буквально расплавляло плоть, и он начал применять его к ее пальцам и рукам. Он наблюдал с извращенным восхищением, как кожа и мышцы плавились на ее пальцах, обнажая сухожилия и кости. Он не мог не думать про себя, что это был бы невероятно интересный способ изучить анатомию человека. Голос Риты был уже хриплым, но ее крики все еще были слышны. Затем, просто так, он решил, что попытается бросить в нее круцио. В конце концов, это была основа репертуара темных искусств, и было бы неловко, если бы он мог сыграть Exustio, но не вытянуть Crusio . В тот момент, когда он кинул в нее первое, он точно понял, почему оно было так чертовски популярно. Конечно, это заклинание было нелегко произнести, но то, как темная магия полностью поглотила его и текла по каждой вене его тела самой мощной, темной, грубой волной, которую он когда-либо чувствовал, заставило его затаить дыхание и задыхаться. Чем большую боль он причинял своей жертве, тем больше его поглощало блаженство. Он был совершенно ошеломлен тем, насколько мощным это было. Прошли недели с тех пор, как темное заклинание поставило его на колени. Рита все еще кричала, и сквозь дымку он понял, что заклинание все еще активно. Его голова гудела от шума и вихря удовольствия и чувств, которые были слишком сложными для него, чтобы понять смысл в данный момент. Он понял, что его дыхание все еще вырывалось тяжело, а спина выгибалась над землей. Он заставил себя достаточно восстановить свои чувства, чтобы отменить заклинание, пока и он, и Рита не потеряли сознание. Рита плакала, и ее тело дергалось от боли, вызванной мышечными спазмами. Гарри казалось, будто он растворился в луже теплой слизи от перегрузки чувств на его и без того обострившихся чувствах. Это было.. неописуемо. Это было чертовски удивительно. Как кто-то может заниматься другим видом магии? Но он предположил, что именно поэтому в школах не обучают темным искусствам. Если бы люди столкнулись с этим, они бы никогда не захотели закончить это. Вместо этого они запрещают преподавание этого. И министерство запрещает это делать! Отказывать людям в этой восхитительной форме экстаза было преступлением! Он пришел в себя и посмотрел на трясущуюся, ужасно изуродованную женщину, лежащую в нескольких футах от него в луже собственной крови и телесных жидкостей. В нем забулькало хихиканье, и он попытался его подавить, но оно превратилось лишь в фырканье, а затем в смешок. Мерлин, она была так слаба. Такая жалкая. Ни разу она даже не смогла дать отпор. У нее никогда не было шансов. Она была для него ничем. Просто ничто. Он встал на ноги и долго смотрел на нее сверху вниз. Наблюдая за ее судорогами и кровью, которая продолжала скапливаться и застывать. Везде были кусочки кожи, которые были содраны и все выглядели сморщенными. Такая жалкая. Такая слабая. Он поднял палочку, и ее глаза уловили движение. Ее крики и рыдания возобновились десятикратно. — О, дорогая, милая Рита. Не беспокойся, дорогая. Думаю, теперь я с тобой покончил. Хочешь? Избавить тебя от страданий? Она продолжала плакать и жалобно закрыла глаза. — Интересно, смогу ли я справиться с этим… они говорят, что это невероятно сложное заклинание для исполнения. В конце концов, его невозможно заблокировать. Говорят, что очень немногим волшебникам удается сотворить его с первого раза. ...Если это не сработает, полагаю, я могу просто продолжать попытки, хм? В конце концов, вы никуда не денетесь. Говорят, что даже если оно не сработает по назначению, заклинание все равно будет довольно болезненным. .. Я думаю, мы узнаем, только если я попытаюсь, а? Его глаза начали светиться, и вокруг него закружилась магия. Он призывал ее к себе, вытаскивая из самых потаенных уголков своей души и наслаждаясь неописуемо восхитительным, опьяняющим чувством, которым оно наполняло его. Он навел свою палочку прямо на ее голову и произнес заклинание... — Авада кедавра. – – – Гермиона Джин Грейнджер не была глупой или слепой. Она гордилась тем, что была очень умной и очень наблюдательной юной волшебницей. Ее