
Описание
Что может быть общего у рыцарей Круглого Стола и былинных богатырей? Всё может быть общее. И общий дом, и общий враг, и общая война, и общий поход, и общее место в строю.
Примечания
СКАЗКА
Посвящение
Посвящается Эндре Гейрешу
Скрижаль 3 СЛОВО ОБ ИЛЬЕ
08 сентября 2023, 05:46
Отправив Ольберга Ратиборовича, да в светел Камелот, направился доблестный сэр Дайнадэн в стольный Киев-град. Славный рыцарь по дороге заезжал во все грады, да дворы постоялые и слушал там сказы народные, былины калик перехожих да сказки скоморохов. Щедрой рукой сыпал сэр Дайнадэн злато-серебро на столы хмельные — угощая собутыльников. Много было разговоров о Добрыне, Вольге, Рогдае, Свенельде, Асмунде и их подвигах. Да только не подходили они для того, чтобы звать их ко двору короля Артура.
В земле Смоленской поведали калики перехожие сэру Дайнадэну о трёх богатырях из Артании — Горыне, Дубыне и Усыне. Заинтересовали эти витязи рыцаря, но прежде он всё-таки решил дойти до Киева, куда со всей Руси вести стекались.
Чёрная весть настигла сэра Дайнадэна в Черниговской земле — в Древлянском княжестве погиб князь Игорь. Тогда же узнал рыцарь Круглого Стола о том, что появился в Киеве могучий богатырь, равных которому нет на всей Руси.
* * *
В стародавние времена был в одной дружине артанской лихой рубака из племени невров по прозвищу Тимоха. Зело искусен был воин сей в конном бою, и силён был ратоборец изрядно, тако же и ловок вельми во владении копьём и мечом. И кто знает, может и стал бы воин сей первым на всю Артанию (а то и на всю Русь) поединщиком, да явилась однажды ему во сне Птица Гамаюн. Повелела птица вещая Тимохе прекратить ратоборствовать, жениться да осесть на земле.
Внемлел Гамаюну Тимоха и оставил дела ратные — сменив меч на орало. Осел ратоборец возле города Мурома, да в селе Карачарове. Взял бывший воин себе жену-красавицу, и родился у них сын — Ваньша. Рос Ваньша отроком крепким и стал хорошим помощником отцу в поле. Обучил Тимоха Ваньшу и кое-чему из ратного мастерства.
Прошло время — оратай Ваньша возмужал и взял себе жену по имени Фросея из племени вятичей. И вот родился у Ваньши и Фросеи сынок Илюша. Но случилась тут беда — наложили силы тёмные на Илюшу чары злые, чары хворобные. И не смог с тех пор встать на ноги отрок сей, да и просидел сиднем тридцать лет да три года. И так бы может и дальше сидел, да проходили мимо калики перехожие и почуяли они тёмное колдовство. Пошли калики перехожие в избу к Илье, да и сняли с него чары-заклятия, да и поднесли ему зелье живительное, на Живой и Мёртвой от Воде настоянное. Да поведали калики Илюше, что чары на нём были рептилонские. И про самих рептилонов поведали, да про всякую прочую нечисть, что зло чёрное творит по всей Святой Руси, да по всей прочей Земле-Мидгарду.
Забегая вперёд, скажу вам, други мои, что выведал Мерлин об том, что чары сии наложила на Илью сама Кали. Знать боялась тварь сия внеземная, что выйдет Илья на Калинов Мост. И не зря боялась.
От того напитка чудодейственного, что поднесли Илье калики перехожие, заиграла у добра-молодца кровь в жилах, да забурлила силушка в чреслах. И дал тогда Илья зарок — биться с тьмой тёмною, да стоять всегда за дело правое.
Но сперва решил Илюша помочь отцу с матерью. Он и пни-коренья повыкорчевал, да и пашню вспахал, да в пять раз более того,.что пахал его батюшка. И быть теперь родителям его с хорошим прибытком.
Передал того Ваньша сыну своему доспехи и оружие, что от деда Тимохи осталися: бронь-кольчугу крепкую, шелом добрый, меч булатный, булаву железную да пику из древа амаранта. Тако же передал отец сыну да кошель звонкого серебра, что завещал Тимоха потомкам своим на дело святое. Деньги Илья отдал отцу-матери, себе же взял лишь малую часть. На ту малую часть, по совету калик перехожих, купил Илья себе жеребёночка Бурушку, да стрел купил калёных. Искупал Илья Бурушку да в трёх росах, апосля чего прочёл заклинание, которому научили его калики перехожие:
«Будь ты, Бурушка, порыскучее оленя сухопарого, под водой ты щукой-рыбой плыви. По земле ты серым волком скачи, выше дерева стоячего взлетай сизым кречетом. На чужой зов ты как мёртвый стой. А на мой свист ты как вихрь скачи. Будешь другом мне во всех делах, во всех ратях».
