Всё для твоего счастья

Из дремотного марева, в котором ничего не болело, как, впрочем, и ничегошеньки не снилось, Марулку пришлось вырываться едва ли не с боем. Тело презрительно швырнуло его в юдоль страданий, со вкусом отчитываясь о ломоте в костях и внутренностях, которые, казалось, свернулись в узлы почище тех, которыми пользуется искатели на спусках и подъёмах. Рука… Отлично, шевелится. Правда, яд разнёсся по всему организму, чем, должно быть, и объяснялось это ослабленное состояние. – Озен, – юный Джесеку с трудом, но всё же приподнялся на локте. – Я тут. Как себя чувствуешь? Марулк оглянулся. Белый свисток сидела, опёршись о стену и чуть поджав ноги. Узкие проходы умудрялись доставлять ей дополнительное неудобство. – Я в порядке. Скажи, как ты, я волнуюсь. – Волнуется, а сам ползёт до меня, не в силах встать, – она протянула руку, но, поняв, что прикосновение тоже может стать болезненным, передумала. – Что с тобой? – Марулк только теперь разглядел, что форма Белого свистка пестрит маленькими бурыми пятнышками на руках и ногах. – А, это, – Озен лишь приопустила веки, – Это из-за артефактов. Там, где они размещены, выступает кровавый пот. – Тебе очень больно? Недвижимый лорд покачала головой: – Не сказала бы. А вот тебе скоро будет. Я уже сделала это, а тебе только предстоит. Надо помочиться. Я помогу встать. Что-то внутри Марулка неистово заорало «Нет!», но вовсе не в ответ на предложение помощи. Подъём закончился: уже можно возражать и спрашивать? Нет, лучше не рисковать. Делать, как велит Озен. Тело сопротивлялось не зря: видимо, похожим образом выходят почечные камни, но конкретно в этом случае мочеточник очищался от крови, неведомым образом ссохшейся до острых кристалликов. Боль была адская. – Прости уж. Мужчинам всегда больнее, но иначе никак, а то будет воспаление, и не поможет ни один врач, – подождав, пока юноша, сгорбившись, доковыляет до неё, Озен заботливо постелила для него шкуру, – Вот, садись. Не зря же ты её спасал. – Запачкаю ведь. – Не сахарная, отстирается, – убедившись, что Марулк, пусть и морщась, но сел, Белый свисток откупорила походную фляжку, слегка смачивая платок, – Вот. Только протереть глаза. Как наберёмся сил, поищем дорогу к местному источнику. Прачечной не обещаю, но исподнее отстираем. Расположившись таким образом, что боль превратилась в тупое, но терпимое напоминание, Марулк пересёкся взглядом с Озен. Белки глаз полны лопнувших сосудов, в уголках запеклась кровь, губы такие синие, будто день в воде пролежала. Сам по ощущениям ещё краше. И при этом они оба невероятны. – Я тебе что, зеркало? – догадавшись, что её чёрные глаза используют не по назначению, проворчала Недвижимый лорд. – Прости, было любопытно, как перенесло подъём моё лицо. – Всё такая же милая моська, даже не думай об этом. Если не тошнит, надо поесть. И да, – она указала вперёд, где виднелся клок белого меха, – Я подняла сюда и убитого проклятием Бездны кудара. Их почки считаются деликатесом, а ещё можно взять что-то в качестве сувенира. Если хочешь, конечно. Если нет – скину обратно вниз. – Оставь. За ним должок, – Марулк поднял покалеченную руку, намекая на укус, – Поганцы. – Ты тоже хорош, – она подала ему эккотац, – Это было слишком рискованно. – Я был уверен, что схватил крепко. – А. Это всё уши, – казалось, результаты подъёма отразились и на знаменитом аппетите Белого свистка, – Их кожа тянется. В следующий раз подумаешь дважды, прежде чем хватать кудара. – Мне очень стыдно, что тебе пришлось меня тащить. Вместо ответа Озен аккуратно переплела их пальцы, и этот вопрос исчез из повестки дня. Поев, путешественники некоторое время сидели молча, ожидая, пока энергия разнесётся по их измотанным от подъёма телам. Марулк думал, что она заговорит о дороге к источнику, но ошибся: речь пошла о другом. – Подъём с третьего на второй уровень не столь экстремальный, как было до этого, но ты можешь видеть и слышать то, чего нет. Я знавала искателей, которые пикировали вниз, подчинившись голосам, звучащим у них в голове. Поэтому, – чёрные глаза обратились к юноше, – Я не знаю способа лучше, чем приручить эти иллюзии. Марулк недоумённо