Интимные новшества принцессы и астролога

Интимные новшества принцессы и астролога

I

Пролог и завязка

      Необъятная небесная простыня, усыпанная десятками тысяч звёзд, распростерлась над спокойной гладью бескрайнего моря, в воде которого, точно в зеркале, отражались огоньки звёзд, мерцая в лёгких волнах. Море, разрезаемое ребристым шлейфом лунного света, омывало высокий острый утёс, который, походя на клюв исполинских размеров ворона, накрывал собой морское зеркало. На этом утёсе, в окружении экзотических деревьев подпирал своими острыми шпилями звёздное небо, возвышаясь на самом краю утеса, огромный белый замок. В высоких витражных окнах этого готического сооружения не горели огни, и только в одной из башен, что выходила своими окнами на бескрайний морской горизонт, читатель, изо всех сил напрягая зрение, сможет разглядеть тусклый огонёк, который подобно путеводной звезде, разрезал ночную тьму. Автор, удовлетворяя любопытство читателя, разрешит ему посмотреть на действо, развернувшееся в той башне.              Не без нотки грубости, Фишль толкнула Мону в постель. Девушка-астролог была облачена в пышный готический наряд горничной, нижняя часть которого, с шелестом рассыпалась по белой простыне. Руки Моны плотно связывал пурпурный шнурок, делая её сопротивление почти бесполезным. От сводчатого потолка спальни отразился злодейский смех: Фишль, приняв свою величественную позу, пафосно прикрыла глаз рукой, низвергая на астролога-горничную каждый отзвук своего смеха.              — Ньяха-ха-ха-ха! В моей душе теплится жажда необъятной власти над тобой, астролог Мона! Твоя кара будет соответствовать твоему проступку, никудышняя ты горничная!               Фишль хлестнула себя по ладони чёрной кожаной плетью, пытаясь нагнать на Мону страх перед этим орудием для ценителей более острых ощущений. Юная принцесса была одета в боди-корсет фиалкового цвета, ножки её обрамляли сиреневые кружевные чулки, а на плечи был накинут чёрный кружевной пеньюар.              «Вечно этой дуре с синдромом восьмиклассника что-то в голову взбредёт…» — думала Мона, когда Фишль агрессивно подступилась к ней, становясь коленом на кровать.       — Ну что? Уже трепещешь перед величием своей госпожи, м?       — Д-да…моя госпожа… — промямлила Мона подавляя в себе испанский стыд.       «На самом деле нет…»       Фишль бросила в сторону плеть и грубым движением зацепила узел шнурка, перевязывавшего руки Моны, за металлическую петлю на спинке кровати. Юная принцесса откинула свои золотистые локоны за плечо со словами:       — Ваше отношение к своим обязанностям горничной, — начала она, — в высшей степени меня огорчает! Никакие слёзы и мольбы не смогут подточить камень твоего проступка, Мона! Камень, что разрезал своими острыми гранями небесный купол и ранил меня в самое сердце! — Фишль артистично заламывала себе пальцы прижимая их к груди.       Вот по кому Оскар плачет, а не эти ваши Ди Каприо!       «О небеса! — подкатила глаза Мона, — Какая же она душнила… И почему я каждый раз иду у неё на поводу?»       Потому что Мона любит целовать ту часть лица, что Фишль скрывается за волосами —, ответит автор. Но тем не менее, Мона постоянно отрицает этот факт, пытаясь убедить себя в том, что те чувства, которые у простых людей называются симпатией, у неё являются всего лишь снисходительной жалостью к неизлечимой чудаковатости «принцессы» Фишль. Проще говоря, потаканием её синдрому восьмиклассницы.       Кончики волос юной принцессы коснулись щёк Моны в момент, когда Фишль властно повисла над ней, опёршись рукой на подушку.       — В своём неописуемом сомнамбулическом полёте, — продолжала она, — мои мысли проносились над шпилями бесславного Фалариона, демонического города тысячи чудес, где правит тысячелетний идол Лафи, — во время этого пафосного рассказа, Фишль демонстративно обнажила плечи, снимая свой кружевной пеньюар, — Пролетая над ледяной пустыней и раскинувшемся в ней городе Кадат, сознание моё предвкушало узреть твой испуганный взгляд выпавшего из гнезда совёнка!       «Хочу ей лицо разукрасить пощечинами!» — Мона раздражённо прикусила губу, но решила не выходить из образа горничной. Её щёки покрылись лёгким румянцем при виде обнажённых рельефных ключиц Фишль. — «И всё-таки…она такая красивая. Нет! Не думай об этом!»