сильные стороны всегда заключались в знании книг, и она признает, что в некоторых областях ее социальные навыки по-прежнему отсутствовали. Она не всегда понимала других людей, но с годами стало намного лучше. В конце концов, она быстро училась, и как только у нее появились друзья, она решила узнать, как они размышляют чтобы быть их лучшим другом. Ее дружба была невероятно важна для нее, поскольку вплоть до Хогвартса у нее никогда не было хороших друзей. Она также будет первой, кто признает, что в начале этого учебного года она совершила вопиющую ошибку в отношении своего лучшего друга Гарри Поттера. Она считала, как и все остальные, что Гарри сделал что-то безрассудное и глупое, чтобы внести свое имя в этот Кубок и принять участие в Турнире Трех Волшебников. Даже когда Гарри отрицал это, она не поверила ему. Гарри редко обращал особое внимание на правила и очень мало уважал авторитетных фигур, особенно когда то, что они диктовали, не соответствовало взглядам Гарри в то время. Все остальные мальчики Гриффиндора были абсолютно одержимы этим нелепым турниром. Каждый из них отчаянно хотел быть чемпионом. Все они хотели вечной славы. Все они хотели получить призовые деньги. Им нужен был вызов и возможность проявить себя храбрыми и сильными. Так что она просто предположила, что Гарри будет таким же, как все его соседи по общежитию, и хотел того же самого. Только Гарри был Гарри, и если кто-то и найдет способ обойти правила, так это он. Но она поняла, насколько глупыми были ее предположения. Как только она преодолела свою ярость из-за того, что Гарри сделал еще один глупый поступок, который поставил его жизнь под угрозу, она очнулась достаточно, чтобы понять, что Гарри никогда не будет подвергать свою жизнь опасности ради такой мелочи, как слава или деньги. У Гарри уже были слава и деньги, и он их ненавидел. Иногда ее больше всего в нем поражала его скромная, непритязательная сторона. Гарри был скромен. Он был известен во всем волшебном мире, но никогда не вел себя так. На самом деле любые напоминания о его известности только заставляли его чувствовать себя неловко. Нет... когда Гарри выделялся и рисковал своей жизнью, это всегда было ради чего-то, что того стоило. Он всегда шел на риск, чтобы спасти кого-то, даже когда было почти гарантировано, что это отправит его на смерть вместе с теми, кого он пытался спасти. Гарри не возражал. Потому что любой шанс, что он может спасти этого человека, стоил риска получить травму. Но известность и слава? Нет... Гарри не счел бы, что это стоит риска. Как она могла быть такой слепой? Как она могла бросить своего первого настоящего друга из-за такой глупости и мелочности, когда он так отчаянно нуждался в друге? Она осознала свою ошибку через месяц, но к тому времени Гарри даже не смотрел на нее. Несколько раз она пыталась заговорить с ним, но так и не смогла остаться с ним наедине. Она пыталась вразумить Рона, но он был уперт ​​и упрям. Он не злился на Гарри за то, что он нарушил правила или подверг себя опасности, как она; Рон был зол, потому что Гарри не поделился с Роном каким-либо трюком или заклинанием, которые он использовал для участия в турнире. Что бы Гермиона ни говорила Рону, она не могла убедить его в том, что, может быть, Гарри действительно ничего не делал , а кто-то другой все подстроил, так что Гарри был вынужден участвовать. Гермиона отвлеклась, с головой погрузившись в свое последнее увлечение — борьбу за права домашних эльфов, но это только отвлекало ее от проблем с Гарри, когда она была занята. И Рон ничего не делал, кроме как открыто высмеивал ее усилия. В период между Хэллоуином и первым заданием Гарри все время держался особняком. Казалось, он любой ценой избегал контакта с кем-либо еще. Он ходил на занятия и торопливо ел в Большом зале, а затем быстро исчезал в своей комнате в общежитии или в библиотеке. Он избегал всех, как чумы, и что бы она ни делала, она не могла найти способа извиниться. События первого испытания были значительным шоком. Она не знала, что делать с