Тако же научили калики перехожие Илью, как собрать лук разрывчатый по силушке его богатырской. Ну а далее, отправились калики перехожие по своим делам, а Илье поведали, что сердце ему подскажет, когда и куда идти.
Бурушка силою наливался — рос не по дням, а по часам. Ваньша, тем временем, учил сына сваво тем навыкам воинским, что сам от батюшки Тимохи перенял. Воином, конечно же Ваньша не был, потому знал и умел немногое, но хоть самым азам ратным, да научил Илюшу. А при полном неумении, так и оно — хлеб.
Прошёл год. Бурушка вырос в крепкого конька, и хоть и в полную силу ещё не вошёл, а под седлом уже ходить мог. Вот тогда и стал Илья учиться верховой езде, да скакать серым волком по всем окрестностям.
Прилетели тогда вести, что князь Киевский Игорь собирает дружины богатырские, да рати воев храбрых, дабы постоять за Землю Русскую.
Недолго думал тогда Илюха, а свистнул Бурушку, облачился в доспехи и отправился в путь-дорогу. Проехал богатырь всю Землю Муромскую, и встала перед ним дубрава могучая. Радостно было на сердце у Ильи, ибо за дубравою той Русь-земля начиналась. А там уж и стольный Киев.
А и славилась та дубрава на всю землю Вятскую, да на всю Артанию. Испокон веков сидели на тех дубах лихие воины-вятичи. И не было через ту дубраву пути-дороги ни одному ворогу. И кто только не пытался через ту дубраву пройти: и могучие гунны, и свирепые обры, и злые хазары, и грозные дружины варяжские князей киевских. Да вот только встречали их всех добры-молодцы лихим посвистом да стрелами калёными. Ну, а в глубине дубравы ждали ворогов чащобы с засеками коварными, завалами непролазными, самострелами нежданными, да волчьими ямами. Выйти из дубравы мог каждый, а вот войти только тот, кто с миром идёт.
С этого места лежало два пути на Русь. По прямоезжей дороге через дубраву было пятьсот вёрст до Киева, а по окольной дороге аж вся тысяча.
Вот только прямоезжая дорожка заколодила, замуравила… Сидел на той дорожке, да на Девяти Дубах, Соловей — злодей лютый. Соловей Одихмантьев сын…
Давно это было… Старые люди и не упомнят когда… В общем, был в царстве Хазарском злой колдун Одихмант. Возжелал этот колдун стать царём хазарским. Однако тамошний правитель сам был сильным чародеем и прознал про измену. Тогда пришлось бежать Одихманту из царства Хазарского прочь. И прибежал он в ту дубраву, и злым своим колдовством победил смелых вятичей. И засел Одихмант на Девяти Дубах, и обложил данью племена местные. Взял себе и наложницу злой колдун, и родила она ему сына — Соловья. И обладал тот Соловей, да сильным посвистом колдовским. И от свиста от того не мог устоять на ногах ни конный, ни пеший. И заросла с тех пор вся дубрава чащобами, да буреломами, и была там теперь только одна дорога — вот на ней и засел Соловей Одихмантьевич и драл плату со всех проходящих — с кого златом-серебром, а с кого и жизнею.
Плюнул трижды наш Илюша да через левое плечо, да и пустил Бурушку по дороге прямоезжей.
Ехал Илья по дубраве, да пел песни озорные да весёлые. Вот так вот с песнями да запевками и добрался Илья до Девяти Дубов. А на тех да на Девяти Дубах уже ждал его Соловей Одихмантьевич. Он, как сена копна, на могучих ветвях сидел. Он зубами стучал острыми, он очами сверкал грозными, он ножами звенел булатными.
Увидал Соловья Илюшенька, да молвил ему, да таковы слова:
— Ты пошто, удосос поганый, тут свирепствуешь? По какому праву людей добрых тиранишь? Выходи, пёс горбатый, на честный бой!
— Ааа, опять глупая мужик-деревенщина! Моя — твоя мамаша мало-мало в гузно тараканил! Мужичок-чок-чок — дурачок-чок-чок, кто теперь твоя? Покойничок! — со злым со смехом отвечал Соловей Одихмантьевич.
