Поэтому я существую.

— Сообщаем вам из южного Эсуха-сити, что поступили сообщения о нескольких внезапных ночных нападениях… — …здесь, в Хосу, мы доводим до вашего сведения, что люди с необычными мутационными причудами подвергаются нападениям поздно ночью… — По информации, пятнадцать жертв по всей Японии… — …госпитализация во всех уголках каждого города… — Если у кого-то есть информация об этих странных, рассчитанных нападениях… — Если вы окажетесь в одиночестве поздно ночью… — Немедленно звоните в полицию.

***

— Думаю, у меня есть последняя просьба к тебе, Томура Шигараки. Томура сжимает свой стакан с конденсатом четырьмя пальцами и слышит, как он трескается. Он оглядывается назад, где сидит за стойкой. Кирогири неподвижно стоит за стойкой, внимательно наблюдая за ним. — Чего ты хочешь, старик? Короткая усмешка. — Не стоит враждовать, мальчик. Я прошу лишь об одном, и тогда ты сможешь получить все, что захочешь. И я имею в виду все. — Руки Мортифера взмахивают, пока он говорит. Медленно, сосредоточенно. Грациозно. Его дыхание хриплое под металлической маской, вдох и выдох, как у сломанного автомобильного двигателя. — Вы были приятно терпеливы. Томура отпускает тск. — Трудно ослушаться, когда к твоему горлу приставлен нож. Еще одна усмешка, только более глубокая. — Надеюсь, вы понимаете мои доводы. Может, я и хочу хаоса, но даже такой план должен быть идеальным. Томура устремляет взгляд на стену, а затем хмыкает. — Выкладывай. Ты и так держишь этот чертов город в напряжении своими странными нападениями. Чего ты хочешь теперь? Глаза Мортифера ярко блестят. Он медленно вдыхает воздух, но его прерывает звук открывающейся двери. — Ой, у меня есть кое-что для вас… ах, черт, — затянувшись сигаретой, Гиран заходит в бар, когда он останавливается. — Не вовремя? Глаза Мортифера скользят в сторону, а поза остается прежней. Высокий и устрашающий. Он поднимает бровь. — Ты и свое чувство времени прокурил, Гиран, — прошипел Томура. — Что ты здесь делаешь? Гиран нервно ухмыляется. — Ты же знаешь, Шигараки, я никогда не предсказуем. — Он поправляет очки указательным пальцем. — Но если сейчас действительно неподходящее время, я могу извинить себя и тех, кого сочту необходимыми в будущем. Вербовки? Любопытство защемило его. — Нет, останься, — говорит Томура, бросая взгляд на Мортифера. — Он может подождать. По его шее ползет зуд. Он почесывается. Гиран ухмыляется, открывая дверь пошире для двух фигур, стоящих за ним. — Хм, вот это зрелище. Ты не очень хорошо представляешь себя. — Покрытая шрамами плоть, которая, кажется, должна пахнуть копотью и гарью. Черные волосы. — Кто этот Бейн-рот-на-замок? Вслед за этим раздается девичий визг. — Ух ты, да это же рукастый парень! Тот, кто знает Стейна! — Блондинка, с беспорядочными пучками, в свитере и юбке школьницы. — А вот тебя я не узнаю. — Она ухмыляется, демонстрируя острые клыки, указывая на Мортифера. — Ты страшно выглядишь. Мне это нравится! Ого. Какая охуенная пара. Школьница и гребаный гот-бандит. Томура чувствует, как рык проникает в его горло. — Отлично, как раз то, что мне нужно. Отродье и засранец. Поскольку Мортифер уже здесь, эта группа только усиливает раздражение из-за его вспыльчивости и недостатка сна. Кожа чешется от желания покинуть это место. Он машет рукой. — Неважно, пусть убираются отсюда, пока у меня еще больше не разболелась голова. — Он смотрит на Мортифера, прикрывая лицо рукой. Курогири готов возразить, но Мортифер прерывает его попытку. — Ну-ну, мой мальчик… я думаю, они могут быть тебе полезны. Никогда не знаешь. Глаза Гирана устремлены на Мортифера. Через мгновение они сужаются до щелей. На его лице появляется гримаса отвращения. — Черт. Ни хрена не узнал тебя, Мортифер» Глаза Томуры расширяются. Он его знает? Гиран кривит губы. — Думал, эта сука-баба тебе лицо отрезала. — Он быстро и раздраженно затягивается сигаретой. — Грустно, жаль, что у неё не получилось. — Он выдыхает. — Едва ли, — спокойно говорит Мортифер. Гиран указывает на Томуру. — Значит, ты встал на сторону самого маньяка-психопата, а, Шигараки? Как скучно с твоей стороны. — Не самый лучший выбор для меня, — плюется Томура. — Не надо меня опекать. Мортифер тихонько смеется — снова. — О Гиран, ты никогда не меняешься, не так ли? Гиран затягивается, вдыхая дым из сигареты, а затем бросает окурок в сторону Мортифера. — К черту все это, я ухожу. Вы, ребята, прекрасно можете представиться сами. — Как грубо, я думал, тебе нравится мое общество, — воркует Мортифер, широко расставив руки. Гиран фыркает. — Да, и это было до того, как ты на моих глазах превратил моего клиента в гребаный таксидермический проект, — огрызается его грубый голос, когда он закатывает глаза и захлопывает дверь. На мгновение в баре становится тихо. Неловко. Томуре это уже надоело. — Ну, давайте. Расскажите мне, кто вы такие и какого черта здесь делаете, — фыркает он, стараясь не обращать внимания на Морфитера. — Это уже чертов цирк… — Я Тога Химико! — Девушка широко улыбается. — Я здесь, потому что хочу, чтобы в мире стало легче жить. — Ее желтые глаза и клыки вызывают у Томуры неприятные ощущения. — Я хочу стать такой же, как мистер Стэйни. Я хочу убить мистера Стейни! Мортифер наклоняет голову, заинтригованный. Господи. Еще один псих. Томура смотрит на черноволосого парня. — А что насчет тебя? Ты такой же сумасшедший, как и эта? Парень тсыкает. — Не стоит, она чертовски маниакальна. — Разлагающаяся кожа вокруг его лица складывается, когда он говорит. Ржавые скобы двигаются вместе с ней неловко — отвратительно — как дешевый грим на Хэллоуин. Томура солгал бы, если бы сказал, что ему не любопытно и не противно. Томура хмыкает. — Итак, давайте послушаем. Как тебя зовут? — Меня зовут Даби. Брови Томуры сужаются. — Твое настоящее имя. — Ты узнаешь его, когда придет время, — прошипел Даби в ответ. — Я здесь, потому что хочу исполнить волю убийцы-героя. Я хочу, чтобы его взгляд на будущее стал реальностью. — Отлично. Ты тоже сумасшедший. Его терпение слишком истощилось, чтобы он мог оставлять этих людей в живых. — Полегче, Шигараки, — вступает в разговор Мортифер, шагнув вперед. — У всех есть свои амбиции, даже у тебя. — Ты так говоришь, будто твоя идеология не является чертовым психозом, — огрызается Томура. — Не говоря уже о правдоподобности. Быстрее, чем щелкает палец, Томура ощущает на шее тугое, стягивающее чувство. Как от удара удава, он даже не успел пошевелиться. Он задыхается, обеими руками хватаясь за мокрую и склизкую смолу на трахее. Она не может разложиться. Его пальцы скользят по ней, как по жидкости. Как будто его гниющее присутствие уже мертво. Она не может разложиться. Язык тела Курогири резко меняется на бдительность и готовность. Тога и Даби, кажется, делают то же самое. Стоят наготове. Осознают. Двое новичков остаются на месте. Он не может сказать, что творится у них в голове, но можно предположить, что они не хотят видеть, что с ними случится, если они сделают хоть шаг. На лбу Тоги выступает пот, и она хватается за нож, спрятанный в кармане. Мортифер подходит ближе, удерживая Томуру так, чтобы его ноги не касались земли. Они борются под ним. Он не может дышать. Он задыхается. Он не может… Морфитер говорит, словно улыбаясь, наклоняя голову. — Похоже, ты забыл свое место» Его присутствие совершенно не чувствуется. Тошнотворно — теснота и удушье. Ужасное ощущение смерти. Оно совершенно не соответствует его лицу. Его веселые глаза. Позитивный тон. Это чертовски ужасно. Курогири напускает на себя туман. — А-а-аа~, я бы на твоем месте этого не делал. — Хватка на шее Томуры становится все крепче, заставляя его пищать. Курогири отступает. — Какого хрена ты делаешь? — говорит Даби сквозь скрежет зубов. Мортифер смотрит в сторону, глаза ярко-красные и ядовитые. — Я терпеливый человек, Даби. Но это терпение иссякает, когда люди оскорбляют мое дело. — Он сжимает руку еще крепче. — Особенно когда я так близко. Я просто прошу еще об одном одолжении. Томура открывает рот, чтобы прохрипеть. — Блядь… Мортифер сжимает его еще крепче, выталкивая писками из легких Томуры воздух. Томура начинает чувствовать головокружение. Он хватается ногтями за шею, пытаясь освободиться от липкой слизи. Он не может втянуть даже унцию воздуха. Он почти чувствует, как трескается его трахея. — Ты такая змея, — шипит Тога, крепко сжимая в руке нож. — Стейн никогда бы не поступил так опрометчиво! Мортифер хихикает. Из его пор вытекает смола, клубясь и растекаясь по голове и рукам. Черная и липкая, пузырящаяся и растекающаяся. Она капает на землю, как расплавленный асфальт. — Это довольно забавно, юная леди, — говорит он, поворачиваясь лицом к Тоге и Даби. Томура хрипит, глядя, как лицо человека в маске покрывается смолой. — Этот человек, которого вы так восхваляете, всего лишь трус. Тога обнажает зубы, а Даби сужает глаза. — Возьми свои слова обратно! — рычит Тога, поднимая нож. Капает смола. Томура открывает и закрывает рот, как рыба в воде. Мортифер снова хихикает, только глубже. — Он уже много лет лежит у моих ног, как собака. Забавно, что ты считаешь его храбрым. — Из его рта доносится шипящий звук. — Легендой. Тар формирует на своем лице заостренное рыло, демонстрируя ряды и ряды острых клыков. — Я сделал его… Словно чудовище из адских ям, он увеличивается в размерах. Его присутствие становится все более отвратительным. Слюни и деготь капают на землю и просачиваются в изношенное дерево. Комната темнеет. Чернеет, как пустота. Как пустое пространство. Тишина и пустота. Словно что-то из кошмара. Все, что он видит, — это чернота и красные глаза-бусинки. Размытость кислородного голодания. Томура чувствует, как смола нагревается, согревая его кожу и заставляя потеть, пока он продолжает бороться. Его зрение становится пятнисто-белым. Сквозь ограниченное зрение он видит череп животного, выглядывающий из смолы. Из глазниц и челюсти сочится слизь, похожая на жуткую черную рвоту. Из черепа странной формы торчат оленьи рога, демонстрируя драную, гниющую кожу и засохшую труху. — Что за блять, — ругается Даби. Дым поднимается от его ладоней, когда он с отвращением смотрит на абсолютное чудовище перед ними. Тога лишь смотрит на него с закрытыми глазами. Хватка на шее Томуры переходит на его торс. Он громко задыхается, кашляя, так как кислород поступает слишком быстро. Такое ощущение, что его открыли, как бутылку с газировкой. Не успев как следует отдышаться, он падает на землю и прилипает к дереву, словно попав в какую-то клеевую ловушку. Туман из Курогири вырывается наружу. Тога бросается вперед с клинком, к ней присоединяется Даби, из его кулаков вырывается ярко-синее пламя. Мортифер рычит, уворачиваясь от ножа и пламени, направленных в его лицо. Другой рукой он хватает Даби и валит его на землю, как Томуру. Он щелкает челюстями, хватая Тогу в воздухе. Она вскрикивает, когда его клыки вонзаются в ее открытую кожу и рвут рубашку — он был очень близок к тому, чтобы покончить с ней прямо здесь и сейчас. Курогири замирает. Даби кричит, вырывая пламя из своих рук. Смола раскаляется, пузырится и исходит паром, заставляя его остановиться и застонать от боли. — Ты кусок дерьма! — хрипит Томура. — Что ты за херь!!! Он борется в смоле, но его конечности прилипают еще сильнее. Он пытается дотянуться до пола, прогнуться и выскользнуть из хватки. Но Мортифер держит его крепко. Струя жидкости перетекает на Курогири, ожидая, когда он сделает шаг. Держит его, словно приставив пистолет ко лбу. Мортифер разжимает челюсти, роняя Тогу на землю. Она остается лежать, ударившись о мокрую землю с брызгами. Она дрожит от страха, держась за живот, глядя в бездушные глаза перед собой. Он наклоняется вперед, хрипя и булькая. Его шея громко трещит в стороны, из зияющей пасти на землю и на грудь Томуры вытекает еще больше смолы. Томура практически чувствует запах смерти от его дыхания. — Я человек со своими взглядами. Томура отводит голову в сторону, пытаясь уклониться от запаха. Ужасный, мать его, запах. — И я позволю тебе гнить в моче и дерьме моих камер, пока даже твои кости не истлеют, если ты не признаешь этого. — С каждого слова на Томуру капает деготь, и он шипит и рычит. Он рычит, отступая назад, чтобы оглядеть всех в покрытой смолой комнате. Черное. Все черное. — Я получу то, что хочу, чего бы мне это ни стоило. Томура задерживает дыхание. Он задерживает его так, словно от этого зависит его жизнь. — А сейчас я хочу, чтобы ты отправился на небольшое задание для меня. И вот тут… Вот так. Томура понял, что Стейн был прав. Он действительно заключил сделку с блядским дьяволом.

