Роза для ангела

🌹

Музыка: Сироткин — бояться лучше вместе

— Мой господин! Я заслуживаю смерти! — вопит широкоплечий альфа, забегая в кабинет, охваченный холодным полумраком. Посередине комнаты лицом к двери стоит высокий разъяренный господин, чья грудь вздымается от злости, а кожа на костяшках будто трескается от натяжения. Забежавший в кабинет альфа с возгласом дёргает свой кожаный пояс вместе с ко́ртиком в ножнах и кидает их к своим ногам. С тяжёлым грохотом он падает на колени прямо в лужу из пролитого дорогого напитка, склоняя голову и ударяясь лбом о холодный тёмный пол. Рядом с ним лежит перевернутый невысокий стол с разбросанными по комнате яствами и уже потухшими свечами, что попадали на пол. Молодой господин в несколько шагов приближается к содрогающемуся в ужасе капитану его личной охраны и одной рукой поднимает того, вцепившись в горло железной хваткой. — Ты ни черта не заслужил. Что, захотелось быстрой смерти? О, нет. Я тебя живьём сожру, — чернильные глаза не щадят, прожигают дотла, превращают любого, кто смеет посягнуть на самое дорогое, в пепел. — Говори. — Госпо-дин… — еле шевелит губами альфа. — Я спрашиваю в последний раз, кто посмел тронуть то, что мне ценнее всего на свете? — молодой господин цедит сквозь зубы, опаляет огненным дыханием и без того красное потное лицо капитана. Его пальцы сдавливают чужую шею сильнее — за промах наказывают. — И куда смотрели твои подчинённые? Всем плевать на твои приказы? На мои приказы?! — Им… не сносить головы… — сдавленно произносит капитан, холодными пальцами пытаясь ослабить удушающую хватку на своей шее. — Мой господин… — Нет, это тебе не сносить твоей чёртовой головы, Бэксан, если ты завтра же не приведешь мне этого гада! — юрким движением руки Намджун приставляет острый кончик своего кинжала меж бровей мужчины и надавливает на огрубевшую кожу. Держит до того момента, пока всё острие кинжала не окрашивается в тёмно-багровый. — Надеюсь, ты понял меня? Альфа скулит и быстро кивает головой, не боясь ещё больше пораниться. Совсем не обращает внимания на приставленный к лицу кинжал, ведь это пустяк по сравнению с тем, что в ярости может с ним сделать его господин. Бэксан всё понял. А иначе с головой на плечах ходить ему последние сутки. — Где он? — ровно спрашивает Намджун. Ему не нужно объяснять кто «он». Его понимают мгновенно. Он отпускает руку с чужой шеи и брезгливо проводит кинжалом по своей мантии, стирая с острия грязную кровь. Капитан груздно падает на пол, сразу же схватившись за покрасневшее горло и громко откашливаясь. Тонкая красная ниточка крови скатывается по его лицу, обогнув нос и окрасив сухие губы в ярко-алый. — В ваших… Его привели в ваши покои, г-господин. — Выясни, кто это сделал. Кто отдал приказ. Даю время до рассвета, — командует Намджун и кивком головы указывает на дверь, бросая в угол запятнанную мантию из чёрного бархата с позолотой. — Прочь с глаз моих. Капитан слабо кивает, всё ещё держась за больное горло. Пошатываясь, он поднимается на ноги и, низко кланяясь, ветром уносится из кабинета своего господина. Он убегает оттуда живым — и это главное. Пока ещё живым.

🌹

В покоях молодого господина витает приятный аромат благовоний. Арома-свечи, что расставленные на массивном деревянном столе и на настенных полках, освещают комнату тёплым светом, на слабом ветру переливаясь оранжево-жёлтым в ночной темноте. Намджун чуть слышно ступает по мягкому ковру цвета слоновой кости, боясь разрушить хрупкое мимолётное умиротворение. У открытого большого окна стоит невысокий темноволосый омега в одеянии из свободной шёлковой рубашки и чёрных приталенных брюках, который тихо напевает спокойную мелодию. Приближаясь, Намджун видит у этого милого ангела на шее повязку, смоченную в травах. У альфы невольно сдавливает горло при виде маленьких капелек крови, что просачиваются сквозь повязку. Он аккуратно подходит, совсем невесомо ладонями ведёт от предплечий до тонких плеч и со спины чувствует, как омега, не поворачиваясь к нему лицом, ярко улыбается в ответ на незатейливую ласку. Около нежного ушка Намджун носом зарывается в мягкие смоляные волосы и ведёт им до макушки, прикрывая на мгновение глаза. Вместо привычного природного аромата чайной розы от омеги выраженно пахнет мазью из лечебных трав, отчего сердце альфы ещё больше тревожится, гулкой болью на куски разлетается. — Я в порядке, мой господин, — первое, что говорит омега сипловатым голосом. В родных объятьях он плавно разворачивается лицом к альфе и продолжает дарить ему свою мягкую улыбку. При виде молодого господина в отражении карамельных глаз виднеется живой блеск и бескрайняя любовь, что не передать одними лишь словами. Альфа сразу же льнёт к тёплой ладони на своей щеке, благоговейно глаза закрывает и утопает в своём светлом омеге. — Это я во всём виноват, — он с горечью произносит, глаз не открывая. — Прости меня, ангел… — В чём же вы виноваты, мой господин? — щёку альфы ласково обводят большим пальцем, нежным голосом успокоить пытаются, но не выходит. Альфа печально машет головой, все грехи на себя взваливает, омежью руку мягко перехватывает и каждый