тем фактом, что Гарри использовал змеиный язык , чтобы выжить. Она никогда раньше не слышала, чтобы драконы говорили на парселтанге. Она даже потом просмотрела его в большом количестве книг и нигде не нашла абсолютно никаких упоминаний о нем. Она задавалась вопросом, откуда Гарри это понял. Задача с драконами заставила Рона наконец осознать, что турнир — это не только известность и слава. Это была опасность, ужасные ожоги и сложные заклинания, с которыми, как и в последующие годы, они не могли надеяться, что будут достаточно изучать, чтобы выжить. Но, несмотря на осознание того, что Гарри, возможно, не просто так участвовал в турнире, его паника от того, что Гарри использовал парселтанг, не давало сразу пойти к Гарри и поговорить. Гермиона была на самом деле удивлена, когда Рон подошел к ней и спросил, не пойдет ли она с ним, чтобы попытаться загнать Гарри в угол, чтобы они могли извиниться. Гарри не хотел этого принимать. Он был зол. Он был так зол, предан и Гермиона была поглощена самым ужасающим страхом, что она могла навсегда все испортить. Что она потеряла своего первого, лучшего друга. Она столько раз плакала перед сном, пока ее разум был поглощен мыслями об этом. Поэтому в тот день, когда Гарри сказал ей, что с ними «все в порядке», она была так невероятно рада и счастлива, что ее наконец-то простили, и все наконец-то могло вернуться к тому, что было раньше. Но этого не произошло. Не совсем. Гарри был... другим. За время их разлуки она заметила несколько изменений, но в основном приписывала это тому, что он был один. Он был более прилежным и выполнял всю домашнюю работу в одиночку и без чьей-либо помощи. Он также стал значительно лучше успевать на уроках. Эта тенденция осталась прежней. Как будто Гарри внезапно заново открыл для себя свою магию. Раньше он всегда так легко отвлекался. Ему потребовалось бы много-много раз, многократно тренируясь, чтобы выполнить любое заклинание, представленное в классе. Теперь он исполнял их всего с нескольких попыток. Он легко отвечал на вопросы в классе и действительно казался заинтересованным в предмете. На самом деле вначале она была довольно взволнована. Наконец-то у нее появился кто-то, с кем можно было вести содержательный разговор о теории магии! И это был Гарри! Она была в восторге от этой новой вещи, чтобы поделиться со своим другом. Несмотря на то, что он снова принял ее и Рона как друзей, и несмотря на их новую связь на интеллектуальном уровне, Гарри оставался отстраненным. Он был тих и задумчив. Он по-прежнему присоединялся к разговорам за едой и в общей гостиной, но это всегда казалось таким вынужденным. Он вел себя так, будто обращал на них внимание, но она подозревала, что он просто притворяется. Она сомневалась, что Гарри даже примерно знал о всей работе, которую она проделала в последнее время для распространения слухов о порабощении домовых эльфов! Когда она заговорила с ним об этом и он поговорил с ней на эту тему, она как будто даже особо не слушала. Когда он отвечал, любой его ответ казался совершенно фальшивым. По крайней мере, открытое пренебрежение Рона к домовым эльфам было честным. Фальшивая забота Гарри граничила с оскорблением! Почему ему было все равно? Он столько времени проводил в одиночестве, готовясь к следующему испытанию! Странно было и то, что он отказался ей что-либо рассказать об этом. Теперь, когда они снова стали друзьями, она ожидала, что он попросит ее помочь с заклинаниями и исследованиями, но он настоял на том, чтобы делать все в одиночку. Сначала она не приняла это, так как ему пришлось выполнить всю подготовку к первому заданию в одиночку, поэтому он, вероятно, чувствовал себя комфортно, выполняя и второе задание в одиночку. Но они были там с ним тогда! Почему он не мог просто попросить их о помощи? И почему он не сказал им, что он делал? Она просто не могла этого понять. Поскольку все они собирались остаться на каникулы, она думала, что это даст ей шанс проводить больше времени с Гарри, но все было наоборот. Гарри так часто отсутствовал