***

— Как вы все знаете, завтра состоится финал семестра, — вздыхает Ластик. — Я ожидаю, что вы все превзойдете себя на практических и письменных экзаменах. Ведь на кону стоит очень многое. Половина класса застонала. Точнее, Каминари и Мина. Оттенки нытья специфичны и легко различимы по сравнению с более глубокими, собранными вздохами. — Не забывайте готовиться к любым обстоятельствам, практические задания в этом году будут сложными. Все кивают. Изуку морщится. Он: В жопе. По-другому и не скажешь. — По крайней мере, практические снова будут роботами, — бормочет Каминари. — Где ты это услышал? — вклинивается Серо. — Старшеклассники, видимо, делают это каждый год. Это показывает наши успехи по сравнению с вступительным экзаменом. Ластик перетасовывает свои бумаги, выглядя, как всегда, довольным. — Хм, логично, — говорит Урарака. Но даже если бы это было так, Изуку ничуть не готов. Из-за всего, что произошло за последнюю неделю, у него не было времени даже немного подготовиться к экзаменам. Или тренироваться. И даже на то, чтобы чувствовать себя достаточно эмоционально нормально, чтобы не захотеть блевать на уроке. Его разум с трудом удерживался от мыслей о допросе. И Дай… Из-за этого он не спал ни одной ночи. Ее не было несколько дней. Он чертовски напуган. Школа не была приоритетом. Конечно, с некоторой помощью он сможет сдать письменные экзамены. Ему просто придется зубрить. Но вот практические… Он не был в боевых условиях со времен Хосу. Неизвестно, как поведет себя его тело — потеряет ли он контроль, разорвет ли органы, а может, и то, и другое. В любом случае, у него эмоциональный срыв. И хотя кажется, что это роботы, неизвестно, что будет дальше. Ничего уже нельзя предсказать, по крайней мере, для Изуку и его будущего. — Если вы все хорошо выступите в финале, есть вероятность, что во время каникул мы примем участие в летнем тренировочном лагере. Большинство из вас, вероятно, уже знают об этом, учитывая, что это ежегодное мероприятие. Но воспринимайте это как способ сохранить мотивацию к экзаменам. Этот лагерь очень важен, если вы хотите усилить свои причуды и подтянуть себя. Класс оживляется, садится прямее на свои места, устраняя депрессивные горбы, которые они когда-то носили. — Но если вы провалитесь… Ластик поднимает взгляд от своих бумаг. — Вместо этого вы будете участвовать в том, что я люблю называть летним школьным адом. — Он улыбается. Язык тела напрягается. Атмосфера уже не такая веселая, как раньше. Некоторые предчувствия возвращаются. Ластик улыбается. Изуку испытывает полуискушение наброситься на этого человека. Конечно, его это забавляет. — А теперь идите домой. Вам нужно ко многому подготовиться. — Да, сенсей. Бумаги шаркают, стулья скрипят, все хватают свои вещи и начинают расходиться. Изуку вздыхает с благодарностью, радуясь, что еще один долгий день закончился. Он берет свой блокнот и с легкостью засовывает его в рюкзак. — Бакуго, Мидория», — зовет Ластик. Изуку поднимает голову. «Останьтесь». Бакуго оглядывается на Изуку, сжимая рюкзак в кулак. Ластик выглядит серьезно. Смертельно серьезно. И это не его спокойное лицо говорит за него, Изуку может судить по его ауре. Он редко испытывает такое чувство, обычно оно струится вокруг него, когда он напряжен. Или эмоционально напряжен. Обеспокоен. Это несколько обескураживающе, если не сказать — нетипично. Обычно герой умеет держать свои эмоции в узде. — Ха, удачи, — поддразнивает Минета, стоя за спиной Изуку. Изуку закатывает глаза и, схватив сумку, перекидывает ее через плечо. Ластик захлопывает дверь, как только последние люди уходят — Иида, Киришима и Тодороки, что неудивительно. По какой-то причине они не могли остаться. Даже они почувствовали, что с их учителем что-то не так. Ластик вздыхает. Проводит рукой по руке, а затем возвращается к лицу. Он сурово трет глаза. — В принципе, меня могут уволить за то, что я сказал вам об этом заранее, но если я этого не сделаю, то это будет просто глупо, — пробормотал Ластик, поворачиваясь лицом к Бакуго и Изуку. — В этом году практическая часть была изменена. Изуку поднимает бровь. — Хорошо… — В глубине живота он понимает, что впереди его ждут печальные новости. Бакуго хмыкает. — Отлично, чего нам ждать? — Он закатывает глаза. — То, что ты говоришь только нам, означает, что ничего хорошего. Ластик сжимает переносицу и выдыхает. — Они изменили практический экзамен: два студента стоят лицом к лицу с сотрудником. Роботы слишком легки, чтобы показать ваше совершенствование. У Изуку сводит желудок. — Нет, — говорит он, уже понимая, к чему все идет. Ластик выглядит явно неважно. — Директор не допустил бы дебатов. Если бы я был на собрании, я бы набил ему морду за то, что он предложил такую ужасную идею. — В другой руке он сжимает стопку бумаг. — Завтра вы двое предстанете перед Всемогущим. Изуку слышит, как Бакуго скрежещет зубами. Он сжимает кулаки. Бакуго вдыхает. — Сенсей, — спокойно говорит он. Ластик поднимает бровь. — Я собираюсь что-нибудь сломать, лучше не останавливайте меня. Их учитель не возражает. — Отлично. Бакуго достает телефон из заднего кармана и бросает его в стену. Экран взрывается от удара, осыпая землю осколками стекла. Громко, неожиданно. Это Бакуго и его гнев. Но они не вздрагивают. Ни капельки. — Неужели эта чертова мышь его ненавидит? Бакуго хмурится, глядя на Изуку. — Господи, это просто кошмар. — Я не знаю, какова его цель, — говорит Ластик. — Но вы оба должны мне кое-что пообещать. Изуку слушает. Бакуго слушает. Они оба стоят и смотрят, как меняется аура, окружающая Ластика. — Мне плевать, что там произойдёт, пусть этот чёртов парень катится в ад.

