Предатель

            Когда земли Смоленщины наконец освободили от оккупации, то Смоленск впервые с начала войны смог вздохнуть спокойно. По улицам города до сих пор где-то валялись трупы его людей и вражеских солдат, а в глазах до сих пор стояли те ужасы, что увидел Алексей за эти три года. Смоленск жил долго, вот уже тысячу лет, не каждый город может похвастаться таким возрастом, но именно много повидавший Алексей был глубоко поражен ужасом этой войны. Никогда прежде Смоленск не видел такой жестокости по отношению к людям, даже к женщинам и детям. Расстрел, повешанье и другие более ужасные и бесчеловечные вещи, которые происходили за закрытыми дверями. Люди гибли пачками, и их тела долгое время валялись и разлагались возле жилых домов, улочек, и никто их не убирал, потому что нацистам этого не надо было. Смоленск знал, что творят с его жителями, знал, но был бессилен, он так быстро пал, и к своему стыду стоял пораженный на коленях перед Берлином. Он ему выколол глаз.       Но даже несмотря на то, что сам Смоленск пал под натиском врага, он верил, что его дорогой Миша справится и победит. И так вскоре и произошло, теперь наступать начали не немецкие войска, а советские, и Смоленск после трёх годов ада наконец освободили.       Ещё следующие два года Алексей не мог встретиться с Москвой, ситуация на фронте того не позволяла. А между тем раны Смоленска заживали, правда выколотый глаз до сих пор был под повязкой, и Смоленск ждал, пока он восстановится, всё же прошло уже столько лет, а глаз ещё не вернулся.       Наконец, когда эта тяжкая война закончилась, Смоленск наконец смог немного расслабиться. Теперь это всё закончилось, эта борьба за существование пришла к концу.       Алексей поспешно собирался в столицу на парад Победы, он очень хотел повидаться с Мишей, всё же он не видел свою звёздочку уже, как пять лет.       Смоленск очень любит Москву, любит каждой частичкой души, любит Мишу каким бы он не был, и только с ним Смоленск снимает свою привычную хмурость и проявляет заботу и ласку к Мише. Хотя такое отношение было не всегда, раньше Алексея очень раздражал этот мальчишка Москва, который возомнил из себя невесть что, но так уж случилось, что Смоленск смог увидеть и другую сторону безжалостного Москвы. Это лишь ребёнок, который рано повзрослел, он скрывал свои слабости и горечи, и в этом Смоленск считал, что они похожи.       Подготовка к параду Победы шла стремительно, все были на ушах. Смоленск был уверен, что это будет не первый их парад в честь победы в этой войне, такое невозможно забыть и не стоит забывать, хотя бы ради того, чтобы потомки не совершили те же ошибки, что их предки сейчас. Таким парадом стоило почтить память всех павших за этот день. Другие бы сказали, что мертвых надо поминать тихо и спокойно, не торжественно, но Смоленск был не согласен, он считал, что наоборот все павшие были бы счастливы, если бы мы сейчас улыбались, празднуя нелегкую победу.       В городе также одновременно велись работы по восстановлению, в том числе и самого Смоленска.       Алексей вошёл в Кремль, его провели к кабинету Миши, и постучавшись, Смоленск вошёл туда и наконец увидел Москву.       У Смоленска невольно сжалось сердце, когда он увидел Москву. Растрёпанные пшеничные волосы, залёгшие под глаза синяки и складки делали Москву очень уставшим, было видно, что он изнурён.       