во время их зимних каникул. И она совершенно не знала, куда он пропадал. Он продолжал говорить им, что собирается в подземелья, чтобы поработать над зельем, которое варит, но несколько раз она спускалась вниз, чтобы предложить свою помощь, и обнаруживала, что кабинет пуст. Тот факт, что Гарри явно что-то скрывал от нее, беспокоил ее, поэтому она почувствовала значительное облегчение, когда он достаточно доверял ей, чтобы раскрыть то, что, вероятно, было огромной тайной. Совершенно шокирующий секрет. Гарри... ее Гарри... был геем. Она действительно не ожидала, что это произойдет, и должна была признать, что крошечный кусочек глубоко внутри нее был немного разочарован этим. Когда Гарри впервые спас ее от тролля, много лет назад, на первом курсе, она немного влюбилась в черноволосого мальчика с проницательными зелеными глазами. Она быстро справилась с этим, но в ней всегда было это затяжное чувство. Гермиона знала, что это было особенно глупо сейчас, когда она начала испытывать удивительно сильные чувства к Виктору. Она никогда не ожидала, что это произойдет... но это произошло. Болгарская звезда квиддича часто искала ее в библиотеке с первого семестра, и она так и не поняла, почему он так себя ведет. Но он продолжал.. И хотя это было шокирующим, это также льстило. И Виктор был довольно хорош собой, даже если он не был хорошим собеседником. Хотя его английский улучшался... И Гарри. Милый Гарри. Гей. Хотя она была удивлена, она, конечно, ничего не имела против. Она была удивлена ​​тем, как легко он говорил об этом, больше всего ее впечатлило то, как он справился с тем, что его невольно выставили напоказ после того, как праздничные каникулы закончились. Но во время каникул, когда Гермиона надеялась, что наконец-то сможет провести некоторое время, заново знакомясь со своим другом, Гарри держался отстраненно. В конце концов, Гермиона провела каникулы, работая над обществом защиты домовых эльфов, и уговаривала Рона хоть раз в жизни взять на себя ответственность и на самом деле сделать домашнюю работу до последнего дня их каникул. Наступило Рождество, и подарки были предсказуемо продуманными. Танцы тем вечером были совершенно прекрасны. И Гермиона была совершенно ошеломлена, увидев Гарри с Флер. Куда делся тот застенчивый мальчишка? Он был заменен молодым человеком, который был полон уверенности. В походке у него была дерзкая развязность, и почти всю ночь на губах играла дьявольская ухмылка. А как он двигался! Как Гарри научился так танцевать? На нее произвело впечатление его лидерство на уроке танцев, но это касалось только традиционного вальса. Гарри усвоил более современные танцы с удивительной легкостью и плавной грацией, которую она никогда не видела у своего друга. То, как он и Флер вместе двигались на танцполе, несколько раз вызывало трепет в ее животе, и она была вынуждена отвести глаза и повернуть голову, чтобы скрыть свой румянец. Если бы она не знала, что Гарри нравятся мальчики, она бы всерьез задумалась о том, как они с Флер танцуют. Флер явно получала от этого огромное удовольствие, и Гермиона даже на мгновение пожалела, что не могла бы быть с Гарри ночью на свидании. Но ей все еще, несомненно, нравилось проводить время с Виктором, поэтому она быстро отогнала эту мысль. Ночь была бы идеальной, если бы не Рон... ну, Рон. Он потратил танец впустую, ведя себя как упрямый идиот, который был слишком смущен и упрям, чтобы по-настоящему наслаждаться танцем, но затем был огорчен и зол, что его друзья развлекались, несмотря на него. Он также явно ревновал и расстраивался из-за того, что Гермиона пошла на танцы с Виктором. Что именно это означало, было спорно. Если Рону нравилась Гермиона, он был слишком туп, чтобы понять это. И слишком упрям, чтобы что-то с этим поделать. Гермиона определенно не собиралась стоять и ждать, пока ее эмоционально отсталый друг поймет, что означают его чувства. После зимних каникул дела с Гарри стали еще более странными. Он продолжал исчезать в течение длительного периода времени, и никто