***

— Господи… такими темпами мы сможем начать поиски только через несколько месяцев, — говорит Юма, приседая на крышу, на которой они стоят. Одна из ее рук с досадой потирает висок. Хирото выдыхает, положив руки на бедра, — поражение. — Я знаю… Уже несколько дней полиция занимает каждый квадратный дюйм города. Им было трудно выбраться наружу и выполнить свою работу. Начать поиски Дай. Дьявольское гнездо. Не то чтобы это было невозможно, они выполняли работу, когда полиция забиралась в каждый карман. Единственная проблема, с которой им придется считаться, — Сайома. Хирото неприятно об этом думать, но, несмотря на то что он — единственный шанс хоть как-то узнать, где находится Дай, он — помеха. Он пробыл там слишком долго. Речь разрушена, памяти о долгосрочном прошлом нет. Нет контроля над формой. Хирото был на волосок от того, чтобы оказаться в такой ситуации, когда был в плену. Когда он достиг этой точки, возврата уже не будет. Сайома очень помог, говорил, писал, когда мог. Но, к сожалению, как собака-ищейка, ищущая бомбу, он не может помочь, пока не окажется там физически. Он должен почувствовать запах маршрута. Узнать его. Проследить его. У них мало времени. У Дая мало времени. До боли очевидно, что недавние ночные нападения — дело рук Мортифера. Болезненно. Хирото и Юма старались изо всех сил, днем и ночью патрулируя и сканируя в поисках любого намека на Мортифера и его крыс. Пытались предотвратить новое нападение. Проследить за нападающими. Выяснить, что они планируют. Юэ пробовала взламывать дорожные камеры, надеясь, что это хоть немного поможет. Но, несмотря ни на что, они никогда не успеют вовремя. Дьявол слишком хорош в своих планах, и Хирото это уже порядком надоело. — Что же нам делать? — спрашивает Юма, расстроенный. — Мы сейчас в клетке. — Она с досадой проводит рукой по волосам. — Я не знаю, Юма, — бормочет он, глядя на улицу вместе с Юмой. — Но мы должны продолжать пытаться. Потому что если не получится… Неизвестно, в каком аду окажется Япония.

***

— Ты в порядке, милый? — мягко спрашивает мама Изуку. Она наклоняет голову, указывая палочками на его тарелку. — Ты едва прикоснулся к еде. Изуку сглатывает, откладывает палочки и улыбается. — Я в порядке, просто не голоден. — Он снова сглатывает. У него болит голова и бурчит в животе. С тех пор как он вернулся домой из школы, у него началась паническая атака. Он чувствует это в груди и голове — назревает буря. Всемогущий… Он снова сглатывает, чувствуя, как сжимается горло. — Ты выглядишь зеленым, что-то случилось в школе? С твоими друзьями? — Она с беспокойством кладет руку на стол. — Ты знаешь, что можешь поговорить со мной, милый. Тебе больше не нужно прятаться. Изуку испускает короткий вздох. Он знает… — Я в порядке, мама, — пробормотал он, все еще улыбаясь. — Думаю, я просто лягу спать пораньше, если ты не против? Завтра у меня финальные экзамены. Она смотрит на его дергающиеся пальцы и заметно побледневшее лицо. Она кивает, нахмурив губы. — Спасибо, — говорит Изуку, вставая со своего места с излишним рвением. — Люблю тебя. — Он подходит к ней и целует в макушку, после чего направляется к лестнице. — Я тоже тебя люблю, милый, — говорит она, когда он бежит вверх по лестнице. Он слышит разочарование в ее голосе. Печаль. Он ненавидит заставлять ее чувствовать себя так… но даже если она теперь знает, даже если она может помочь справиться с болью… Он не может говорить об этом прямо сейчас. Не может. Он снова сглатывает, но на этот раз горло сжимается, и он чувствует, как желудок пытается заползти в горло. Он задыхается. Ускорив шаг, Изуку торопливо преодолевает последние несколько ступенек, прежде чем добраться до ванной. Едва успев войти в дверь, он падает на пол и хватается за бачок унитаза. Он сгорбил спину и жалобно заскулил. Впиваясь ногтями в фарфор, он чувствует, как желудочная кислота обжигает ему горло, выплескивая все из желудка. Он захлебывается и его рвет, и рвота длится, кажется, несколько минут. Он выбрасывает все из своего кишечника, пока не остается лежать на четвереньках. Он отхаркивается, сглатывая и отплевываясь. Его глаза слезятся и роняют горячие слезы. Он чувствует себя лучше, но в то же время ему гораздо хуже. Трясущейся рукой он спускает воду и падает на холодный кафель ванной. Изуку вдыхает и выдыхает через рот, держась за живот, лежа в позе зародыша. Тревога, омывающая его тело, настолько сильна, что ему снова хочется блевать. Завтрашний день — это лишь вишенка на вершине его разрушающегося психического состояния. Он не знает, сможет ли он это сделать. Он так зол — зол на этого человека и на ситуацию, с которой он имеет дело. Но он также страдает. Он страдает. И он не знает, сколько еще сможет продержаться. Он скучает по Дай. Слезы капают из его глаз, он чувствует, как его губы подрагивают. Его тело сворачивается в клубок, и он обнимает колени. Он так сильно по ней скучает. Все, чего он сейчас хочет, — это ее объятий, ее мягких рук в его волосах и ее успокаивающего голоса. Ее юмор. Ее улыбка. Изуку задыхается, позволяя слезам упасть на плитку. Когда она была с ним, все казалось таким… единым. Она научила его тому, что он знает сегодня. Она утешала его в трудные времена. Когда его мама не могла помочь. Она сохраняла его рассудок. А теперь, когда ее нет… Он сопит, крепко зажмурив глаза. Он едва держится. Шаги эхом разносятся по коридору. — Изуку… — Голос его мамы. Он вздрагивает, крепче обнимая колени, чтобы пустой желудок снова стал полным. Чтобы скрыть боль в груди. Он слышит, как она шевелится, садясь рядом с ним на землю. — Малыш… — Рука гладит его по волосам — пальцы перебирают каждую прядь. Затем две руки хватают его за верхнюю часть тела, поднимают вверх и кладут на колени мамы. Он вдыхает, захлебываясь слюной и слезами. — Ш-ш-ш, все хорошо… — шепчет она. — Все хорошо, малыш. Он снова задыхается, кашляя. Он чувствует, как слезы текут быстрее, а нос заложен. Он поворачивается и прижимается к маминому торсу, крепко обнимая ее. — Все хорошо… Он всхлипывает. Он всхлипывает, зарываясь лицом в ее мягкий свитер. Он едва держится… И завтра может наступить день, когда он наконец сломается.

***

Изуку почти не занимался вчера вечером. Он не мог сосредоточиться. Он не мог заснуть. Он не мог ничего делать, кроме как часами сидеть на подоконнике и смотреть на качающиеся деревья и загрязненное звездное небо, пока не высохнут глаза. — Время вышло. Изуку вздохнул, потирая лоб и откладывая карандаш. Голова раскалывается. Письменная часть была тяжелой. Очень тяжело, но он даже не расстроился. Есть вещи гораздо хуже, о которых стоит беспокоиться. — Поздравляю вас с окончанием письменных экзаменов, класс, — бесстрастно говорит Ластик. Класс облегченно вздыхает. — Но, к сожалению, финальные экзамены еще не закончены. Класс стонет. Изуку поднимает глаза. Ластик закатывает глаза и берет в руки кипу бумаг, лежащую перед ним. — Практическое занятие состоится после обеда, я не могу разглашать информацию о том, что это будет, но подготовьтесь морально и физически к тому, что вам предстоит. — Он бросает короткий взгляд на Изуку. — Теперь вы можете быть свободны. Перед уходом сдайте мне свои бумаги. — Спасибо, сенсей, — щебечут ученики, собирая свои вещи. Изуку слышит, как некоторые ученики бормочут и перешептываются между собой, запихивая карандаши в рюкзак. — Я так взволнована, кажется, я действительно хорошо сдала экзамены! — с улыбкой говорит Урарака. — Я тоже! Теперь нам нужно беспокоиться только о практике, — с таким же энтузиазмом говорит Яойорозу. — Как будто это будет трудно, mon ami, — говорит Аояма с наглой ухмылкой. — Будет почти стыдно, если мы потерпим неудачу в подобном деле. Изуку прикусывает язык. Лучше бы класс был готов к грубому пробуждению… потому что он точно не был готов. Он и сейчас не готов. Ни капельки. Изуку вздыхает, берет свой рюкзак и перекидывает его через плечо. Его желудок все еще пуст после прошлой ночи. Он не мог есть завтрак — от одного взгляда на него хотелось выть. И есть небольшой шанс, что он пообедает. Маловероятно, что он вообще сможет смотреть на еду. Или на людей. Он истощен. Настолько истощен, что знает: скоро наступит психический срыв. Будь то гнев или отчаяние, он сломается пополам. И все, что для этого нужно, — всего лишь немного… приоткрыть шлюз.

***

Шота не может этого сделать. Да и вообще, когда это бывает? Сказать, что он в стрессе, значит преуменьшить. С тех пор, как появился Хосу, ситуация стала хуже, чем та, которую он считает плохой на высшем уровне. Это было ужасно. Как эпическое завершение семестра, директор хочет отправить парня на смерть, а его самого — на потеху всему классу. Страшно подумать, что это может стать для него концом. Нет никаких сомнений в том, что парень потеряет самообладание, потеряет хватку. Он держится на волоске. Вот почему нет смысла. Парень должен сделать то, что заслуживает этот герой. Ад на земле. Если после всего этого его разоблачат, то лучше бы это было за то, что он выбил все дерьмо из Всемогущего. Если случится что-то плохое, он будет уверен, что мальчишка немедленно уберется прочь. Он со вздохом прочищает горло и складывает стопку бумаг на столе. За дверью класса раздается слабый стук. Он оборачивается. — Есть минутка? — Директор стоит на пороге. На его лице появляется маленькая дьявольская улыбка. А когда эта мышь так улыбается, ничего хорошего не предвидится.