пальчик целует, пока слушает родной и до боли спокойный голос. — Я знал, на что шёл, когда два года назад согласился быть с вами, — так же тихо продолжает омега. — Мне не важно, как меня называют за моей спиной или как косо смотрят на улице и в пределах этого поместья. Я ваш омега, господин. Пусть и никогда не стану законным супругом — это не важно. Но я ваш — телом и душой. Таким и умру… Намджун тут же заводится после последних сказанных омегой слов. Становится темнее тучи. — Не смей так говорить! — прямо в глаза смотрит, наполняет огнём. А омега родные черты лица разглядывает, не шевелится вовсе. Пристально следит, как за мгновение атмосфера становится давящей и жгучей. Чувствует, как крепкие руки вжимаются в его бока до боли. — Не произноси таких слов, слышишь? Я лучше отрекусь от всего, чем позволю кому-то!.. — Джун-и. Альфу прерывают, и на этом вся его стойкость и сила заканчивается, разлетается в щепки. Всего одно слово, произнесённое устами определенного человечка, и Намджун беззащитным становится, до невозможного уязвимым. Этим именем звать позволительно лишь одному ангелу с пухлыми губами цвета спелых персиков. Его ангелу. — Мне приятно, что вы переживаете обо мне, но молодому господину не стоит думать о таком маленьком человеке, как я, — омега ломано улыбается, скрывает бурю в сердце, чтобы не расстраивать, чтобы не сделать только хуже, больнее и себе, и любимому. Альфу необходимо успокоить, пока тот в бешенстве не совершил глупых поступков. Но всё, что бы омега сейчас ни говорил, не воспримут всерьёз, потому что в голове у того свой давно сделанный выбор, который, кажется, никто, кроме нескольких его приближенных людей, не принимает. — Я в полном порядке, правда. Вам… — голос всё же дрожит. Омега несмело цепляется за белую рубашку на груди альфы, взгляд опускает, боится резких движений. Господину не понравится то, что омега собирается сказать, но всё же рискует: — Вам стоит перестать противиться решению вашей семьи и начать готовиться к свадьбе. Младший сын советника Кан богат, образован и действительно очень красив. Он будет прекрасным мужем и замечательным папой ваших наследников. Я… я уверен. — Два дня, — Намджун отвечает решительно и твёрдо, заставляя омегу резко застыть. — Дай мне два дня и ты, Пак Чимин, станешь моим мужем и законным хозяином всех фамильных владений. К тебе будут обращаться с уважением и относиться, как к своему господину, потому что я — единственный сын второго министра и моей семье придётся принять мой выбор, как бы им это не нравилось! — Господин… — Чимин крепче сжимает подол чужой рубашки, неуверенно поднимает влажные глаза на альфу, у которого от тяжёлого хмурого взгляда пропадают его очаровательные ямочки на щеках. — Да как же?.. Как я могу! Я же простой лекарь, простолюдин! Так нельзя! Это невозможно! — вертит головой омега, отрицая сказанное. — Мне сполна хватило тех прекрасных дней вашей милости… Но теперь вы должны вступить в брак с достойным! Намджун выпрямляется и с лёгкой улыбкой качает головой, по-доброму усмехаясь. Ласково поглаживает подрагивающие омежьи плечи, а после ладонью осторожно стирает с печального лица прозрачные кристаллики слёз. — Ты — самое драгоценное создание на свете, Мин-и, — сцеловывает каждую новую слезинку, падающую с пушистых ресниц. — А если кто-то в этом усомнится, то неизбежно познакомится с моим клинком. — Но, господин, так нельзя… Ваш отец никогда не позволит… Намджун подхватывает своего ойкающего от испуга омегу на руки, накрывает персиковые губы своими и не спеша несёт к кровати. Чимин сопротивляется, грозно мычит в поцелуй, но с каждым последующим шагом альфы позорно сдаётся перед родным теплом и могущественной аурой своего альфы. Маленькие кулачки стучат по крепкой груди, но потом руки сами безвольно обвивают могучую шею. Коротенькие пальчики нащупывают плетёную резинку на чужой макушке и легко стягивают её, высвобождая густую шевелюру цвета шоколада. Зарываясь пальцами в тёмные локоны, Чимин беспомощно сдаётся, шумно выдыхает через нос, пока молодой господин, не отрываясь от измученных терзаниями губ, осторожно укладывает его на их постель, где не один раз Чимин срывал свой голос и падал без сил после многочисленных оргазмов. На этой постели омега впервые открылся, доверился альфе — благородному воину и сыну знатных кровей. Рядом с ним он действительно почувствовал себя нужным и искренне любимым. — Душа моя, — альфа произносит на выдохе, сокрушаясь от божественной красоты и беззащитного вида своего омеги. Он нависает над взволнованным чувствами Чимином, упираясь ладонями в мягкое белоснежное покрывало, впитывает каждую неуловимую эмоцию на красивом, но испуганном лице. Ласково улыбается и мягко целует омегу в кончик носа. У Чимина каждый раз замирает сердце от милых ямочек на щеках альфы и его каштановых локонов, что спадают с широких плеч и щекочут лицо. — Я люблю тебя больше жизни, Мин-и. А нелепые предрассудки моего отца и его прихвостней могут идти псу под хвост! — Господин, вы… — бурно краснея, Чимин на секунду теряется, взгляд отводит, а после приглушённо смеётся от наивных угроз альфы в сторону