не мог его найти. Он стал еще более замкнутым, чем раньше, и она часто замечала, как он хмурится или смотрит на кого-то, когда думал, что никто не смотрит. Он усмехался и хихикал себе под нос над вещами, которые раньше никогда бы не показались ему забавными. Он даже усмехнулся, когда Малфой бросил что-то в котел Симуса на зелиях, и оно взорвалось прямо на него. Гермиона просто не знала, что делать с изменениями. С одной стороны, Гарри лучше успевал, чем когда-либо прежде, и был предан учебе. Но его личность, казалось, коренным образом изменилась. Рон был далеко не доволен изменениями в их друге. Казалось, Гарри больше не заботился о полетах или разговорах о квиддиче. Он почти никогда не соглашался играть во взрывной снап и еще реже соглашался играть в шахматы. Что касается Рона, то он как будто снова потерял своего друга. Но Гермиону беспокоило гораздо больше, то, что Гарри внезапно перестал заботиться о квиддиче. В последние месяцы она начала сильно беспокоиться о какой-то странной нервозности Гарри. По мере приближения полудня Гарри начинал дергаться, как будто ему чего-то не хватало. Он просиживал до конца дня, его колено быстро подпрыгивало вверх-вниз или он грыз ногти. Он снова и снова менял свое положение в кресле, никогда не мог усидеть на месте дольше нескольких минут за раз. Он хмурился на профессоров. Сердито смотрел на одноклассников, когда они задавали вопросы, из-за которых все затягивалось. Хмуро смотрел на часы на стене. Но в тот момент, когда кто-то действительно говорил с ним, он надевал спокойную, добродушную маску. Он улыбался, шутил и вел себя так, будто все в порядке. Он всегда спешил за обедом, и эта нервозность быстро появлялась снова. Всякий раз, когда возникало что-то, что мешало ему убежать и исчезнуть туда, куда он исчезал, его лицо напрягалось, а глаза приобретали опасный блеск. Она видела, как он выходил из себя всего несколько раз, и обычно это случалось только тогда, когда он не думал, что поблизости есть хоть кто-то, кто мог бы это увидеть. Кто-то — обычно слизеринец, но иногда это был кто-то из других факультетов — говорил что-то, чтобы надавить на Гарри, и он набрасывался… яростно. Гермиона была свидетелем этого только три раза, но каждое последующее событие было более интенсивным, чем предыдущее, и ее желудок неприятно сжимался, когда она видела, как ее милый, милый Гарри реагирует так сердито. Она могла только предположить, что было больше случаев, чем те, свидетелем которых она была. В одном она была уверена, что между Гарри и Драко Малфоем что-то произошло, потому что белокурый, эгоистичный чистокровный слизеринец уже два месяца избегал Гарри, как чумы. Гермиона твердила себе, что стресс от испытания, должно быть, сказался на Гарри. Давление и страх перед опасностью, которую оно представляло. Тот факт, что кто-то должен был выйти, чтобы забрать его. Что этот кто-то поместил его имя в кубок по какой-то причине, и эта причина, скорее всего, привела бы к гибели Гарри. Она надеялась, что, как только задание будет выполнено, вместе с ним исчезнет часть секретности. Она поверила, что ее надежды сбылись, когда Гарри наконец сказал ей и Рону о том, что он стал анимагом, на следующий день после второго задания. Ей было обидно, что он не сказал им раньше. Потрясена тем, что ему удавалось хранить в тайне такую ​​огромную вещь больше года! Но в конце концов ей показалось, что она поняла, почему Гарри всегда убегал и исчезал. Он тренировался, чтобы стать анимагом. Наконец-то все обрело смысл. Но это далеко не все. Не совсем. И что больше всего сбивало с толку, он по-прежнему убегал Мерлин знает куда каждый вечер, хотя со второго задания прошло уже полторы недели. Гарри больше не нужно было тренироваться для этого испытания, и он не будет знать, что там будет, в течение более чем двух месяцев. Он также освоил трансформацию анимага, так что это тоже не было причиной его отсутствия. Так что, если Гарри не тренировал свои способности анимага и не тренировался для третьего задания. Что делал Гарри? Какой