Наваждение

Темная беззвёздная ночь тяжёлым ковшом укрывает небосклон, погружая мир во тьму, но так и не приносит с собой прохлады. От окна в комнату вместе с изнуряющим зноем от ещё не остывшей после летнего жара земли проникает удушливый, горько-пряный аромат бархатцев, оседая на коже липкими каплями пота. Обито проводит пятернёй по практически высохшим волосам. Ещё и часа не прошло, как он блаженно отмокал в потрескавшейся ванне придорожной гостиницы, смывая с себя кровь соклановцев, а предгрозовая ночь снова выпила всю свежесть, безжалостно вернув отступника в утомляющую тело и разум духоту. Кто вообще додумался сажать под окнами бархатцы?! Лучше бы мяту какую посадили: она, говорят, успокаивает и дарит прохладу в зной. А тут только мерзкий вкус во рту и головная боль. Обито пытается увидеть скрытый символизм, увязав атмосферу этой ночи с событиями прошлой, но так и не может отыскать в себе хоть сколько-нибудь эмоций по этому поводу. Просто ещё одна деталь пазла встаёт на своё место в будущей картине под названием «Цуки но Мэ Кейкаку». Мир и любовь для всех разом… Даром. Душно! Обито откидывает голову, упираясь затылком в оконный косяк, и пытается поймать хотя бы малейшее движение воздуха. За его спиной слышится лёгкий, едва уловимый стон. Мальчишка наконец-то спит, вот только, кажется, сон вовсе не приносит ему умиротворения, заставляя метаться по простыням, выкручивая руки. Да, с «даром» он поторопился, — совсем даром не получится. Кому-то счастье достанется даром, а кому-то придётся заплатить за остальных: добровольно или нет — уже несущественно. Лицо спящего искажает мукой, и юный Учиха снова стонет — уже громче, но так и не просыпается. Обито подаётся вперёд, пристальнее вглядываясь в фамильные черты. Всё-таки Яширо был бы куда предпочтительнее, обладай он хотя бы половиной таланта этого мальчика. Яширо верил ему, был бы предан, им легко было бы управлять. Но его сил явно не хватит, чтобы выполнять задачи в Акацуки — и это его минус. Итачи же словно шкатулка с двойным дном. Недоверчивый, настороженный, маленький лжец, наивно полагающий, будто вездесущий «Мадара» не узнает о его договоре с Третьим. Дети так самонадеянны. И всё же он принесёт пользу, даже сам того не желая. Очередной горький парадокс этого мира. Неожиданно Итачи резко усаживается на футоне, уставившись в стену напротив широко распахнутыми тёмными глазами, и замирает. — Что, кошмары? — интересуется Обито, подпуская в голос сочувствия. Мальчишка не реагирует: не то что головы не поворачивает, даже взгляда не бросает на спутника. Дыхание поверхностное, быстрое, пульс учащённый. Обито машинально глядит на так приковавшую внимание Итачи стену. — Итачи?.. Ты меня слышишь? Обито встаёт, подходя ближе и заглядывая в лицо Итачи. Взгляд стеклянный, смотрящий сквозь Обито, зрачки расширены. Обито с настороженностью даже пару раз махает рукой перед лицом мальчишки. Реакции нет. Не проснулся ещё, что ли?! — Итачи! — уже громче зовёт Обито, протягивая руку, чтобы встряхнуть пацана за плечо. И в этот момент мальчишка разлепляет губы, быстро и чётко произнося какую-то околесицу. Обито присаживается на корточки рядом, чутко вслушиваясь в незнакомые слова и пытаясь уловить в них систему. — Астэре нэхтер, астэре ши но варте нэхтер, астэре ваз нату… Обито хмурится, размышляя, во что это может вылиться и не стоит ли прервать Итачи. Ну так, во избежание, мало ли какой подарочек могли заложить в мальчишку добрые славные АНБУ Конохи. Решая для начала просто хорошенько встряхнуть мальца, Обито протягивает руку. И в этот момент за его спиной заходится звоном фурин, до этого безжизненно висевший над окошком. Резко обернувшись, Обито замирает. За окном поднимается буря; то и дело тёмное небо разрезают яркие вспышки молний, высвечивая клонящиеся к земле под порывами шквального ветра деревья. Гроза пришла. Обито уже было возвращается к главной проблеме, когда замечает, как под взглядом