отца. Еле слышно шипит, когда подушкой случайно давит на рану на шее. Аккуратно придерживая голову Чимина, Намджун мгновенно убирает злосчастную подушку, скидывая её на пол. Незамедлительно наклоняется ниже, к покрасневшему лицу и нежно целует чуть выше повязки, после чего поднимается к манящим скулам, мажет по ним полными губами и получает протестующие, но до безумия возбуждающие глухие стоны. — Из-за меня вы потеряете всё. Я этого не сто́ю, мой господин… — Глупый… Как же ты додумался до такого вздора, — ещё и ещё поцелуи. В самые сахарные губы на всём белом свете, в милый подбородок и чуть ниже, у яремной ямки. — Весь этот мир не сто́ит тебя, ангел мой. Альфа короткими, но уверенными поцелуями спускается ниже к острым ключицам, останавливается у полуобнажённой груди и приподнимается. Упираясь коленями в матрас по бокам от ладных бёдер, расстёгивает крохотные пуговки на шёлковой рубашке, что теряются в больших руках. Ради этого омеги, который сейчас смотрит на него помутневшим сквозь пелену накатывающего возбуждения взглядом, Намджун от всего готов отказаться. Если надо будет — войну развяжет с собственным отцом, да хоть со всем миром. Но от своего не отступит. — Господин, — всхлипывая, омега с силой зажмуривает глаза и порывисто выдыхает, чувствуя в уголках губ солёную влагу. — Я люблю вас. Я так сильно вас люблю… Альфа умилённо улыбается и ладонями проходится по голой вздымающейся груди, задевая большими пальцами набухшие бусины сосков, любуется бархатной, слегка смуглой кожей с маленькими изящными чернильными надписями на ней, наслаждается сладкими, тихими всхлипами и стонами, которые омега пытается заглушить сомкнутыми губами. Стоит альфе надавить на соски чуть сильнее и с розовых, искусанных губ срывается протяжный стон, требующий большего. Но он знает, что его омега сам никогда у него ничего не попросит. Не признается, что хочет, чтобы эти ласки никогда не заканчивались. Но за всё время, проведенное вместе, Намджун уже давно выучил язык тела омеги: каждый его стон, рваный выдох, каждый изгиб и выступившая слезинка в очаровательных миндалевидных глазах — говорили о безумии в его голове и диком желании, что омега всегда старается спрятать, но перед самым пиком наслаждения раскрывается, как самая прекраснейшая роза в саду самого императора. Чимин чувствует, как жар расходится по всему телу, когда у верха чёрных брюк своевольно гуляют горячие ладони, словно подразнивая, тянут шёлковую тонкую ленту на талии, медленно протягивают меж пальцем чёрную ткань, а после забираются под кромку брюк и белья. Омега замирает, позабыв как правильно дышать и про то, что рана на шее не переставая ноет. Но после того, как Намджун высвобождает его изнывающий от недостатка внимания орган, Чимин вымученно стонет, закусив нижнюю губу до звенящей в голове боли. Альфа, чуть отстранившись, ухмыляется, глядя на разгорячённого омегу, который несдержанно ёрзает от его неприхотливых ласк. Чимин всегда был чувствительным, а сейчас из-за волнующих душу чувств и любимых долгожданных рук на теле ему не требуется много времени, чтобы начать дрожать и извиваться под губами Намджуна на своём текущем члене. Альфа с наслаждением слизывает выступивший предэякулят с налитой головки, обхватывает её губами и сладко обводит языком. С громким протяжным мычанием заглатывает орган до основания, посылая безумные вибрации до самых кончиков пальцев ног омеги. Помогая рукой, альфа натягивает горячую влажную от слюны кожу и, набирая темп, двигает сжатым вокруг члена кулаком вместе с головой. Вдохи, и так отрывистые, становятся всё более сиплыми, несдержанными. Омега сквозь выступившие слёзы тянет к голове альфы ладонь, собирает его падающие на лицо волосы, пытаясь убрать их назад. Делает попытки податься тазом к его лицу, но стесняется двигаться, потому что чувствует, как между ягодиц безумно быстро скапливается природная смазка, что пачкает дорогие покрывала на кровати господина. Ему всё ещё неловко быть в этой постели, в этом месте, даже после двух лет, проведённых вместе. Чимину кажется, что он не должен быть здесь. Что вся любовь и нежность, которая ему достается от молодого господина — это настоящее восьмое чудо света. Такое трепетное отношение от единственного сына второго министра к обычному безродному омеге для него незаслуженная роскошь. Альфа не один раз говорил ему, что только Чимин достоин этой любви. Только его рукам позволительно касаться широкой спины, когда альфа задумчиво стоит у окна. Только его губам дозволено бродить по телу Намджуна. Только ему альфа подарил своё сердце, душу и все его титулы и богатства в придачу. Но сколько бы Чимин ни отвергал эту безумную неправильную на его взгляд любовь, ни говорил себе, что именно сегодня та самая последняя ночь, проведенная рядом с господином, сколько бы ни плакал, пряча за непринуждённой улыбкой свои слёзы, он не может отрицать то, что безнадежно влюблен в альфу с милыми ямочками на щеках, которые он показывает одному лишь ему. Намджун шумно тянет носом терпкий аромат возбуждения, исходящий от омеги, срывается на рычание и снова прижимается губами к напряжённой