— Зря ты, тать брыдлый, так про мою матушку… Ох и зря… Я же тебе зубы, падаль, повышибу…
Снимал тогда Илюша из-за плеча пику длинную, да пускал Бурушку вскачь. А и свистнул тут Соловей, да злым колдовским посвистом. И был посвист тот, да посильнее, чем лютый ветер-ураган. От того свиста лютого остановился Бурушка, да взад попятился.
— Ах ты, волчья сыть, травяной мешок! Мокра курица ты, да, баба-ссыкуха, а не конь богатырский! А ну стой, гузно мышиное! Ну никак не можно нам, Бурушка, да в первой же битве обгадиться! Встань, сучий потрох, НАМЕРТВО!!!
От слов тех бранных встрепенулся Бурушка. Опустил он буйну голову, да врос в сыру землю копытами, словно сваями.
Доставал тогда Илюшенька лук тугой, лук разрывчатый. Рвал он тетиву звонкую, да пускал стрелу калёную. Только вот от свиста того соловьиного, ушла стрела в сторону. Засвистел тогда Одихмантьевич ещё сильней. Да так, что у Ильи шелом с головы сдуло. Выругнулся тогда Илья-богатырь матерно, достал булаву железную, раскрутил её и метнул в супротивника. Полетела та булава, да железная, да и впечаталась Соловью Одихмантьевичу прямо в свисталище.
И плюясь кровью алой, да зубами белыми, рухнул наземь Соловей Одихмантьевич. Однако же быстро вскочил он на ноги, да вновь захотел свистнуть посвистом. Да только вместо посвиста вышел лишь змеиный шип.
— Ну што, Шоловушка, вышиб я тебе жубы! Ни швиштеть тебя более швиштом молодецким. Ни швиштеть, — передразнивал так Илюшенька да своего супротивника.
Накинул Илья-богатырь на Соловья петлю ловкую, да связал верёвками крепкими, да и повёз в стольный Киев-град.
Добравшись до Киева, сдал Илья Соловья князю Игорю. Вот только горькое разочарование ждало богатыря нашего при дворе княжеском. Илья-то (дурья головушка) размечтался о кренделях небесных. Он (сам не зная почему) решил, что князь Игорь собрался идти бить хазар поганых. А оказалось, что светлый князь Киевский собрался Царьград воевать.
Однако, грусти - не грусти, а делать нечего — отправился Илья вместе с Игорем на Царьград.
А войско со всей Руси собралось несметное. Со всех земель съехались удалые русичи. Пришли суровые дружины варяжские. Прискакала залихватская конница угорская. И двинул Игорь всю эту силищу в поход дальний.
Лодейная рать шла морем, а конница берегом.
Вот только базилевс Роман тоже оказался не робкого десятка. Собрал он полки свои храбрые, да и пошёл на встречу с Игорем. И вот в один день сошлись два войска великих. Столь было парусов, что не видать было волн морских. А от ржания лошадиного птицы с небес падали. И сказал тогда князь Игорь базилевсу Роману, что хочет он избежать кровопролития большого, а решить их спор поединком — если победит русский поединщик, то заплатят ромеи дани-выплаты, а если одолеет царьградец, то уйдёт войко русичей не солоно хлебавши.
Рассмеялся тогда базилевс, да трижды хлопнул в ладоши. И выехал тогда из войска ромейского могучий витязь Еруслан. А сам-то Еруслан, да в латах золочёных. А на шеломе его солнце красное огнём горит, а на копье светел месяц серебрится. А аргамак под ним, да серый в яблоках.
И отправил князь Игорь против Еруслана-богатыря, нашего Илюшу.
Встали друг напротив друга два всадника. Один весь светлый, да златом сияющий, а другой как туча тёмная, сталью отливающая. А красавца Еруслана пожалел Илья, да и отбросил он пику грозную и взял на бой-поединок, да булаву железную.
Задрожала земля, как помчались друг на друга витязи. И ударило копьё мурзамецкое, да прямо в щит Илье. От того удара сильного — разлеталось копьё в щепки мелкие. А Илья-богатырь даже не шелохнулся. А перебрасывал он булаву железную, да из десницы в шуйцу. Да и бил Илья той булавой железной в щит Еруслана. Да и бил не в полную силу, а лишь в полсилушки. И упал тогда Еруслан с коня. В тра́ву он упал — жив-живёхонек.
Затрубили тогда трубы медные, заревели рога гулкие, и признал базилевс Роман в том бою, да своё поражение. Вот так и добыло войско русское богатства несметные.
Очень рад был Илья, что благодаря ему не пролилась не едина капля крови. Да и, по правде сказать, по сию пору гордится Илья той победой бескровною.