еще огромный секрет он скрывал от них? Стать анимагом Гермионе казалось грандиозным , и это только заставляло ее задуматься... над чем еще работал Гарри? Было ли оно таким же сложным, как и другой его секрет? Это что то такое же потрясающее? И почему он до сих пор отказывается поделиться этим с ней или Роном? Почему он лгал и придумывал неубедительные оправдания своему исчезновению? И если уж на то пошло... куда же он делся?! За последние два месяца она несколько раз пыталась проследить за ним, но безуспешно. Она всегда сразу теряла его. Было очевидно, что Гарри использовал свою мантию-невидимку, чтобы улизнуть, что на самом деле только вызывало больше вопросов. Гермиона боялась, что потеряла своего первого и лучшего друга после ужасной ошибки в ночь на Хэллоуин. Она надеялась, что Гарри простил ее незадолго до зимних каникул, и надеялась, что все, наконец, вернется на круги своя, но теперь она не была так уверена. Она не была уверена, что все когда-нибудь будет как прежде. И у нее было смутное подозрение, что Гарри никогда больше не будет доверять ей по-настоящему. Будет ли он когда-нибудь снова открыто делиться с ней своими секретами? Сможет ли она когда-нибудь восстановить его доверие, или она действительно его подорвала? Именно такие мысли посещали Гермиону, когда она смотрела, как Гарри входит в Большой зал на обед в тот день. Гарри никогда не прогуливал уроки, так что тот факт, что в то утро он пропустил историю магии и чары, был явно странным. Она задумчиво наблюдала за ним, пока он с плавной грацией шел к столу. Его голова была низко опущена, но когда он приблизился, она мельком увидела его лицо, и его глаза были яркими и безумными. Он, казалось, боролся с почти сумасшедшей ухмылкой, от которой у нее по спине побежали мурашки. Как только он сел и поднял голову к остальным, выражение исчезло и сменилось выражением усталости. Ей что, показалось? Раньше она никогда не считала Гарри особенно хорошим актером. Чаще, все эмоции были “написаны у него на лице”. Он часто тихо размышлял про себя, но Гермиона гордилась тем, что могла довольно хорошо его понимать. Но в этом году - все изменилось.. Теперь она не была уверена, сможет ли вообще понять его. — Тебе лучше, Гарри? — нерешительно спросила она. Он посмотрел на нее, одарил ее мягкой, доброй улыбкой и кивнул головой. — Да... намного, на самом деле. Дремота действительно пошла мне на пользу. Она улыбнулась в ответ, но улыбка не коснулась ее глаз. Она волновалась... очень волновалась. Но впервые в жизни у нее не было абсолютно никаких ответов. Гермиона не знала, как это исправить. Все, что она могла сделать, это продолжать наблюдать за ним и пытаться выяснить, что происходит с Гарри. Что его беспокоило... и что он скрывал. – – Той ночью Гарри лег в постель, все еще чувствуя прилив сил от недавних занятий. Он практически выпрыгивал из кожи и серьезно сомневался, что в ближайшее время заснет. Ему нужно было успокоиться и расслабиться. Он знал, что лучший способ сделать это — проскользнуть в свой разум и расслабиться в объятиях своего компаньона, но он волновался и не решался сделать именно это, потому что знал, что как только он войдет туда, ему придется столкнуться со своим осознанием, ранее тем утром, что его компаньон, вероятно, был чем-то большим, чем просто часть силы Волдеморта. Наконец, осознав, что больше не может прятаться от правды, Гарри задернул портьеры на кровати, откинулся на одеяло и гору подушек и погрузился в свои мысли. Теперь там было темно, и туман простирался далеко и был довольно густым. Это не было кромешной тьмой, скорее это было похоже на мягкое освещение, какое бывает в сумерках. «Небо» или «потолок» постепенно растворялись в черноте. Угол, где когда-то находилось маленькое «темное облако», был пустой чернотой, но в этом месте не было ничего страшного или тревожного. Это утешало его. Гарри направился к тому месту, где лицом к нему стоял черный силуэт его компаньона. Когда Гарри подошел ближе, его спутник медленно повернулся. — Привет... Гарри,— хриплый