Миша поднял тяжёлый взгляд своих алых глаз и сомкнул брови, хмурясь. Смоленск замер, красные глаза Москвы с недавних пор его пугали, но Алексей отчасти понимал из-за чего прекрасные глаза цвета Небес, вдруг окрасились в алый. Было похоже, что Небеса приняли рассвет или закат, но больше всего было похоже, что они попросту окрашены кровью. И такие мысли пугали Смоленск, поэтому он всегда выкидывал их из головы. — Здравствуй, Миша. — Смоленск искренне улыбнулся, что было нечасто, особенно в военный период. — Стой. — Видя, что Смоленск хотел пройти внутрь кабинета, Москва остановил его жестом ладони. Холодный тон Москвы насторожил Смоленск.       Миша поднялся из-за массивного стола, и вплотную подошёл к Алексею. — Ты так просто заявляешься сюда. Тебя не мучает совесть? — Миша говорил это со всей серьёзностью. Взгляд его был пронизан презрением и разочарованием. Смоленск отступил на шаг, отшатываясь от взгляда Москвы. — Ты о чём? Я не понимаю, Миша. — Алексей и вправду не понимал о чём говорил Москва. Он рассчитывал на тёплую встречи после разлуки, но поведение Миши вводило его в непонимание и ступор.       Москва внезапно прижал Смоленск к стенке. От неожиданности Алексей не успел среагировать, как был впечатан в твёрдую гладь. Миша, который уже давно стал выше Алексея, нависал над ним и прожигал тяжёлым взглядом, его лицо сделалось страшным.       Смоленск смотрел снизу вверх в глаза Миши, он с трудом выдерживал его взгляд. Алексей упёрся ладонями в плечи Москвы, пытаясь хоть как-то отодвинуть его массивную фигуру, но Миша лишь сильнее прижимал Алексея к стене, сдавливая пальцами кожу так, что потом обязательно появятся синяки. Смоленск не понимал, что за злость нашла на Мишу, от чего он так груб с ним. — Зачем ты лжёшь, предатель!? — Москва заговорил на неожиданно высоких тонах.       Внутри всё сжалось от боли и непонимания, Смоленск совсем не узнавал свою звёздочку, и непонимание ситуации лишь всё усугубляло. — Что ты такое говоришь?! И отпусти меня! — Всё же у Смоленска только недавно зажили раны, и новых синяков ему не надо.       Москва отпустил Смоленск, но взгляд не отводил. Алексей на мгновение выдохнул, видя, что Миша его послушался. — Очень много предателей с твоего города, неужели ты решил предать меня? Сговорился с врагами против Советского Союза! — Смоленск одолело ещё большее непонимание. Слова Миши очень ранили Алексея. Неужели его звёздочка не знал, как любит его Смоленск, как он готов свою жизнь отдать за него, не раз демонстрируя это? — Миша, что ты такое говоришь?... Ты же знаешь я никогда тебя не предам! — Прокричал Смоленск. — Не надо мне лгать, я видел отчёты! — Какие отчёты?! Неужели ты не видишь, что у меня даже второго глаза нет! Ты это называешь "сговорились"?! — Единственный глаз Смоленска защипал от подступающих слёз, а глаз, который выколот очень заныл. — Есть много свидетелей, их ты тоже станешь отрицать?! Да и к тому же, глаз ты мог сам выколоть для убедительности, всё же на нас городах всё быстро заживает. — Взгляд Москвы стал немного спокойнее, Смоленску показалось, что он даже смягчился, но Миша всё равно продолжал говорить про предательство, очень раня этим Алексея. — Как ты можешь допускать такие мысли? Мы ведь не одно столетие знакомы, неужели за эти десятилетия ты так и не смог осознать всю мою верность к тебе? — Алексей в этот раз заговорил тише, его голос поддрагивал от подступающих слёз. Он старался держаться, он не мог себе позволить плакать, тем более при Мише, как бы больно не было. Смоленск надеялся, что это лишь какое-то помутнение, и Москва всё же внемлит его словам. — Прекрати, — Москва тяжело вздохнул и на мгновение опустил веки, прикрывая взгляд алых глаз. — Я не хочу разочароваться в тебе ещё больше.       Москва снова сел за свой стол, а после говорил: — Так как я помню всю твою службу за эти столетия, то закрою глаза на твой поступок.       