Итачи и, словно следуя за его речитативом, по стене ползут тени, то складываясь в кольца, то распускаясь новыми витками узоров. Огонёк свечи в углу комнаты становится всё слабее, словно окружающая его тьма выпивает его, стремясь поглотить. Итачи начинает колотить крупной дрожью, от чего речитатив сбивается, и мальчишка лязгает зубами. Техника явно вредоносная, решает Обито, нанося короткий удар почти без замаха. Одно то, что Итачи даже не попытался уклониться, уже о многом говорит. Поддерживая бессознательное тело, Обито аккуратно укладывает Итачи на футон, а за его спиной вдруг раздаётся звон разбившегося фурина. Инстинкты шиноби воют, заставляя Обито буквально крутануться на пятках, ловя взглядом силуэт за окном. И в следующий миг Обито уже выскакивает на улицу, выискивая врага. Ничего, только чёртовы бархатцы чуть примяты под окном. И лёгкий, практически неуловимый в шуме ветра топоток где-то на крыше. Обито прыгает вверх, на ходу складывая печать и посылая клона в обход гостиницы. Кунай в руке описывает хвастливый круг и снова ложится в ладонь. Врагов один или максимум двое, — главное, их найти. В мире не так много противников, которые могли бы ему противостоять, если такие вообще сейчас есть. На щипце крыши лишь слабый след от босой пятки да пара крупинок земли, тут же слизанных ветром. Внизу во дворе его клон разводит руками. Мир кристально чётко и до рези в глазу проступает под действием Шарингана, но Обито видит лишь воронью стаю, ищущую укрытие в ветвях могучего дуба напротив окна их комнаты. Чакры в птицах Учиха не ощущает, но чем-то они ему не нравятся. И когда он уже готов активировать технику, за его спиной раздаётся тихий смешок. Разворот, и ночь рассекает тонкий свист сюрикенов. Обито не сомневается в своей точности, но цели нет, а россыпь смертоносных звёздочек бесславно теряется во тьме гостиничного сада. Обито нарочито срывается следом. Едва достигнув теней сада, молниеносно меняется местами с собственным клоном. Как раз, чтобы увидеть, как воронья стая втекает в окно. Их окно. Камуи! Над футоном с оглушающим граем кружат вороны, силясь заклевать жертву. Их так много, что Обито даже не видит среди смоляно-чёрных крыльев Итачи. Выскочив из портала прямо напротив футона Итачи, Обито мгновенно складывает печать, выдыхая шар огня. Если он ошибся с высотой атаки, то, помимо воронья, он ещё и мальчишку поджарит. Остаётся надеяться, что гений клана Учиха — всё же гений и не помрёт столь глупой смертью. Стая распадается, частью сгорая, частью вылетая обратно в окно, предварительно пометавшись по комнате. Шум стихает. Слышно лишь, как за окном хлещет дождь, изредка врываясь в комнату тяжёлым гулом громовых раскатов. Яркие вспышки молний то и дело выхватывают зловещие мазки чёрных пятен: то кружащих по комнате перьев, что медленно оседают на пол, то обгорелых тушек, валяющихся возле кровати. На скомканной, испачканной кровью простыне жмётся Итачи, прикрывая голову руками. Сейчас он выглядит скорее испуганным ребенком, чем грозным убийцей собственной семьи. Этот образ никак не вяжется с тем собранным целеустремленным бойцом, который пришёл к Обито за помощью. И Обито становится мерзко от мысли, насколько прогнил этот мир, в котором погасли все крупицы света. Он принимается тормошить мальчишку, но тот лишь сильнее жмурится и молчит. Секунда на принятие решения, и Обито, подхватив парня на руки, тащит его в ванну. Сгрузив ношу, Обито выкручивает вентили, настраивая душ, и принимается аккуратно выпутывать Итачи из одежды и смывать кровь. Несколько раз умывает всё ещё заторможенного и так и не открывшего глаза Итачи. Царапин много, но они неглубокие. Серьёзных повреждений нет. — Ну же, Итачи! Ты чего? — Обито непонимающе осматривает парня. — Ты же шиноби, а скис, как монашка. Давай, приходи в себя… Ау?! Поговори со мной! Обито наклоняется ближе, похлопывая парня по щекам. Тот наконец реагирует, поднимая лицо навстречу. И мир