голос эхом разнесся по обширному пространству, и Гарри пришлось подавить дрожь, которую голос прогнал по его позвоночнику. Его спутник вытянул руки, направляясь к Гарри вперед. Его компаньон потянул его вниз, на кушетку, где они проводили большую часть времени, когда Гарри был в своем собственном разуме. Он откинулся первым, и Гарри лег спиной к массивному черному силуэту своего компаньона. Черные руки обвились вокруг талии Гарри и притянули его обратно к груди. Этот жест был интимным, успокаивающим и мгновенно расслабил расшатанные нервы Гарри. К чему бы ни привело это обсуждение, оно ничего не изменит. Не совсем. Гарри знал, что ни за что не откажется от этого. — Ты... обеспокоен... Гарри вздохнул и кивнул головой. — Я... что ты такое? Конкретнее? — спросил Гарри после долгого молчания. — Ты действительно... не знаешь? Гарри закусил губу и посмотрел в темную даль. — Я не знаю... может быть. Ты можешь просто ответить на вопрос? — сказал Гарри с надутой гримасой. — Я полагаю. Я... осколок... души Волдеморта. Гарри моргнул. — Его душа? — Гарри нахмурился. — Как ты оказался во мне? — спросил он. — Когда... он пытался... убить тебя. Я вырвался... Акт... убийства... он может разбить душу... если вы этого хотите. Вы можете взять эти кусочки... и волшебным образом привязать их... к предмету... или... человеку. — Но зачем ему это? — в замешательстве спросил Гарри. — Пока... какая-то часть... души... связана с этим миром... никто из него не может уйти. Даже если... тело... было уничтожено. Гарри откинулся назад и обдумывал это последнее откровение. Честно говоря, он был ошеломлен. – Вот почему он не умер. Потому что ты был во мне. — Да... Но я не думаю... что он... понимает это. Моя связь... с тобой... была непреднамеренной. Гарри сделал паузу, прокручивая в уме различные вопросы, которые у него теперь были. Он был немного удивлен тем, как мало его беспокоило осознание того, что часть души Темного Лорда была внутри него. С точки зрения разума, он знал, что это действительно должно было его напугать, и все же… это было не так. — У тебя есть его воспоминания? Его знания? — Я... обладаю некоторыми... осколками... и только из прошлого.. Я был отщеплен от основной части души. — Ты действительно отдельный человек от него? Ты говоришь «его», как будто он не ты, но ты часть его души. — Он и я... одно целое... в чем-то... и двое в другом. Я лишь представляю определенные... фрагменты того, кто... он есть... части... которые он считает... слабыми. Он пытался отбросить эти осколки... чтобы стать сильнее... Я же провел... последние тринадцать лет... с тобой. Я видел твоими глазами... даже когда... меня держали за... стенами. Держали отдельно... Я все еще был с тобой. Я существовал отдельно от него... много лет... так что я не... полностью он. Гарри кивнул головой и начал лениво проводить пальцами по одной из черных рук, обвивающих его талию. — В этом есть смысл… — тихо размышлял Гарри. — Итак… ты знаешь, в чем заключается его задача? Что это за вещь, которую он должен сделать? — Он Темный Лорд... Гарри ждал, ожидая, что их будет больше, но когда стало ясно, что их нет, он продолжил. — Это должно что-то значить для меня? — Сама Магия считает его таким. Он должен работать над задачей... которая всегда возложена на Повелителя Темной Магии. Такого Гарри не ожидал. Он никогда не осознавал, что то, что Волдеморта называли «Темным Лордом», имело большее значение, чем то, что он просто был очень могущественным и, возможно, чрезмерно эгоистичным темным волшебником. Он всегда полагал, что Волан-де-Морт просто претендовал на титул «Лорд», потому что считал себя достойным этого из-за своего более высокого уровня магической силы и желания вести. Гарри никогда не осознавал, что этот титул на самом деле что-то значит. — А что это за задача? Гарри продолжал, с каждой минутой становясь все более нетерпеливым и любопытным. — Поддерживать... равновесие... Контролировать... и сдерживать... Свет. Держать магию... подальше от рук... тех, кто не