Cat came back

Кот был совершенно обычным. Даже слишком обычным, у него и раскраска была будто форменно талигойская: чёрная шерсть, белая манишка, белые носочки на лапах. Как добрый эсператист, Кальдмеер должен был испытывать к коту, сидевшему у дверей своего дома, только неприязнь. Но дом Кальдмееру не принадлежал, он был чужим, в него Кальдмеера пустили из милости. В который уже раз. Кот в свою очередь, как и все коты, расценив замешательство бывшего адмирала цур зее в свою пользу, поднялся, задрав довольно пушистый, тоже с белым кончиком, хвост, выгнул спину и потёрся о сапог Кальдмеера. Кальдмеер отодвинул кота тем же сапогом, что кот воспринял в качестве приглашения к продолжению своих действий. Кальдмеер попытался обойти кота и открыть дверь, но кот, удивительным образом не ускоряясь, просочился в открытый проём впереди Олафа. — Что ж, полагаю, у тебя на этот дом больше прав, чем у меня, — зачем-то вслух сказал Кальдмеер. Он решил, что Вальдес, когда вернётся, не будет против присутствия у себя в доме четвероногого. Нянчился же он с увязавшейся за Руппи кошкой, чем хуже приблудный местный кот. В том, что это кот, а не кошка, Кальдмеер отчего-то не сомневался. Ужин, как и завтрак с обедом, Кальдмееру приносили улыбчивые, но не слишком разговорчивые слуги, и его это вполне устраивало. Его беседы после внезапного, как и всё у Вальдеса, отъезда, сводились к визитам Юхана Клюгкатера, который иногда сообщал о новостях. Кальдмееру хватало, к людям его сейчас не тянуло. Олаф уселся за стол и вознёс краткую молитву, а когда опустил глаза к тарелке, обнаружил сидевшего напротив кота. Зверь сверкал ярко-зелёными глазами и излучал уверенность в том, что стул рядом с Кальдмеером — его законное место. — Ну уж нет, — сказал коту Кальдмеер, отложил салфетку, поднялся и приготовился изловить животное. Кот, почувствовав его настроение, живо метнулся со стула к сундуку, оттуда легко вспрыгнул на каминную полку, каким-то чудом не задев стоящих там безделушек. Решив, что Вальдеса не порадует утрата бутылочек, статуэток и камешков, если он вдруг её обнаружит, Кальдмеер отказался от идеи вылавливать нарушителя с каминной полки, где тот деловито уселся, обернув лапы хвостом. Кальдмеер смерил кота строгим взглядом и вернулся к оставленному ужину — ровно за тем, чтобы обнаружить кота на прежнем месте, на стуле напротив себя. Олаф нахмурился. Кот моргнул, но не пошевелился, а ещё через пару мгновений игры в гляделки совершенно бесстыдно зевнул, продемонстрировав внушительный набор острых зубов, потоптался, устраиваясь поудобнее, и снова застыл пушистой статуэткой. Ужин Кальдмеер заканчивал под пристальным взором кота. После ужина, наткнувшись на кота в кресле рядом со столиком, где лежала Эсператия, Кальдмеер решил, что на сегодня нечистых животных с него хватит. Он перехватил кота поперёк живота — тот странным образом не сопротивлялся, — и выставил его за дверь, после чего уселся на приятно нагретое кошачьим тельцем место и положил на колени книгу. Сегодня Олаф хотел сосредоточиться на параграфе о долгах и воздаянии, но сосредоточиться не удавалось: во дворе ему слышалось кошачье мяуканье. Кальдмеер даже отложил книгу и подошёл к окну, но было уже темно и рассмотреть чёрного с капелькой белого кота, даже если он там и был, возможным не представлялось. Наутро кот взирал на Кальдмеера с давешнего стула. — Зашёл в дом, мы решили, что он ваш, — пояснил принесший завтрак слуга по имени Хавьер. — Вы ошиблись, — ответил Кальдмеер. — Так пусть посидит, не мешает же? И вам веселее. Кальдмеер промолчал, напомнив себе, что