переворачивается! На Обито смотрит Рин. Девушка чуть приоткрывает ротик, тревожно вглядываясь в глаз сквозь единственное отверстие в маске, так знакомо хмурится, силясь узнать в склонившемся над ней человеке Обито. Чуть подрагивающие пальчики ложатся на грудь, скользя вверх к шее. И Обито, срывая дыхание, перехватывает её руку. Это не может быть Рин. Рин умерла! Нужно сильнее заломить руку, вырвать правду, кто осмелился использовать её образ против него. Но его рука медлит, не в силах причинить боль, пускай даже этой жестокой подделке. Обито чувствует себя жалким слабаком за своё желание продлить обман хотя бы ещё на пару секунд. А девушка подаётся вперёд, обнимая за плечо, прижимаясь к его груди и даже не пытаясь освободить свои пальчики из его хватки. Это её запах, её сердце бьётся так рядом. Шаринган с неумолимой точностью фиксирует малейшие детали, заставляя мозг сопоставлять факты. Это Рин, его Рин! Никакая техника не способна обмануть его Шаринган — это она! Это не может быть она. Обито забывает, как дышать, не справляясь с собой, обнимает в ответ, робко прижимая к себе. Ещё секунда, мгновение — и он обязательно найдёт брешь в этой иллюзии… но ещё хотя бы одно мгновение. Под его руками живое тепло влажного тела, и руки Рин неумолимо тянут маску вверх, открывая лицо. И из глаз Рин катятся слёзы, когда её пальчики невесомо прослеживают по его лицу шрамы. Она всхлипывает и подаётся вперёд ещё ближе, отыскивая губами его губы. «Это не может быть Рин, — отчаянно бьётся в висках, — соберись!» Но руки Обито лишь сильнее стискивают девичий стан, жарче прижимая столь желанную мечту к себе. Кровь бьёт в голову, вымывая из неё все связные мысли и растекаясь по телу раскалённой волной. Обито задыхается, скользя губами по щекам Рин и сцеловывая её слёзы. Та закидывает голову, открывая для жадных поцелуев шею, плечи, ключицы. Тёплая, живая — его Рин. Чувствуя, как под губами стучит пульс, Обито буквально выдёргивает на себя девушку из ванны. Гладит, отслеживая руками плавный переход от талии к бёдрам и дурея от захлестнувших его чувств. Мир сжимается до одной точки, до трепещущего в его руках тела. И Обито сам сползает вниз, не в силах устоять на ногах. Рин тяжело дышит, она податлива, как карамельный сироп, почти невесома, — и всё же он с упоением чувствует её вес на себе. Как она скользит по нему, ёрзая на его бёдрах в попытке притереться ещё ближе. Её ладошки дёргают за собачку молнии на плаще, забираются под рубашку. Она отвечает на поцелуи Обито и сама прокладывает влажную дорожку поцелуев от скул к ключицам. Жарко шепчет ему в плечо: — Астэра хаваш тан. Вот только звук отчего-то идёт сверху. Обито инстинктивно поднимает глаз на висящее над раковиной зеркало. Медленно осознавая, что слова какие-то чужие, и голос чужой. Из зеркала на него смотрит усталое лицо жены главы кланы Микото, которая чуть покачивает головой в знак неодобрения. Иллюзия рассыпается, и Обито медленно приходит в себя, понимая, что сидит он в луже на полу в ванной, а на нём верхом, уткнувшись лбом в плечо, лежит совсем не Рин, а старший сын главы — Итачи, с которым они на пару буквально вот вчера вырезали весь его клан, включая саму Микото. Из ванны вылетают струи воды так и не выключенного душа, противно попадая в ухо и окончательно смывая наваждение. Итачи вздрагивает всем телом и тоже, кажется, начинает приходить в себя. Обито поспешно опускает маску. — Что происходит? — бывший наследник клана оглядывается, отстраняясь. Обито чуть ли не кожей чувствует, что ещё мгновение — и Итачи активирует Шаринган, и тоже ёрзает, выползая из-под парня. — Тебе стало плохо, я решил, что душ поможет, — Обито разводит руками. — И мы, кажется, упали! Итачи встаёт, недовольно хмурясь и осматривая ванну. — Тебе снился кошмар, — продолжает Обито, внимательно наблюдая за мальчишкой, — разве ты не помнишь? — Нет, — после несколько затянувшийся паузы всё же отвечает Итачи, принимаясь собирать