нахмурился: – Что ты имеешь в виду? – Каждый раз, когда я поднимаюсь из Великого Разлома, я вижу Закри, – найдя точку опоры, Озен встала, опёршись об стену, – Несколько раз после его смерти он говорил мне умереть… Точнее, конечно же, не он, а та иллюзия. И однажды я заранее стала готовиться ко встрече с ним. Придумывала диалог. И когда проклятие Бездны добралось до меня, созданный моими воспоминаниями Закри мирно пошёл рядом, беседуя со мной обо всяких мелочах. – А… Кажется, понял. – Тебе тоже надо будет что-нибудь придумать. Кого-нибудь. Отца, например. Юный Джесеку покачал головой: – Я почти его не помню. Маму тем более. Не хотелось бы выбирать из живущих. Озен поморщилась, но скорее потому, что перебор вариантов пока был для неё утомительной задачей: – Я лишь предупредила. Вполне возможно, ты придумаешь что-то своё. Вопрос был временно снят: идти и разговаривать одновременно было слишком тяжело. Исключением стал только обвал, преградивший им путь, да и то Озен больше вздыхала, нежели бранила негодные камни и вездесущих неритантан, косвенно становившихся причиной тупиков на пути. Источник действительно оказался совсем маленьким: струйка воды была не больше сантиметра и стекала по стене, но путники были рады и этому, и тому, что вблизи оказались следы человеческого присутствия: остатки кострища и деревянная стружка, должно быть, кто-то коротал время, занимаясь резьбой. – Преисполняешься? – поинтересовалась Недвижимый лорд, заметив, что Марулк прикасается к пеплу. – Да. Очень надеюсь, что он или они живы и здоровы, и мы непременно встретимся в лагере. – Знаешь, это могли быть и молодые, оставшиеся на попечении моих остолопов, – Озен, приноровившись, пополняла их фляги с водой. – А ведь верно! Как думаешь, сколько времени прошло там? В лагере? Белый свисток помолчала, что-то подсчитывая, а затем произнесла: – От пяти месяцев до полугода, точнее не скажу. – Полгода! – даже ахнул Марулк, – Да они наверняка успели нас похоронить за это время! – А мы возьмём и воскреснем, – закончив с запасами, старшая Феросе набрала в ладони воды, умываясь. – Точно, – юный Джесеку подошёл ближе, смачивает тряпочку водой, – Давай помогу с формой, наверняка присохла и не отдирается. – Не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Я как заветренный кусок говядины на рынке, – проворчала Озен, впрочем, принимая его помощь. – Как аппетитно. – Извращенец, – она с облегчением выдохнула, расставшись с вещами, – Дальше я сама. – Позволь мне, – Марулк взял её руку со всей нежностью, на которую был способен, – Я не сделаю больно. – Тогда тоже скидывай шмотки, они так и так перепачканные. Вместе обмоемся быстрее. Сказано – сделано. – Наверное, со стороны мы похожи на кровяные блинчики, которые ты готовил в лагере, – заметила Озен, ёжась от прикосновений юноши к спине. Эротический контекст не считался: самые обычные поглаживания приводили к болезненным мурашкам. – Пожалуй, что да… Подними руку. – Можно не так тщательно. – Но мне хочется, – он снова зачерпнул воды, – Чтобы тебе было комфортно. Белый свисток пробормотала едва слышное «спасибо», косясь на зрителей их омовения: пещерку заполнили вездесущие, но безнадёжно тупые неритантан. А может, не такие уж и тупые: путники были не в том состоянии, чтобы открывать на них охоту. – Ты знаешь, – Марулк смочил тряпку, радуясь, что её не надо отжимать, – Я начинаю понимать, почему искатели так куролесят по возвращении в Орт. После таких испытаний чувствуешь себя действительно живым. – Верно понимаешь, – Озен аккуратно убрала запёкшуюся кровь из волос юного Джесеку, – Нам тоже нужно будет как следует отметить возвращение на поверхность Насколько я помню, у тебя в «Полночном перекусе» есть комната. Могут просто приносить нам еду и выпивку прямо под дверь, а уж мы найдём, чем заняться в остальное время. – Будем играть в шахматы. – Да. И болтать о погоде. – Обожаю тебя, – пользуясь тем, что его визави ещё не встала в полный рост, Марулк поцеловал её в шею. – Что ж, – кое-как натянув одежду на мокрое тело, Недвижимый лорд не без сожалений пристроила на плечах рюкзак, – Пора идти в укрытие. Там поедим и отоспимся.