для олларианца, тем более бывшего моряка, кот не представляет собой ничего странного. Хавьер сноровисто расставил тарелки с хлебом, сыром и мясом, попытался потрепать кота по голове, тот изящно уклонился. Слуга ухмыльнулся, пробормотал себе что-то под нос и ушёл, оставив Кальдмеера одного. Вернее, с котом. Кальдмеер посмотрел на кота, приподняв бровь. Кот наклонил ушастую голову набок и ответил бывшему адмиралу внимательным взглядом. Олаф положил на колени салфетку и принялся за еду. Кот выдержал пару минут и оперся о столешницу передними лапками. — Нет, — сказал коту Кальдмеер, удивляясь то ли тому, что ведёт разговор с прислужником Врага, то ли тому, что вообще разговаривает с бессловесной тварью. Бессловесная тварь тем не менее поняла и лапы со стола убрала, но пристального взгляда с Кальдмеера не сводила. Выждав ещё немного, кот спрыгнул на пол, и Кальдмеер почувствовал, что его боднули в колено. Скосив глаза вниз, он ожидаемо обнаружил там кота. Тот глядел на него со спокойным, выжидающим и несколько недоумённым видом. Примерно такое же выражение лица бывало у младших офицеров, ожидающих приказа от задумавшегося адмирала цур зее. Решив, что кот не отвяжется, Кальдмеер бросил на пол кусочек курицы. Кот деловито взял кусочек в зубы, снова запрыгнул на стул и съел поданное там. Кальдмеер пожал плечами и принялся за еду. Жест, которым Кальдмеер снимал кота со своего кресла рядом с книжным столиком, показался ему почти привычным. Кот отмахивался лапой, извивался и активно возмущался на кошачьем, но когтей не выпускал. Кальдмеер уже почти донёс кота до двери, но подумал и опустил рядом с ней. За что был вознаграждён мурлыкающим звуком и шерстью, облепившей сапог после того, как кот несколько раз очень старательно об него обтёрся. Кальдмеер беззлобно отпихнул животное в сторону и вернулся на уже согретое кресло. Кот устроился неподалёку, развалившись на полу. Когда Олаф через некоторое время поднял взгляд, чёрного с белым пушистого полумесяца уже не было, и на секунду Кальдмеер почувствовал себя так, словно ему чего-то не хватает. На следующее утро Кальдмеер почти не удивился, увидев кота у собственной кровати. Но когда кот с умильным видом пододвинул лапой принесённую явно неживую мышь, Кальдмеер решил, что настало время для серьёзного разговора. Как вести разговоры подобного рода с кем бы то ни было, бывший адмирал знал, но в перечне кого бы то ни было до сего момента не числилось четвероногих. Ситуация становилась абсурдной, но положение спас явившийся с завтраком Хавьер. — Кто ж такой умница? Поймал-таки! — Слуга восхищённо причитал над охотником, который по-прежнему не давал себя погладить. — Любит он вас, господин Кальдмеер, раз вам добычу принёс. Кальдмеер неопределённо дёрнул плечом и дотронулся до шрама. Беседовать с Хавьером о недопустимости кошек в доме было уже поздно, да и не хотелось. К тому же у кота действительно был гордый вид существа, предъявляющего свидетельство исполнения долга. — Думаю, это плата за вчерашнее угощение, — сообщил Кальдмеер. — Я его немного покормил. — Не-ет, — хитро улыбнулся Хавьер, — это вам не собака. Собаки — те в благодарность приносят, а кошки — они только по любви. В ответ на такой экскурс в особенности кошачьего поведения Кальдмееру оставалось только кивнуть. Тем более что кот уже устроился на своём стуле, предоставив разбираться с подаренной мышью её новому хозяину. Мышь унёс Хавьер, всё так же умилённо улыбаясь. После завтрака кот куда-то исчез: по всей видимости, у него было гораздо больше дел, чем у опального и снова почти что пленного бывшего