***

Изуку попытался изобразить удивление, когда объявили, что они с Бакуго против Всемогущего. Он действительно пытался. Но ничего не вышло. Его удивленное лицо, по крайней мере, по словам Урараки, очень похоже на отвращение и депрессию. У всего класса был такой вид, будто его тошнит. Когда директор объявил об этом, Каминари закричал. Громко. Это сильный сюрприз, правда. Если бы Ластик не сказал ему заранее, его бы вырвало, как вчера вечером. Без вопросов. — Ты нервничаешь перед раундом? — бормочет Урарака. Часть класса находится в мониторной комнате, наблюдая за раундом. Но Изуку и большинство ждут в комнатах ожидания, мысленно готовясь к тому, что их время настанет. Сейчас Киришима и Сато против Цементоса. — Мммм, нет, вовсе нет, — говорит Изуку с вынужденным саркастическим тоном. — С чего ты взяла? Он царапается о подлокотник кресла, чувствуя, как гудит каждая клеточка его тела. Голова пульсирует. Он сглатывает. — Не знаю, ты выглядишь напряженным — более напряженной, чем обычно. — Она пожимает плечами, сохраняя прежний тон. — Не говоря уже о том, что ты противостоишь Всемогущему. Из-за этого моя нервозность выглядит ненужной. Изуку заставляет себя улыбнуться. — Да… — О да, — раздается чей-то голос сзади. Изуку поворачивает голову вполоборота. — У тебя что, зуб на Всемогущего, что ли? — говорит Серо, наклоняясь вперед в своем кресле. — Ты всегда выглядишь очень раздраженным, когда находишься рядом с ним, особенно в тот раз. Изуку старается не выдохнуть агрессивно. Или разрыдаться. — Личные причины, — говорит он с той же маленькой улыбкой, но коротко. — Личные причины? — добавляет Яойорозу. — Да, что? — с усмешкой спрашивает Серо. — Что за личные причины заставляют тебя чуть не откусить ему голову? Изуку чувствует, как внутри нарастают обострение и боль. Он отталкивает зверя — слезы — и снова сглатывает. Он слабо смеется, потирая затылок. — Я действительно не хочу об этом говорить. — Он чувствует, как внутри его мозга нарастает рычание. Ощущение, что в груди закипает котел с водой. Тесно. Душно. Горячо. Каминари наклоняется вперед в своем кресле. — Давай, парень, ты должен рассказать. Чувак должен был сделать что-то плохое, чтобы ты набросился на его задницу. Изуку сжимает руку на подлокотнике своего кресла. Ногти скрипят о пластик. Он прикусил внутреннюю сторону щеки. — Эй! — огрызается Бакуго с другого конца комнаты. — Брось это. — Боже… я больше не могу ни о чем здесь спрашивать… — пробормотал Каминари, откинувшись на спинку кресла. Изуку отпускает рычаг кресла, немного расслабляясь. Бакуго и впрямь прикроет его на этой неделе. — Нет, не думаю, что нам стоит это бросать, — говорит Минета. Изуку сжимает челюсть, чувствуя, как скрежещут его зубы. — Если он так враждебно относится к герою номер один, то я не хочу думать о том, что он сделает со мной, если я окажусь на его плохой стороне. — Чувак… не круто, — мягко сказала Джиро. — Хватит, — рычит Бакуго. — А ведь он отчасти прав… — говорит Серо. — Я люблю тебя, чувак, но ты чертовски страшен. Мне сейчас почти жалко Всемогущего. Да и вообще любого, кому придется столкнуться с тобой, пока ты в ярости. — Серо! Не хорошо! — кричит Урарака. Внутри что-то трещит. Такое ощущение, что клетка внутри его мозга, удерживающая его зверя, наконец-то начала ржаветь. Его глаз дергается. Оба глаза наполняются слезами. Его рука крепко сжимает стул. Оно скрипит. Оно трещит. Мина насмехается. — Парни буквально заткнулись. — Я имею в виду… — тихо говорит Хагакурэ. — Серо прав, Мидория, ты хороший парень и все такое, но ты заставляешь меня нервничать, когда становишься таким агрессивным. Изуку чувствует, как у него звенит в ушах. Он сжимается сильнее. — Да… — Прости, Мидория, это грубо, но это правда… есть смысл нервничать. — Да, чувак, я слышал, как ты рычишь, и чуть не описался. Некоторые из класса захихикали. — Заткнись!!! Звон прекращается. Жужжание внутри него прекращается. Бакуго открывает рот, но его прерывает Изуку, внезапно издав глубокий смешок. Класс замирает. Изуку не знает, откуда он взялся. Это просто вырвалось наружу. Откинувшись на стуле, он откидывает голову назад и гогочет. Живот болит, голова кружится — он смеется. Он смеется, черт возьми. Слезы хаотично льются из его глаз, неожиданно и нервно. Он чувствует, как Урарака сдвигается на своем месте рядом с ним. — Эм… Мидория? — пробормотала она. — Ты в порядке? Нет. Действительно нет. Его прощупали. И в конце концов разбили вдребезги, как осколок фарфора. О, как поменялись роли. Монстр стал хозяином. Потерялся в переводе — теперь не Церберу говорят плохо в лицо. А о нем. Как блядски комично. Изуку вздыхает, продолжая смеяться. — О, да ты ни о чем не догадываешься, да? — Он смотрит на Минету и Серо. Он наклоняется вперед, закрывая рот, так что его смех превращается в жужжание. Его глаза влажные. Он чувствует, как его глаза становятся зелеными, но не борется с этим. Он чувствует, как все напрягаются. — Ты и вправду невежа.

***

— Деку… — бормочет Бакуго, когда они проходят через ворота. — Ты не сможешь справиться с этим… — Он качает головой. — Черт, да ты сейчас ни с чем не можешь справиться. Оставшееся время в ожидании своей очереди он провел, выйдя из комнаты ожидания и вышагивая по коридору. Дышал, пытаясь сохранить хотя бы полуровное положение. Он вышагивал. И он вышагивал. И вышагивал. В его мозгу столкнулись две эмоции. Он в ярости, и ему хочется разрыдаться. Все рушится на него разом, и единственная эмоция, которая, кажется, может сейчас вырваться наружу, — это слепое безумие. Он устал. Он расстроен. И с него хватит. С ним все кончено. Он и Бакуго уходят последними. Все прошли, кроме двух групп. Теперь остались только они. Любители грандиозного финала. Он сжимает кулак, вставляя наушник. — Деку, — говорит Бакуго, хватая его за запястье. — Ради всего святого, сделай вдох. Изуку останавливается, вырывая руку из хватки Бакуго. — Бакуго, — подчеркивает он. — Мне нужно, чтобы ты ушел. Он готов взорваться. Блондин выглядит одновременно оскорбленным и растерянным. — Ни хрена подобного. — Бакуго огрызается. — Я не оставлю твою неуравновешенную задницу прямо сейчас… Изуку вдыхает, чувствуя, как дрожат его пальцы. — Я не шучу. — Он поднимает руки вверх и проводит ими по волосам, хватаясь за них, когда добирается до макушки. — Бакуго, я вот-вот сорвусь, и я не могу допустить, чтобы ты был здесь, когда это случится, — говорит он, едва не плача. — Я не знаю, хватит ли у меня сил, чтобы выкарабкаться, если я сорвусь. — Его рука опускается на волосы. — С меня хватит. — Нет, нет, блядь, не хватит, — Бакуго показывает на него пальцем. — Деку, я тебя не брошу. Изуку испускает маленький, полный боли стон. — Пожалуйста, — умоляет он. — Я сейчас просто сломаюсь. Вдобавок ко всему, класс относится ко мне так же, как и к Церберу, а теперь я должен держать все в узде, встречаясь с тем самым человеком, который натянул на меня намордник. — Деку… — Пожалуйста! — кричит Изуку, голос трещит. — Пожалуйста, просто уйди! — Он чувствует, как падает слеза. — Я умираю. Я блядски умираю… Я достиг предела, и я в ужасе. У меня не осталось контроля, и я умираю. Бакуго в ужасе смотрит на него. Потрясен. — Я дам Всемогущему то, что он заслуживает, я сделаю это, — задыхается он. — Но в процессе я могу не оправиться от ярости и боли. Возможно, я не смогу выйти из припадка. — Деку. Изуку игнорирует его. Он потерял рассудок, и его уже не найти. — Он получит ад. Каждый кусочек эмоционального ада, который я испытываю сейчас, и если ты попадешь в него, я никогда не прощу себя. Я не могу. Он чувствует, как его ногти становятся когтями, а глаза смещаются вместе с клыками, точащимися во рту. Его эмоции пульсируют и бьются, как растущий синяк. — …Просто отпусти меня. Подул ветер. На несколько секунд становится некомфортно тихо. Бакуго на мгновение смотрит на Изуку. Он сжимает кулак. — Деку… Я не знаю, что за самоотверженную чушь ты несешь… но этого, блядь, не будет. — Голос у него низкий. «Ты не оттолкнешь меня прямо сейчас. Мне все равно, если ты потеряешь голову. Ты имеешь полное право, блядь, потерять его. Но ты сделаешь это со мной, черт возьми, рядом, нравится тебе это или нет. — Ба… — Нет, — останавливает его Бакуго. — Нет, — выдохнул он, протирая глаза одной из перчаток. — Деку, мы в этом чертовом дерьме вместе. Это окончательно. Это было окончательно со времен USJ. — Он делает секундную паузу, положив руку на грудь. — Если ты нагрубишь мне, мне все равно. Ты заслуживаешь момента, когда сможешь выпустить все свои чувства, которые хранятся внутри. Выпустить их наружу. Выпусти все на этом куске дерьма. Изуку смотрит на Бакуго, затем опускает взгляд и выдыхает долгий, глубокий вздох. — Ты сумасшедший… — Он опускает взгляд на свою дрожащую руку — когти становятся все больше с каждой секундой. Он сжимает кулак. — Но, наверное, мы все такие. Изуку быстро отращивает пальцы до когтей, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в кожу. — А разве нет?