мошонке, вылизывая, посасывая и втягивая гладкие яички. Он целует нежную кожу на внутренней стороне бедра, губами неторопливо двигаясь к низу живота омеги, покрывает поцелуями и неминуемо доводит до исступления. — Джун-и, нет… Снизу снова слышится недовольное рычание, а у Чимина перехватывает дыхание, когда он видит, как альфа периодически поднимает на него свои чёрные с диким блеском глаза и довольно облизывает уголок губ. С каждой секундой взгляд альфы становится всё более тяжёлым, голодным до любимого тела. Намджун доводит омегу своим языком до первого оргазма, беря ртом горячий орган на полную длину и с наслаждением заглатывая сладковатую вязкую жидкость. Чимин вздрагивает, когда сильные пальцы сминают его упругие бёдра и притягивают ближе. На долю секунды Намджун отрывается от мокрого от слюны и семени члена, чтобы слизать всё, что случайно пролилось мимо до последней капли. Его ангела всегда бесконечно мало, всегда хочется ещё и ещё. Хочется слушать эти возбуждающие неловкие стоны и видеть, как омега теряет своё самообладание, сдаётся внутренним демонам и наслаждается сумасшедшими ласками. Чимин в эйфории вжимается в смятое покрывало, дрожит и трясущимися бёдрами сжимает рёбра поднимающегося к его лицу альфы, ища столь нужное ему живое тепло. Намджун кончиком языка собирает солёные маленькие капельки пота от яремной ямки до подбородка, получая от Чимина гулкий выдох со своим именем на устах, от которого чёрные брюки трескаются в лоскуты. — Разденься, прошу тебя… — жалобно поскуливает омега, вжимаясь в покрывало ещё сильнее. Альфа сразу же выполняет просьбу любимого: двумя сильными махами срывает с себя рубашку, отчего омега возбуждённо постанывает, когда видит перед собой рельефный напряжённый пресс, и капризно тянет к нему пальчики. Вскочив с постели, Намджун с глухим рыком снимает с себя брюки вместе с бельём и забирается обратно к тянущему к нему руки омеге. Чимин неутолимо притягивает альфу к себе, затаскивая в объятия и сразу же обвивая голый торс ногами и руками. Тёмные длинные локоны падают на покрывало, скрывая в них красное от смущения и возбуждения лицо омеги. Чимин тянется к альфе в поисках любимых губ, целует, как в последний раз: развязно, с диким желанием и протяжными стонами. Опустив поочередно ноги на взмокшее от смазки покрывало, он толкается ягодицами, насаживаясь на два толстых пальца, что беспрепятственно скользят в горячей влажной узости. Услышав от омеги негромкое, но требовательное мычание, и видя то, с каким удовольствием и лёгкостью омега насаживается на длинные пальцы, Намджун без проблем добавляет третий и до боли закусывает нижнюю губу, чтобы не кончить от хлюпающих пошлых звуков и смешения их природных ароматов. Чимин резко упирается ступнями в постель и поднимает таз, соприкасается своим возбуждённым членом с чужим — таким же твёрдым и уже давно готовым. Он со стоном начинает посасывать свой указательный палец, обхватывая его пухлыми губами, и с полуоткрытыми глазами смотрит затуманенным взглядом на еле держащего себя в узде альфу. — Мой ангел уже готов отправиться со мной на небеса? — хрипло давит альфа, ухмыляясь. Он со звучным хлюпом вытаскивает мокрые пальцы, на что омега недовольно мычит и куксится, прикусив свой палец во рту. Но не успев опомниться, омега громко ахает, когда его одним движением поднимают и усаживают себе на бёдра. — Господин!.. Чимин протяжно произносит имя господина, упираясь ладонями в крепкую маскулинную грудь, когда его берут за круглые половинки и опускают на твёрдый член почти до самого основания. — Расслабься, Мин-и, я всё сделаю сам. Лёжа на спине, альфа вжимается пальцами в упругие ягодицы, поднимая и опуская омегу на всю длину, резво толкая в горячую растянутую дырочку. Выдыхая раскалённый воздух, он чуть ли не доходит до пика, когда чувствует, как омега специально сжимает его изнутри. Громкие шлепки мокрых ягодиц о его тело и рваные несдержанные всхлипы омеги накаляют с безумной силой. Намджун с наслаждением облизывает солёную испарину под нижней губой и после нескольких хаотичных и сильных толчков со стоном кончает, после чего замечает на своём торсе тёплые струйки омежьего семени. Чимин выгибается, сидя на члене, и ощущает, как горячее семя приятно наполняет, разливается внутри. Но как только он собирается привстать, чтобы слезть с альфы и лечь рядом на постель, то белесая жидкость струйками неспешно стекает из него на внутреннюю сторону бёдер. Намджун останавливает растерянного омегу на полпути, поглаживая его по ягодицам большими ладонями и поднимаясь к талии, усаживает обратно себе на бёдра. — Мин-и, не пей больше те отвары, прошу тебя. Чимин удивляется ещё больше. Тому, что Намджун знает, что он пьёт специальные отвары от нежелательной беременности или тому, что просит их больше не пить — он пока не понимает. Ведь это может значить только одно — альфа всерьёз задумывается о создании семьи. Вместе с ним. — Но так я могу понести от вас, господин… — еле слышно тревожится омега, хлопая большими ошарашенными глазами. — Я жалею, — внезапно начинает альфа, восстанавливая дыхание и не переставая нежно поглаживать родное