II

Очень важная часть рассказа, которой автор бессовестно обременяет читателя

      Да простит меня читатель за то, что я, поддавшись меланхолическим дуновениям романтизма описал окружавшую наших героинь комнату не в полной действительности! Что если я скажу, что окружавшая Мону и Фишль роскошь, как и весь прекрасный замок ни что иное, как иллюзия, плод их совместного воображения? Сбросив с нашего рассказа позолоченную вуаль фантазии, читатель увидит небольшую, но аккуратную комнатку с мансардой, расположенную в чердачном помещении одного из мондштадтских домов. Если это можно так назвать, Мона и Фишль «заключили контракт взаимовыгодного сожительства», снимая её на общие деньги. Несмотря на некоторые нотки взаимной неприязни, девушки достаточно легко прижились под одной крышей и быстро сделали из их «норки» уютную комнату, а любые конфликты, которые неизбежно возникали в их общении, с каждым разом, всё спокойнее утихали. Окинув взглядом это уютное обиталище, мы увидим комнату контрастов: в одной её половине до самого потолка, в окружении кресел-мешков, возвышались полки с фантастическими романами, принадлежавшими Фишль, одни из них она зачитала до дыр, другие тихо спали, дожидаясь часа, когда юная леди соизволит их прочесть. В другой половине комнаты, возле открытого балкона взирал в небо астрологический телескоп, а неподалёку расположилось рабочее место Моны, заваленное исписанными листами с каббалическими символами, книгами за 990 тысяч моры, чашами для гадания и прочей астрологической шушурой. В комнате было достаточно много горшков с комнатными растениями, которые отбрасывали лозы и переплетаясь друг с другом создавая ненавязчивую атмосферу домашнего уюта. Так же, у противоположных друг другу стен стояли «женские уголки» Моны и Фишль, ведь как никак они девушки и им каждый день нужно прихорашиваться. Было в этой комнате и нечто общее — это диван возле небольшого камина, сам камин и, как ни странно — двуспальная кровать.       И каким бы скромным не было совместное сожительство наших героинь, не нужно забывать, что обе они хорошие фантазёрки и вместе их воображение преображает действительность, чтобы комната с мансардой преобразилась в позолоченные покои в уединённой башне в замке над тихим ночным морем. И таким образом, автор вместе с читателем заглянув за пелену их воображения на окружавшую действительность снова вернулись в прекрасное пространство безграничной фантазии Моны и Фишль.