Однако недолгой была радость Ильи-богатыря. Вернувшись в Киев-град, собирался князь Игорь с дружиной малою в полюдье идти, да и Илью с собой позвал. А Илюша наш, на дурь свою деревенскую, возьми и согласись. А Вольга и Свенельд, глядя на Илью, лишь зло в усы посмеивались.
Так и ездил Илья с Игорем по Руси — дани-выплаты собирая. И чем больше ездил Илья, тем мрачнее становился — не по нутру была добру-молодцу такая служба. Однако слово своё, данное князю, Илья сдержал, и объехал он с Игорем да всю Русь-землю. Осталось только с Древлянской земли дань собрать, а там уж вот он и Киев.
Вздохнул Илья с облегчением, когда ехали они в Киев от древлян. Все дани-выплаты были собраны, и вознамерился богатырь наш по приезду уговорить князя Киевского ополчить всю Русь на поганых хазар.
То, что дальше случилось — тайна великая есть. Может чёрное колдовство тому виной, или ещё какая причина, однако же взалкала дружина больше богатств для себя, и стала подбивать князя вернуться к древлянам и взять с них ещё дани-выплаты. И согласился князь Игорь, и повелел повертать коней.
Не стерпел тут Илья и взревел, аки медведь раненый:
— Да что же ты творишь, князенька?! Да чем же ты лучше хазарина поганого?! Ты ж щитом должен быть для Русь-земли, а ты грабишь её, сучий потрох! Да, какой ты стольный князь?! Высрень ты поросячий! Гузно хожалое! Тьфу на тебя!
Погрозил кулаком Илья князю Киевскому, обложил его словами площадными, облаял матерно дружинушку, трижды плюнул, да поехал в стольный Киев-град.
Однако же прибыл в Киев Илюша не сразу. Он три дни беспробудно пил на постоялом дворе — грусть-тоску заливал зеленым вином.
Возвернувшись в Киев, подбивал Илья и Вольгу, и Свенельда, и Асмунда, и Рогдая — иди на хазар поганых, да не соглашались могучие витязи в поход идти. А тут и весть пришла, что убили древляне князя Игоря.
Собрала Ольга-княжна всех храбров да витязей в палатах княжеских, да и звала их всех идти войной на древлян — мстить за князя Игоря. И порешила тогда дружина — идти в Древлянскую землю. А и вновь не стерпел Илья Муромец. Снова взревел Илюшенька. Да так взревел, что стёкла узорчатые со звоном осыпались:
— Бабий волос долог, а ум чего? Короток! Куда ж ты, стервь, ссаным подолом, да в дела мужчинские лезешь?! Муж твой, разума лишившись, зло творить начал, да похуже чем хазарин! Он, пёс смердячий, покон порушил! Против правды и чести пошёл! Так что, поделом его, пса, древляне на рогатину подняли! А вы, добры молодцы, за бабий подол вцепились! Из-за бредней этой ведьмы — теперь кровь братскую лить пойдёте?! Аль совсем ополоумели? Срам-то какой, да на всю Русь!!! Идите, служите ей! Поведёт вас на рать корова с обдристатым задом!
Вышиб Илья двери дубовые и во гневе вышел во двор. А там, да на дворе, выламывал Илья из ограды жердинку длинную. А на ту жердинку он нанизывал яблоки конские. А затем доставал он лук разрывчатый, да пускал он ту жердинку с говном лошадиным, да в светел терем княжеский. Пускал да приговаривал:
— А вот жрите вы теперь, не обляпайтесь! Самое по вашим устам угощеньице! — Запрыгнул Илья в седло, оглянулся вокруг, и продолжил, — да на уду я вертел весь ваш Киев-град! Нет здесь правды! Злоба здесь одна, да корысть! Да пропадите вы тут все пропадом!
И пустил Илюша Бурушку вскачь — прочь из Киева опостылого. А Вольга и Свенельд вскочили на борзых коней да помчались вслед за ним. Догнали могучие воеводы киевские Илью у Жидовских ворот и начали звать его вернуться. Обернулся Муромец, зыркнул взглядом недобрым на витязей, да промолвил едино только слово:
— Убью.
Да так промолвил, что побледнели храбрые витязи, да назад попятились. А Илья пустил Бурушку, да куда глаза глядят. Причём глаза не Илюшины, а Бурушки. А глядели очи Бурушки (хоть он сам об том и не ведал) прямо на Чернигов-град.
А под славным тем под городом Черниговым собралось силы тёмной — видимо-невидимо. Навалилась на сей славный град злая орда печенежская.
Весь Чернигов, с копьями, рогатинами да топорами, встал на заборола — защищать град свой и очаг от разорения.