свои вещи. Обито тоже встаёт и спешит перекрыть воду, пока они окончательно всё не затопили. — Да, неудачно как-то вышло, — тянет Обито. — Что здесь произошло? — повторяет вопрос Итачи, и Обито оборачивается. Итачи стоит на пороге комнаты, осматривая покрытую копотью стену и разворошенный футон с измятой грязной простынью. Обито возвращается в комнату, оставляя за собой россыпь капель, и задумчиво оглядывается, оценивая место происшествия: — Похоже, у нас был неравный бой с твоей простынёй… Ты точно ничего не помнишь? Итачи не отвечает, смерив подельника фирменным учиховским взглядом. Просто разворачивается и уходит обратно в ванную, выжимать промокшие вещи. — М-да! — тянет Обито, оставшись один в комнате. Ни перьев, ни крови, ни прожаренных вороньих тушек, только разбитый фурин, испорченные простыни и красноречивое пятно на стене от катона, да чудом уцелевшая свеча в углу комнаты. Ах да, ещё гроза за окном. И где-то в саду потерявшийся клон, чьё развоплощение также не принесло никакой новой информации. Остаток ночи проходит без происшествий. Итачи оказывается молчаливым спутником, да и Обито как-то не тянет обсуждать ночные приключения. Лишь утром, когда они уже покидают гостиницу, Обито оборачивается, почувствовав на себе чьё-то внимание. Под дубом стоит женщина, кажется, смотрящая им вслед, — из-за распущенных тёмных волос, скрывающих лицо, её взгляд поймать сложно. И всё же Обито не сомневается: она смотрит на них. Невысокая, босоногая, в простеньком белом кимоно, она неподвижно стоит в тени ветвей. Итачи тоже останавливается, вопросительно глядя на подельника. Обито собирается кивнуть мальчишке в попытке указать на преследовательницу, но та словно успевает раствориться в воздухе.

***

Солнечные блики игриво перескакивают по мокрым камням. Лёгкий, прохладный ветерок треплет кроны деревьев, аккуратно высаженных вдоль речки. Обито, облокотившись на красные перила изогнутого мостика, равнодушно слушает доклад Зецу. — Лидер-сама только что представил членам Акацуки вашего протеже и назначил ему пару. Кажется, не все довольны распределением… Обито неинтересны дрязги Акацуки. Хотя стоит отметить, что Змеиный саннин слишком мутный тип, от него хорошо бы избавиться. И Итачи вполне способен решить эту деликатную проблему. Особенно с учётом нездорового интереса Орочимару к Учихам, столкновение практически неизбежно. Но у Обито из головы не идут события двухнедельной давности. Он вертит воспоминая и так и сяк, пытаясь найти в них рациональное зерно. Но стоило им с Итачи тогда покинуть злополучное поселение, как преследование прекратились. И больше их никто не тревожил, что было странно. — Ты нашёл свидетельницу? — Нет, — качает головой Зецу. — В том селении таких женщин нет. Мы ещё посмотрим по округе. Но ничего не обещаем. Ни следов чужой чакры, ни чего бы то ещё подозрительного мы не нашли. Обито задумчиво кивает, глядя, как вода с пенными брызгами перескакивает через камушки на дне речки. — Зецу, фраза «астэра хаваш тан» тебе о чём-нибудь говорит? Воля Мадары довольно долго молчит, а потом поправляет: — Астэре хаваш тан — ударение на последний слог. «Ведьма вышла вон», если переводить дословно. Это давно забытый и уже мёртвый язык. Ещё до цивилизации шиноби и открытия чакры некоторые люди использовали его в заговорах от зла. Современных религий в то время ещё не существовало, или они только зарождались, вот люди и верили во всяких злых и не очень духов или ведьм, которые насылали на людской род болезни, проклятия и кошмары. А подобные слова должны были служить защитой. — И как это работает? — Никак. Это суеверие, предрассудок, не имеющий под собой реального обоснования. Человеческая фантазия. Где вы это услышали? — Да так, — вдаваться в подробности Обито не хочется, глупо всё как-то вышло. — Кошмар приснился. — Вам опять снятся кошмары? — Мне всегда снятся кошмары, — поправляет Зецу Обито. — Но это уже не имеет значения. Нас ждёт работа.