считается достойным... когда они украдут магию... у нас... придет Конец... — Я… не думаю, что совсем понял… — медленно сказал Гарри. — Это древнее. Старые пути... древняя магия... старые законы... законы, которые забыли волшебники... которые забыл Свет... они сбились с пути. Мы потеряли из виду... откуда взялась наша магия... заключенная сделка... соглашение, на которое согласились наши предки... Их невежество... будет стоить нам силы... спасти себя. Они принесут Конец всем нам... Гарри очень медленно кивнул головой, хотя, по общему признанию, это особо ничего не прояснило. Он все еще был сильно сбит с толку и знал, что упускает большую часть контекста, необходимого для того, чтобы все осмыслить. Он также сомневался, что его компаньон сможет когда-либо эффективно прояснить это для него. Он был хорошим компаньоном, но не собеседником. — Хорошо... э... спасибо. Можешь рассказать мне пророчество? — К сожалению... точная формулировка... не совсем осталась... у меня. — Но пророчество было, верно? И оно было обо мне? — Дааа... — Там говорилось, что я одолею Волдеморта? — недоверчиво спросил Гарри. — Там сказано...что у тебя будет... сила сделать это... — Но не сказано, что я буду делать? — Я... не знаю... Полное пророчество... было скрыто от нас... Волдеморт тогда... не узнал всего... всего... только половину... Гарри слегка нахмурился. — Ну, кто знает все это целиком? — Дамблдор... Хмурый взгляд Гарри мгновенно превратился в убийственный взгляд. Конечно, это будет старик. Гарри задавался вопросом, был ли Дамблдор единственным, кто знал. Если да, то Гарри будет чрезвычайно трудно узнать какие-либо подробности об этом. Гарри вздохнул и положил голову на плечо компаньону. — Есть ли где-нибудь место, где я могу найти больше информации об этой древней магии? О задании Темного Лорда, или э… соглашении, или о чем-то еще, что вы упомянули? Его спутник молчал, и Гарри задавался вопросом, получит ли он вообще ответ. — Комната... там есть книга... Гарри мгновенно оживился. — Правда? Какая книга? — Она... спрятана. —...Я покажу тебе, как... найти ее... Волнение и любопытство Гарри достигли пика. Он начал строить планы провести субботу в комнате, читая эту новую спрятанную книгу, когда вдруг вспомнил, что должен был встретиться с Сириусом в Хогсмиде на следующий день. Он чуть не зарычал от раздражения, но сумел сдержаться. Он не видел Сириуса с Хэллоуина в камине, а лично аж с прошлой весны, когда Гарри помог ему сбежать на Клювокрыле. Если он действительно собирался увидеть Сириуса лично, он должен быть в восторге от этого. И он был... действительно. Просто в его жизни было много других вещей. Гарри еще раз вздохнул и позволил себе снова опуститься в объятия своего спутника, желая расслабиться. Ему нужно было спать. Он все еще был немного взвинчен после утреннего сеанса с Ритой, и если бы он не сосредоточился на прояснении ума и успокоении, то не смог бы уснуть несколько часов. Мерлин, это был безумный день… У него было видение, в котором Волдеморт разговаривал с Нагини, и Гарри начал обнаруживать и понимать мотивы этого человека так, как никогда раньше. Он обнаружил, что Сириус каким-то образом собирался проникнуть в Хогсмид на следующий день. Он немного лучше стал понимать, до какой степени Дамблдор заебывался с его жизнью и в какой-то момент испытал безумную ярость на проклятого старика. А потом... черт возьми... он убил Риту. Сегодня он кого-то убил. Странно, как пресыщенно эта фраза была произнесена в его уме. Как мало на него подействовало обдумывание слов. Как мало в этом было смысла. С ним действительно было что-то не так... не так ли? — Это из-за тебя? Потому что я... я не знаю... принял или... обнял тебя?.. — Что... из-за... меня? — То, как я изменился… мне было так легко убить Риту сегодня. Я даже не чувствую ни малейшего сожаления по этому поводу, было легко. — Это может быть... влияние... Волдеморта... меня... Гарри снова кивнул в странно спокойном и понимающем жесте. — Хорошо. — Это... тебя расстраивает? — Как ни странно? Нет.