адмирала. Кальдмеер уселся в свободное кресло и взял Эсператию. День прошёл как обычно, разве что ближе к вечеру заглянул Юхан Клюгкатер, исправно посещавший Кальдмеера раз в три дня. А вечером Кальдмеер поймал себя на мысли, что поглядывает на пустующий стул с непонятным беспокойством. Кот явился уже после ужина и деловито проследовал к креслу, недоумённо посмотрел на сидевшего в нём Кальдмеера и примерился запрыгнуть к нему на колени. Кальдмеер, чувствуя себя до крайности глупо, наставил на кота палец и нахмурился. Кончик котовьего хвоста недовольно вильнул несколько раз, зелёные глаза сощурились. Кальдмеер приготовился ловить животное в прыжке, но кот неожиданно крутанулся на месте и улёгся на сапог Кальдмеера, свернулся клубком и, казалось, моментально уснул. Адмирал открыл Эсператию и углубился в чтение. Через некоторое время ему захотелось закинуть ногу на ногу, но кошачье тело грело даже сквозь сапог, а сам кот спал настолько безмятежно, что Олаф дёрнул углом рта, но оставил ногу в прежнем положении. Слуга Леворукого проснулся ближе к полуночи, сладко потянулся, выпустив когти и гордо задрав хвост, после чего уселся умываться. Освобождённый Кальдмеер вернул Эсператию на место, аккуратно обошёл кота и отправился готовиться ко сну. Кот с видом дождавшегося своего запрыгнул в кресло, и Кальдмеер только махнул рукой, мол, располагайся. От повторения бесполезных действий Кальдмеера отучило слишком многое. Утро встретило его ярким солнцем и фигурой кота, который умывался сидя на Эсператии. Поражённый таким святотатством, Кальдмеер попытался схватить нахала, но тот снова оказался быстрее и шмыгнул под стол. Не иначе, дожидаться завтрака. Отчитывать кота за богохульство Кальдмеер не стал, хотя ему показалось, что тот мог что-то понять. Вечером Кальдмееру вновь пришлось сгонять кота с Эсператии, и он на всякий случай переложил её подальше, в книжный шкаф. Довольный кот устроился на столике и вроде бы уснул, но как только Кальдмеер улёгся в кровать и задул свечу, то почувствовал, как перина рядом с подушкой промялась и над ухом раздалось мурлыканье. — Ещё в постели тебя не хватало, — недовольно сказал Кальдмеер, и, вслепую нашарив пушистый бок, столкнул кота на пол. Раздался недовольный мяв и негромкий топот лапок по деревянному полу. Оскорблённый в лучших чувствах, кот явно решил удалиться. Кальдмееру почему-то захотелось извиниться, но он прогнал неуместную мысль и уснул. Следующие несколько дней кот появлялся то утром, то вечером, то днём, расписания он не признавал. Он облюбовал кресло и книжный столик, и однажды, потянувшись за бокалом с вином наощупь, Кальдмеер наткнулся на мягкую кошачью спину. Кот мурлыкнул и Кальдмеер, удивляясь сам себе, погладил кота. Тот замурчал ещё громче и развернулся, подставляясь под ладонь адмирала. Гладить кота оказалось приятно, и Кальдмеер почесал его между ушами. Тот перевернулся на спину и игриво поймал ласкавшую руку лапками, а потом резко подобрался, перескочил к Кальдмееру на колени и развалился на них. — Наглец, — сообщил коту Кальдмеер. Кот муркнул, соглашаясь, и Кальдмеер продолжил его гладить. В ночи Кальдмеер проснулся от громкого звука. Он вскочил и первым делом запалил свечу, ожидая чего угодно, включая нападение дриксенцев. Потенциальным диверсантом оказался кот, во сне невесть как спихнувший на пол увесистый том Эсператии. Кальдмеер подобрал книгу и положил на место, рядом с котом, невинно моргавшим на свет ярко-зелёными глазами. Зрачки в них сузились почти что до невидимости. Кота Кальдмеер переложил на кресло. Чтобы утром обнаружить его около