тело. — Мин-и, я жалею, что не сказал этого раньше, что ничего не предпринял. И если бы я был чуточку смелее, то вчерашней трагедии бы никогда не случилось… — приподнимается и аккуратно укладывает ладонь на повязку на шее омеги, с болью в сердце смотрит прямо в глаза напротив, где постепенно собираются слёзы. — Ты был бы полностью под моей защитой. — Джун-и… — голос омеги срывается на тихое завывание. Чимин часто моргает из-за чего на его покрасневшем лице мгновенно появляются две прозрачные дорожки. Изящной ладонью тянется к щеке напротив, такой же тёплой и влажной от скупых альфьих слёз. — Хочу всегда быть с тобой, мой ангел. Я хочу от тебя детей, наших милых малышей, которые унаследуют всё самое лучшее: твою красоту и ум, мою силу и упрямство, — альфа кротко улыбается, заряжая счастьем, и маленькими поцелуями проходится от аккуратных скул до полных подрагивающих губ. — Я так люблю тебя, Мин-и. Прошу, будь моим лучиком света в темноте, моим мужем и папой наших детей. Чимин срывается на тихий смех, слегка подавившись слезами радости, целует альфу в губы и на некоторое время касается его лба своим. — Мой господин, — широко ему улыбается, обхватив ладонями щёки альфы, и прижимается всё ближе. — Мой дорогой Джун-и, я же говорил, что я целиком и полностью твой. Всегда был и буду. «Люблю тебя» — в страстном поцелуе слышится, у обоих в сердцах маршем отбивает. — Я хотел тебе кое-что подарить. Ещё вчера, но не успел, — Намджун аккуратно опускает со своих бёдер слегка подрагивающего от ночного ветерка Чимина и, не стесняясь наготы, подрывается, и стягивает из-под него мокрое покрывало на пол. Он укутывает омегу в мягкий плед, что лежал рядом с кроватью, а сам быстро набрасывает на себя шёлковый халат и подходит к комоду, спешно достаёт мешочек из красного бархата, перевязанный позолоченной нитью. Чимин наблюдает, как взъерошенный альфа юлой кружит вокруг большого зеркала около комода, зачесывает пятерней спутанные длинные волосы и прочищает пересохшее от волнения горло, прибегая к нему обратно. Большие руки ещё сильнее укутывают и без того сжавшегося Чимина в плед. Альфа улыбается безумно милой улыбкой, а после, глубоко выдохнув, он достаёт из мешочка фамильное колечко из розового золота в форме распустившейся розы и надевает на безымянный пухленький пальчик правой руки. — Чимин, свяжешь ли ты свою судьбу с моей? Навсегда… Омега сбрасывает со своих плеч плед и бросается с объятиями к застывшему на одном колене около постели альфе. Плюёт на резкую боль под повязкой, крепко обнимает любимого, пряча холодный нос в ямочке между его плечом и шеей, и тихо лепечет: — С вами хоть на край света, мой господин.

🌹

Чимин на цыпочках выходит из спальни молодого господина, когда утреннее солнце только-только показывается на горизонте. Ему пришлось тихонько пройти мимо полусонной охраны, притворившись прислугой, и пробежаться через большой яблоневый сад семьи Ким, чтобы добраться до главного зала. Он поднимается по широким каменным ступеням. Запыхавшись, останавливается перед высокими резными дверьми, где двое из стражи смыкают клинки перед его носом. — Я… Пак Чимин, городской лекарь, впустите меня! — задыхаясь и крепко прижимая ладонью повязку на горящей огнём шее, Чимин произносит достаточно громко, чтобы его точно услышал нужный ему человек. — Мне необходимо поговорить с Вами, прошу Вас, господин Ким! Спустя несколько минут отчаянной мольбы двери открываются изнутри, и длинные острые клинки стражи тут же размыкаются. Главный советник, невысокий старец, медленно проводит рукой вперёд, показывая, что омега может войти. Чимин впопыхах поднимается с колен, отряхивая штанины и поправляя шёлковую рубашку, низко кланяется и проходит вслед за советником. Он неосознанно съёживается, обхватывая себя за предплечья и максимально прижимая руки к дрожащему телу. Чимин первый раз находится в этом крыле поместья один. Раньше он никогда не осмеливался ступить на территорию второго министра, отца Намджуна, без сопровождения самого альфы либо его двоюродного младшего брата-омеги. Но сейчас это было необходимо, пока молодой господин, ничего не подозревая, мирно спит в своей постели и обнимает подушку, думая, что это его омега. Чимин ступает по длинному красному ковру, расстеленному посередине залы, боясь поднять глаза на человека, который вдали сидит за дубовым письменным столом. Ненадолго отрывая глаза от слегка сгорбленной спины советника, Чимин поднимает взгляд к высокому потолку, разглядывая разноцветную мозаику в виде цветов и самых диковинных животных. Он резко останавливается, врезаясь в чужую спину, и тихо извиняется за свою нерасторопность. — Спасибо, советник Ман, — прокашлявшись, темноволосый альфа с еле заметной проседью у висков обращается к пожилому советнику, передавая ему сложенный вдвое документ. — Прошу, оставьте нас наедине. Это не займёт много времени. Надменно взглянув на нахального омегу, Советник Ман коротко кивает министру, забирая документ из его рук, и удаляется из просторной залы. Дождавшись, когда двери за советником Маном закроются, министр обращается к стоящему в нескольких шагах от стола омеге, не