***

Тошинори осторожно идет по улице. Глаза сканируют любые укромные места, слепые зоны. Он слушает тихий воздух, шелест листьев, гудение электричества от фонарей и огней зданий. Он чувствует, как гири на руках давят на него, сжимая запястья. Он хотел начать с того, чтобы пустить по улицам волну сжатого воздуха, создав угрозу. Но Мидория… Любой его поступок может спровоцировать мальчика на то, чтобы вцепиться ему в горло. Он не хочет быть с ним слишком наглым, даже если это звучит неправильно. Этот парень — бомба, которая вот-вот взорвется. А Тошинори — огонь, который поджигает фитиль. Он до сих пор не знает, что задумал директор — что он должен узнать об этом ученике. Почему он должен узнать об этом ученике. Он не понимает. Он пытался понять. Что-то шевелится. Он вздрагивает и смотрит по сторонам. По позвоночнику Тошинори пробегает чувство ужаса. Он сглатывает. — Молодой человек, я понимаю, что вы расстроены из-за меня и сложившейся ситуации, но мы можем разобраться с этим спокойно и по-зрелому… — Я не думаю, что ты способен быть спокойным и зрелым… То же самое чувство возвращается, заставляя его обернуться. Изумрудные глаза и когти как ножи — Мидория Изуку стоит с аурой, которая кажется неправильной. Неправильной. — Мидория… — протягивает он руки. — Поверь мне, я не хотел этого. Мидория закрывает глаза, выдыхая. — Я буду честен, Всемогущий… — он открывает глаза, двигая руками по ходу разговора. Медленно. Устало. — Мне все равно, чего ты хочешь. — Он пожимает плечами. — А мне нет. Тошинори чувствует то неправильное чувство, которое было раньше. Словно рой разъяренных пчел, аура вокруг парня, стоящего перед ним, клубится и пульсирует. Мидория откидывает голову в сторону, его руки дрожат. В его горле раздается низкий рык. — Если не хочешь, чтобы твою задницу прибили к стене, советую тебе уйти, — раздается сзади голос Бакуго. Тошинори поворачивает голову, продолжая стоять на ногах. Блондин за его спиной стоит с суженными глазами и поджатыми губами. Он качает головой. — Боюсь, я не могу этого сделать, Бакуго. Но у меня нет выбора. Раздается тихое фырканье, а затем низкий, прерывистый смешок. Тошинори поворачивает голову назад. Грудь Мидории вздрагивает, а на губах расплывается тревожная улыбка. Наклонившись вперед, он кладет руку на лоб, а другую — на грудь. Его горло хрипит. Он вдыхает. — У тебя всегда есть выбор, герой.

***

Это либо закончится катастрофой, либо… нет, да, это закончится катастрофой. Шота всеми силами старается не бежать туда сейчас и не отменить все. Но то, что сказал ему директор… Он останавливает себя не просто так. Это… — Айзава-сэнсэй… что-то не так, — раздается голос Яойорозу сзади. Весь класс хотел прийти и посмотреть на этот раунд. Конечно, они так и сделали. Экраны освещены всеми видами городской арены. И единственное, на чем все сосредоточились, — это на том, что Всемогущий находится в полном замешательстве. Ужас, который Мидория излучает из своего тела. Тот факт, что Шота может сказать, что Мидория близок к срыву, не означает ничего хорошего. Дергающиеся руки, усталые глаза. Он выглядит бледным и больным. Он сломается. Он уже ломается. И Шота ненавидит говорить, что знает, что ничем не может помочь. Но он может. Он может оторвать этого ребенка в одну секунду и увести его подальше от этого. Но он не должен этого делать. Он просто должен отпустить ребенка. Позволить ему выплеснуть накопившиеся в нем внутреннее смятение и ярость. Пусть он отдаст то, что ему было дано. Потому что, ей-богу, он заслуживает гнева. — Почему Всемогущий так себя ведет? — Это будет катастрофа. — Боже, Мидория сейчас выглядит психом… вы видите его глаза? — Всем тихо, — говорит Шота, оглядываясь назад. Тодороки, Киришима и Иида смотрят на него, заметно нервничая. — Вы все должны быть внимательны… очень внимательны.

***

Что-то в этом до тошноты знакомое. — Что тебе от меня нужно, малыш? Что я такого сделал, что ты так расстроился? Тошинори понимает, что дело идет к эскалации — он чувствует это по напряженной атмосфере. Напряжение. — Боже, какой же ты тупой, — фыркает Бакуго из-за его спины. Тошинори наклоняет голову вперед и смотрит на Мидорию. — Ответь мне на вопрос, Всемогущий, — бормочет Мидория. Голова опущена, глаза подняты. Он сверкает глазами. Тошинори нервно сжимает и разжимает кулаки. — В чем разница между героем, мстителем и злодеем? Вопрос из прошлого… — Малыш, я… — Еще раз, — говорит Мидория громче. Он шипит, позволяя своим рукам и ногам вырасти. — В чем разница между героем, мстителем и злодеем? Что-то не так. Чертовски неправильно. Тошинори чувствует, как учащается его сердцебиение. Он чувствует, как на лбу выступает пот. Холодный пот и ощущение полной растерянности. Испуганной растерянности. — Я… я не… Мидория зарычал. — В чем разница между героем, мстителем и злодеем? — Сзади мелькает хвост, а когти на лапах с визгом впиваются в землю. — Отвечай на вопрос! рявкает он, выплевывая изо рта то, что не является слюной. Она зеленая. Зеленый. Он делает шаг назад. — М-мидория, я не могу ответить на такой вопрос сразу… Тело Мидории замирает. Он наклоняется вперед и рычит, откидывая голову в сторону. На его голове появляются заостренные уши, а руки становятся все больше и больше вместе с нижней частью тела. Тошинори делает еще один шаг назад. — Зачем тебе это знать? Губы Мидории кривятся, обнажая острые клыки. — Почему… Глаза Мидории стекленеют и становятся изумрудно-зелеными, а из них вытекает еще более яркая зеленая жидкость. Горячая. Обжигающая. Если бы у Тошинори был желудок, он бы сейчас перевернулся вверх дном. — Какая, блядь, разница между героем, мстителем и злодеем?» - снова спрашивает он. Искаженный. — Да ладно, Всемогущий, я знаю, что ты знаешь. Он снова отступает назад, но Бакуго останавливает его, надавив рукой в перчатке на спину. — Отвечай на этот чертов вопрос, — огрызается Бакуго. Тошинори сглатывает. Он глотает так густо, что адамово яблоко жжет. — Герой… Мидория рычит, вставая на четвереньки. Он трясет головой. Его руки дрожат. — Герой ставит нужды людей на первое место. Изо рта Мидории раздается булькающее шипение. Зеленая жидкость просачивается сквозь щели в его зубах и капает на землю. Она шипит. — Герой готов рисковать своей жизнью ради своего народа. Лицо Мидории начинает меняться. Удлиняется, превращаясь в длинное острое рыло. — Мститель… — вдыхает он, чувствуя, как сжимается грудь и дрожат ноги. — Мстители берут преступление в свои руки… работают против закона. Они ничем не лучше злодеев. Мидория сгорбил спину. Позвоночники и кости трещат и выпирают из кожи на его спине. Они искривлены и изуродованы. Один сломан — переломился пополам. — И злодей… Мидория вдыхает, выплескивая горячую зеленую жидкость на улицу. — Скажи это. От его тона у Тошинори дрогнул позвоночник. Хриплость и глубина голоса отвратительны. Знакомый. Он чувствует жгучий яд, исходящий от его губ. Чувство ужаса. — Злодей — это истинное определение ненависти и страха. Злодей — полная противоположность герою: он не обращает внимания ни на что, кроме своих собственных желаний и стремлений. Он задерживает дыхание. — Злодей в этом мире — чудовище. Мидория испускает внезапный прерывистый смех. Его ноги растут, а тело меняется. Заостренные черные уши, мокрый нос, капающая неоновая пасть. Лицо дьявольской гончей растет и изменяется до ужаса, пока она говорит. Дыхание глубокое. Тяжелое. Его тело огромно и гротескно. Мохнатое и непропорциональное, кости на нем пульсируют и смещаются вместе с подвижными конечностями. Он знает это тело. Ему знаком этот голос. Его тело словно онемело. Он задерживает дыхание, словно находится под водой, продолжая выдерживать испепеляющий взгляд Мидории. — Неужели? — Он бормочет, склонив голову набок. Продолжая расти, он делает шаг вперед. — Итак… где я нахожусь? Такое ощущение, что его только что ударили ножом. — Прекрати… — шепчет Тошинори. — Ты… Мидория возвышается над Тошинори, как властная тень. Зубы оскалены, глаза сужены до щелей. Шум, который раздается в его груди, похож на звук старого автомобильного двигателя, который ломается и глохнет. Ужасно и больно. — Скажи это. — Мидория шипит. Кислота вытекает из его рта и пачкает землю. Тошинори не может ответить. Мидория выпячивает грудь, разрывая шипы на спине и хвосте. — Скажи это. Тошинори снова делает шаг назад, но на этот раз вместо руки в перчатке его останавливает нога, бьющая по колену. Он падает на землю. Мидория прыгает вперед, приземляясь прямо на Тошинори. Лапы по обе стороны от головы, мокрая слюнявая пасть прямо над лицом. Его клыки настолько велики, что могут пробить череп любого человека одним укусом. Разорвать туловище, как спелый фрукт. Он щелкает зубами, прежде чем низкое урчание проникает в его горло. Он обнажает зубы. — СКАЖИ, КТО Я! — Мидория пронзительно ревёт, брызгая зеленым из глаз и рта. Тошинори вздрагивает, когда капли попадают ему на лицо и обжигают. Тошинори слышит и чувствует шипение на своей коже, и все, что он может делать, — это смотреть в разбитые глаза своего ученика. Монстра, известного как Цербер. — ГОВОРИ!!!