Словно вихрь кружила вокруг града конница и засыпала черниговцев тучами стрел калёным. Другие же печенеги спешились, вязали лестницы, да готовили тараны.
— Твою же мать, а?! Глянь-кось, Бурушка, на это племя сучье! Ну что, брат мой о четырёх копытах, вот она — битва наша с тобою! А в такой сече и буйну голову сложить не зазорно! Ну давай, друг мой брат-Бурушка, не посрамим Русь-Матушку, да и чести богатырской не уроним!
Пустил Бурушку вскачь Илюша да с высокого холма. Рвал Илья-богатырь тетиву звонкую и метал стрелы калёные. И падали с коней злые вои печенежские, да на зелену траву.
— Ай вы, козья срань! Нерусь поганая! За лёгкой добычей пришли — будет вам сейчас подарочков, да полна вязаночка!
Облаяв басурман словами поносными, расстрелял Илья все стрелы калёные. Снял он тогда с плеча пику долгую, да на обоих вытянутых руках поперёк себя её выставил. И так пикой этой, поперёк себя выставленной, принялся крушить войска печенежские, словно снег чистить. Где проскачет Илья, там позади него улица — двум телегам разъехаться.
* * *
Прибыл в Киев, да на княжий двор, славный рыцарь сэр Дайнадэн. А там на дворе княжеском, шум да гвалт стояли великие после выходки Ильи-богатыря. Узнал рыцарь, что уехал Илья из Киева, и бросился объезжать ворота. У Жидовских ворот сказали сэру Дайнадэну привратнички, что проскакал мимо них Муромец — чёрен, как туча.
Пустился рыцарь следом за богатырём и нагнал его под городом Черниговым.
Заехал сэр Дайнадэн на высокий холм (тот самый, с которого наш богатырь на супостата кинулся) и увидел, как бьёт Илья орду печенежскую. Точнее сказать — добивает. Пришпорил коня славный рыцарь и бросился рубить в капусту остатки орды.
Вдвоём они теперь били печенегов — один пикой, словно скребком ряды сносил, а другой мечом рубил в обе стороны. Не выдержали поганые напора такого, да с двух сторон, да и бросились бежать в разные стороны. Вот так и побили, богатырь да рыцарь, ту силу великую.
— Бегите прочь, племя поганые! Да запомните — Русь-земля не пуста стоит! А ещё раз придёте — получите удов, да полно гузно! — кричал Илюха печенегам вослед.
— Ну здравствуй, Илья Муромский, — сняв шелом, весело произнёс рыцарь.
— И ты здрав будь, славный витязь. Как звать-величать тебя? Брат ты мне теперь!
— Звать меня — сэр Дайнадэн. Рыцарь я короля Артура. Большая честь для меня — быть братом такого великого воина!
— Дайнадэн… Данька значит! Вот видишь, брат Данька, не дал мне Перун брата родного, а зато дал теперь брата названного! За помощь эту в сече лютой — навек ты теперь брат мне!
— Да какая там помощь… Эту рвань ты бы и без меня побил! Ну и это… Брат-Илья, тогда уж хоть — сэр Данька — я же всё-таки рыцарь, — рассмеялись тогда побратимы да обнялись.
— Куда же ты путь держишь, брат мой сэр Данька?
— Тебя ищу, брат мой Илья Муромский. По всей Руси ищу. Хочу звать тебя в светел Камелот, ко двору короля Артура.
— Слышал я про славного государя сего. Да вот только, не лежит у меня сердце ко дворам, брат мой сэр Дайнадэн. Уж ты не взыщи. Нечего мне там делать.
— Ошибаешься, брат-Илья. Именно тебе и есть, что там делать! Собирает государь мой Артур дружину молодецкую — идти в Грааль рептилоновский, бить тварей сих нещадно, как Святогор-богатырь!
— Ай спасибо тебе, брательник мой названный! По сердцу мне слова твои! Слышишь, Бурушка, дали нам боги дело вершить великое! За самую правду стоять! Бить самую тёмную тьму! А согласен я, брат мой Данька! Еду я ко дворцу Артурову! А ты со мной?
— Да вот думал я ещё в Киев заехать… Там богатырей посмотреть…
— И думать про сие забудь, брат мой, — произнёс Илья и площадно выругался, — нет нынче богатырей в Киеве! Подподольники одни!
— Ну тогда решено! Едем вместе к Артуру!
Но не успел договорить сэр Дайнадэн — вывалил тут за стены народ черниговский и стал благодарить славных витязей. Звали черниговцы к себе Илью посадником, а сэра Дайнадэна — тысяцким. Но отказались от этой чести великие воины — ждала их дорога дальняя в светел Камелот.