отрывая глаз от толстой книги в кожаном переплёте и делая в ней какие-то пометки чёрным, как ночь, пером. — Неужто не сказал ему? — усмехается министр, — Думал, сразу же побежишь верещать этому влюблённому глупцу. Альфа говорит с явной насмешкой, откладывая перо в деревянную коробочку. Придирчиво оглядывая омегу с ног до головы, он откидывается на спинку высокого массивного кресла, отделанного тёмно-коричневой кожей, пару раз пройдясь ладонью по жидкой бороде. Чимин неловко переминается с ноги на ногу, всё ещё не решаясь взглянуть министру в глаза. Поджав губы, он молча опускает руки и скрещивает пальцы в замок, тихо ожидая очередной усмешки в свою сторону. Устало вздохнув, министр ладонью указывает на кресло поменьше рядом со своим столом, тяжёлым взглядом приказывая омеге сесть. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Чимин сильнее сжимает пальцы рук и складывает их вместе у груди. В его красных от недосыпа и бесконечных слёз глазах читается страх и сожаление. — Господин Ким, я… — Сначала сядь, лекарь Пак, — ровно приказывает альфа, не дрогнув в голосе. Чимин замолкает и, ослушиваясь министра, опускается на колени, держа руки у груди. Ещё чуть-чуть и он точно проломит себе грудную клетку от накатывающих разрывающих душу чувств. Министр Ким ни на грамм не меняется в лице, всё так же спокойно и самонадеянно разглядывает сгорбленного омегу на полу. — Зачем ты пришёл? — твёрдым тоном задаёт вопрос альфа. Ответа от омеги не последовало. — Почему не рассказал ему? Ты же знаешь, что к тебе в лавку прошлой ночью вломились мои люди. Всхлипывая, Чимин медленно поднимает на министра стеклянные от постоянных слёз глаза, утопает в терзающих его сердце чувствах. — Потому что не хочу, чтобы из-за меня встала вражда между отцом и сыном! Это неправильно! — прикрикивает от переизбытка эмоций Чимин и следом же резко замолкает. Сглатывает давящий ком в горле, смаргивая слёзы с ресниц, похожих на иголки, и сдавленно продолжает: — И потому что… Я люблю его. Всем сердцем люблю, господин! — плачет, срываясь на крик. — Простите меня, господин Ким… Я пытался отстраниться. Правда пытался прервать наши отношения, но я не могу! Не могу, господин… Не могу-у, — воет омега, сокрушительно мотая головой и упираясь ладонями в холодный пол. Слёзы градом падают вниз, оставляя мокрые следы. Намокшая от пота и трав повязка начинает пропускать капли крови яснее, но Чимин не обращает на них никакого внимания. — Я люблю вашего сына, — горькое завывание вдруг переходит на шёпот. — Люблю… Чимин не замечает, как на его плечо вдруг ложится увесистая прохладная рука и пару раз похлопывает. — Встань с колен и присядь, — без лишней строгости произносит министр. Омега с глухим воем выпрямляется и рукавом рубашки промачивает им мокрое лицо. Упираясь ладонями в колени, он пытается встать, но спотыкается о собственные ватные ноги и со вскриком зажмуривается, думая, что сейчас упадёт. Но вместо встречи с твёрдым полом его успевают подхватить крепкими руками за плечи, следом усаживая в кресло. Чимин глубоко и часто дышит, вжимается в спинку кресла, боясь чужих рук, как огня. Он сразу же вскакивает, низко кланяясь и не переставая извиняться. — П-простите, господин Ким! Простите за мою неуклюжесть! — Как твоя шея? — спрашивает альфа, многозначительно нахмуривая брови. Касаясь ладонями хрупких плеч, он осторожно сажает ошарашенного омегу на кресло и немного к нему наклоняется, внимательно разглядывая заметно пожелтевшую повязку с кровавыми пятнами, неодобрительно цокая и качая головой. — Пак Чимин, ты же лекарь! Тогда почему твоя рана в таком плачевном состоянии?! — Что?.. Теряя дар речи от услышанного, Чимин замирает, устремляя взгляд на вдумчивого хмурого альфу. Тот сейчас на полном серьёзе интересуется о его здоровье, после того, как самолично хотел избавиться? — Я не хотел, чтобы так получилось, — шумно вздыхая, альфа взглядом указывает на шею. — Я приказал всего лишь припугнуть тебя, не более, но ты оказался таким прытким! — он возмущённо вспыхивает, выпрямляясь в спине. — Схватил нож и начал им во все стороны размахивать. Поэтому-то мой человек случайно тебя и поранил. Я, конечно, понимаю, что это всё не оправдание, но я должен был хоть как-то попытаться тебя вразумить. Ведь ты совсем не подходишь моему сыну! — альфа подходит к столу, упираясь поясницей в край. Его цепкий взгляд падает на фамильное кольцо на правой руке омеги. А Чимин не произносит ни слова, лишь заметно дрожит и внимательно слушает каждое слово министра. — Я вижу кольцо на твоём пальце… Чимин от страха округляет глаза и молниеносно прячет руку за спиной. Он чувствует, как у него буквально застывает кровь в жилах, а на лбу появляется противная испарина. В спешке он совсем позабыл снять подаренное Намджуном кольцо, перед тем, как направиться к министру Киму. Его голова в миг становится неподъёмной, он невольно прикрывает тяжёлые веки и подаётся вперёд, теряя сознание. — Эй, лекарь, ты в порядке? — альфа резко меняется в лице и подрывается с места, всего за секунду до падения успевает поймать обмякшего омегу, придерживая за плечи. — Пак Чимин! Чимин!