***

Шота наблюдал тот самый момент, когда лицо каждого ученика в классе стало белым. В тот самый момент, когда все рты захлопнулись. Каждая конечность осталась неподвижной. Каминари нарушает невыносимую тишину нервным хихиканьем. — Ты ведь шутишь, да? Это шутка. — Мидория… — Урарака шепчет, прикрывая рот рукой, словно ее сейчас вырвет. На лицах большинства из них написано сожаление, смесь ужаса и печали. Неверие. Серо шевелится, закрывая голову руками. — О Боже! — Кажется, меня сейчас стошнит. — Аояма прикрывает рот. Он выглядит зеленым. — Нет, нет, нет, нет, — говорит Минета громче, чем весь класс. — Боже, теперь все понятно. — Что имеет смысл, Минета? — говорит Мина, делая ударение на словах. Кажется, она вот-вот расплачется. Он насмехается, с недоверием указывая на экраны над головой. — Этот парень вообще никогда не вел себя как герой. — Эй! — кричат Киришима и Иида. Тодороки выглядит так, будто он сейчас покраснеет. Шота тоже доходит до этого. — Чувак… — говорит Оджиро, чувствуя себя неловко. — Думаешь, он хотел этого, Минета? — Киришима хмурится, указывая на более низкого ученика. — Он убил кого-то, Киришима! Некоторые из класса опускают глаза от стыда, словно подумали о том же. Киришима опускает брови вниз. — Ты ничего не знаешь! — О, так ты защищаешь его?! Ты защищаешь парня, который собирается откусить Всемогущему голову?! — Он показывает на экран, где Мидория прижимает героя. Он кричит ему в лицо. Шота сжимает кулак. — Минета. — Сенсей. — говорит Яойорозу. — Ты знал? — Конечно, он знал! — кричит Минета. — Неудивительно, что этот урод попал в эту школу, другого выхода нет. — Господи, чувак! — кричит Джиро. У Ииды дергается глаз. Заметно. — Скажи это еще раз. Я осмелюсь. — Да, скажи это еще раз, Минета, — присоединяется новый голос. Шота бросает взгляд на дверной проем. — Говори, что у тебя на уме. Класс поворачивает головы. Они смотрят вниз. — Что вы хотите сказать о своем однокласснике? А? Директор пробирается через класс и выходит вперед вместе с Шотой. Он спокоен. Спокоен. Улыбается. Минета молчит. — Директор Нэдзу… спрашивает Каминари, занимая место Минеты. — Что… почему? Он хмыкает, останавливается у ног Шоты и поворачивается. — Жаль, что вы все узнали об этом таким образом, но это было уместно. — Уместным? — повторил Каминари. — Мидория, который, судя по всему, является чертовым Цербером, собирается убить Всемогущего, а ты заставляешь нас наблюдать за этим. — Да ладно, чувак… ты серьезно думаешь, что Мидория способен на такое? — пробормотал Сато. — Это Всемогущий… Каминари яростно показывает на экран. — Всемогущий лежит на земле. Неужели никого больше не волнует тот факт, что Всемогущий настолько замерз от страха, что не может даже пошевелиться? Не забывайте, блядь, про USJ, мы все видели, как Всемогущему надрали задницу. Класс снова затихает. — Директор Недзу… — он смотрит на Недзу с замешательством в глазах. — Он… боже, как больно говорить… Он разыскиваемый убийца, а вы позволяете ему находиться в этой школе. Вы позволяете ему находиться в одной комнате с нами. — Он запустил руки в волосы, охваченный паникой. — Тренироваться с нами. Знай нас. Недзу молчит, сохраняя самодовольную улыбку на лице. — Тот, кого все знают как монстра Сатаны, — наш одноклассник. — Каминари, хватит, — огрызается Шота. Нэдзу поднимает лапу, заставляя всех замолчать. — Я понимаю. Твое недовольство обоснованно, Каминари, — спокойно говорит он. — Но, боюсь, твои суждения — все твои суждения — основаны на том, что СМИ хотят, чтобы ты увидел в мальчике. — Он опускает лапу, сжимая ее другой перед собой. — А вы вообще задумывались о том, через что именно проходит Мидория? Рот Каминари захлопывается. Он сглатывает и смотрит в сторону. Нэдзу разжимает лапы, одной из них роется в кармане брюк. Он достает флешку. — Как думаешь, насколько легко ему жить? — Его глаза коротко скользят по студентам с мутантскими причудами, получая в ответ виноватые взгляды. Недзу разворачивается и встает на цыпочки, вставляя флешку в один из портов клавиатуры. На главном экране, закрывающем канал видеонаблюдения, как вирус, всплывают файлы, скриншоты, фотографии и видео. Фотографии Мидории, убегающего от героев, полиции — страх в его глазах. Фотографии Мидории, плачущего кислотой и слезами, когда Всемогущий прижимает его к себе. Видео, на котором толпы людей забрасывают его едой, мусором и камнями за то, что он помог вытащить ребенка из последствий автокатастрофы. В статьях его называют монстром. Уродом. Демоном. Того, кто никогда не будет считаться героем, сколько бы общественных дел он ни совершил. Последнее, что всплывает с задержкой, — это трясущееся видео, которое, очевидно, снял кто-то из толпы. Мидория стоит в центре полицейского круга годичной давности. Кровь на лице и слезы, он умоляет героев остановиться. Он умоляет. Шота вынужден отвести взгляд. Ему приходится отвести взгляд, когда в его плечо стреляют из пистолета. Он чувствует, как некоторые из класса вздрагивают, когда выстрелы разрывают динамики. — Посмотрите на них. Посмотрите на них. Наблюдайте за ними. Поймите их. — Недзу щелкает по главному каналу, полностью отображая текущий бой. — Поймите, что Мидория хочет и должен быть зол. Его разочарование и усталость. На экране появляется изображение Мидории и Всемогущего. — Он ненавидит это больше, чем кто-либо другой, — говорит Недзу, указывая на слезы и кислоту, льющиеся из глаз Мидории. — Пусть он покажет герою номер один… пусть он покажет тебе. Пусть он научит тебя. Нэдзу пожимает плечами. — Монстрами не рождаются. На заднем плане звучит видео, на котором Мидория воет в ночи. Глубокий. Громкий. Болезненный. — Их создает общество.

***

Грудь Тошинори медленно поднимается и опускается. Осторожно. Сердце колотится в грудной клетке, практически разрывая кости, и пульсирует во всем теле с ног до головы, пока Мидория кричит. Он чувствует и ощущает дыхание волка, лежащего на нем, — жгучий запах плоти и слюны. Мидория. Цербер. Глаза его ученика смотрят на него. Глаза убийцы смотрят на него с неузнаваемыми эмоциями. Все связано. Все имеет смысл. Он сглатывает. Агрессия, отношение к нему, опыт и безумные боевые таланты… Все… Его мысли отдаются эхом. Тошинори сейчас в ужасе, если не сказать в сильном замешательстве. Все происходящее не имеет смысла. Перед ним монстр под кроватью Японии, и ничто не могло подготовить его к тому, что он видит сейчас. Оказывается, Тошинори нужно лучше присматриваться к своим преемникам. О том, что он попросил его стать следующим символом мира, теперь тошно думать… Он замолкает. Тошинори делает глубокий, долгий вдох. Сейчас это не имеет значения. Сейчас ничто не имеет значения. Независимо от того, как складывается его ситуация, Мидория опасен для всех, кто его окружает. Его ученики, школа. Учителя. Тошинори сосредотачивается. Он очищает свой разум и дышит. Он избавляется от чувства ужаса и страха. Он не обращает внимания на капающие с губ капли крови и убийственные клыки в дюйме от его горла. Он сжимает кулаки и дышит на твердый асфальт. Все, что Тошинори делал, он делал ради судьбы своей страны, ради защиты своих учеников и жителей каждого города. Независимо от угрозы. В данном случае этой угрозой является Мидория. Его гнев и агрессия полностью выплеснулись наружу. Неконтролируемы. И Тошинори не хочет ждать, когда он ополчится на своих одноклассников. Он не хочет пускать все на самотек, позволять ему и дальше сеять хаос в городе и среди детективов. Он должен накрыть горшок крышкой, пока тот не сгорел. Он разжимает кулаки, позволяя им расслабиться. Парень уже достаточно нагрубил полиции. Он достаточно долго пугал общественность и его учеников. Он слишком долго представлял собой угрозу. По какой-то причине директор хотел, чтобы он знал эту информацию… по какой-то причине он держал парня в школе. Все это не имеет значения. Ничего. Теперь, когда истинная правда раскрыта, он собирается покончить с этим. Раз и навсегда. Тошинори сжимает один из кулаков и медленно отводит руку назад. — Ты злодей, парень. Что бы ты ни говорил. Он наносит удар.