III

Кульминация

      Тем временем одежды на Фишль оставалось всё меньше: пеньюар уже давно упал на пол, скользнув по спине юной принцессы; отстегнув лиф от корсета, девушка ловко обнажила грудь, нагоняя на щёки Моны новые краски смущения. При виде того, как по груди её госпожи скатываются кристальные капельки пота, девушка-астролог окончательно раскраснелась и прижав ноги одна к другой, поглубже вжалась в матрас.       «Почему сейчас грудь этой самодовольной дуры вызвала у меня такое волнение?..»       Артистично поиграв с волосами, Фишль настойчиво приблизилась к Моне. Выдержав паузу, смотря горничной прямо в глаза, она ловко нырнула под один из её хвостиков к обнажённой шее. От сводчатого потолка башни отразился тонкий стон девушки-астролога. Едва коснувшись губами горячей кожи Моны, Фишль тут же мягко замурлыкала, как довольная кошка, которой налили тёплого молока. Смущённая девушка-астролог плотно сжимала свои тонкие губы, чтобы не разразиться ещё одним звонким стоном и отчаянно отворачивалась, даже не осознавая, что этим она только лучше подставляет свою шею под атаку поцелуев принцессы. Параллельно всему происходившему, Фишль незаметно схватилась пальцами за лиф Моны и резким движением обнажила ей грудь.       — М-ма-ах?! Фишль!       — Ньяха-ха! Пришло время…кхм…сбросить с себя вуаль сдержанности! — голос Фишль завистливо дрогнул при виде заметно бо́льшей, чем у неё, груди Моны,       — Мхе-хе! Что такое, юная леди, не уж то вам стало завидно? — девушка-астролог ядовито ухмыльнулась, приближаясь лицом к покрасневшей Фишль.       — Чт-что?! Да с какой бы стати мне — принцессе Нирваны Ночи, пристало поддаваться столь по-человечески примитивным чувствам?!       — Ну да…ну да-а.       — М? Что за пренебрежение я слышу в твоём голосе? — Фишль быстро вернулась в роль строгой госпожи, — Честно, я думала проявить к тебе милосердие, Мона, ведь честь моего величества не должна быть запятнана слезами невинной души.              Не замолкая, Фишль встала с кровати и пройдя через все покои, откинула гобелен, закрывавший стену, чтобы активировать за ним скрытую нажимную плиту. С металлическим лязгом под потолком завертелись бронзовые шестерёнки, приводя в действие странный механизм. Спинка кровати, к которой были привязаны руки Моны, отсоединилась от корпуса кровати и начала подыматься вверх по стене; достигнув определённой высоты, спинка кровати встала в горизонтальное положение и разместилась под потолком так, чтобы связанная по руками Мона застыла в подвешенном состоянии ровно по центру комнаты. Бедняжка едва доставала кончиками пальцев ног до пола, а привязанные к спинке кровати руки сразу начали затекать.              «Вот ведь паршивка! Не думала, что Фишль дойдёт в своих извращениях…настолько далеко…»              Мона извивалась, издавая болезненные постанывания, в то время как Фишль обошла её и ловко поддев узелки корсета на наряде горничной, быстро обнажила бедняжку по пояс.              — Мх-х?! Ах ты!              — Какая у тебя милая родинка под правой лопаткой. — потирая подбородок, сказала Фишль рассматривая обнажённую спину Моны, — Оценим-ка товар в полной мере!              — Фишль стой! Какое там стоп-слово? Ах?!              Фишль со свистом вытащила из костюма Моны хлопковый шнурок, подпоясывавший талию. Наряд горничной прошелестел по длинным ногам девушки-астролога и упал на пол. На Моне остались только белые чулки с подвязками и кружевные трусики того же цвета.              Её величество снова завистливо хмыкнула носом, рассматривая окаймлённые кружевами упругие ягодицы Моны и её длинные гладкие ножки. Резким движением она откинула ногой уголок ковра, чтобы нажать на ещё одну нажимную плиту: огромные бронзовые шестерёнки снова пришли в действие. Спинка кровати, за которую была подвешена Мона, завертелась. Фишль не переставала источать женскую зависть, даже тогда, когда механизм развернул к ней Мону лицом.              «Колени! Какие у неё красивые колени!» — юная принцесса поглядывала то на колени Моны, то на свои, все в ссадинах, как у какой-то шестиклашки и преисполнилась решительностью.              Фишль схватила плеть, которую отбросила в сторону ещё в начале нашего рассказа и топнув ногой по нажимной плите, вновь заставила механизм медленно раскручивать Мону по кругу.              — И долго ты ещё будешь крутить меня, как цыплёнка вертеле? — Мона раздражённо подкатила глаза.              — Ощути же гнев своей госпожи, презренная горничная!              В момент, когда белая спина Мона оказалась перед Фишль, она взмахнула рукой. Тонкие ремешки плётки, словно клубок змей, со свистом рассекли воздух и с лязгом обрушились на спину горничной.              — Ах!-ай!              По всему телу несчастной словно прошёл электрический заряд, невероятное количество энергии криком вырвалось у неё из груди и Мона начала извиваться от боли, что пробирала её до самых костей. В это время принцесса (хотя сейчас уместнее её назвать госпожа) Фишль заливалась зловещим смехом, наслаждаясь неограниченной властью над своей слугой.              — Стонай же от моих ударов, презренная!              Плеть снова хлестнула Мону по всей спине. В неописуемой агонии, горничная-астролог откинула голову назад и повернула её направо, плотно прижимая ноги одна к другой.              — А-ахй!! М-м-м! Прекрати!              — Я не слышу извинений!              За вторым ударом последовал третий и четвёртый, и пятый…много ударов! И после каждого, Мона звонко вскрикивала, извиваясь в своих путах. Вся её спина за считанные минуты была исполосована розовыми следами от ударов, а местами на этих следах пунктирно одна за другой выступали крошечные капельки крови. И в один момент могло показаться, будто Мона привыкла к боли: она уронила подбородок на грудь и бездыханно повисла. Фишль явно не была довольна таким исходом, ей хотелось продолжать наслаждаться болезненными криками. И тогда принцесса-садистка обрушила очередной удар прямо на мягкое место Моны пониже поясницы, вкладывая в него особенные нотки женской зависти. У девушки-астролога снова прорезался голос:              — Ай! Нет! Ах-ай! Не надо!              — Ньяха-ха-ха! Что такое, пропащее дитя, не хочется заиметь рубцы на ягодицах, что будут напоминать тебе о событиях этой ночи?              Новый удар пришёлся ещё ниже — по упругим, гладким ножкам Моны. Но неожиданно для Фишль во вскрике Моны послышалось какое-то наслаждение, словно сквозь вопль агонии прорезался тонкий стон. Все мускулы в теле девушки-астролога судорожно сократились и механизм, медленно раскручивавший Мону остановился прямо тогда, когда девушка повернулась лицом к своей госпоже. На Фишль посмотрели мокрые от слёз глаза, но сквозь влагу сверкнуло пламя необузданной похоти, от которого юная принцесса изумлённо попятилась назад. Мона тяжело дышала, с каждым вздохом из её груди отлунивал мягкий стон:              — Ещё~ ещё~ пожалуйста, госпожа, ещё~ — ротик Моны был приоткрыт и Фишль видела два ряда, похожих на жемчужины, зубов.              После этого решительность юной принцессы начала стремительно растворяться, ей безусловно хотелось вкусить власть над своей горничной, но, когда та обрушила на неё свой похотливый взгляд, Фишль словно скалой прищемило.              — Нет-нет-нет! — её нижняя губа подёргивалась от изумления, — Это какой-то вздор! Такого не должно было произойти! Ты должна была слёзно молить меня о пощаде, а ты! Ты! — голос Фишль звучал, не как властная речь принцессы Нирваны Ночи, а как голосок простачки, любительницы книг по имени Эми.              — Прошу вас, не прекращайте мою экзекуцию, госпожа Фишль~ — соблазнительным голоском сказала Мона, мягко покачиваясь перед своей повелительницей. — Продолжайте бичевание~ пожалуйста~              Глаза Фишль растерянно забегали по сторонам.              — Й…я…              — Наказывайте же меня, госпожа! — в голосе Моны послышалось какое-то подозрительное раздражение, а от похоти повеяло какой-то наигранностью, но Фишль была так разбита, что даже не заметила этого, — Стегай меня! Сильнее! Слышишь?              — Т-ты…              — Я хочу пить! Но не давай мне воды! Налей воду в стакан и большими глотками выпей её прямо у меня на глазах! Я хочу страдать не только от боли, но и от жажды!              И тут остатки решительности юной принцессы окончательно развеялись.              — Хватит! Прекрати! Чёртова мазохистка-извращенка! — крикнула Фишль, бросая на пол плеть и резким движением дёргая за какой-то рычаг. Этот рычаг привёл в действие лезвие, которое перерезало шнурок, которым были связаны руки Моны.              Почти обнажённая девушка-астролог упала на колени и свернулась калачиком, прижимаясь лбом к полу, в то время как Фишль пыталась прийти в себя от нахлынувшего волнения. Их ролевую игру можно считать оконченной. Позолоченная вуаль слетела, унося за собой прекрасные покои уединённой башни в замке над морем. Мона и Фишль вновь оказались в комнате с мансардой в одном из мондштадтских домов. Фишль больше не была облачена в кружевной боди-корсет, на ней была обычная футболка с надписью «Кто твоя принцесса?» и сиреневые штаны от пижамы. Наряд Моны (если то, что осталось на ней можно назвать нарядом) особо не изменился, за исключением того, что кружевное бельё превратилось в обычные трусики со звёздочками (миленько ведь?).              Ушей Фишль коснулось приглушённое хихиканье.              — Чт-… Что ты смеёшься, извращенка?!              — Нъхп-хп-хп! Ну и простачка же ты, Эми! — насмешливо изрекла Мона, встав перед зеркалом, рассматривая свою исполосованную спину и попу.              — Чт-что ты имеешь ввиду?              — А то, что я забыла стоп-слово и решила таким образом выйти из игры.              — Ах ты! Как вообще можно забыть простое слово «Ньярлатхотеп»?              «…н-да, действительно.»              — Паршивка! — обозвалась Фишль, обижено надув губу,              Фишль всё больше походила на разбалованного ребёнка, которому испортили игру: она схватила плеть и хотела было хлестнуть Мону по лопатками, но та быстро обратилась в воду и прошмыгнув под ногами у своей бывшей госпожи, повалила её в кучу кресел-мешков сваленных в один угол возле шкафа с книгами. Пальцы Моны крепко впились в плечи Фишль, да так, что та начала вскрикивать от боли:              — Ай! Убери! Мона, больно же! Больно! Ай!              — Вот уж нет! Паршивка в этой комнате только ты, Эми! Ты хоть знаешь, как дорого будет избавиться от шрамов на заднице, после твоих интимных новшеств?! М?! — девушка-астролог дотянулась до толстого романа на столе и несколько раз стукнула им бедняжку Эми по голове.              — Ай! Ай! Ну прости меня, Мона. Ай! Как только родители вышлют моры, я сразу же оплачу тебе все необходимые процедуры! Ай!.. Извини.              Мона снисходительно вздохнула, увидев заплаканный глаз Фишль (второй был скрыт под повязкой), улыбнулась и убрала с её лица чёлку вместе с повязкой.              — Ну и чудачка же ты, Эми. — сказала она с приятной нежностью в голосе, после чего слилась с Фишль в поцелуе.              — Но ведь всего этого не было, если бы ты не согласилась на моё предложение, астролог Мона! Значит ты чудачка не меньше меня!              Мона ещё раз вздохнула, прикрыв руками свою обнажённую грудь,              — Выходит, что да…              И посмотрев недолго одна другой в глаза, девушки рассмеялись и снова слились губами в поцелуе. Фишль нежно обхватила руками шею Моны, запуская пальцы в её рассыпчатые волосы.              — Знаешь, Мона…              — Ну чего опять?              — Я хочу снова услышать тот, преисполненный страстью и любови, голос!