Смоленск замер, он не был в силах что-то произнести. Всё казалось таким нереальным, будто страшный сон. Его Миша никогда так не говорил бы с ним, тот кто сейчас за этим столом не мог быть тем Москвой, что знал Смоленск все эти столетия. Москва не поверил бы этой клевете насчёт предателей. Это не его Миша. Он другой, его взгляд и слова пугают, он совершенно не предсказуемый.       Смоленск совершенно не помнил, как покинул кабинет Москвы, а после и Кремль. Лишь где-то в отдалённой улочке он наконец остановился и прижался к стене, слёзы по-тихоньку скатывались, повязка стала важной, и Смоленск дотронулся до неё. На пальцах были небольшие следы крови, выколотый глаз кровил и с таким успехом, он никогда не заживёт. Это его цена за борьбу против врагов, в сговоре, с которыми его обвинил Миша. Это казалось настолько абсурдным, было ведь настолько очевидно, что Смоленск не делал то, в чём его обвинили, но Москва, как заговорённый, повторял это, будто это неоспоримый факт. "Не хочу ещё больше разочароваться в тебе", — Эти слова сильнее всего ударили Алексея. Смоленск за всю жизнь перенёс столько физической боли, но кто знал, что больнее ему будет от простых слов. Настолько больно, что сердце просто хочется вырвать, чтобы ничего не чувствовать. С тех пор, как он привязался к Мише, он старался защитить его, не разочаровывать. За каждый прокол Смоленск корил себя и никогда не прощал себе этого, например как в Отечественную, когда они воевали с французами. Смоленск держался, как мог, но это всё было зря, Москву сожгли, и Миша долго не приходил в себя, настолько долго, что даже новая столица Санкт-Петербург успел повзрослеть за это время. И Алексей чувствовал огромную вину, что не смог защитить Мишу, он ненавидел себя за это и до сих пор ненавидит.       Смоленск сам не понял, как стал зависим от Москвы. У Алексея никогда особо друзей не было, хотя характер у него всё же был тяжеловат и поэтому он со всеми не очень сходился, да и многие ему банально не нравились. Смоленску нравилось быть нелюдимым, и поэтому в периоды Руси он всегда искал возможность отделиться, уйти от всех. Но когда Москва присоединил его к своим землям и поставил свои правила, что Смоленск должен его защищать, конечно же ему это не понравилось. Алексей был старше Миши, и банально, когда ему какая-то малолетка указывала, что делать, это невероятно раздражало, но иного выхода, кроме как подчиниться не было. А потом Смоленск просто поближе узнал Москву, и с тех пор Миша стал единственным, кого Алексей впустил в своё сердце, он любил его, как сына. Теперь в каком-то смысле жизнь Смоленска крутилась вокруг Москвы, а если Алексей не мил Мише, то как ему тогда жить?       Смоленск утёр слезы и прикрыл бинтовую повязку на глаз волосами, чтобы кровь не была заметна. Он ещё должен был идти на парад Победы, поэтому нельзя было показывать, что ему сейчас было плохо.

***

      Когда все начали собираться на парад, Смоленск снова пересёкся с Москвой, пытаясь поймать его взгляд, но Миша не взглянул на него, лишь сухо поздоровался, будто они не виделись сегодня и прошёл мимо. Некоторые города, которые были рядом, заметили эти изменения, но не особо придали значения, у каждого крутились свои мысли в голове.       Москва стал далеко от Смоленска, но зато он стоял рядом с Ленинградом. Тот был одет в широкий плащ, который скрывал его сильную худобу, но всё же лицо Александра выдавало все последствия блокады. Москва с интересом созерцал парад, на его лице была улыбка. Не только Москва радовался, все сегодня были счастливы. И даже Смоленск огорченный разговором с Мишей, тоже улыбнулся, когда солдаты маршаровали по Красной площади.