***

Изуку едва увернулся от кулака, летящего ему в лицо. Едва. Кулак задел скулу, он вскрикнул и шарахнулся назад — бешено вращаясь и отшатываясь назад. Он не просто так, черт возьми, сделал это… — ДЕКУ! - кричит Бакуго из-за спины Всемогущего. Всемогущий отводит руку назад, прикрывая блондина. — Отойди, Бакуго. Я не могу допустить, чтобы ты попал в это. Изуку переставляет свое тело и пригибается к земле, прижав уши и сгорбив спину. Все волосы на его шее и спине встали дыбом, каждый волосок его тела гудит от ярости. В том месте, где его задели, на щеке появилась маленькая струйка тепла. Он чувствует запах крови. — Убери от меня свою гребаную руку! Если ты хоть пальцем к нему прикоснешься, я тебя убью, — огрызается Бакуго. Раньше Изуку просто чувствовал себя подавленным. Тело переполняло множество эмоций, и все, о чем он мог думать, — это просто действовать, чтобы напугать героя. Кричать и вопить. Плакать. Но после того как этот чертов герой попытался ударить его по лицу. Он сразу же изменил свое мнение. Его нежность и боль превратились в кислую кашу. Прямо сейчас он собирается убить его на хрен. — Ты — гребаный шут, — негромко говорит он герою. — Я всего лишь ребенок, а ты… — он почти смеется. — Но тебе все равно. — Тебе никогда не было дела. Всемогущий опускает свое тело, показывая, что готов. Его брови сдвинуты вниз, а на лице нет улыбки. Нет страха. Нет абсолютно ничего. — Ты хотел знать разницу между героем, мстителем и злодеем, малыш. Бакуго смотрит на затылок Всемогущего. — Я тебе уже говорил, но скажу еще раз… Изуку прикусил язык. — Злодеи и мстители — это то, что не так с этим миром, а герои — это исправляющие. Балансиры. — Его кулаки крепко сжимаются. — Я — балансир. — Да ты просто урод, вот кто ты! — шипит Бакуго, толкая героя в спину. — К черту твои идеологии, ты чертов психопат… — Хватит, Бакуго, ты не можешь вечно защищать своего друга. — А ты не можешь продолжать мучить людей, похожих на злодеев! Он не сделал ничего плохого! — Скажи это тысячам травмированных граждан, молодой человек. Вы слишком молоды, чтобы понять. Бакуго выглядит изумленным. — Черт возьми, ты тупой. Ты действительно тупой. — Он яростно тычет пальцем в Изуку. — ОН ТОЖЕ СЛИШКОМ МОЛОД, ТЫ, ГРЕБАНЫЙ ПРИДУРОК! Изуку чувствует, как его глаза дергаются, губы кривятся. Зверь в его голове кричит, мечется и вопит. Он откидывает голову в сторону и слышит треск. — Ты смешной, Всемогущий. Всемогущий замирает, наблюдая, как у Изуку разжимается челюсть. Он издал булькающий звук, высунув язык, и наклонил голову. Он хихикает. — Никогда не думал, что герой может быть таким глупым. Всемогущий открывает рот. Он дрожит. Изуку чувствует, как кислота в его глазах спадает, а губы дрожат в безумной улыбке. Он глубоко вдыхает и смеется, когда кислород попадает в его легкие. — На самом деле разница между этими тремя не в том, что ты сказал. Он впивается ногтями в землю и взмахивает хвостом. Шипы трещат и дрожат от дуновения ветерка и его вибраций. — Злодеи и мстители рождаются благодаря героизму. Он сохраняет улыбку на лице и ехидно усмехается. — Это продукт тебя. — Не может быть настоящего злодея, пока герой не сломает общество, так ведь, Всемогущий! И, не предупредив, Изуку отталкивается и убегает.

***

Как только Всемогущий попытался нанести удар Мидории, Шота бросил все и побежал прямо к двери. Как только его рука ухватилась за дверь, он обернулся. — Похоже, твой план провалился, Недзу, — прорычал он. — Вот тут ты ошибаешься, Шота, — отвечает Незу. — Мой план все еще в силе. Он чувствует, как внутри что-то трещит. — Ты хочешь, чтобы ребенка убили? Твои объяснения казались разумными, это действительно так. Но сейчас это не имеет значения, потому что я не позволю этому человеку и пальцем его тронуть. — Просто подожди, — хмыкает Недзу. — Ты увидишь. Все будет так, как нужно. У Шоты нет на это времени. Запыхавшись, он распахивает дверь и бежит по коридору. Вскоре он слышит за собой шаги группы людей.