своей подушки, погладить зверюгу и смириться. Сонно потягивающийся кот делал хмурое хексбергское утро более сносным. Кальдмеер поглядел на вильнувший хвост кота, который как раз исчезал в дверях, и внезапно испытал желание выйти на улицу. Он бродил по Хексберг, изредка ловил на себе взгляды и поминутно испытывал желание одёрнуть мундир, которого на нём не было. Взгляды были любопытными, но среди разношёрстной толпы в портовом городе Кальдмеер не слишком выделялся. Он провёл много времени в порту, глядя на корабли: разгружавшиеся торговые, маячившие вдалеке на рейде почти неразличимые военные. В дом Вальдеса вернулся затемно. Его встретил ничуть не встревоженный Хавьер, из чего Кальдмеер заключил, что во время прогулки его сопровождали. Вне всякого сомнения, для защиты, а не из опасения, что он сбежит: куда ему бежать, когда у него осталось только одно место, куда можно вернуться. Дом Вальдеса. И кот. Кот спал, свернувшись на подушке, но с появлением Кальдмеера приподнял голову, сощурился и негромко мяукнул. — И тебе здравствуй, — улыбнулся Кальдмеер и погладил кота. От уже знакомого грохота Кальдмеер проснулся, когда вышла полная луна. Он поднял голову, с трудом разлепляя глаза и позвал: — Хватит кидаться книгами, иди сюда. И уронил голову на подушку снова, через мгновение ощутив, как рядом с рукой сворачивается уже знакомый клубок. Сон вернулся почти сразу же, чтобы отступить только с рассветом. Не открывая глаз, Кальдмеер потянулся погладить кота, но рука встретила вовсе не привычную мягкую шерсть, а вполне человеческую кожу. Кальдмеер отпрянул, широко распахивая глаза, чтобы встретиться с взглядом Ротгера Вальдеса. Насколько Кальдмеер мог понять, совершенно обнажённого. — Мяу? — сонно моргнув, сказал Вальдес и улыбнулся. Если бы Кальдмеер знал Вальдеса хуже, он бы решил, что тот улыбается смущённо. — Что ты… вы… тут делаете? Вальдес развёл руками. — Как и раньше, охраняю ваш сон, бодрствование и бытие. — Но кот… — начал было Кальдмеер, чувствуя себя до невозможности глупо. — Я же лучше кота? — вновь сверкнул улыбкой Вальдес. — Зависит от многих обстоятельств, — пробормотал Кальдмеер, усиленно стараясь смотреть Вальдесу только в глаза. — Полагаю, просить вас одеться бесполезно? — Зависит от многих обстоятельств, — не остался в долгу Вальдес. — Но в своём доме штаны я как-нибудь найду. И поднялся с кровати, не оставив Кальдмееру никакого простора для воображения. Это было к лучшему, потому что сейчас Олаф предпочёл бы отсутствие любого простора, особенно такого, где можно было задаться вопросом, каким образом Вальдес оказался на месте нахального кота и допустить самую мысль о том, что он и был тем самым котом. Вальдес вернулся очень быстро, уже одетый — по его меркам. На нём были штаны и рубашка, не завязанная у ворота. — Мой дорогой Олаф, вы так и собираетесь прозябать здесь всё утро? Я хочу вас соблазнить, хотя бы завтраком, а уж после него — чем получится. «У демонов-искусителей, посланных Врагом, был бы ваш облик», — хотел было ответить Кальдмеер, но передумал и просто коротко кивнул, выходя вслед за Вальдесом. Эсператия так и осталась лежать на полу. — Я хочу его вернуть! Он мне нужен! — Вот же он… — Он с тобой… — Он рядом… — Наш мальчик его привёл… — Это не он! — Вальдес раздражённо тряхнул головой. — Это оболочка, которая выглядит, как Олаф, ходит, как Олаф, но даже не разговаривает как он! Я сделал бы всё, чтобы его вернуть. — Он обвёл взглядом полупрозрачные лица. — Почти всё, если это не включает смерть и женитьбу. Хотя если женить на мне Олафа, я подумаю. — Будь… —...по-… —...твоему!