🌹

Резкий запах лекарственных благовоний приводит в чувство затуманенный разум Чимина. Прищуриваясь, он пытается понять, где находится: перед его болезненным лицом сидит молодой блондинистый омега с круглыми от переживаний глазами, а в руках у того кусочек ваты и небольшая открытая амфора. Чимин резко подрывается с постели, но от колкой острой боли в шее он кривит лицо и падает обратно на подушку за своей спиной. — Чимин, пожалуйста, не двигайся! Твоя рана снова кровоточила! — омега злится на беспечного друга, но заботливо взбивает тому подушки за спиной, а после переживающе осматривает бледное лицо. Убирает упавшую на лоб влажную от пота чёлку за ухо. — Как ты допустил такое? И куда только смотрел брат?! — Тише, Тэхён-и, прошу, не кричи так… — в полголоса произносит Чимин и прислоняет свою ладонь ко всё ещё горячему лбу, медленно прикрывая глаза. — Почему… Почему я в твоих покоях? И где господин Ким? Чимина в миг осеняет: никто не должен знать, что он был у министра Кима! Никто! — Ты упал в обморок, когда прогуливался в яблоневом саду. А моя спальня находится совсем рядышком, поэтому дядя приказал прислуге привести тебя ко мне, — шустро поясняет омега, поглаживая холодную ладонь Чимина. — Я поменял тебе повязку, как ты учил, но у тебя всё ещё держится температура… — с грустью в голосе сообщает и тут же меняется во взгляде: — Глупый, ты совсем с ума сошёл гулять в таком состоянии? Один! После нападения! — Ой, ну какое ещё нападение. О чём ты… — посмеивается Чимин, переходя на тихий кашель. Тэхён хмурит брови и аккуратно проходится по лбу Чимина смоченным в холодной воде платком. — Тэхён, а министр Ким… Он ничего тебе не говорил? — Говорил, — как на духу выдаёт омега. В Чимина будто молния ударила. Он тут же напрягается, собираясь поинтересоваться о чём именно говорил министр, но не успевает произнести и слова, потому что любопытный младший тут же хватает его правую руку, легонько сжимая, и с хитрым лисьим взглядом разглядывает колечко со всех сторон, улыбаясь. Тэхён продолжает после того, как про себя хихикнул над круглыми глазами лекаря. — Он сказал, чтобы я о тебе позаботился и не отпускал ни на шаг, — продолжает Тэхён, тихо хихикая с удивлённых глаз друга. Он поджимает нижнюю губу в улыбке и вёртко щурится. Чимин знаком с Тэхёном с его четырнадцати лет, но за два года их общения он никогда не видел у него такого хитрющего взгляда. — А когда тебе станет лучше, приказал как можно скорее отправиться к лучшим портным в городе, чтобы выбрать нам лучшие наряды для свадьбы! Тэхён верещит от сказанного и громко хлопает в ладоши, как маленький ребёнок. Этот шкодливый шестнадцатилетний омега обожает новые наряды, но сейчас он от всей души радуется не только от предвкушения красивых обновок. — Какой свадьбы? — недоумевает Чимин. — Как это какой? Твоей и Намджуна, конечно! — хохочет Тэхён, улыбаясь своей прелестной квадратной улыбкой. — Погоди… О чём ты говоришь, Тэхён-и? — Чимин привстаёт, упираясь ладонями в нежно-розовое покрывало. Прищуриваясь, быстро хлопает ресницами, находясь в полнейшем непонимании. — Ты не выдумываешь? — Тэхён радостно вертит ему головой. — Господин Ким Тэджон тебе это сказал? — Да-да, ты бы видел, как он был опечален тем случаем с тобой, ну… — говорит тише, наклоняясь к лицу Чимина. — А ещё я слышал, как он кричал на нашу охрану и, кажется, приказывал им найти того, кто напал на тебя. Не бойся, Чимин-и, мы найдем того негодяя, дядя с братом не оставят от него мокрого места! — продолжает говорить всё быстрее и громче: — А когда твоя рана затянется, то мы начнём готовиться к свадьбе! Ух, мы такой праздник устроим! Правда же здорово? Будут танцы до самого утра и много вкусной превкусной еды! И может, брат позволит мне пригласить моего хорошего друга с учёбы… — Тэхён вдруг опускает взгляд, алея щеками. — Того высокого альфу, Чон Чонгука. Чимин-и, ты же не будешь против, правда? На последних словах Тэхён затихает и краснеет ещё сильнее, перестаёт наконец тараторить, вспоминая втайне подаренную Чонгуком тигровую лилию пару дней назад. Половину слов, сказанных Тэхёном, Чимин пропускает мимо ушей. В голове у него всё смешивается в один огромнейший ком. Вопросы суматошно вертятся, не давая ясно мыслить: почему министр резко стал так добр к нему и почему позволил здесь остаться и самый главный вопрос — почему вдруг согласился на их с Намджуном союз? — Тэхён-и, а где твой брат… То есть, где молодой господин? — Когда Намджун узнал, что ты упал в обморок, то примчался сюда, но потом сразу же ураганом