***

      В следующие дни Смоленск предпринимал попытки ещё раз поговорить с Москвой, но тот его просто игнорировал. Между тем некоторые города награждались званием города-героя, но не Смоленск, который тоже героически оборонялся. Алексей понял, что это именно из-за того, что Миша посчитал его предателем, но с чего он это взял, Смоленск так и не понял до конца. Алексей осознал, что Миша не хочет его видеть, поэтому просто перестал искать с ним встреч, оставаясь один на один с собой.       Уже ближе к концу СССР Смоленск всё же удостоили звания города-героя самым последним. На церемонии должен был быть Москва, и это очень волновало Алексея, он так давно с ним не виделся и после тех слов попросту боялся встречаться с Мишей.       Смоленск всего распирало от волнения и страха, он боялся реакции Москвы, боялся снова увидеть тот взгляд презрения и разочарования. Но всё же взглянув на Москву, он не увидел того чего ждал, но и радоваться было нечему, взгляд Миши был холодным отстранённым.       Москва сказал пару коротких фраз на церемонии и на этом их "диалог" закончился.       А потом был развал СССР и наступили девяностые, нелегкое время, но Смоленск пытался справляться, как мог.       Неожиданно к нему в дом кто-то позвонил. Смоленск не хотя поднялся и открыл дверь. На пороге стоял Москва.       Алексей застыл в немом шоке, думая, что ему чудится. Но всё же, несмотря, на всё своё удивление, Смоленск заметил одну примечательную деталь, глаза Москвы снова были голубые. — Ты меня впустишь внутрь или так и будем стоять на пороге? — Москва легонько улыбнулся. — А.. — Смоленск отмер. — Да сейчас. — Он отошёл в сторону, впуская Мишу внутрь, а после прикрыл дверь.       Москва прошёл на кухню и поставил сетку с мандаринами на стол. — Ты когда в последний раз убирался? — Москва обвёл захламленную кухню взглядом и невольно цокнул.       Смоленск просто молча смотрел на Москву, не веря тому что происходит. Миша вёл себя так, будто до этого не было сорок пять лет холода между ними.       Миша сел на табуретку, а Алексей так и остался стоять, сверля его взглядом. — Алексей, ты чего? — С непониманием обратился Москва. Он достал мандаринку из сетки и протянул её Смоленску. — Держи, всё же недавно был Новый год, хоть и не такой радостный. — Именно перед новым годом Союз развалился. — Что ты тут делаешь? — Смоленск не ответил на вопрос Москвы, но задал вопрос сам. Поведение Москвы казалось странным и тот факт, что глаза его снова голубые, лишь подкреплял это. — Как чего? Навестить тебя пришёл, или ты мне не рад? — ответил Миша, Смоленск так и не взял мандарин, поэтому Миша решил почистить его сам. — Но как же? Ты ведь сам говорил... — Смоленск сел на табурет, наблюдая как Москва спокойно чистит мандарин. — Я тебе что-то говорил? Я просто не помню. — Миша дочистил цитрусовый и попробовал одну дольку. — Совсем ничего? — В голову Смоленска закралась мысль, что странное поведение Миши может быть от того, что тот внезапно забыл их разговор. Что тоже казалось очень сомнительно и странно. — Вообще ничего. — Спокойно ответил Миша, после развала СССР он будто проснулся от долгого сна, он смутно помнил, что с ним было последний век. — Я тебя как-то обидел? — Смоленск с таким удивлением и грустью смотрел на Москву, что у того создавалось чувство, что он что-то дурное наговорил, пока был под влиянием СССР. — Нет, не обижал.— Смоленск решил не говорить Москве, раз он этого не помнил, что было к лучшему, главное, что похоже его Миша снова вернулся к нему, это было видно хотя бы по взгляду. — Вот и славно. — Москва улыбнулся и пихнул дольку мандарина прямо в рот Алексею. — Ешь и не кисни. — Смоленск проглотил дольку и слабо улыбнулся в ответ. Но Москва всё же отметил, что Смоленск был всё же не особо весёлым, взгляд его был усталым, под глазами синяки и сам он был небрежно одет, что уж говорить про беспорядок в квартире. Из-за незачёсанных волос, которые прикрывали глаза, Москва не сразу заметил, что на лице Алексея повязка. — Что с твоим глазом? — Спросил Москва отодвигая чёлку Смоленска. Алексей невольно отодвинулся от рук Миши. — На войне потерял. — Больше Алексей ничего не добавил, он в очередной раз убедился, что Москва всё же ничего не помнит.       Москва нахмурился и убрал руку.       Смоленск встал с табуретки и предложил Мише чай, чтобы хоть как-то разбавить неприятный разговор. Москва согласился, оставшийся вечер, они просто беседовали, попивая чай и кушая мандаринки.       Смоленск в миг простил все обиды по отношению к Москве, самое главное, что они снова могут вот так просто беседовать, как в былые времена.