***

Изуку и Всемогущий сцепились. Лбы и груди практически соприкасаются, Изуку и Всемогущий синхронно рычат от жесткого контакта. Положив руки на плечи Изуку с каждой стороны, Всемогущий толкает Изуку в ответ. Ноги и лапы скользят, зубы скрежещут. Изуку кричит. Он пригибается, и Всемогущий летит вперед. Высунув рыло вперед, он подхватывает его и подбрасывает в воздух. Бакуго сразу же зажигает ладони, подбрасывая героя в воздух. — Ты, блядь, заплатишь, Всемогущий! — Он взмахивает рукой вперед, нанося удар по спине Всемогущего. Но это ему не совсем удается. — Ты ошибаешься, Бакуго! — Всемогущий переворачивается, хватая Бакуго за вытянутое запястье. — Это не я буду платить! — Он отбрасывает блондина с такой силой, что Изуку может поклясться, что видит, как его шея поворачивается назад. Изуку с открытым ртом наблюдает, как тот пролетает над ним. — Деку!!! — кричит Бакуго с воздуха. Черт… Изуку даже не колеблется. Выпустив из тела порцию энергии, он встает, как оборотень Юма, — высокий и долговязый. Он поворачивается, хватаясь за быстро приближающийся кулак. Используя силу, которую уже применял Всемогущий, он подает свое тело вперед, опрокидывая героя на землю. Из уст Всемогущего вырывается вопль. Цемент трескается и вдавливается под тяжеловесами, сотрясая землю под ними. Времени на празднование нет. Всемогущий мгновенно вскакивает на ноги и делает выпад в сторону Изуку. Изуку открывает рот, готовясь огрызнуться и укусить, но его останавливает мускулистая рука героя и захлопывает челюсть. Он едва не откусил себе язык. Он размахивает когтем в сторону своего лица, но его хватает другая рука героя. Зарычав, Изуку вскакивает и прижимает ноги к животу Всемогущего. Он отталкивается и разделяет их двоих с такой силой, что его шея сворачивается, а в глазах на мгновение вспыхивает свет. Всемогущий спотыкается, когда Изуку переворачивается на четвереньки и скользит по земле. Его ногти со скрипом ударяются о землю, оставляя белые следы. Он поднимает глаза, наблюдая, как Бакуго проплывает над ним в сторону героя. Всемогущий качает головой в стороны, откидывая плечи назад. Изуку оскалил зубы и сгорбил спину. Волосы встают дыбом, он разжимает челюсти и ревет так, будто все в его груди пытается вырваться наружу. Упираясь задними ногами в землю, он пускается в галоп. Всемогущий отталкивается, приближаясь быстрее. Изуку сужает глаза, прикидывая время движения. Прежде чем герой успевает подойти слишком близко, он подпрыгивает в воздух, ударяя когтями и лапами по плечам и верхней части спины Всемогущего. Поднявшись в воздух, Изуку протягивает когтистую руку вверх, хватаясь за перчатку Бакуго. С силой, на которую только был способен, Изуку крутанулся и бросил Бакуго вниз, к герою. Бакуго вскрикивает, и его ладони вспыхивают горячими искрами. Он отводит руку назад и с треском и гулом обрушивает обе ладони на затылок Всемогущего. Всемогущий кричит, тянется назад и хватает Бакуго за одно из запястий. Он снова отбрасывает его с дороги и поворачивается лицом к Изуку. На его лице убийственный оскал и оскаленные зубы. От его головы поднимается дым и пар, а кожа покрыта сажей, как краской. Изуку с шумом приземляется, копируя героя, обнажает зубы и сужает глаза. Облизывая зубы и пасть, он еще больше закладывает уши назад и пускает перья на спине и хвосте в дрожь. Он лает — из его пасти брызжет слюна и кислота — и снова бежит к герою. Всемогущий вытирает рот и делает то же самое, только быстрее, чем раньше. Он появляется над Изуку. Задыхаясь, Изуку не успевает пошевелиться, как костяшки пальцев врезаются ему в шею. Он слышит удар и падает, чувствуя трещину в позвонках. Резкая боль пронзает его тело, словно копье. Он вскрикивает, без промедления переворачивает свое тело и размахивает когтем. Когти врезаются в плоть и ткань — в ушах раздается звук разрыва и скрежета. Кровь брызжет на лицо Изуку, и Всемогущий вскрикивает, отпрыгивая назад и держась за мокрую, багровую от боли грудь. Изуку поднимается на трясущиеся ноги, чувствуя, как боль пронзает шею и спину, словно по позвоночнику провели раскаленным ножом. В горле появляется жжение и рвотные позывы, и он выкашливает сгусток кислоты на землю. Она горит и громко шипит, а он пыхтит и отдувается от нарастающей ярости. Всемогущий убирает руки с груди и вытирает пот со лба. Кровь размазывается по его лицу и смешивается с влагой. Изуку чувствует запах крови. Металлическую, прогорклую кровь. Запах горелого бетона и кожи. Пота и кислоты. Запах жгучей ненависти. Бакуго появляется рядом с Изуку, медленно втягивая воздух через нос. — Ты в порядке… Изуку рычит, выплевывая очередной сгусток кислоты на землю. — Я еще не закончил. Всемогущий слышит это и хмурится. Он улыбается, а затем снова взлетает — только на этот раз с еще большим остервенением. Изуку вдыхает. Он смотрит на размытое пятно, которое приближается все ближе и ближе. Он почти полностью теряет энергию в своем теле, оставляя только ноги и руки. Его позвоночник вскрикивает, и он чувствует, как его желудок вздрагивает — он сглатывает. Всемогущий отводит руку назад и наносит удар. Без колебаний, даже когда Изуку изменил форму. Изуку выдыхает. Отскочив в сторону, он поворачивает ноги и хватает Всемогущего за бицепс. Он видит, как глаза героя расширяются, когда он подбрасывает ноги вверх и замахивается ими на шею Всемогущего. Он вскрикивает, а затем раскручивает свое тело и со всей силы бросается вперед. Под действием силы тяжести и ускорения он и Всемогущий летят к земле. Перед ударом об асфальт, держа ноги на шее Всемогущего, он упирается руками в землю и делает кувырок вперед — Всемогущий с грохотом падает на соседнее здание. Окна разбиваются, бетон трескается. Герой с досадой хрюкает, выкарабкиваясь из кровавой бойни почти сразу после броска. Кровь на его груди теперь залила всю переднюю часть костюма — мокрая и липкая. Бакуго бросается к Изуку. — Пойми это! Пожалуйста! — Изуку разводит руки в стороны. Это бессмысленная борьба без конца. — Я не злодей, Всемогущий! — Он чувствует, как дрожат его пальцы, а дыхание становится неровным. — Я никогда не хотел причинить никому вреда. Я гребаная жертва, которую во всем обвиняют. — Твои действия говорят о другом! — Всемогущий огрызается, морщась и кладя руку на грудь. — Если ты не злодей, то кто же тогда я? — Гребаный шутник-герой! — Изуку плюется — в прямом смысле слова плюется. Он кладет руку на сердце. — Я думал, ты заботишься о своих гражданах! Мне было так страшно, и ты хочешь знать, что ты сделал? Всемогущий не отвечает. Изуку скрежещет зубами. — Вы ударили меня в челюсть и бросили в полицейский фургон. Ты набил мне морду и сломал кости. Ты заставил людей стрелять в меня, — процедил он, переводя дыхание. — Хотя ты знал, что я ребенок, ты даже не постеснялся перебить мне дыхательное горло гребаным поручнем! — Он хватается за шею, чувствуя, как напрягаются его голосовые связки. В его глазах стоят горячие слезы. — Я просил тебя остановиться. Я умолял вас остановиться! — Я пытаюсь обеспечить безопасность своей страны! — кричит Всемогущий в ответ. — Если люди боятся, я делаю все, что в моих силах, чтобы изменить это. — Мне пятнадцать ёбанных лет, Всемогущий! — Изуку закрывает голову руками и громко стонет. — Боже, как же ты меня бесишь! Боишься? Боишься? Ты когда-нибудь думал о том, боюсь ли я? Боятся ли люди по ту сторону вещей? — Ты сделал свой выбор, парень. — Осторожнее, старик, — рычит Бакуго. Изуку рычит. — О боже, твое отсутствие мозговых клеток опасно… Я не выбирал эту жизнь! Я не выбирал, чтобы меня боялись все люди на улицах! — От крика у него начинается головокружение. — Тогда тебе стоило подумать об этом, прежде чем хладнокровно убивать злодея. Прежде чем становиться угрозой для моих учеников и общественности. Ты втянул в свои проблемы друзей и учителей. — Всемогущий делает шаг вперед, подальше от обломков и битого стекла. — Иногда людям просто необходимо держать свои причуды при себе, и мне жаль, парень, но ты один из таких людей. Твоя жизнь была бы проще. Ты бы не столкнулся с этим, если бы просто держал себя в руках. — Ты сейчас серьезно? — вклинился Бакуго. — Ты сейчас, наверное, шутишь. — Изуку делает глубокий вдох. — О боже, у меня уходят все силы, чтобы не свернуть тебе шею. Он сходит с ума. Он теряет рассудок. — Просто сдайся сейчас, парень. Твоя жизнь станет легче, если ты просто прекратишь это. Говорит человек с тремя длинными ранами на груди… Изуку сжимает кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу на ладонях. Он скрежещет и скрежещет зубами, слушая, как хрустят его коренные зубы. — Ты чертов трус, — качает головой Бакуго, сжимая кулаки вместе с Изуку. — Неужели для тебя ничего не имеет значения, если это не входит в твои больные планы героя? Изуку выдыхает. Он тяжело выдыхает. — Знаешь что, я больше не пытаюсь. — Он пожимает плечами, позволяя своим рукам согнуться в острые когти. — С меня хватит. Всемогущий сужает глаза. — Я никогда не буду иметь для тебя значения, сколько бы я ни пытался объяснить, что я всего лишь чертов продукт упрямства общества, не желающего принимать правду». Бакуго смотрит на Изуку, рот его слегка приоткрыт. Он опускает взгляд, закрывая рот. Изуку выгибает губу вверх. — Продолжай мечтать, Всемогущий. Продолжай лгать себе. Он наклоняется вперед, упираясь руками в бетон. Он позволяет своему телу просто идти. Без ограничений. Никакого контроля. — Ты — настоящий злодей этой истории. Всемогущий без предупреждения бросается в спринтерский бег к Изуку. Бакуго прыгает перед Изуку, выпуская взрыв, прежде чем герой успевает вступить в контакт. Изуку хрипит, хватая Бакуго когтем. Он отбрасывает блондина с дороги и падает на землю. Всемогущий, не колеблясь, заходит снова. И еще раз. И снова. Изуку уклоняется, отмахивается и щелкает челюстью, посылая колючки. Бакуго швыряет взрывы направо и налево, помогая Изуку, где может. Когда может. Поле превращается в кровавую бойню. Кровь брызжет, кислота горит, взрывы загрязняют воздух. Кулак попадает в челюсть Изуку, свернув ему шею. Он рычит, взмахнув хвостом, и посылает перья прямо в героя. Он слышит крик, когда приземляется с заносом. Бетон и сыпучий гравий царапают его кожу и рвут лапы. Бакуго бросается к герою, но его отбрасывает в сторону. Изуку с трудом поднимается на ноги, чувствуя, как его челюсть двигается так, как не должна двигаться. Он отплевывается, выплевывая на землю смесь крови и кислоты. С тех пор как началась эта схватка, зверь внутри его головы завыл и закричал. Он чувствует его в груди и животе. Его мозг и сердце. Сквозь дым от новых взрывов Всемогущий проходит, слегка прихрамывая на левую ногу. Его кулаки сжаты, глаза светятся голубым светом, он весь в крови и перьях. Кислотные ожоги. Злость. Изуку рычит. Всемогущий поднимает упавший уличный знак, и его тяжелая часть с визгом и искрами падает на землю. Рычание в горле Изуку только усиливается. Он впивается ногтями в землю. Подхватив вывеску, как бейсбольную биту, Всемогущий переходит на спринтерский бег. Изуку щелкает зубами, затем разгибает лапы и бросается в атаку. Знак замахивается, и в этот момент Изуку готов схватить его и контратаковать. Ускользнуть с дороги и схватить его со спины. Удар по ногам… — Удар гаубицы!!! Изуку задыхается, когда его внезапно отталкивает взрывающееся пятно. Крутясь, острый край вздоха с грохотом врезается в здание рядом с ними. С диким воплем Бакуго приземляется перед Изуку и, размахнувшись, наносит удар кулаком в челюсть Всемогущего. — УМРИ!!! И тут Бакуго выпускает из тела блондина самый большой взрыв, который он когда-либо видел. Взрыв пронзает атмосферу и отдается в ушах Изуку. Земля сотрясается, и все вокруг пахнет жженым сахаром — нитроглицерином. Всемогущий отлетает назад, не готовый к той силе, которая только что исходила из ладоней Бакуго. Задыхаясь, Бакуго стоит перед Изуку с дрожащими руками. Хрипота в голосовых связках. Вены на плечах подергиваются. Он поворачивает голову, показывая дорожки пота на лбу и шее. Сухие губы и суженные красные глаза. — Тебе не позволено получать все удовольствие. Изуку почти смеется. Но… Он резко вдыхает, хватает Бакуго ртом и отбрасывает его с дороги. Кулак врезается в череп Изуку, и он кувыркается назад в путанице конечностей и позвоночника. Пока он катится, он слышит, как трещат и ломаются позвонки на его спине. — НЕТ! Он останавливается только тогда, когда его спина соприкасается с куском щебня. — ДЕКУ!!! Поднимает глаза — к его распростертому телу стремительно несется фигура. Поворачиваясь и уходя с дороги, кулак соприкасается с землей. Он трещит и ломается, как только что образовавшаяся паутина, и пыль летит Изуку в глаза и уши. — Н… — успевает сказать он, прежде чем кулак отрывается от земли и разворачивается, чтобы ударить снова. Все мелькает в его голове. Все происходит слишком быстро. Сердце колотится, мышцы болят, мозг бьется и бьется в черепе. Горло горит, легкие с трудом удерживают кислород. Все сталкивается внутри. Все… Все рушится. Зрение становится пятнистым, пенисто-белым. Изуку разжимает челюсти. И огрызается.

***

Из камеры капает и сочится чернота. Запах смерти и разложения проникает в коридор, как зараза. Бульканье. Рычание. Хлюпанье и треск. Прекрасное ощущение удушья и темноты. Мортифер подходит к решетке камеры и кончиками пальцев поглаживает металл прутьев. — Готов ли ты принести пользу, мой дорогой? В камере раздается стон, и пара красных глаз-бусинок медленно открывается. — Пора.

***

— Я знаю, Шота. Шота поднимает бровь, стоя напротив Недзу в классе. Он откладывает свои бумаги. — Знаете что, сэр? Незу выдыхает, расправляя складки на рубашке. — Я не слеп к тому, что происходит в моей стране. Я знаю больше, чем вы думаете. — Итак… — Шота старается не нервничать. Слышать такое было не совсем удобно. — Что ты пытаешься мне сказать? — Надеюсь, я не ошибаюсь… — медленно произносит Нэдзу. — Но некий… злодей вернулся из тени, если я не ошибаюсь? Сердце Шоты подскочило к горлу. Нет… он не может иметь в виду то же самое… — Простите? — говорит Шота, стараясь сохранять спокойствие. Улыбка Нэдзу становится мягкой. — Вы знакомы с латинским словом «приносящий смерть? На этот раз его сердце останавливается. Никакого движения. Никаких ударов. Оно останавливается. — Мортифер… — бормочет он, глядя вниз, а потом вверх. — Как ты… Незу смотрит на него. Осознает. — Спорим, ты догадаешься, что еще я знаю? Шота может догадаться. Он может. Он ненавидит, что может. Мидория. — Как давно вы знакомы? — Достаточно давно, — хмыкает Нэдзу. — Опять же, здесь нет ничего такого, чего бы я не знал. Я не дурак. Шота делает дрожащий вдох. — Если ты действительно знаешь то, что знаешь, зачем говорить мне об этом сейчас? Зачем держать все это в секрете? — У всех есть секреты, Шота, — улыбнулся Незу, пожимая плечами. — У одних больше, чем у других. Он наблюдает за тем, как директор поднимает руку к воротнику рубашки, оттягивая его. — Иногда я просто люблю, когда люди учатся нелегким путем. — Он тянет воротник вниз, обнажая ключицы и шею. Дыхание Шоты застревает в горле. — А иногда… На коже Нэдзу виднеется круглый шрам, поблекший и посеревший. — Это как раз то, что нужно людям, чтобы понять правду.