унёсся к дяде. Только зачем, я не знаю… Но я мельком видел, как брат всех выталкивал из его кабинета. Они там уже давно дверь не открывают и о чём-то спорят, а ещё я слышал звук разбитой вазы… — шепча на ухо, признался омега. — Но думаю, брат уже скоро освободится и придёт к нам, — Тэхён поднимает ясные глаза и успокаивающе улыбается, гладит обеспокоенного шумихой друга по голове. — Пожалуйста, не переживай, тебе отдыхать нужно, Чимин-и… Он аккуратно ложится рядом, укладывая светлую макушку на бёдра омеги, и звучно шмыгает носом. Чимин безоговорочно начинает ласково гладить Тэхёна по мягким волосам, прикрывая глаза и почему-то улыбаясь ярко-ярко. Тэхён для Чимина стал любимым и родным младшим братишкой, а порой и непоседой сыночком, который частенько любил капризничать, когда тому не давали то, чего он хотел или когда Чимин тихо делал ему строгие замечания по поводу его поведения. Чимина Тэхён уважал и любил всей душой. С тех пор, как не стало его родителей, совсем маленького омежку забрали на воспитание в дом Кимов. Здесь он был действительно одинок. Его воспитывали омеги из прислуги и, конечно же, приглядывал двоюродный брат-альфа, но настоящего друга у Тэхёна никогда не было. Но два года назад Чимин стал для него той самой родной душой, лучшим другом и иногда строгим, но любимым папой. Тэхён с трепетом ждёт и очень надеется, что у Чимина с Намджуном всё сложится, и тогда они станут одной настоящей семьёй. Чимина ему отпускать в его лавку в городе не хочется, без него в их поместье совсем не так… Омега подбирается к Чимину ближе, ложится на соседнюю подушку и крепко его обнимает, прижимаясь всем телом. А тот притягивает Тэхёна за плечи и легонько поглаживает. Аромат розы успокаивает, пусть и смешанный с травами, но уже такой родной и неповторимый. — Чимин-и, ты же останешься с нами, правда? Чимин прикрывает ладонью рот, ещё не плачет, но глаза уже давно пощипывает от подступающих слёз. Обманывать Тэхёна, конечно, не хочет, но и уверенным быть в своих словах точно не может. — Я буду рядом, Тэхён-и…

🌹

Чимин ощущает знакомый аромат жасмина и благовоний, когда его мягко опускают на холодную постель. Сквозь сон он понимает, что находится в покоях молодого господина. Намджун нежно целует сонного омегу в губы и пальцами поглаживает впалую щёчку. — Проснулся, ангел? — тихо спрашивает и старается уловить состояние своего омеги. — Как ты себя чувствуешь? Получше? — Джун-и? — неуверенно спрашивает Чимин, будто не своим голосом. — Это правда ты? — Да, Мин-и, это я, — альфа улыбается и обнимает в ответ на раскинутые к нему объятия. Как же он скучал по своему ангелу… Омега громко всхлипывает и прячет воспалённые глаза в плече любимого. Он так устал и совсем ничего не понимает, но главное, что Намджун снова рядом, снова обнимает и нежно гладит по спине, окутывая родным теплом. — Джун-и, я… Я не хотел… — Тише-тише, Мин-и, почему ты плачешь? — альфа пытается отодвинуться, чтобы взглянуть омеге в глаза, но тот не даёт, ещё крепче сводит на его шее руки. — Всё же хорошо, Мин-и. Всё хорошо… — Прости, что утром оставил тебя одного, — хлюпая носом, признаётся омега. — Я не хотел доставлять твоей семье проблемы. Мне так жаль… Намджун не выдерживает и с силой отодвигается от хнычущего омеги, притягивает того за уже влажные от слёз щёки и целует в потрескавшиеся от температуры губы, а после берёт правую ладонь в руку и нежно целует колечко на безымянном пальчике. Это кольцо так прекрасно смотрится на ручке его омеги, так правильно. — Ты — моя семья, Мин-и. Тебе не за что извиняться, слышишь? Теперь я всегда буду рядом, ангел мой, — Намджун прижимает омегу к самому сердцу, тепло передаёт, которого так ему не хватало. — Всё хорошо. Я с тобой. Чимин даёт слабину, и маска спокойного и ни о чём не переживающего омеги разбивается вдребезги. Слёзы ручьем скатываются по лицу, даже не думая останавливаться. Все чувства будто в один миг вырываются наружу. Опасения за их с Намджуном будущее, гордость за то, что смог посмотреть своему главному страху, в виде министра Кима, в глаза. Но самое важное, что они вместе преодолели все трудности. Они вместе… Пусть совершенно разные: городской лекарь из простой семьи и благородный господин высших сословий, но они смогли сохранить своё запретное для этого мира счастье. — Люблю тебя, мой господин, — смотря любимому в глаза, говорит Чимин. От бешеных чувств еле дышит. — И я тебя, ангел, — Намджун отвечает с нежностью, легонечко целует в персиковые родные губы, успокаивает. — Больше всего на свете — люблю.

🌹