IV

Развязка

      Комната с мансардой погрузилась во мрак. Фишль, падая на тёплую постель увлекла в своих объятиях Мону. Девушки полностью избавились от лишней одежды: эта ясная звёздная ночь принадлежала только им.              «И всё-таки она прекрасна.» — Мона, мягко оседлав Фишль, нежно провела кончиками пальцев по её щеке и нежно опустилась с подбородка на шею, с шеи на ключицы, от ключиц на обнажённую грудь, с груди на плоский животик и от живота…ещё ниже.              — Мхах…~ — Фишль запрокинула голову, закусив губу.              — Нравится, когда я так делаю?~              — Принцесса Фишль повелевает тебе продолжать! — девушка плавно развела ноги, поглаживая Мону по ключицам.              К её большому удивлению, юный астролог нырнула куда-то вниз и через несколько мгновений она почувствовала влажные прикосновения языком.              — Ах?! Мона?              — Мх, ну тебе же хотелось интимных новшеств, Эми? — выражение, с которым Мона облизнула губы поддал жару во внутренний огонь, пылавшей в груди у Фишль.              Получив исчерпывающий аргумент, принцесса вновь улеглась на подушки, одаривая Мону полной свободой действий.              Следующие пол-оборота минутной стрелки башенных часов Нирваны Ночи можно назвать не иначе, как «истинное воплощение нежности и блаженства»: лишённое одежды, тело Фишль осыпалось нескончаемым количеством поцелуев; рассудок Её величества растворялся в пурпурной дымке блаженства, когда Мона, откинув все рамки приличия, ласкала языком её интимные «губки». Длинные пальцы Фишль ныряли ей в волосы, от чего та начинала приятно мурлыкать, вызывая этим новые ощущения для принцессы. Несколько раз Фишль обхватывала ногами плечи Моны в предчувствии оргазма, но каждый раз девушка-астролог, ловко контролируя процесс, прекращала оральные ласки, ставя подбородок на гладенький лобок Её величества.              — Ах ты~ мх~ садистка!              — От садистки слышу!              — Мх-х-х-хм!~              Мона схватила Фишль под коленями, разводя её ноги шире и продолжая процесс более агрессивно.              — Оа-ах?!~ М-м-м~ да-а~ прошу тебя~ Мона~ продолжай~ пожалуйста продолжа-а-ай!~ не ост-~ не ос~ Ах! Ах-аха-х!~              Судорожно выгнувшись мостиком Фишль испытала просто неописуемый оргазм (Да! Именно «неописуемый»! Я несколько раз пытался нормально описать пик её блаженства, но каждый раз всё зачёркивал!). Словно достигнув определённой точки удовольствия, Фишль потеряла рассудок, хватая Мону за волосы и стучась мягким местом о постель.              — А-ах! Мха-а-ах!~ Да-а~ м-м-м~ — теряя силы, Фишль окончательно обмякла.              Тяжело дыша, юная принцесса прикрыла тыльной стороной руки лицо и вдруг ощутила вокруг себя приятную прохладу остывшего одеяла, которым Мона заботливо укуталась вместе с ней — в летнюю жаркую ночь самое то! (Простите мне этот нелепейший каламбур).

V

Эпилог

      Лёгкий ночной ветер раздувал шторы и лунный свет отбрасывал свои серебряные лучи на двуспальную кровать в комнате с мансардой.              — Как ты, Эми?              — Это было просто…потрясающе~              — Сегодня же мой черёд готовить завтрак?              Фишль утвердительно промычала.              — Что приготовить утром?              — То, что моё величество считает даром небес и земли, для питания моей земной оболочки.              «У неё уже язык заплетается…»              — Ладно, сделаю на завтрак твои любимые медовые бутерброды.              — Ура!              Фишль нырнула под одеяло, чтобы покрепче обнять Мону, прижавшись к её обнажённой груди.              — У тебя же сегодня выходной, Эми?              — Угу, давай проведём этот день вместе? Я знаю отличное мест-…              — Нет, мы никуда не пойдём! — строго отрезала девушка-астролог, — Я буду дома, зализывать последствия твоих ударов! У меня вся спина в ранах, не забыла?              — Тогда позволь принцессе Нирваны Ночи нанести целебный бальзам на твои раны?              — Ох-х, хорошо, а сейчас спи!              «И всё-таки она ещё такой ребёнок…» — вздохнула Мона, поглаживая Фишль по голове и позволяя ей поудобнее улечься, — «Здесь становится жарко для нас двоих…Впрочем, Эми сейчас хорошо, как никогда, так что, чего жаловаться?»              Фишль действительно было хорошо: немного помурлыкав себе под нос, она нежно закинула ножку на бедро Моны, как бы ставя вишенку на тортик сладкого сна и замерла, постепенно погружая своё сознание в сон.       

      Конец!